Улыбнись
Марина сидела в кресле и сочиняла забавные стишки для поздравлений.
Путь шёл по записной книжке: Андрей, Аня, Елена Сергеевна.
Некоторые имена пропускала — отношения закончились: Катя, Лисянский...
На Лисянском женщина остановилась.
Вспомнила, как год назад их познакомил художник на вернисаже.
Тогда Лисянский с молодым человеком усиленно рассматривали её, а не картины.
Вспомнила, как он цеплялся и оставил номер телефона «на всякий случай».
Марина не терпела бесцеремонности и "использовала" случай.
Она позвонила новому знакомому через неделю и сообщила, что хочет написать портрет. Но не его, а молодого человека, который был с ним на выставке. Дескать, у того — необыкновенные глаза.
Лисянский сделал паузу, но пообещал связаться.
Знакомый художник долго хохотал потом:«Зря знакомил! Запала ты на другого, Маринка!"
А Маринка не «запала» — просто ей был нужен мужской портрет к очередной выставке.
Кстати, парень позировал отменно. А Лисянский периодически звонил или присылал sms.
С этих-то sms всё и началось.
Они поразили Марину своей безупречной грамотностью да ещё — в стихах!
… И сейчас, на какой-то азартной волне, она полезла в старые "сообщения", где нашла записи от Лисянского:
— Ах, из алых роз букет!
И скорее на паркет —
Закружимся в вихре вальса!
Поздравляю! Ваш корнет.
Далее:
— В душе — порывистых приветов
Неисчислимое число.
Закончу труд, и, наконец-то,
Я постучу в твоё окно.
Ответ Марина запомнила навсегда — это были её первые рифмованные строки:
— Боюсь этаж высок для стука,
Но мне приятно всё равно.
Хоть стёкла мыть зимою мука —
До хрусталя натру окно.
Он:
— Ваш стих меня застал
Перед Венерой Тициана!
Теперь сомнений нет —
В мир волшебства мне дан билет
(Я у полотен Прадо)
Она:
— О, живопись — волшебный сон!
Рибере от меня поклон.
Так продолжалось около месяца.
Марину занимали строчки в рифму — Лисянский зацепил какую-то новую струну…
Ей было весело. Тем удивительные было прочесть:
— Холодный ум усердно гасит
Вдруг в сердце вспыхнувший пожар.
Прикован я. Ничто не скрасит
Судьбу. Прощай Жуана дар!
Женщина выяснять ничего не стала. Просто вежливо попрощалась.
Прошёл год...
О Лисянском Марина не вспоминала.
А вот, желание сочинять стихи не ослабевало, произведений уже набралось на маленький сборник.
«Ведь с Лисянского всё начиналось! Поблагодарить бы...»
И захотелось глупышке порадовать его поздравлением:
— Под Новый год перебирают чётки
Минувших дней.
Хоть Ваши очертания нечётки —
Тем веселей.
А праздник волшебства планету кружит,
И мой сюрприз:
Пусть Дедушка Мороз Вам верно служит
Весь год на «бис»!
Подписала сообщение, подумав, что вряд ли её вспомнит. Но к удивлению, ответ пришёл сразу:
— Чудо! Я думал о Вас в тот миг, когда прилетела Ваша весточка!
Нет сомнений: сердца наши бьются в одном до-мажорном ритме…
Спасибо!
Марина, обалдела.
Она тупо перечитывала строки и не знала, как реагировать. Правильным было бы — не отвечать, поскольку слова:«я думал о Вас в тот миг, когда прилетела весточка...» больше походили на шутку. В них проскользнуло что-то ненатуральное, лживое.
В искренность Лисянского женщина не верила — за год сто раз мог бы позвонить.
Или игра? Ну, что ж...
Она её поддержит!
И полетело:
— Какая лесть! И так глубинна
При том, что я почти мираж!
Мажор — не ритм (прокол невинный),
А в целом — высший пилотаж!
Пару дней Лисяский молчал. А затем от него пришёл ещё более странный тест:
— Когда дорога то вверх, то вниз, то влево, то вправо, сбивается дыхание и песня льётся глуховато, жаждешь пути ровного с пейзажем а-ля Крымов.
Но какая скука!
Счастливого Нового года! Новых увлечений, страсти, опасностей, риска, удачи, улыбки Ангела Хранителя!
Марина ничего не ответила.
Но Лисянский не унимался:
— А я часто думал о Вас и даже о нас.
И вот Ваша весточка! Я человек риска, люблю танцевать на канате под куполом жизни, миги и импровизации, миражи…
Марина, решила остановить абсурд и честно призналась:
— Лисянский! Мне просто попался Ваш номер телефона в записной книжке, поэтому поздравила с Новым годом. А тут разворот какой-то неожиданный…
Он:
— Не бойтесь меня. Мой любимый писатель — Гофман, а композитор — Сибелиус. У нас есть крохотные мгновения, которые надо ждать и беречь.
Женщина развеселилась:
«Нет, что делает! Такая наглость — залюбуешься!» И быстро набрала:
— Дон Жуана как теперь не вспомнить!
Вас не отпускает амплуа?
Я какую роль должна исполнить —
Донны Анны в траурном боа?
Он:
— Восхитительно!
Я сейчас в спортзале играю в волейбол. Напишу позже!
Она:
— А я сегодня отсыпаюсь. Бай-бай.
Р.S. Завтра сообщите, где мы познакомились.
Он:
— Восхищаюсь Вашей доброй иронией и тактом партнёра на канате под куполом.
Она:
— Сообщите лучше, что за окном Вашим — по прежнему Крымов или «Капризница» Ватто?
Может, мираж?
Он:
— Какой уж тут мираж?! Вы рядом, дыхание ровное, лёгкое, весточки Ваши ГОВОРЯТ.
За окном Ропс.
Она:
— Ропс? Маски, символика, НЮ… однако!
— Поумерьте нынче озорство
Вы, любитель риска и страстей.
А иначе — в зеркале лицо
Вас поманит Дамою Крестей.
Только ей не скажешь: «Уходи!»
У Судьбы своя колода карт.
Не уйдёт! Тогда у Вас груди
Тоненько заплачет миокард.
Он
— Согласен! Воздух свежий, мороз и снежный хруст
Уместней Ропса, Энсора и Пруста.
Виват, здоровый миокард!
(а где моя колода карт?)
— Слушал музыку Вебера в Малом зале Филармонии, шагаю вдоль канала с эскизами платьев от Ламановой 1926г. в кармане! Засыпаем под Форе?
До завтра.
Она:
— Мне ближе Сен-Санс (учитель Форе). Люблю арию Далилы.
А засыпаю я с мыслями о перспективе при освещении объекта с трёх точек.
Он:
— Ах, Сен-Санс! Увы! Поезд уносит меня на юг… Вернусь через две недели.
До встречи!
Она:
— До встречи ?? Прислушайтесь. Колёса поезда стучат:«Встреча — мираж. Встреча — мираж...»
Но через пару недель Марина получила sms:
— Я вернулся. Как поживаете.
Она:
— Уффф! Слава Богу январские праздники прошли.
Он
— А у меня сейчас — русская парилка, вечером — может быть Диев в капелле. «... а ещё и петь охота». А Ваш репертуар?
Она
— Я стихи пишу:
Ярко-жёлтый бархатный халат,
Волосы, как змеи на плечах.
О, Дракона год, ты был бы рад
Моему убранству в этот час.
Колдовство любовное не спит
Русское. Восток здесь не причём.
Но когда Снегурочка претит —
Ария Далилы жжёт лучом.
На следующий день.
Он
— Пролетаю над Вашим домом.
Вижу в окно солнечные зайчики
Танцуют на Вашей палитре,
Носик туфельки, ажурный платочек.
Она:
— Как жаль!
«Она по проволке ходила,
Махала белою ногой».
Домахала… Упала, повредила щиколотку. У-ууу! Ажурный платочек в слезах...
Он
— Перелом? Белая ножка в белом гипсе?
А шёлковая лестница? Треуголка? Вы шутите? Я готов Вам помочь.
Марина рассмеялась! Лисянский напрашивался в гости? Впрочем, уже месяц прошёл!
Она
— Не шучу. Гипса нет, но голеностоп распух. Помощь не нужна.
Однако, как Вы милы!
Он
— Поправляйтесь! Ваш доктор.
И как же она забыла? Лисянский дейстаительно был врачом.
И Марина добавила масла в огонь:
— Окно открыла к мёрзлым клёнам…
К лицу насильственно прильнул
Мороз. И запахом лимона
Спирально губы облизнул.
И поцелуй, как наважденье,
Где кровь к щекам, а пальцы — в дрожь!
Наверно, мозга сотрясенье...
Скажите, док, симптом похож?"
Он
— Без поцелуев сохнут губы,
Без ласк — озноб, кружится голова.
Рецепт:
Любовные утехи усилят Ваш иммунитет.
Она
— Когда бы секс снимал все боли (вот, права)
То и не болели бы ни зуб, ни голова.
А Вы раскрылись, милый врач, на миг —
Раз говорите то о чём болит!
;
Пока! Беру недельную паузу для выздоровления.
Марина не особо понимала, что делать с Лисянским дальше.
Отношения имеют своё развитие, а ей не хотелось никакого развития — хотелось сочинять стихи. Да и не верила она этому странному мужчине.
Поэтому через неделю отправила:
— В начале года Вы говорили о скуке. Думаю, что теперь она развеяна.
Мне пора из-под купола соскользнуть на арену. И только в праздники пускать «зайчики» Вам в лицо.
Женщина ставила точку.
Но Лисянский её не отпустил:
— Спасибо за первый «зайчик».
Мираж=маяк=звезда.
Ваш лучик так ласково греет.
Она
— Струна звучит, когда до неё дотрагиваются. Вы похожи.
Но от чего мелодия Ваша нежней моих прикосновений?
Он
— Вы далеко, а мелодия моя призывна.
Вспомните соловья или павлина. Хорош?
Она
— Не следует звать из глубин неизвестное. Разное может случиться.
Прочтите рассказ Бредбери «Ревун».
Марина любила эту новеллу.
В ней говорилось о динозавре, который всё ещё жил на дне моря.
Его сородичи давно исчезли с лица Земли, и морской гигант остался один.
Но однажды ночью он услышал рёв соплеменника. Тот звал его.
Исполин ошалел от счастья! Он понял, что больше не будет одинок!
;Несколько месяцев динозавр только поднимался из глубин. Всплывал медленно, чтобы давление воды не разорвало его. Затем очень долго плыл. А зов отчаянный, переходящий в плач всё звал и звал его каждую ночь. И вот, когда уставший гигант добрался до места, то оказалось, что это всего лишь ревун на маяке.
Разочарование животного было настолько велико, что он, опрокинул и раздавил лапами ненавистный маяк с сиреной. А потом, издав полный отчаянья крик, погрузился в море.
Однако ответ Лисянском был неожиданным:
;— Бред-бери улыбается из книжного шкафа.
Извините консультирую больных, а вечером — концерт.
«Бред-бери!! Что он несёт?»
Но разбираться Марине уже не хотелось.
Её увлекла поэзия! Она сочиняла стихи, забывая про всё на свете, как будто попала в новый мир — чистый, яркий и стремительный.
Она как прежде отсылала стихи Лисянскому. Все они были из восьми строк — больше её кнопочный телефон не мог записать.
— А я не люблю жару
Ни юг, никакое море.
Пусть лес колдовской в снегу
Займёт пьедестал при споре.
Пусть каждый ребёнок вновь
Смеётся, съедая льдинки.
Пусть тот, кто поймёт любовь,
Близняшку найдёт снежинке.
Он
— Доброе утро! Я на Симпозиуме по спорт.кардиологии.
Сопредседатель до конца недели.
Она
—Рада за Вас.
Наконец-то вьюга
Снег — в горизонтальном.
Я — твоя подруга
Взбалмошный февраль.
Ты — зимы последний,
Третий, младший сын.
Мой характер вредный
Наравне с твоим!
Сегодня сочинила. Дата хорошая зеркальная.
Он
— Мне это ближе.
Когда февраль чернит бугор,
И талый снег синеет в балке,
У нас в Крыму на склоне гор
Растут весенние фиалки.
Она усмехнулась: "М.Волошин." И ничего не ответила.
Заканчивался второй месяц переписки. У Лисянского исчезла весёлость — он стал угрюмым и раздражительным
И Марина захотела отдохнуть:
— Уезжаю на четыре-пять дней в Петергоф.
Он
— Когда вернётесь — позвоните.
Приехала она в Прощённое воскресенье лёгкая и цветущая.
Произошли перемены. Но не с ней, а с Лисянским.
Откуда Марина знала? Да интуиция подсказала.
Смело позвонила доктору и его радость ощутила даже кожей:
— Вы приехали?
— Да вернулась. Сегодня Прощённое воскресенье. Подумала, не мешает ли Вам моя писанина? Решила извиниться.
— Нет-нет! Скорее я должен просить прощение. Ничто не мешает. Радует. И очень.
— Но медики говорят — не навреди!
— Всё великолепно, поверьте. Жаль, что я скоро отбываю в Рим на три недели.
Голос у него стал хриплым. Женщина промолчала. Да и что скажешь?..
После этого разговора наступило затишье. Марине общаться не хотелось.
Было ощущение то ли сытости, то ли гармонии. Она писала стихи!
Лишь за день до отъезда послала sms:
— Желаю врачу доброй дороги.
Я от медиков — бегом, хоть всегда багодарна им.
И зачем судьба свела с Вами?
Он
— Сейчас я не врач, а любитель живописи. И познакомил нас художник, а не болезнь. И слава Богу! В этом русле нам удобнее.
Марина почувствовала неловкость и быстро набрала:
— Наконец-то нашли врага: художник! Предлагаю его побить!
Он
— Поколотим, картины продадим и уедем на Ямайку играть на саксах.
Оба знали, что сейчас смеются.
Так он и улетел в Рим… с бациллой любви. А Марина всерьёз увлеклась стихами. Даже живопись забросила.
Стихи, стихи, стихи... Они приходили легко и свободно только успевай записывать.
И кем был Лисянский в её жизни? Может лишь ангелом, открывшим дверь в мир поэзии?
;
А время шло. И в конце марта снова появилось sms:
— Чао! Прилетел сегодня ночью из весны — в зиму!
Прими веточку римской мимозы! УЛЫБНИСЬ!
Наши тени опять парят вдоль каналов и улочек Сенкт-Петербурга.
Марина, отметила "ты" и продолжила в том же ключе!
— Ты вернулся другим из Италии —
Поэтичным и обновлённым.
Даже строки похожи на арии,
И слова запархали влюблённо.
Он
Я поражён как ты меня чувствуешь. Уже в самолёте снилось, что мы вместе!
Она
— Неужели?
А ведь ровно год назад ты попрощался со мной, помнишь?
"Холодный ум усердно гасит
Вдруг в сердце вспыхнувший пожар.
Прикован я. Ничто не скрасит
Судьбу. Прощай Жуана дар!"
Что сегодня скажешь?
Он
— «И в щекочущем чувственном дыме
Сердце было к блаженству влекомо.»
Ясно?
Марина отправила только одно слово — УЛЫБАЮСЬ!
Потом закурила.
И занесла номер Лисянского в ЧС.
.
Свидетельство о публикации №123022106863