Чувство моё чужими глазами

Если посмотреть на себя сверху,
И обратить внимание на поведение,
Подвергнешься  собственному смеху,
На такое необычное явление.

Потому что  будешь схож на слёзные капли,
А ни на  того  индивида  с твоей фамилией,
Лицо морщинистое, руки, как грабли,
В движении - аритмии обилие.

А думалось раньше -  был при вечности,
Лёгок на бег, как-будто  у юного,
Приятной, так сказать, внешности,
И, конечно,  с глазами умного.

Настроения – тише  того ветра,
По образу нежного «пассата»,
Из  голубого  мягкого фетра,
Напоминающего: «так и надо».

А ныне, из-за зловредной политики,
Дурной и  впустую нахрапистой,
Жертв не придумает даже критика,
Души моей бугристой и лапистой.

Люди Сибири и дальше – Чукотки,
Заложники не снега – привычек:
Каждый себе  считает ошмётки,
И ловит на завтрак морских птичек.

Центр далёк  и толку от него мало,
 Льды набегают на скалы мыса,
Библиотек  в Уэлене поубывало,
Пространственность не имеет смысла.

А по Курилам шастают  умные «блогеры»,
Высоким лицам  лишь  бы охрана,
Которая любит  свои  лишь «покеры»,
И не просыпается, как поэты, рано.

 А умные поэты, надо сказать, тихи,
Копаются  в мозгах своих и чужих,
Так как    сейчас -  все стихи их,
Проверенный властью – ОДИН СТИХ.

Тот, что называется  по-старомо: «нате,
Я ваш страной от селе до селе,
Существую и живу на чёрном блате,
Дышу  тихо-тихо и еле-еле».

А ночью, засовываюсь под одеяло,
Лежу там  очень-очень смирненько,
Понимаю, придут и скажут вяло:
«Твоя опоздала гнилая лирика!»

И я соглашусь, лишь бы не тронули,
Как Лермонтова, потом Мандельштама,
Но не так, как  нынче  всех  грохнули,
Большим современным ШТАММОМ.

Придумают: мол, умерли самостоятельно,
О насильственной смерти данных нету,
И допишут ещё обязательно:
«Место в архиве,  чтению вето»
…………………………………………………………
Чутьё моё, ты поспи, пожалуйста,
А после одухотворённых Вёсен,
Когда и на нас никто не пожалуется,
Поэзией вялость народную сбросим!