Смерть

* * *

                Смерть дщерью тьмы не назову я...
                Е. А. Баратынский

Знаю, как умирать искренне и легко:
Утром иным не встать, выдохнув глубоко.
В горнице голоса, словно круги водой,
Нежно звенит коса не по траве — травой.
Вспышки цветов, поля, маленький человек…
Воля теперь моя — век не открыть вовек.

* * *

Я хочу, чтоб зимним утром
На родимой стороне
Стало тихо так, как будто
Бог прослышал обо мне.
Чтобы ветры, налегая
На холодные луга,
Не пинали, не лягали
Аккуратные стога,
Чтобы месяц козлорогий
Не колол щекастых туч,
Голой роще у дороги
Ветер не был бы колюч,
Чтоб слова твои звучали
Без печали обо мне
И кораблик у причала
Не качало на волне.
Чтобы сын и дочь успели
На притихнувший погост…
И чтоб изморось на елях —
Вместо вымученных слёз.

* * *

От ярких звёзд случайного туше
В холодный вечер вздрогнули ворота.
Внезапно померещилось душе
Неведомое, призрачное что-то.

Овраги стыли, ёжились кусты,
Лишались вёрсты сумрачного зренья,
Меж света полосой и темноты
День выдыхал последние мгновенья.
 
Просыпал на проталины зерно
Певец из голубиного сословья…
Речным песком, ложащимся на дно,
Бесшумно приближаясь к изголовью,
Молилась смерть…

* * *

Я дверь открыл, открыл со всех сторон
Оконца в доме. Снег накрыл округу,
И проявилась, как вчерашний сон,
Кровь на снегу — напомнила мне к югу
Летящих птиц: такой же ровный строй,
Но алых брызг… Нечаянно подметил,
Что смерть, как мать, уступчива порой,
Как мать, верна ослушавшимся детям.
Мне кажется, у смерти есть душа…
О ней не побеседуешь за чаем,
О ней — воткнув иглу карандаша
В холодный снег, который нескончаем.

* * *

Тихий рассеянный дождь,
Россыпь росы поутру,
Словно привычная ложь —
Я никогда не умру.

В чёрную глядя дыру,
Чуя вселенскую пыль,
Я никогда не умру —
Я никого не любил.

Средь галактических струй
Гарью дохнула звезда.
Я никогда не умру —
Я и не жил никогда.

* * *

Ты сама виновата во всём.
Гулкий воздух морозом иссушен,
И звенят полоза под окном —
По мою неизбытую душу.

Не жалей ты меня, не жалей.
Может статься, к исходу недели
Бросит жизнь под полозья саней
Мне венок ошалелой метели.

Молвит друг: «Он был нами любим».
Скажет враг: «Мы его не забудем».
И сойдутся за гробом моим
Одинокие, странные люди.
 
Мне в награду за каторжный труд
Будет свечка гореть на пригорке,
И на взрыхленный снег упадут,
Словно слёзы скупые, иголки.

* * *

Может быть, и ошибаюсь, может быть.
Дождь идёт, не унимаясь,плачет выпь,
Плачет мать у колыбели, плачет дочь.
Звёзды ясные, темнея, прячет ночь.
Плачет иволга, дорога, старый плот…
Смерть пришла и у порога слёзы льёт.

РЕКВИЕМ

Когда исчезнет звёздный свет,
Дорога скроется в тумане,
В ряду таинственных комет
Одной, мятущейся, не станет,
Отяжелевшие снега
Сойдут на нет на косогоре,
Став мелководною, река
Собою не наполнит море,
Среди размашистых холмов
На эхо не ответит голос,
И, щёлкнув как стальной засов,
Уйдёт обратно в землю колос,
И на исходе октября
Листва деревьев не покинет,
И вниз покатится заря,
И тьма возвысится, как имя, —
Тогда поверь, что нет меня!
Верь, что не вижу и не слышу,
Что пухом чёрствая земля —
Что смерть дарована мне свыше.

НОВЕЛЛА
 
Я автор печальной новеллы о женщине с белым лицом,
Чьё за ночь остывшее тело, как облако в небе сыром.
Холодные хмурятся вербы, снега прилипают к стогам,
А я вспоминаю, как небыль, дорогу, ведущую в храм.
Мне кажется, что вспоминаю. Я долго курю у окна
И слушаю, не понимая, на фоне осеннего сна
Ветров бесконечные стоны, неясные всхлипы воды,
И нимбом с безликой иконы мерцают слепые мосты.
Черешен в саду причитанье, акации слёзы… В аду
Дорога, как знак вычитанья, — дорога, которой уйду
Туда, где хотел бы не встретить я ту, что белей полотна…
Но чтоб иногда после смерти я видел её из окна.

ТИШИНА

Благоухала тишина,
Как мёд, настоянный на травах,
Ручьи, журчавшие в канавах,
Привычно высохли до дна.
Гул нестерпимых комаров
Не омрачал уютный вечер.
Печатью вечности отмечен,
Стелился сумрачный покров…
Вдруг, распустившейся луной
И восхищён и ошарашен,
Среди рассохнувшихся пашен
Обезголосел козодой!
Душа, летевшая на свет,
Свалилась в грязь к шестой цезуре —
Поэт обиделся и с дури
Подвинул к петле табурет.
Весь мир тогда оцепенел!..
Лишь осень пожелтевшей прядкой
Водила томно по тетрадке —
Пустой и белой, словно мел.

ОТКУП

Всё спит. Наверное, проснётся изнанкой грубою листа.
Лукаво осень улыбнётся пролётом старого моста…
Я вспомнил вдруг широко поле да перекресток трёх смертей:
Одна паслась овечкой Долли, другая выла вьюги злей,
А третья смерть (игрива, манка, хотя коварна и хитра)
Свистела дыркою в баранке, гремела дужкою ведра.
Она ничем не отличалась от света яблони в саду:
Скучая, медленно качалась, как лодка чалая в порту.
Она готовила, стирала, топила печь, метала стог,
Ждала меня в платочке алом на перекрёстке трёх дорог,
В постель мою ложилась тенью… Я гнал её день ото дня.
И вот ушла. И вдохновенье теперь не мучает меня.

БЛАГОДАТЬ

Осыпаются звёзды
На верхушки оград,
Продолжаются вёрсты
Наугад, невпопад.
Темнота догорает
В закоулках зарниц,
Благодать ниспадает,
Как слезинка с ресниц.
Одинокие ивы
Взял мороз под уздцы,
Прочь с полей сиротливо
Улетают скворцы.
Оплавляется свечка,
Холодна, горяча,
И дрова подле печки —
Их рубили сплеча.
Объявилася ноне
Смерть у нас на крыльце,
И Господь на иконе
Изменился в лице.
Постучалась. Я обмер.
Поглядел на часы.
Вместо времени — отблеск
Беспощадной косы.

ГЕНИЙ

Знаю, завтра (точнее, сегодня)
На колени опустится сад.
Я увижу, как свет преисподней,
Отрешённый, бесчувственный взгляд:
Милосердствовать сам хромоногий
Собирается мне — Вельзевул.
Словно путник, уставший с дороги,
Упаду на расшатанный стул.
Немигающий свет керосинки…
Я вернулся и, словно во сне,
Вспомнил: умер мой друг на поминках,
Схоронив сыновей по весне.
Опустилась душа на колени:
Выпал снег — ни друзей, ни дорог...
Смерть придумал расчётливый гений,
И мне кажется — это не Бог.

СВИЛЬ

Этюд с планетою Сатурн играл я ночью от безделья,
А вы смогли б сыграть ноктюрн на флейтах высохших деревьев?
Они маячат за окном, как Маяковский с этой строчкой
В поэзии. Высокий холм под снегом — вышитой сорочкой.
Следы. Куда они ведут? Кто здесь бродил? Какие твари
Спускались к проруби на пруд, а после прятались в амбаре?
Мороз язвительней, грубей стал ближе к вечеру. По воду
Я сам с ведром своих скорбей иду на прорубь огородом.
Свежа! Пью чай теперь. Лимон до корки выеден — добавки б…
Жизнь — словно угнанный вагон, где нет кондуктора и давки.
В печи угар, на стёклах свиль — печален вид моих владений,
Где вещий сон щербатых миль, где бледный свет и нервный гений.
В тяжёлом сумраке лежит ослепший дом — он словно скомкан,
Устало ставней дребезжит... Снега сворачивает в кокон
Холодный ветер. Поутру кто здесь пройдёт? Какие люди
Ко мне приедут, как помру, и вытрут иней на посуде?