Изнанка

* * *

Жарким полднем головастик
Разрезвился на пруду:
То ко мне плывёт, то к Насте,
Кувыркаясь на ходу.

Мы запруд насочиняли,
Головастика — в сачок.
Хвастай хвостиком! Не чаял
В плен попасться, дурачок?

Ладно, сделаем протоку —
Утекай в любимый пруд,
Головастик. Мир жестокий,
Если аисты не врут.

* * *

Пожухлая листва, как пепел папиросы,
Обычная звезда сияет над прудом.
Однажды ту звезду я с неба взял без спроса,
И бабушке светлей в ночи казался дом.

Мы с бабушкой вдвоём в безлюдной деревушке
Гуляли по лугам у Бога на виду,
А вечер наступал — я убирал игрушки
И, прежде чем уснуть, воспламенял звезду.

Наутро получал зашитыми штанишки,
Стояла на столе любимая еда…
Но бабушка ушла — туда, где света слишком.
И снова над прудом обычная звезда…

* * *

Я однажды встретил Бога. Правды не было в ногах —
Посидели у порога, повздыхали: «ох» да «ах».
У крыльца трава дымилась, и в плетень шиповник врос.
Дружбы с Богом не случилось — табачок курили врозь.
Бог исчез — тоска осталась смутным отблеском в душе.
С юга туча надвигалась, дождь посыпался драже…
Я лежал, не наблюдая, как счастливые, часов.
Утро встало. Птичья стая хищно кружит над овсом,
Лужи мутною посудой… Шепчет вербам старый лог:
«Может, выбрав словоблуда, адресом ошибся Бог?»

* * *

И мимолётная звезда к цветку сиренево-ночному,
И родниковая вода из детского ведёрка в омут,
Свет, притворяясь мотыльком, уселся на твои коленки,
Так и не пойманный сачком плут, озорник, проказник мелкий.
А ты плела себе венок, упрямую сдувая чёлку,
А я бежал, не чуя ног, влюблённый по уши мальчонка —
Спешил к тебе, лучистой, нёс, открытый жизни нараспашку,
Росы сверкающую гроздь и сердце друга под рубашкой.
Прошли года и век прошёл большими грузными шагами,
Жук-краснобай (не богомол) облюбовал холодный камень
Как сцену и повёл рассказ о юной парочке беспечной…
Смеялись, плакали подчас, улитка, бабочка, кузнечик.

* * *

На ясном поле обмолот,
Аж сводит судорогой небо.
Мой дед на мельнице живёт,
Чтоб на селе хватало хлеба.

Спешит, звенит велосипед —
На мельницу с обедом еду,
А дед мой (бел, как белый свет)
И не торопится к обеду.

Когда забот круговорот,
Не время помыслам досужим —
Столпотворенье у ворот,
И он один всем сразу нужен.

Дед умер в Пасху. По реке
Шёл лёд, как хлебные обозы,
Шёл к дому люд… На ветряке
Лил ангел горестные слёзы.

* * *

Как полотняный рваный пояс,
Вблизи вокзала скорый поезд.
Сижу в купе, к стеклу пристроясь, —
Не очень, знаете, пленэр.
Снаружи стрелочник небритый —
Как лошадь в стойле, бьёт копытом
Да так ругается мастито,
Что юный милиционер
И вся ремонтная бригада,
Сажая дядю в «воронок»,
Необычайно были рады
Услышать пьяный храпоток.
Мы тронулись. Огни вокзала
Погасли. Дыбилась река,
Луна от взгляда ускользала,
Как жирный линь от рыбака,
Колёса пишущей машинкой
Стучали, дребезжал стакан…
Попутчица с сырой простынкой
Свой демонстрировала стан.
Меня с ней доля холостая
Свела, как видно, неспроста —
Охапки пышных слов бросая
На бархат чистого листа,
Душой я пел любовь к посёлку,
Где крыша домика в снегу,
А мысли, словно дятел ёлку,
Долбил вопрос: её смогу?
«Квалификация какая?» —
Спросил я, не понять зачем.
Она зарделась, прикрывая
Косынкой тропочку в эдем...
«Я мастер высшего разряда!» —
Сходя на станции, мельком
Заметила и гордым взглядом
Прожгла, как тряпку утюгом.
Темно. Откаркали вороны.
Луна с кадилом и кайлом
Явилась — не для разговора,
А крест поставить на былом.

* * *

Итак, о белых лебедях. Пруд за окном, ныряют утки
(Я, кстати, их кормил на днях), непримечательное утро
Лелеет сумрачность, печаль… Но, будто снежная лавина,
Проплыли парами в лучах рассветных лебеди над илом.
Облезлый кот-парламентёр, когда пришёл за карасями,
Глаза от изумленья стёр — огромные, как пляж Майами.
Преобразился водоём! Добропорядочная жаба
Надулась мыльным пузырём до исполинского масштаба.
Дорога, рванная по швам, трава неубранной постелью...
Я удалял привычный спам из телефона. Кроткой трелью
Звонок. Твой голос, как вода, волной ласкающая берег…
Ты не вернёшься никогда из этих чёртовых америк!

ДОЛГИЕ ПЕСНИ

I

Едва дожди, что длились беспробудно,
Пройдут, как сны, и осень прояснится,
Созвездья отворятся, путь-дорога
У края леса станет проходимой —
Повешу на расшатанные окна
Глухие перекошенные ставни,
При случае счастливом — на попутке
Доеду к станции, где рельсы видят город…
Живя давно, мне помнится и доле,
Среди небезымянных косогоров,
Я позабыть старался обо многом.
Тайком от нежности, от совести украдкой
Письмо твоё, сухое, как признанье
Подростка в незатейливом поступке,
Всё реже доставал я из комода…
И сжёг в печи, как жёг в пустынном сердце
Упрямое желанье быть с тобою.
И, обретая почву под ногами,
Забыв неисчислимые обиды,
Неотвратимо, глубже понимая
Бескрайность звёзд, горящих в чистом небе,
Я разлюбил спокойные погосты,
Могилы предков, осень… Вечерами
Я без упрёка и без сожаленья
Стоял у покосившейся ограды,
Следя за тем, как листья, словно чувства,
На землю осыпались безмятежно…

II

Осень… Осенью стылой, ветра расточающей, по;здней
Вместе мы наблюдали окраину тёмного неба.
Там друг с другом тогда перелётные юные птицы
Долго прощались — кружили над серою пожней…
Жаль, перелётная жизнь облетела багряной листвою.
Нет, не об этом уделе хотелось мечтать мне…
Поздно по щёкам размазывать тайные слёзы!
Тихо подкралась зима и хватает за горло!
Вьюга… Вьюгой изрыты стога в перепаханном поле,
И дребезжит на ветру медный колокол звонкий.
Ярко горит под окном, полыхает рябина —
Кровью в моём остывающем любящем сердце…

III

Слегка морозной и несуетливой
Была зима. Снежок у перелеска
Облюбовал укромные лощины
И таял, как в печи клочок берёсты.
Совсем как будто вымерла округа:
Никто не пьянствовал, не хлопали ворота…
Лишь вечером сиянье голубое из окон
Выдавало жизнь в деревне.
Признаться, мне ни видеть не хотелось
Людей совсем, ни слушать их заботы,
И даже книги, избранные к чтенью,
На полки возвратились очень скоро.
И я при свете старой тусклой лампы
Наедине с душой своей заблудшей
Стал ждать весны — как ждут селяне всходов
Озимых зёрен из прогретой почвы.
Знать о себе весна дала на Пасху:
Очнулись птицы, дрогнули овраги…
В душе моей — ничто не изменилось.
...Когда река простёрлась до деревни,
Я оставался на ночь с рыбаками:
Палил костры, выслушивал рассказы,
Терзая папиросу в размышленьях.
Я видел, как беснуются пороги,
Как ярко озаряются язями
Рыбацкие смолёные баркасы,
Как трудно и устало умирают
В мерёжах оказавшиеся щуки…
И захотелось мне опять, как прежде,
На улицах и в скверах Петербурга
Пересказать обычными словами
Истории — багряные, как осень...