Хмелиада, или Исповедь Скомороха на заданную тему

ОТ АВТОРА «ХМЕЛИАДЫ»

Сегодня, когда за плечами у меня ровно полвека, я наконец-то выпускаю в свет свою поэму, свой эпос, свой главный труд. Эпос об эпохе, что случилась у нас, всех нас потрясла, обожгла, изменила, заставляя переступить тот порог боли и стыда, что убивает память и нравственные чувства.  До сих пор ещё не ясно, стояла ли эта эпоха у входа в третье тысячелетие или у бровки, за которой бездна...
Эта эпоха вызвала к жизни множество архетипов, что дремали в славяно-русской природе, генной и родовой памяти, русском духовном космосе и психологических безднах. И самым глубинным, самым непостижимо крамольным и грандиозно-одиозным из архетипов явился образ Хмеля, царя–правителя всея Руси. Сопутствующие ему праобразы тоже несут как будто случайные совпадения с теми героями, что возникли в действительности. Но мне почудилось, что ожила вдруг страшно смешная и просто страшная сказка и овладела нашей реальностью. И стряслось то, что стряслось.
О Хмеле в старинном славянском фольклоре существует небольшое прозаическое предание. А у нас, в цивилизованном и технически оснащаемом мире, как по воле рока, сложились все условия для высвобождения этого мифологемного, этого эсхатологического существа, как будто заточённого в подземелье и сидящего в котле на цепях. Вместе с ним высвободился хаос смуты и безумного безвременья, что растянулось на десятилетие и инерциально продолжается. Смутная эпоха эта легко рядится в одежды мифа, легенды, сказа. Оттого я и дал ей имя нарицательное – Хмелиада.
Итак, «Хмелиада». Над ней пришлось потрудиться почти десять лет. Первые наброски её я показал Валерию Черкашину, известному московскому поэту. При всех справедливых замечаниях он отметил неожиданный и мощный замысел её, усмотрел в ней ниву непочатую, нацелил на серьёзную работу по её распахиванию и возделыванию. Первые фрагменты поэмы появились в 1999 году в ельнинской газете «Знамя», то есть ещё в период правления первого президента России Бориса Николаевича Ельцина, этого даже не прототипа, а архетипно воскресшего царя Хмеля во плоти. Тогда много звучало открытой критики в его адрес, поэтому моей главной задачей было художественно-историческое осмысление эпохи, которая, можно сказать, танковыми траками проехала по нашим биографиям и судьбам. В реальной действительности трагедия превратилась в фарс, поэтому сатирическое и трагическое стало соседствовать и в эпосе. Мне же важно было добиться их органического, в чём-то даже органного слияния.
И видно, не случайно главный редактор «Знамени» Михаил Кондратьевич Козлов первым назвал  «Хмелиаду»  поэмой с поистине русским размахом, в которой нашла своё отражение, как в магическом кристалле, тысячелетняя история Руси. По достоинству оценил эпос и Николай Николаевич Илькевич, опубликовав отрывки из него в шести номерах своего журнала «Годы». А работа над текстом продолжалась. Этот эпос дышал, как проснувшийся вулкан. Он жил у меня под пером, в душе и где-то вне меня. Только после того, как я почувствовал, что он начинает застывать, как вулканическая лава, я предложил Николаю Николаевичу опубликовать его отдельной книгой, и он с готовностью согласился. И вот теперь кипящая и парящая лава поэмы, как озеро, собрана под одной обложкой. А остывающей магме, как известно, положено выблёскивать золотыми слитками и драгоценными каменьями.
Чувство признательности хотелось бы выразить Марине. Она порадовалась, когда он, как дитя, был замыслен  и родился у меня, и страдала вместе со мной, когда я доводил его до совершенства. Добрую часть эпоса я написал, когда она была ещё жива...
Слова безмерной благодарности заслужила и Алевтина. Своим участием, пониманием и ободряющим словом она помогла мне, наконец, завершить этот многосложный многослойный труд.
В то время, когда слова и стихи, точно  капли сквозь пальцы, у меня ускользали–улетучивались, все эти люди помогли мне в творческих мучениях задержать их, стараясь превратить  в словесные жемчужины и самоцветы, и  выкатить их на чистые страницы.
Эпосы, как правило, расцветали на развалинах империй и цивилизаций, вспомним  древнегреческую и древнеримскую, или же знаменовали собой их скорое падение, гибель или перерождение. Смута на Руси уничтожила её геополитически сложившееся державное пространство и угрожает гибелью ей самой. Сдвигая потаённые пласты, наподобие тектонических плит, смута и дальше раскалывает и разрушает Россию мощными волнами исторического цунами, сразу не различимыми, но оставляющими гигантские опустошительные следы.  И всё же, как мне кажется, она приведёт её не к гибели, а перерождению.
По моему глубокому убеждению, мы встали на распутье, где на столбовом камне и высечено одно-единственное это слово: перерождение. Однако три смысла в нём всё-таки  заложены: прямо пойдёшь – возрождение, направо пойдёшь – вырождение, что явно не одно и то же, хоть и рифмозвучно, налево пойдёшь – деградация, то есть тоже хрен редьки не слаще. Выбирай! Я считаю: если пойти прямо, не кривя душой, то всё же обретёшь утраченную райскую радость от переживания чувства прекрасного и безобразного, наряду с этическим чутьём, что испытывали мы до порога смутного времени. А ещё  вернёшь выкристаллизованную память в назидание себе и потомкам. Понятно, что при этом вернутся  и нравственные терзания, и душевная боль... Увы, многие, если не все, бьют себя в грудь, убеждая, что выбрали именно этот прямой правильный  путь. Впрочем, выбирать сегодня ещё не означает продвигаться по избранной стезе. И, думаю, всеобщее возрождение России не наступит, пока не будут осуждены вольные или невольные авторы Смутного времени, не будет признан Суд истории над ними и оглашён его приговор во всём обществе. Эту миссию сегодня, на мой взгляд, «Хмелиада» и призвана исполнять.
А я, её автор, готов побиться об заклад: ни у кого больше подобного эпоса нет. Вбирая вековечный русский космос, он по-своему уникален. Его я как ладью направляю в открытое море штормов и штилей нашей истории и культуры в надежде, что он выйдет в Океан Русского Духа и пустится в свободное плавание.
С искренним уважением и любовью к своим читателям,
ваш Олег Дорогань.