Чайная церемония

Считаю прошлого горошины
Как много их, как много их!
А прошлое оно хорошее,
Хоть за себя не постоит.

А настоящее коварное
Пытается про были врать.
Эх, люди, с истиною старою
Неплохо б жить, не воевать.

               Чайная церемония
Женька был стремителен и быстр, как зажжённый порох. Мама его говорила, что уж очень он на деда, свёкра её похож, причём крайне редко это звучало в виде похвалы, а значительно чаще – то ли с сарказмом или в каком-то отрицательном смысле. Своего тёзку – деда Евгений не помнил, знал по рассказам родных, что у того когда-то прихватило сердце или инфаркт случился. И он развёлся с бабушкой, которая не хотела ни под каким предлогом маму престарелую свою бросать и покидать родимый Саратов, в котором выросла и наконец-то, перед пенсией мужа, после долгих лет переездов из гарнизона в гарнизон снова оказалась. Дед быстренько женился на медсестре значительно моложе его и подался с ней в столичные края, генералам в Подмосковье в зрелом возрасте, на заслуженной пенсии жилось вольготнее. Общение с именитым родственником сводилось к поздравительным телеграммам и иногда денежным переводам или посылкам, естественно, от него. Отец пошёл в принципе, как говорила мама, по родственным стопам, хотя ведь он не поддержал династические стремления своего родителя – закончил институт. Стал сугубо гражданским специалистом, оставил жену и сына вдвоём в квартире и переехал к коллеге, преподавательнице из своего института. Поясняя, что с новой избранницей его не только тяга к науке связывала, но и общность интересов. Чаще всего в детстве Женька с бабушкой, мамой отца, и общался, она, иногда перебирая семейные скелеты в шкафу и забывшись, мечтательно глядя в себя, выдавала такую информацию, которую ни у кого выведать было нельзя ни под каким соусом. Рассказывала про дальние поездки, природу, разные довольно интересные истории. Отличить же правду от бабушкиных вымыслов у мальчишки, в связи с малым житейским опытом, не представлялось возможности. И он, с сомнением относясь к рассказам её, был иногда ужасно удивлён появляющимися перед взором его удивительными, подтверждающими слова, артефактами. Например: цветной фотографией с  молодым дедушкой в парадной форме на фоне Кремля из старого журнала «Огонёк» и присланной на его десятилетний юбилей настоящей кобурой с ремнём и портупеей и вложенным, отлитым из белого лёгкого металла макетом пистолета, на котором виднелась наградная табличка с его фамилией. Подаренной бабушкой драгоценному внуку как-то в один из череды многих выходных, чтобы занять его чем-то, жестяной коробочкой из-под импортного чая. В ней находились очень интересные вещи. Жёлтые пуговицы с округлым величественным гербом и обнимающими его спелыми колосьями пшеницы, зелёные в ёлочку погоны с большими звёздами, красные петлицы с золочёными  листьями и множеством других разных относящимся к армии мелочей.
Чай у бабушки и у мамы был всегда самый обычный – никаких эмоций не вызывал, Женька любил его пить прохладным, комнатной температуры, залпом, чтобы попусту не терять время и бежать по своим неотложным нескончаемым делам дальше. В столовой школьной и лагерях пионерских, куда он, бывало, летом попадал, и сахара всегда жалели вдосталь положить, не то что бы он в лучшую сторону по вкусу отличался. Напиток был просто привычным стандартным завершением еды.
Нормально, без троек, окончил школу, достаточно легко поступил в институт, но там Евгений надолго не задержался, не сдал первую сессию, не успевая поглощать прелести открывшейся полувзрослой жизни, и был естественно и без проволочек исключён из ВУЗа, а весной, по достижении полного совершеннолетия, призван в Советскую Армию. Тут-то и начались определённого рода приключения. Необъяснимым образом он попал не в далёкие края, куда отправились его товарищи по призыву, а в Подмосковье, в военное училище, в батальон, оказывающий помощь в процессе обучения курсантов. Про Женьку сослуживцы шептались, что он блатной, особое отношение было и с отцами-командирами. За мелкие нарушения, а у кого их не бывает на первом году службы, его сильно не наказывали и послабления он порой видимые имел, но особенно не задумывался об этом и сильно не удивлялся, думая, что просто везёт.
Однажды, в субботу, уже после присяги, его вызвал к себе командир батареи, вручил увольнительный билет и жёстко проинструктировал: по выходу с КПП он должен сесть в ждущий его зелёный «УАЗик», который отвезёт его на место, где он отрапортует встречающему человеку как положено по уставу: «Товарищ генерал, рядовой Петров в Ваше распоряжение прибыл». Пробыть там сутки, ведя себя прилично и не допуская никаких вольностей и расслаблений, выполняя поручения уважаемого человека, через положенное время на той же машине по прибытии в часть сдать увольнительную записку и доложить обо всём, что случится. Сказано – сделано. Но только Женька отрапортовал, как был заключён в неслабые объятья крепкого старика, попытался выбраться из них, но не тут-то было: сила в теле седого человека чувствовалась приличная. Он негромко, но внятно сказал: «Ну, здравствуй, внук!» Смахнул тыльной стороной ладони слезу и повёл в дом. Жилище скорее походило на большую, размахнувшуюся в пространстве одноэтажную дачу, где всё было добротно, без особых изысков, лаконично, но весомо. Трёхметровые потолки, не новая, но натуральная деревянная мебель, чисто вымытые, крашенные паркетные полы, изобилие шитых белоснежных накрахмаленных скатертей и покрывал. Чем-то обстановка напоминала Женьке приличную старую ухоженную больницу, но свои впечатления он, и так поражённый до глубины души, затаил в себе.
Дед вещал рубленными, чёткими фразами, не терпящими никакого возражения: «Есть ещё рано, идём в столовую пить чай, познакомлю  с Мариной, моей женой». Столовая была метров двадцати, с двумя большими окнами, но из-за того, что она не была загружена мебелью, казалась ещё больше и светлее. В центре стоял круглый стол, на котором на массивном металлическом подносе пыхтел электрический самовар, а на белоснежное покрывало выставляла чайные пары опрятная не очень старая, следящая за собой женщина. Ровные стулья, закрытые белоснежными чехлами, на равноудалённом друг от друга расстоянии полудюжиной словно водили хоровод вокруг центрального места действия, но не мешали подойти к любому месту. После церемонии представления Евгений был посажен по левую руку от деда, который неспешно налил в небольшой заварочный чайник немного кипятка. Выждал пару минут, слил из него воду в чашку, с чувством всыпал две чайные ложки заварки из железной банки в освободившийся парящий заварник, залил кипятком, закрыл его крышкой и поставил на самовар. Обратился к Женьке: «С чем ты будешь чай? Молоком? Лимоном? Вареньем? Мёдом?» Немного опешив от изобильного выбора, парень промямлил: «Не знаю? Может, как Вы?» Судя по всему, дед был готов к такому повороту дела и коротко сказал: «Ладно». На столе сразу появился наполненный молочник, вазочки с мелко колотым твёрдорастворимым сахаром, сушками и сухарями.  Дед принялся так же обстоятельно разливать из заварочного чайника в чашки парящую, вкусно пахнущую жидкость, оказалось ровно три заполненные чашки. Затем вновь заполнив чайник кипятком, водрузил его на вершину выключенного, но ещё пыхтящего самовара. Терпкий аромат чего-то неведомого разливался над столом, умиротворительно пах чем-то несказанно знакомым, но необъяснимым, похожим на детскую жестянку  с военными мелочами. Указав на чашку, родственник скомандовал: «Попробуй сначала глоток без сахара». Евгений так и сделал, рот наполнился очаровательной, очень горячей, благоухающей оркестром запахов и вкусов влагой. «Горячо», — выдохнув тихонько произнёс парень. «Ладно», — прозвучало в ответ. В чашку до краёв добавилось молоко из симпатичного опрятного сосудика с носиком. Хозяин взял маленький кусочек сахара, положил в рот и, неспешно отхлёбывая из своей чашки ароматный взвар, осушил её в пару минут. Женька, стараясь подражать деду, попытался сделать то же самое, но у него с непривычки ушло несколько больше времени. Неописуемый вкус бодрящего напитка разливался по всему телу, придавая и лёгкость, и желание продлить удовольствие. Тем временем, наполнив свою и жены чашки на две трети из заварочного чайника повторно и долив до краёв их молоком, дед взял сушку, макнул в чай и, поджидая внука, спросил: «Ну, как?» — «Вкусно», — прозвучало в ответ. Без слов наливая так же, как себе и супруге, вторую чашку внуку, родственник, показав на вазочки, стоящие на столе, произнёс: «Не стесняйся». Сам же, выжидательно поглядывая на парня, не торопясь, доел сушку, запивая из своей чашки ароматный напиток. Не сказать чтобы Евгений был голодный, но в армии очень быстро отвыкаешь от некоторых домашних недорогих изысков, поэтому практически все сушки, а затем и сухари переместились со стола в молодого человека.  Женщина же, составляющая им компанию, ограничилась лишь одним маленьким кусочком сахара, растянув его на обе чашки.  Третья, такая же, как и вторая, чашка чая убедила Женьку, что он в жизни ничего не знал и не понимал в чаепитии. Застольная беседа двух мужчин, с глазу на глаз, которая произошла после чайной церемонии, вообще убедила парня, что он и о жизни имел очень скудное и пожалуй довольно поверхностное представление. По прибытии в часть, особо не рассказывая командирам тонкости встречи с генералом,  Женька написал рапорт по команде с просьбой разрешить ему поступать в военное училище. Знаменитая династия не исчезала, а продолжалась.

  Прочитавшим всех благ, заинтересовавшимся, "Жизнь в прозаических зарисовках" должна быть и в инете и в центральной библиотеке, но скудность тиражей выпущенных ныне книг заставляет петь хвалебные оды и интернету и в частности данному полю общения.