Апухтин - Рубцов

"Свети, мой огонёк..."
  Вечером с другом, В. Кондратовым, мы заговорили о возможности передачи книжек серии «Великие поэты» в местную библиотеку. Я что-то не очень охотно принял идею, потому что брал сборнички единичные, те, каких у меня не было до поры: Вийон, Чижевский, А. Григорьев, Кирсанов… Веня вынес книжку Алексея Апухтина. Я открыл наугад стихотворение «Отрывок» (из Мюссе), прочитал его вслух, и сказал: «Какое рубцовское!». Вновь перелистнул страницы, прочитал название: «Огонёк». Пошутил: «Ну, это уж точно рубцовское!». А когда прочитал, покрылся пупырышками от охватившего меня волнения. Отодвинул книжку и уверенно и с огромной радостью произнёс: «Рубцов знал, конечно же, это стихотворение. Не может быть такого неслучайного совпадения. Это ведь та же мощная перекличка через сто лет поэтов. Смотри-ка, написано ровно за сто лет до гибели Рубцова: 1871 год.


Дрожа от холода, измучившись в пути,
Застигнутый врасплох суровою метелью,
Я думал: лошадям меня не довезти
И будет мне сугроб последнею постелью…

Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,
Гостеприимная открылась дверь пред нами,
В уютной комнате, пред светлым камельком,
Сижу обвеянный крылатыми мечтами.

Давно молчавшая опять звучит струна,
Опять трепещет грудь волненьями былыми,
И в сердце ожила старинная весна,
Весна с черемухой и липами родными…

Теперь не страшен мне протяжный бури вой,
Грозящий издали бедою полуночной,
Здесь — пристань мирная, здесь — счастье и покой,
Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.

О, что до этого! Пускай мой путь далек,
Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,
Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,
Свети и грей меня, на подвиг ободряя!

  Тут же все мотивы великого «Русского огонька», тут даже лексические повторы. В первой строфе – грозящая путнику гибелью суровая природа, мороз, метель. Одним словом – «последняя надежда!».
  Вторая строфа до дрожи с мотивами «Русского огонька»: «вдруг (!) яркий огонёк блеснул в лесу глухом», радушие, гостеприимство, «светлый камелёк» («вот печь для вас и тёплая одежда» у Рубцова).
  Отступившая беда в строфе четвертой с рубцовскими «счастьем и покоем» и еще более присущими ему в особой мере краткостью покоя и его непрочностью - определяющая черта его поэзии!
  В последней строфе мы видим буквально взятые, перелитые в рубцовские шедевры устойчивые обороты его поэзии: «Пускай мой путь далёк, //Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая…». Как тут не вспомнить и строчку из «Липина Бора» и цитаты из «Над вечным покоем»! Прочитайте. Да разве только они, эти стихи – и другие встают в памяти строем.
  И снова возвращаешься к гимну Рубцова, читая у Апухтина: «Свети, мой огонёк, //Свети и грей меня, на подвиг ободряя!»
  Это я так… приласкал только очевидное пока… Связи ещё глубже для знающих поэзию нашего современника.
  Возможно, кто-то сейчас улыбнётся снисходительно, зная о том, что такие связи были тем-то и тем-то нащупаны. Но, друзья мои, нет ничего лучше открытий и волнений собственных. Не так ли? Тут ведь не колесо открываешь… Тут связь времён дрожать внутри тебя начинает.