Полуночный сталкинг

Над Волонтёровкой
           гарью тёрпкою
                небо дышит.
Ночью мёртвою
           тенью вёрткой
                промелькну – и никто не услышит.
Ветхие дома
           закружила тьма
                в шуме тополей.
Веки опаля,
           спать легла земля,
                но не спиться ей. 
Берега
          да рукав реки, -
                в море впился иловым устьем.
Дыма
          рыжие парики
                над живым захолустьем.
Меж заборами,
          там где рай
                пьяным утробам,
Прозвенит
          заплутавший трамвай
                красным гробом.
Город сник 
           после чёрной работы,
                споры кончены.
День
          остатком кровавой рвоты
                у обочины.
Говор смолк,
          и шальные фары
                отгорели.
Проникающие удары
          достигли цели.
А теперь тишина,
          да кривая луна, -
                только ей не верь.
Там, вдали, за рекою
          не терпит покоя
                огнедышащий зверь.
Его ноздри и зубы -
         станки и трубы -
                подвластны огню.
Раскалённые слябы
        стальные губы
                катают в броню.
И шипит и грохочет
        железное сердце,
                зажатое в плен, -
Словно хочет
       рассыпаться и разлететься
                осколками стен.
И я чувствую,
       как крепко втянуты в этот
                всесуточный зуд -
Все рождённые тут,
       все живущие тут,
                все умершие тут.
И во мне
      этот зуд живёт
                и ведёт меня -
В смутный вечер,
      в ночной обход,
                в передряги дня.
Я увижу всё,
      я запомню всех
                на своём пути.
Я возьму на себя
       этот маленький грех.
                Прости…
Над Волонтёровкой
       гарью тёрпкою
                небо дышит.
Ночью мёртвою
        тенью вёрткой
                промелькну – и никто не услышит.
И уйду,
        обвеян, облаян
                теснотою рабочих окраин.