Евгений Агранович и Владимир Высоцкий
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел – потерял, что любил – не сберег.
Был я смел и удачлив, а счастья – не знал…
…После выхода на экран в 1968 году советского психологического детектива, картины режиссера Вениамина Дормана о профессиональном разведчике Михаиле Тульеве «Ошибка резидента» (вторая часть «Возвращение Бекаса»), в которой эту песню под гитару исполнил актер Михаил Ножкин (блестяще сыгравший в фильме роль двойного агента по кличке Бекас), она моментально стала народной, и имя ее автора уже никто не вспоминал. Так отвергнутая песня «Я в весеннем лесу пил березовый сок…», написанная в 1954 году для кинофильма с участием Марка Бернеса, спустя 14 лет волей случая стала хитом.
Михаил Иванович – автор-исполнитель известных песен «Последний бой», «А на кладбище все спокойненько», «Школьные частушки», «Заборы», «Дело было вечером», «Последняя электричка», «Девчонка-проказница» и других. Но самой известной песней в его исполнении стала «Я в весеннем лесу пил березовый сок…» (муз. и сл. – Евгений Агранович), авторство которой Ножкин в интервью нередко публично и нагло приписывает себе. Нет, песня не его, просто он первым исполнил ее для широкой аудитории, в кино.
Щемящую песенную исповедь человека с поломанной судьбой каждый исполнитель примерял на себя, и не было кухни или коммунальной квартиры в стране, где бы она надрывно не звучала.
Исполняли вмиг ставшую популярной песню в разное время такие профессионалы, как Аркадий Северный, Николай Резанов и ансамбль «Братья Жемчужные», Анатолий Мезенцев и ВИА «Магаданцы», Григорий Димант, Мища Шуфутинский, Слава Медяник, группа «Лесоповал», Александр Шоуа, Дмитрий Волгин, а также Александр Орехов, Евгений Дятлов, Александр Маршал, Ярослав Сумишевский, Александр Домогаров, Алик Фарбер (Ошмянский), Алик (Арнольд) Берисон, шоу-группа «Доктор Ватсон», Ренат Ибрагимов, Александр Малинин, амурский бард Алексей Мишанин и многие другие, даже женщины, например, певица Виктория Лозинская. Говорят, пел ее и Владимир Высоцкий. И – неплохо. Спорить сложно: насколько известно, пленок, на которых бы звучала эта песня в его исполнении – не сохранилось. (Или, по крайней мере, до сих пор не найдено.)
Вообще, ходило немало слухов и разговоров о том, что Высоцкий пел песни Аграновича.
Пианист, композитор Левон Оганезов в интервью (2011 г.) американскому высоцковеду Марку Цыбульскому (текст размещен на сайте «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru) рассказал: «С Володей я познакомился очень давно (в начале 1960-х гг. – А. С.). Я работал в Театре миниатюр. Там были очень хорошие актеры тогда, а режиссером был Поляков. Как артист он был не выдающийся, но режиссером был хорошим. И еще он был автором. В театре шла его пьеса «Расскажите вы ей…» Это такое сатирическое обозрение, пародия на то, как у нас в театре и кино показывали сельскую жизнь.
Володя там репетировал роль колхозного сторожа, который ездит на роликовых коньках. Ему говорят: «Михеич, чего такой грустный?» – «Да вот, – говорит, – опять сигары не завезли…»
Когда Высоцкий пришел в театр, мы практически сразу поехали поездом на гастроли в Свердловск (весной 1962 года. – А. С.). Я очень хорошо запомнил, как мы ехали на эти гастроли. В то время я учился в консерватории, не очень любил бардов, практически и не слушал эти песни. А Володя тогда уже пел. У него была одна песня, которую никто не знает, а я ее почему-то запомнил… Вы знаете, если бы Володя не был серьезным поэтом, он бы мог писать куплеты и пародии. У него пародийность ярко выражена была уже тогда. Там в поезде он пел такую песню:
Я вхожу в большую светлую залу,
За столом сидела молодая четкая судья,
Она вела протокол, она мне сказала:
«Ты мне – говорит, – Иванов, расскажи, как все получилося…»
Это все исполнялось скороговоркой и было очень смешно. Там было еще вот так:
Я влил себе в грудь бутылку «Столичной»,
И пусть я буду наказан, как нахал,
Пятнадцать суток дайте мне, я вел себя неприлично,
И выражения всякие нехорошие я себе позволял…
Какая-то длинная скороговорка, над которой все ржали. На сцене театра, как актера, я его не запомнил, а вот то, как мы два с половиной дня ехали в Свердловск, и он постоянно играл на гитаре и пел, это я помню очень хорошо.
Отводили пару часов на сон – и все сначала. Все были молодые, крепкие, все выпивали и пели под гитару». («О Владимире Высоцком вспоминает Левон Саркисович Оганезов».)
Интервьюер прокомментировал воспоминания Левона: «Действительно, похоже на стиль раннего Высоцкого, но, как следует из статьи А. Семина «"Чужие" песни Владимира Высоцкого», слова эти – из песни Евгения Аграновича «Чуткая судья», музыку к которой в конце 1950-х гг. написал Никита Богословский».
Об этой же истории с пением сообщает интернет-форум «Владимир Высоцкий. Творчество и судьба» vysotsky.ws, раздел «Биография Высоцкого». Пользователь sio-min 24 февраля 2007 года рассказал: «Была тема «Эпизод о поездке с Высоцким», там обсуждали рассказ Левона Оганезова в телепередаче «В нашу гавань заходили корабли…» о том, как Владимир Высоцкий в компании во время свердловских гастролей пел некую песню «Я вхожу в большую светлую залу…» Так вот – «нашлась пропажа»: это песня Никиты Богословского на слова Евгения Аграновича «Чуткая судья», причем Оганезов воспроизвел ее текст довольно точно. Что ж – почему б Владимиру Высоцкому летом далекого 1962-го и не спеть за рюмкой чаю этой песни?»
Действительно, в одной из телевизионных передач «В нашу гавань заходили корабли» («6-й канал», 2002 г.) пианист Оганезов спел песню Евгения Даниловича «Чуткая судья» («Вокруг меня большая светлая зала…») как «балладу, душевную, подмосковную», будто бы, слышанную им в 1959 году из уст Высоцкого и даже принадлежащую его авторству.
Но Левон Саркисович – ошибается: Владимир Семенович эту песню пел, но не писал. Ее сочинил, как уже известно, в конце 50-х годов Евгений Агранович – вначале как стихотворный текст. Чуть позже на эти стихи написал мелодию композитор Никита Богословский, и в итоге получилась неплохая композиция.
А песня «Я в весеннем лесу пил березовый сок…» давно стала визитной карточкой замечательного поэта и композитора Евгения Даниловича Аграновича (1918–2010). Человек уникальной судьбы, он написал еще не одну песню, многие из которых считаются народными: «Одесса-мама», «Лина», «Шел солдат из Алабамы», «Пыль», «Песня парашютистов», «Последний рыцарь на Арбате», «Скользит тропа среди камней», «Сабля-любовь», «Малюсенький моллюск», «Сестра» и другие, и конечно же «Вечный огонь» («От героев былых времен…») из фильма «Офицеры» (а/с Б. Васильев, К. Рапопорт, реж. В. Роговой, 1971 г.). Он никогда не спорил об их авторстве, а принимал народность своих сочинений как награду.
О песне Аграновича «Пыль» журналисты писали: «Вдруг он вспомнил стихи Киплинга и на ходу сочинил на них мелодию: «Вот мой приказ: шире шаг и с марша в бой! Пыль, пыль, пыль, пыль передовой…» Наверное, Евгений закладывал в текст ту же мысль, что позже Высоцкий в песню "Шар земной я вращаю локтями – от себя, от себя!"» (Интернет-сайт «Минские новости» minsknews.by, 5 апреля 2021 г., М. Костальцев, «Агранович vs Ножкин. Как авторство песни «Я в весеннем лесу пил березовый сок» приписали другому», глава «Окопное вдохновение».)
…Добровольцем уйдя на фронт в 1941-м, молодой поэт Женя Агранович участвовал в декабрьском контрнаступлении под Москвой, выжил и в 45-м дошел до Берлина.
В 50-е годы Евгений Данилович – один из первых советских бардов, отцов-основателей популярного жанра авторской песни. А еще – успешный кинодраматург и прозаик.
Писатель Василий Аксенов в одной из лекций, прочитанных студентам в George Washington University (США, Вашингтон, округ Колумбия) в 1982 году, рассказывал: «В начале 60-х… хлынула целая волна песенная. Их масса была, имен: Алек Городницкий такой был, Анчаров, Высоцкий, Галич, Клячкин, Куркин (Ю. Кукин. – А. С.), Ким, Визбор, Аграновский (Евг. Агранович. – А. С.), Алешковский, Матвеева Новелла, Хвостенко такой, Никитины, муж и жена (братья. – А. С.), Шпаликов Гена, Михаил Ножкин…» (В. Аксенов, «Лекции по русской литературе» (2019), глава «Эстрадная поэзия. Вознесенский, Ахмадулина».)
Евгений Данилович был лично знаком и дружил со многими коллегами как по перу, так и по авторской песне. Среди его друзей был и Владимир Высоцкий. Причем их знакомство, состоявшееся еще в середине 60-х годов, было отнюдь не «шапочным», а дружили поэты и барды семьями.
Агранович на страницах «Российской газеты» от 14 декабря 2001 года (Н. Гольдина, «Нашелся папа "Одессы-мамы"») вспоминал: «Высоцкий – огромный талант. Но он был безумно перегружен. Если бы с каждой своей песней не умирал, не ушел бы так рано.
И одновременно этот же человек в спектакле «Гамлет» живет и умирает по правилам театрального актера. То есть на первой репетиции, когда его выворачивал наизнанку Любимов, а у него «не шел» Гамлет, он бросился на Любимова со своим кинжалом, который у него в этот момент был по роли в руках, прыгнул со сцены, бросился на него, сделал вид, будто он его убивает, и ударил кинжалом рядом, в спинку любимовского стула. Причем Любимов совершенно спокойно, так, слегка пошатал кинжал (он хорошо засел), вытащил и сказал своим замам: «Надо отдать, чтобы затупили. Вернись на сцену».
И Володя сделал Гамлета, а потом тиражировал. Конечно, Гамлет не умирал на каждом спектакле, а тот, кто поет «Чуть помедленнее, кони…» – каждый раз, каждое исполнение умирает…»
Остались у Евгения Даниловича и другие воспоминания, не связанные с театральным творчеством Высоцкого. Однажды в его дом пришли дорогие гости – Володя с Мариной…
«Очень люблю готовить. Фирменное блюдо мое – это зеркальный карп, запеченный в сметане с молодой картошкой и травкой.
Как-то у меня сидели Владимир Высоцкий с Мариной Влади. Высоцкий все удивлялся: пока он поет, я сижу разинув рот, как только начинается треп, я исчезаю. Он говорит: «Что ты все бегаешь?» Я отвечаю: «Вот зеркальный карп, по-монастырски запеченный». Это не стихи писать, стихи любой дурак напишет, а это уметь надо».
И они как-то серьезно это выслушали…» (Н. Гольдина, «Нашелся папа "Одессы-мамы"», «Российская газета», 14 декабря 2001 г.)
Наиболее подробно о своей встрече с поэтом Агранович поведал в интервью московскому высоцковеду Ларисе Симаковой. Текст его размещен на интернет-сайте «Высоцкий: время, наследие, судьба» otblesk.com/vysotsky/: «Мой друг и сосед по лестничной площадке режиссер Миша Богин, как-то раз попросил Иечку Саввину привести к нам в гости Марину Влади. Они в то время вместе снимались в фильме Сергея Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа». Иечка приехать не смогла, поэтому Марина пришла после съемки сама, по-московски с двумя сумками, где были ее вещи. В простеньком пальто, в больших очках, подколов волосы. Выглядела совершенно обыкновенно – как москвичка из очереди, – спокойно проехала в метро…
На входных дверях тогда еще не устанавливали домофонов, а сидела в подъезде консьержка, эдакая «мисс Информация», которая все обо всех знала. Дом и подъезд Марина отыскала, а дальше обратилась к этой старушечке: «Как мне найти Женю Аграновича?» Та мгновенно узнала гостью, проводила, и затем всем, кто входил после нее в дом (а был конец рабочего дня, люди возвращались с работы), всем говорила: «К Аграновичу Марина Влади пошла!»
Марина ходила по квартире, с интересом рассматривая мои работы – скульптуры из дерева и кости. «Поставила бы ты это у себя в Париже?» – спросил я об одной вещице. «Да», – и я ей эту фигурку подарил. Кроме того, я приготовился к приходу Марины: сделал колечко из самшита, самого крепкого древесного материала. Предполагал, конечно, что она дама избалованная, чего только не повидала, но самшитовое кольцо – вещь неординарная. Я вырезал на нем женское лицо под наполовину сдвинутой маской – изобразил актрису. Колечко пришлось впору и очень Марине понравилось.
Я слушал ее рассказы о том, в каких странах мира она бывала, что видела, а часа через два появился после репетиции Высоцкий с гитарой. Стояла глубокая осень. Помню, ходил жуткий грипп, потому что, когда все уселись за стол, я предложил Высоцкому тему: «Пир во время гриппа».
…Он ввалился в подъезд и прохрипел: «Где моя жена?» (они с Мариной тогда только женихались, собственной крыши не имели, у Высоцкого к тому же были какие-то сложные взаимоотношения с миром). Консьержка проводила и его, и всем, идущим следом, уже сообщала, что к Аграновичу пошел Высоцкий.
Высоцкий в этот день, как обычно, встал в шесть часов утра, в лучшем случае успел выпить чашку кофе и помчался по делам: тут у него запись, там перезапись, тут у него репетиция, там у него съемка, где-то что-то с изданием – не получившееся дело (у него всегда бывало так: обещали напечатать – не печатали, сулили пластинку – не издавали…). В общем, мотался он, как сумасшедший, на одном табаке, не ел ничего, а тут пришел – увидел роскошный стол и аж охнул. Только усадили мы его на хозяйское место, как стали появляться наши любезные соседи со всех этажей: кто «за солью», кто «за спичками», и все с большими чемоданами – раз Высоцкий, значит, будет петь. Обступили его со всех сторон и не дали проглотить ни кусочка. Ему пришлось петь, выступать. Так что не думаю, чтобы он сохранил сколько-нибудь милое воспоминание об этом доме и его хозяевах.
Единственное, что хорошего я смог для него сделать – это не допустить до спиртного. У Богина жена была грузинка, а грузинская интеллигенция – это одна большая семья: все друг друга знают, все на «ты». Случилось так, что в этот вечер к супруге Богина явились несколько ее приятелей. Узнали, что у меня Высоцкий – кинулись сюда, со своими копченьями-соленьями, коньяком таким, коньяком сяким… А я на кухне запекаю карасей в сметане, мотаюсь туда-сюда, кулинарю… Смотрю, Высоцкий уже стоит с фужером в руках и произносит ответную речь. Я много не раздумывал, совершенно деликатно подошел, вынул у него из рук фужер, взял со стола другой, налил в него боржому. Он взял его спокойно.
Я тогда подумал: только не под моей крышей! Ну, и, насколько мне известно, еще месяцев восемь после того он не пил ни капли.
За столом Высоцкий очень много и открыто рассказывал, причем с намерением не похвастаться, а, я бы сказал, – поделиться с друзьями. Например, своим недоумением странной, необъяснимой несправедливостью этого мира, где не хотят слушать ни хороших стихов, ни хороших песен, не хотят видеть хорошего актера: смотрят две пробы, одна блистательная – говорят: «Боже, какая прелесть!», потом смотрят посредственную и заявляют: «А вот этого мы берем!..»
Из того, что им пелось, я запомнил «Охоту на волков», только что написанную. Непередаваемо он ее пел.
Было видно, как он любит Марину. Он пел и для нас, но и для нее. Хотел завести и ее спеть, еще не зная тогда, что она тоже поет…
Несмотря на столпотворение и суматоху, я обратил внимание, что Высоцкий полон интереса к окружающему миру, только в тот раз ему не давали этот интерес проявить. Как только он улучал момент спросить у меня: «А вы кто? А правда, что у вас?.. «Еврей-священник» – это вы написали?» – его тут же прерывали: «Володя, спойте вот это вот!» Не давали разговаривать ни со мной, ни с кем-либо еще.
Насколько я заметил, Высоцкий очень хорошо сознавал, кем является, – при полной, вместе с тем, его скромности. У него уже была союзная и начало мировой славы, но его это совершенно не расшатывало, то есть менее всего занимало». («О В. Высоцком вспоминает Евгений Данилович Агранович».) (Данные воспоминания опубликованы также в сборнике «"Все не так, ребята…" Воспоминания о Владимире Высоцком», сост. Д. Быков и И. Кохановский (2017).)
В 90-е – начале 2000-х годов имя Владимира Высоцкого можно было встретить в статьях Евгения Даниловича, опубликованных в московском журнале «Вагант».
В статье «И сегодня это важно. Почему?», посвященной творчеству своего друга, поэта и сценариста Михаила Львовского, Агранович, в частности, пишет: «Вслушайтесь в далекое журчание ручья… Не там ли исток нынешних блестящих успехов авторской песни Высоцкого, Галича, Окуджавы?» («Вагант», № 4, 5, 6 (89-91), 1997 г.)
Из публикации Евгения Аграновича «Легкий хлеб (Разговор о песне)», посвященной созданию своей знаменитой песни «Я в весеннем лесу пил березовый сок…», о которой мы говорили в начале главы, узнаем историю создания Владимиром Высоцким одной из самых своих известных песен.
«Немного помолчали. И приятель мой спросил:
– А долго ли Высоцкий писал «Охоту на волков»? Как думаешь?
– То есть именно записывал карандашом на бумаге? Считаю, час, ну два. За счет сна. Некогда было: съемка, репетиция, концерт, спектакль… Шлифовать стих не приходилось. Погрешность, случайная неточная строка так и оставалась, может на столетие.
Друг почему-то обрадовался:
– Ага! И я замечаю, что-то сказано поспешно, не лучшим образом: «И лают псы до рвоты…» Кто видел блюющую собаку, да еще в результате громкого лая?
Я засмеялся:
– Ну, протокольная логика к песне не применяется. Читай метафорически: похоже, собак прямо рвет этим лаем. Строка звучит непривычно, резко, выразительно, создает нужный фон для главной поразительной мысли всей песни: почему волки покорно гибнут, почему не пробуют рвануть через запрет, за флажки? Со всех сторон огражденному флажками тоталитарного общества поэту приходит решение перешагнуть запрет. И Высоцкий совершил это. Так возникла песня». («Вагант», № 1, 2, 3 (122-124), 2000 г.)
Евгений Данилович сочинил пять поэтических посвящений своему коллеге и собрату по перу. В своей балладе (поэме) «Высоцкий», написанной в 1981 году, он не побоялся вступить в спор с властью и показать, что Владимир Семенович – народный, настоящий:
Надтреснутый колокол трех поколений,
Родной академику и бичу,
Он хрипел. И великий народ без стесненья
Хлюпал, прижавшись к его плечу.
<…>
Он шел без страховки по тоненькой нити,
По узенькой ленточке пленки магнитной,
Внизу оставляя обиды, измены,
Ограды, завалы, тюремные стены.
Не плачь о Высоцком – подпой ему лучше.
Ты вспомни: веселый он был и везучий,
Любимый, влюбленный,
Друзей – миллионы.
Последнее четверостишие не только о Владимире Высоцком, в нем автор, кажется, лучше всего передал свой характер и душевное богатство…
Перед читателем – отклик, надеемся – не единственный, на поэму Аграновича: «Всего лишь один отрывочек из авторского текста – порой может сказать больше чем многословное «рассуждение на тему»… Достаточно просто проиллюстрировать, каким высоким трагизмом баллады заряжена у Евгения Аграновича эта поэма: "Колонного зала ему не давала / Всесильная Фурцева в славе своей, / Его же в ту пору концертная зала – / Легла от тайги до британских морей!"» (Интернет-сайт «Лаборатория Фантастики» fantlab.ru, «Евгений Агранович, "Высоцкий"».)
Стихи «Над дилетантом смеялись вначале…», «Полковник: А что с таганским Гамлетом…», «На всех перекрестках…», посвященные Евгением Даниловичем Владимиру Высоцкому, вошли в поэтический сборник Аграновича «Шапка на снегу» (1996).
Другие посвящения Евгения Аграновича поэту и актеру опубликованы в сборнике «Светлой памяти Владимира Высоцкого…» (сост. З. Лихачева) (2017).
В последние годы, из-за болезней и преклонного возраста, Евгений Данилович редко выступал перед публикой. Но спеть для поклонников его песенного творчества изредка удавалось.
«Выйти на сцену Евгения Аграновича уговорили московские барды. Благодаря им Евгений Данилович, уже будучи человеком весьма немолодым, неоднократно принимал участие в концертах авторской песни и вечерах памяти Владимира Высоцкого». (Интернет-сайт «Орловской городской газеты» orel-gazeta.ru, 29 января 2021 г., А. Извекова, «Душа поэта», глава «Тихое служение».)
…Замечательного человека, поэта, сценариста и барда Евгения Даниловича Аграновича не стало в начале 2010 года. Он прожил долгую и трудную, но счастливую жизнь. Ему было что вспомнить, о чем рассказать и что оставить будущим поколениям. Потому еще долгое-долгое время где-нибудь в компании можно будет увидеть человека с гитарой и услышать: «Я в весеннем лесу пил березовый сок…»
Такие песни – не умирают, а значит и автора ее – помнят, и он – жив!
В начале июля 2020 года издательство Среднерусского института управления – филиала РАНХиГС выпустило научную монографию «"Вечный огонь" Евгения Аграновича» (автор М. Е. Петухова), посвященную жизни и творчеству поэта и барда, автора легендарных песен «Я в весеннем лесу пил березовый сок…» из двухсерийной картины «Ошибка резидента» и «Вечный огонь» из фильма «Офицеры».
Свидетельство о публикации №123021409911