Последнее слово

И пускай ещё держит озноб, но уже прогорел до основ
Этот блеск маслянистых чернил, уготованный лемех ловушки,
Что судьбой был предсказан, но после прощальной пирушки
Не собрать своих слов, поелику я тоже не нов.

И пускай ещё держит меня, но уже прогорел от огня
Погребальных костров на мастистых безудержных тризнах,
Воспарил он, как пепел, сверкая в пустой укоризне,
Этот блеск, что звеня, неприкаянный день ото дня,

Испещрил самоцветами мозга податливый воск,
Исчертил на полях неподатливым стилосом нерва
Моё тело — теперь же уйду, ведь я тоже не первый,
Кто искал грамматический лоск, но обрёл только розг

Над своей головой, что свистают, и тягостный вой
Рассыпается искрами в ночь — сотрясаются своды.
Догорел маскарад. Неказисто ложатся разводы
На усталость порой. А внутри — небосвод грозовой.

И пора бы в уйти, только держит меня взаперти
То последнее слово — несломленный громоотвод
В тишине разразит, и огнём средь бушующих вод
Воспылает и будет нести, но всё тех же картин

Мне полотна узреть предстоит. Если только гранит
Сохранит эти чудные руны мерцанием верным,
Охранит их от скверны и бури, тоски атмосферной...
В этом рыхлом полене — термит. И он всё же искрит.

Эта хрупкая рухлядь гремит, ведь она — динамит,
Разверзающий скучную толщу бетонной стены.
Обозначенный взгляд — это блеск лицевой стороны.
А внутри меня язва обид непрестанно саднит.

Где разбиты сады словоформ — монумент не разбит;
Антресолями пыль не легла, так как дрожь артефакта
Не стихает ничуть, но утробным биением такта
Бередит отороченный нормой земли мезолит.

Пусть насажен гнилой частокол — монумент не расколот;
Там жнецы пропоют под серебряным саваном зла,
И на площадь жрецы поведут золотого осла,
Но обрушится молотом гром — и пресытится в голод.

Хоть растрачена дробь — не раздроблен ещё монумент;
Пока есть ещё час, и не выцвела ярость в бойницах,
Для последнего слова добыть препарат из глазницы,
Остротой инструмента вскрывая застывший момент,

Предстоит в эту ночь. Здесь над городом — колокол спящий,
А над лесом смыкается мрак в непроглядную жуть...
Только зеркало озера, словно дрожащая ртуть,
В эту лунную ночь укрепит меня светом бодрящим

И коснётся цветов, коих колокол спящий обрящет, —
Лепестки над сакральными водами тихо парят,
А вдоль берега белые тени склоняются в ряд...
Но окутает сызнова лес этим сумраком вящим.

Я заметил, что в небе над городом бледное время
Распадается в белые россыпи снежной крупы —
И на оспинах спин разыграют экстаза серпы,
Для кого преднамечена вечность, бессмертия бремя,

Для кого подготовлена смерти живая вода.
Тех комедий исчерпана боль, и обманный гротеск
Здесь от пламени фарса фанфарами плавится в треск...
Но вращается в небе крупа, и как прежде гудят провода.

Все сюжеты развёрнуты, формы разыграны в лицах —
Остаётся лишь склеить изделие блеском осколков;
За вторичностью фабулы этот сценарий искомкан,
Но по-прежнему мнится, до судорог явственно мнится

Мне охваченный метким прозрением серный порок.
И небесный пророк, изначально отмеченный стигмой,
Отстраняется в горний чертог, ведь миазм парадигмы
Запечатал сердца нитевидными путами строк,

Недосказанных слов, неразгаданных снов оболочкой...
Но небесный пророк изначально отмечен экземой.
И хоронится час — выдыхает миазм эмфизема,
А поэт в заключительном жесте — лишь чёрная точка.

12 февраля, 2023 год.