Цимлянский Комбинат Игристых Вин! О детстве

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2021/09/13/4445
СБОРНИК "Осторожно, дети!"

КОМБИНАТ ИГРИСТЫХ ВИН.
Я родился на берегу Тихого Дона в станице Нижне-Курмоярской в январе 1947 года. Станица была большая, до революции она была очень богатая. Жили там купцы, виноградари, виноделы, отставные военные и даже в ней родился писатель Серафимович А.С. Фамилия его была Попов, а псевдоним он сделал себе из своего отчества. Не мог же Лауреат Сталинской премии быть Поповым. Потом он жил в Москве на улице названной его именем.
 В этой станице были даже две мельницы ветряные. Одна из них принадлежала моему деду. Из-за неё он чуть не попал под «раскулачивание». Но он её сдал в колхоз и женился на моей бабушке -беднячке. Обе мельницы большевики благополучно разобрали на дрова. Это я знал по рассказам бабушек и дедушек, а что я помню и до сих пор оно стоит в моих глазах… наше массовое переселение из-за затопления нашей станицы водой нашего Тихого Дона, который в этом месте стал морем. Великий кормчий И.В. Сталин осуществил мечту Петра Великого и соединил Волгу с Доном судоходным каналом, а за одно построил ГЭС с пятнадцатикилометровой плотиной.
   Когда я читал книгу Серафимовича «Железный поток», то вспоминал поток переселенцев медленно двигавшихся к берегу Дона на баржи с бабьми рыданиями и воплями под суровыми взглядами стоящих вдоль дороги солдат не русской национальности с лающими собаками на поводках. Помню, как я уговаривал маму вернуться домой, плакал и говорил, что это не пароход, а баржа и я не хочу ехать на ней. Мама говорила, что мы будем жить в новом доме, а я говорил, что хочу вернуться в старый дом.
   Я искал в творчестве Серафимовича что-нибудь о строительстве судоходного канала "Волгодон" и водохранилища 200 на 50 километров на месте богатейшего природного заповедника - Донской поймы, но не нашёл.Видимо не смог он прогнуться перед этой варварской идеей и восторженно рассказать об уничтожении его маленькой Родины, что фактически являлось продолжением "расказачивания".А сам он проживал в Москве на улице, названной в честь его имени.
   Нас на баржах спустили вниз по Дону на 100 километров и мы стали проживать вместо нашей богатейшей плодоносной донской поймы, в голой полынной степи в хуторе Рябичи-Задонские с солёной водой в колодцах. Рядом проходило русло Старого Дона и люди из него носили домой воду в вёдрах на коромыслах, поднимаясь из-под крутого яра. Кстати, дом Серафимовича перевезли тоже в этот хутор и в нём открыли Избу-читальню, то есть, библиотеку. Я в четыре года научился читать и сам ходил в библиотеку, но бабушка меня строго предупреждала, чтобы я не ходил с книжками «на танку». За библиотекой стоял разбитый немецкий танк и взрослые пацаны, пережившие войну, «раскурочивали» этот танк. То есть откручивали с него всё на что хватало сил. За селом ещё много было разбитых немецких танков, не дошедших до Сталинграда на помощь окружённому фельдмаршалу Паулюсу. Видимо в отместку за «тёплую встречу» немцы заминировали майдан перед Правлением нашего села и узнали об этом военные  только в 1951 году и при нас взрывали мины на месте, заставив нас укрыться в погребах и заклеить окна. 
  В 1952 году мы переехали из хутора в рабочий посёлок Цимлянск- центр донского виноградарства и виноделия и отец построил нам дом. Электрического света не было у нас, так же как и в хуторе, пока не было, так как улица была новая, крайняя к морю. Но по нашей улице русские заключённые под охраной нерусских военных-конвоиров вели высоковольтную линию.
   Рос я с видом на море и очень к нему был неравнодушен. Бабушка смотрела в окно и говорила мне по-казачьи:
-Ты куды идёшь? Глянь какие белкИ выворачивает волна!- то есть, волны с белыми гребнями. А нам – пацанам того и надо было. Но это было позже, когда я уже в школу пошёл. А перед школой у нас, пацанов, было ещё такое опасное поветрие. Я в балке нашёл ржавый обруч от бочки, притащил его домой, разрубил с помощью зубила и молотка, заострил конец под меч, отбил молотком ржавчину, поскоблил напильником до блеска и обмотав изолентой сделал рукоятку своему мечу. Последователей у меня нашлось много и точили мы свои мечи и шашки о скальные камни на берегу моря. Взрослые не пресекали наше увлечение, пока одному пацану не выбили глаз. После этого нас всех "разоружили", выясняли - кто был зачинщиком, но меня не выдали.

   А расскажу я, как первый год обитали мы в Цимлянске, на крайней к морю улице Советской, на которой впоследствии построили Цимлянский комбинат Игристых вин. Было мне пять лет в 1952 году. У нас в доме ещё не было электрического света, потому что электролинию только вели по нашей улице наши советские «зэка» под охраной почему-то тех же нерусских, которые охраняли наше выселение из станицы Нижне-Курмоярской.
Работали зэка бригадами по пять человек. На бригаду три конвоира с винтовками. Возле нашего двора остановилась бригада, которая делала заготовки для высоковольтных деревянных опор и монтировала их на месте. Что за технология была у них, я сейчас, вспоминая удивляюсь. Дело в том, что они монтировали опоры прямо из сырого леса, вынутого из воды, доставленного лесосплавом. Их прямо на месте ошкуривали двуручными скребками, сидя верхом на сырой опоре, а я потом подсохшую кору жёг и она горела легко, потому что была с хвойных деревьев, а когда нагорали угли, то я у  бабушки брал картошку и засыпал в угли и потом «зэка» делали перерыв и угощались нахваливая меня. Ещё я им приносил яйца и сало, а «зэка» мне отдавали большие трёхлитровые банки с надписью «Бобы соевые в томатном соусе». У «зэков» от них была изжога, а у нас дома эти бобы хорошо ела свинья и я. Бабушка ругалась  за то, что я противопоставлял её домашним приготовлениям бобы соевые и уплетал  наравне со свиньёй. Мне нравилось быть полезным среди этих тружеников, да и мне было не с кем больше общаться. «Зэка» удивлялись, что я в свои пять лет уже читаю книжки. Они спрашивали, что это меня мама научила читать? А  я сказал, что мама только чужих детей  учит, а меня бабушка учила читать.
Я любил замечать приёмы в работе и мне хотелось им подражать. Особенно меня с ума сводили монтёрские когти и если они были свободны, то я обязательно занимался с ними, пытаясь надеть их на свою маленькую ногу, а «зэка» смеялись надо мною. На другое утро я опять начинал с попыток надеть эти когти и «зэка» хохотали:
-Что, Лёня? За ночь нога не подросла?
Всё было бы нормально, но был среди них один дядя, которого звали Гена и он всё время ко мне как-то «клеился» разговаривая со мной пытался как-то лапать меня и я вырывался и уходил, а его другие предупреждали, чтобы он не лез ко мне. Однажды он заработал лопатой по спине от бригадира, за то, что он мне шепнул на ухо, чтобы я отнёс конвоиру бутерброд с салом, а он с дуру чуть в меня не выстрелил, передёрнув затвор винтовки и даже позеленев лицом от злости.
Однажды этот дядя Гена усадил меня насильно на ошкуренную опору и стал беседовать со мной о том, что у меня красивая мамка, хотя я не знаю когда он мог её видеть, потому что она уходила на работу раньше, чем их привозили и возвращалась она с работы, когда их уже не было. Мне было неприятно с ним разговаривать и я стал от него вырываться, а он не пускал. Его раз предупредили, но он не послушался. Другой раз предупредили и он послал бригадира матом. Бригадир хотел его опять огреть лопатой, а тот схватил топор, который разрешалось брать только бригадиру. Конвоиры передёрнули затворы винтовок, взяли их наперевес и внимательно наблюдали. «Зэка» переглянулись и пошли к этому дяде с разных сторон, а мне бригадир очень строго сказал:
-Быстро беги домой и не оглядывайся!
Я выполнил команду точно, но у самой калитки всё-таки оглянулся… Дядю Гену, извивающегося всем телом несли четверо за руки за ноги, а он сам был пятый. Они несли его к недавно установленной опоре. Подойдя к ней они сильно его качнули и как тараном ударили головой об опору. Конвоиры отвернулись и на это посматривали через плечо.
Я с неделю потом не мог подойти к  своим друзьям «зэкам» и не мог даже в их отсутствие смотреть на ту опору со следами, будто об неё разбили большой помидор.
Примерно через неделю я всё-таки пошёл опять к своим друзьям, хотя их рабочее место переместилось на конец нашего квартала к улице Пушкинской. Они меня встретили очень приветливо, тем более, что я принёс им бабушкины гостинцы. Вместо дяди Гены в бригаде работал другой незнакомый дядя, который не приставал ко мне.  Мне сказали, что у них скопились банки с бобами и я должен взять дома тележку и их отвезти домой. Они никому их не отдали, потому что надеялись,  что я всё равно приду.
Да! Я пришёл, но если бы знали они зачем я пришёл… Я опять занялся монтёрскими когтями и «зэка»  посмеявшись, перестали обращать на меня внимание. А напрасно! Ведь я принёс с собой из дома кроме бабушкиных гостинцев… чёрную клейкую изоленту на матерчатой основе.Это из материалов, приготовленных отцом к великому событию - проведению электрического света в наш дом.До этого я видел электрические лампочки только у отца на работе и ждал проведения электрического света в наш дом, как волшебства.
Я примотал свои ноги в сандалях к этим когтям и помогая рукой установил один коготь с ногой на опору, потом так же другой рукой помог другой ноге укрепиться на опоре. Потом опять этой рукой и ногой, уже стоя на опоре я передвинул коготь выше и укрепил его, потом другой рукой так же другой коготь я передвинул ещё выше… Я был уже на высоте метра четыре, когда один охранник заорал:
-Сматры рыбёнка!- и «зэка» обернувшись бросились меня снимать с опоры. Они очень были перепуганы и сказали, что не ожидали от меня такой глупости, потому что я бы назад сам не слез, а снимать меня других когтей нет и остался бы я на столбу жить с воронами!
Они очень удивились, увидев, как я надёжно примотал изолентой свои ноги  к монтёрским когтям и сказали шутя:
-Быть тебе, Лёня, электриком!
Если бы они знали какими пророками они оказались! Я сам того не ожидая начал свою трудовую деятельность электриком! Всего-то навсего, через десять лет, после восьмого класса, потому что утонул в море мой отец - Инвалид Вов, прошедший от Сталинграда до Берлина, взявший последних важных языков для штурма фашистского логова.

ПОСТСКРИПТУМ:
Однажды я пришёл к своим друзьям-«зэкам» с бабушкиными гостинцами. Увидел я в стороне откуда-то взявшуюся лошадь и её  манили хлебом два пацана примерно моего возраста. Один из них  был мой пожизненный друг – Колька, с которым потом мы оказались в одном классе, а тогда нам было по пять лет. Я подошёл к ним и выяснил, что они хотят приманить её к  пустой бочке, чтобы потом на неё сесть, а она бестолковая, не понимает. Если подносят хлеб, то она пытается схватить, а идти за ними не хочет. Я сразу сообразил:
-А,  давайте бочку к ней подтащим!
   Мы подкатили к лошади пустую бочку, подняли её стоймя. Я, как  самый шустрый,  влез на бочку, но лошадь отошла только я к ней притронулся. Я спрыгнул, опять подкатили к лошади бочку, поставили  «на попа», я влез на бочку, но только хотел схватить лошадь за гриву, она опять отошла. Я спрыгнул, опять покатили бочку и тут мы услышали хохот моих друзей «зэков», которые увидели наши мучения и им показалось почему-то это смешным. Я призадумался и сказал пацанам:
-Как только подкатываем бочку, вот тут и давайте ей хлеб! А я залезу!
    Сделали, как я сказал, несмотря на хохот «зэков» и конвоиров, которые тоже хохотали над нами до слёз. Подкатили бочку, поставили её стоймя, я говорю пацанам:
-Давайте хлеб!
     Пацаны отвлекли лошадь хлебом, а я схватил лошадь за гриву и подпрыгнув с бочки, лёг поперёк её спины. Лошади это не понравилось. Она поняла, что её обманули и лёгкой рысью поскакала в сторону. Да не просто в сторону, а в сторону канавы прорытой вдоль нашей улицы для прокладки водопроводных труб. Я всё- таки сумел развернуться и сесть верхом на лошадь, но тут же почувствовал, что лошадь прыгает через канаву, да ещё взбирается на кучу земли лежащей вдоль канавы. Я не удержался за гриву лошади и полетел в самую канаву. Хорошо, что в неё не успели трубы положить. Меня целого и невредимого доставали из канавы бригадир дядя Миша и один конвоир. При чём конвоир подал мне ремень его винтовки, за который я держался и выполз.Только меня отряхнули от земли канавы, как вдруг старший конвоир заорал:
-Гиде адна ест? Гиде адна ест? Лажись земля! Лажись стрелять будум! Защёлкали затворы винтовок, направленных на наших «зэков».
   «Зэка» упали ничком на землю. Мы без команды рванули бежать, ничего не понимая, но услышав выстрел и увидев красную ракету я сообразил. В бригаде не оказалось того нового дядьки, который был вместо  плохого дядьки Гены. Он сбежал воспользовавшись отвлекающим фактором, который создали мы, пацаны. Следом взлетела ракета на соседней улице, где работали «зэка», потом на третьей и вскоре примчался  военный «бобик» с автоматчиками. Через полчаса они привезли этого беглого дядьку вдребезги пьяного и с разбитой мордой. На соседней улице был продуктовый магазин и он его успел достигнуть и выпить водки. До конца  дня он лежал под забором и мычал, пока за этой бригадой не приехала машина –«автозак». Больше мне не разрешили подходить к моим друзьям, да и они сами издали мне махали, мол, уходи. Видимо им тоже досталось. Вот так неожиданно закончилась моя дружба с моими «зэками». Хотя я с ними тоже пожизненно связан. 15 лет я был электриком из них три года жил в общежитии с УДО – условно досрочно освобождёнными «на стройки народного хозяйства» , 5 лет был лётчиком и  35 лет адвокат и вёл так же уголовные дела…
   А мы дома тогда ещё долго доедали «зэковские» бобы в томатном соусе! Мы, это я и свинья!
Однако, в мои пять лет я хорошо ориентировался по сторонам света, благодаря интересовавшей меня книжке с картами на кальках "Хрестоматия по естествознанию", оставшаяся как память от погибшего дедушки танкиста - педагога-математика с высшим образованием Стратона Михайловича-бабушкиного брата! Прямо передо мной было море и из-за него поднималось солнце. Значит там восток. Слева был громадный степной пустырь, покрытый полынью, но с очень большим подъёмом. Вся наша улица Советская поднималась в гору. А что за этой горой мне было неизвестно, а я очень был любопытным. А на горе ещё стояло какое-то пирамидальное сооружение и меня оно очень интересовало. Всё-таки я воспользовался занятостью бабушки и пошёл на эту гору. Оказалось, что меня от горы отделяют ещё две балки, уходящие к морю. Первая балка не большая, а вторая очень большая и она была с заливом от моря. Дошёл я до той пирамиды. Она оказалась из очень старых палок сколоченная очень ржавыми гвоздями. Но… То, что я увидел за горой, привело меня в восторг. Внизу, не близко от меня был большой залив от моря и там был дебаркадер пристани. За заливом было селение, а за ним до самого горизонта были ряды виноградников. Я поспешил домой, так как очень хотелось поделиться моим открытием! Но… бабушке нельзя. Ругать будет за, то что я ходил далеко. Бабушке я сказал, что ходил на море, что мне не запрещалось. Я рассказал о моём походе  соседу-одногодке Петьке. Он очень заинтересовался и мы решили завтра опять туда сходить. Ходили мы туда неоднократно, но однажды я увидел на этой горе грузовую машину с несколькими мужчинами. Эта машина подняла над собой вышку высотой метров пять. И что-то они там делали. Я не мог сдержать любопытство и помчался на гору. Подойдя ближе, я увидел, что в этой вышке вращается какой-то стержень и уходит в землю. Мужики увидели меня и спросили, что мне нужно. Я сказал, что хочу знать, что они делают и хочу помогать. Они с удовольствием заулыбались и спросили, знаю ли я цифры. Получив утвердительный ответ, они сказали, чтобы я собрал и сложил по порядку номеров глиняные влажные чурки с надписями на них. Они сказали, что эти чурки называются «керны», что это пробы качества грунта, потому что здесь должны строить большой винзавод. Строители должны знать – на какой глубине, какие грунты их ожидают при строительстве. Я был в восторге. Часа два я складывал керны, которые они выбивали из бура, а потом вспомнил про бабушку. На прощанье я расспросил буровиков, как они себя назвали, что обозначает деревянная пирамида, стоящая на самом высоком месте. Мне объяснили, что это геодезический нивелирный репер. Мне показали в разных сторонах света подобные реперы и сказали, что это для согласования местности с картами и что когда я вырасту, то узнаю, что такое географические карты. А я сказал, что я это уже знаю, потому что у меня есть книжка «Хрестоматия по естествознанию», а в ней кальки с картами маршрутов наших российских путешественников от экспедиций Петра Первого. Буровики очень удивились и спросили, откуда у меня такая книжка? Я объяснил, что это память дедушки Стратона, который учился в Ростове в университете и погиб на фронте, освобождая Будапешт от фашистов. Буровики рассказали мне, что прямо под нами дебаркадер пристани Цимлянская. Дальше расположен хутор Крутой. Дальше - виноградники Опорного пункта Ленинградского института Виноградарства и виноделия. А ещё дальше и вправо до горизонта - виноградники Цимлянского Винсовхоза. Я был в невероятном восторге от информации и мне хотелось немедленно поделиться ею с кем-то. Я попрощался и обещал завтра опять прийти помогать. Домой я бежал в припрыжку от счастья, но увидев бабушку, возвращавшуюся с моря, где она искала меня… Скандал был большой, но всё-таки информация про строительство большого винзавода бабушку сразила напрочь, так как она была воинствующим противником пьянства. На другой день она меня на гору не пустила. Потом через год, когда я уже пошёл в школу, у нас начали строить сам завод и к нему высоковольтную линию.
В советские времена старались приобщать детей к общественно-полезному труду и уверен, что не напрасно. Белоручек и лодырей тогда было очень мало. Кого возили от школы на  уборку картошки, кого - свёклы, кого – помидор, а нас… на уборку винограда! Счастливое было время! Возили нас не в крытых автобусах, а в грузовых машинах, с кузовами оборудованными деревянными скамейками. Как мы всегда весело ездили, и даже уставшие на обратном пути пели песни, подпрыгивая на неровностях грунтовой дороги, дрожащими от ухабов голосами. «И на Марсе будут яблони цвести!...» Когда мы это пели,  мы в это верили до глубины души, как и верили в то, что лично в этом будем участвовать, тем  более, что, руководивший тогда страной Хрущёв Н.С., самонадеянно заявил, что через 20 лет мы будем жить при КОММУНИЗМЕ!   Объедались мы винограда до расстройства желудка и на обратном пути учительница то и дело стучала по кабине шофёру и прыгая из кузова, мы  разбегались в стороны: мальчики –влево, девочки вправо…
 Правда, наше участие в уходе за виноградом состояло не только  в его сборе. Были и малопрятные вещи и совсем неприятные, например, подготовка виноградной лозы к  укрытию в зиму и поднятие лозы весной… Но я расскажу один случай на сборе винограда с амплитудой от ужаса до смеха  с болью  в желудке.
   Виноград был в основном  сорта «Синий Цимлянский», очень сахаристый, который шёл на  красное вино. Но был и белый виноград разных сортов, так как белое вино тоже делали на нашем Комбинате Игристых вин, который возвышался на самой верхней части моей улицы Советской.  Виноград сорта «Синий Цимлянский» имел небольшие кисти, но очень туго набитые зёрнами, как кукурузные початки. Кушали мы его  варварским способом:  Обгрызали как початок вершки зёрен, а остальное бросали…  А вот бросали не всегда в укромное место, а иногда в зазевавшегося товарища, прячась после этого за кустом. Я, точно, таким свинством не занимался. Но вот прилетел ко мне огрызок кисти и шлёпнул меня в висок. Я вытер кроваво-красный след ладонью, определил направление, откуда он прилетел и,   став на колени, среди просветов стволов кустов винограда увидел прячущегося злоумышленника. Я бы это воспринял как шутку, но этот злоумышленник был очень вредный пацан, сын учительницы из параллельного класса и мой враг.
   Прежде чем начинать стройку Цимлянского Комбината игристых вин на самой горе над Цимлянском, в конце моей улицы Советской, там строили большую подстанцию 110/10 киловольт и вели к тому месту высоковольтную линию на металлических опорах. Они из себя представляли: внизу одинарная стойка из металлической фермы, а с высоты метров  20,  эта ферма V-образно раздваивалась и  ещё возвышалась метров  на 7-10, но не доходя до самого верха эта V соединялась  для прочности перекладиной так же из металлической фермы шириной сантиметров 25.См.http://www.stihi.ru/2011/07/05/6402 Естественно такие вещи безнадзорно оставлять нельзя, потому что детский экстрим очень силён, неудержим и не подвластен здравому рассудку, особенно,  когда друзья поджигают твою смелость. Я не только был первым, забравшимся на самый верх опоры, но и прошёл по перекладине. Когда мы собирались на шестидесятилетие одноклассников в Цимлянске, то  Витя Сулацков вспомнил об этом. А я напомнил то, о чём друзья забыли, а я нет. Дело в том, что монтажники повесили на эти опоры электрические провода, но не на изоляторах, а пока развесили на вращающихся роликах-блоках. Провода были толщиной примерно с большой палец взрослого человека  и висели плавно спускаясь  со столба на землю, касались земли и взбирались так же плавно на следующую опору. Мы стали кататься с опоры на землю скользя  по проводу, зажав его подмышкой. Естественно, что зачинателем был я и до того,  как начали другие это делать, я сделал это много раз, а у меня была старенькая защитного цвета телогрейка, похожая на военную. И в основном катались мы с одной опоры. Вот та опора, которая нас интересовала больше всего, стояла на краю громадной балки  и провод в этом пролёте чуть - чуть не касался дна балки. Я решил проехать по проводу в сторону балки, потому что спуск удлиннялся в два раза. Я поехал, но как раз в этот момент моя фуфайка подмышкой протёрлась и быстро прорезав рубашку и рванула  по голому телу. Шрам остался на всю жизнь. Естественно, я от боли выпустил провод из подмышки и повис на нём руками, а один негодяй, который сам боялся кататься подбежал к проводу с противоположной стороны опоры и повис на нём, поднимая через вращающийся блок провод с моей стороны. Я поднялся на проводе метров на пятнадцать от дна балки и завис. Я стал кричать, чтобы опускали, но я был к той стороне спиной и не видел,  кто это делает. Я, взбесившись такой бестолковостью неизвестного мне лица, орал,  чтобы опускали и пытался повернуться, чтобы посмотреть кто это делает, но на  уставших руках висеть на проводе  в тёплой одежде и  кирзовых сапогах было слишком тяжело и руки разжались. Я полетел вниз в самой середине балки, где была в её днище промоина, покрытая льдом. Я приземлился точно ногами вниз, но…Я пробил ногами и задницей лёд, под которым оказалась пустота. После замерзания верхней кромки, вода постепенно стекла в море, а на дне осталась грязища. Пробив тонкий лёд, я влез ногами по колена в грязь, ну и конечно же задницей. Я с большим трудом и с посторонней помощью выбрался из грязи, поднялся по склону на горку из балки и хотел тихо подкрасться к тому негодяю, который это сделал. Несмотря на то, что я знал, что скандала мне не избежать, но такую подлость я простить не мог. Это был сын учительницы из параллельного класса, но я всё равно хотел ему дать в морду. Он видимо понял меня и убежал. Я ему отплатил за это только весной и был большой скандал… После падения с провода я пришёл домой к большому изумлению бабушки среди зимы  по пояс в грязи и естественно услышал о том что: -Свинья грязи и зимой найдёт!
  Рану подмышкой я залил йодом и скрыл, потому что она многое могла вскрыть из моего экстремального поведения.
   Знаете, как я отплатил тому мерзавцу?
   Дело в том, что это было окончание шестого класса и нас организованно повезли на Цимлянский комбинат игристых вин. Нет, не для дегустации! Надо было перед пуском Комбината убрать строительный мусор. Были там,  школьники,  начиная с пятого класса и старше. Были на комбинате огромные залы, заполненные ровными рядами нержавеющих цистерн диаметром метра два и длиной метров пять  с открытыми люками, в которых должно в скором будущем играть Цимлянское вино и назывались они почему-то «танки», как нам пояснили работники. А пока что в этих танках очень здорово «играло» эхо, что нас всех очень развеселило. Если крикнуть в начале зала:
-Дурак! – то отдавалось по очереди по всем цистернам:
-Дурак!Дурак! –урак! – урак! – рак!-рак! –ак!- ак! – и так далее, до последней. Этот эффект  работал тогда, когда в зале были единицы, а когда туда набились толпой, то эхо нас испугалось и сбежало без оглядки. Даже начали лазить по танкам в люки, играя в прятки,  и я увидел, что мой враг, который загнал меня зимой в грязь, залез в танк. Я быстро залез по лестнице к люку и закрыв его, задраил. Никто этого не заметил и после уборки все стали собираться домой. Учительница стала считать нас поголовно и не обнаружила этого мерзавца. Стали строить предположения и я как бы вспомнил, что кто-то играл в прятки и ребята лазили по танкам. Может быть он заснул в танке? Стали смотреть по люкам и обнаружили один люк закрытым. Открыв люк, услышали рёв плачущего этого мерзавца и он вылез обмочившимся и не только… Меня очень пытали, но я не признался, что это сделал я, так как я с ним в прятки не играл. Надо спрашивать с тех, кто играл. Пытали и других, но «потерпевший» был убеждён, что это сделал я, хотя и не видел.
  Так вот – это он бросил в меня огрызок кисти. Я поставил свою неполную корзинку с виноградом на землю. Выбрал с куста  «Синего Цимлянского» кисточку, небольшую, плотную, чтобы удобно было держать в руке, срезал её секатором, положил его в свою корзинку на виноград,  лёг на пузо,  прополз в  ряд винограда, где был этот мерзавец  и спрятался за кустом. Тот выглядывал через ряд, пытаясь определить, где я нахожусь и не представляю ли для него опасность. Я подкрался вдоль ряда, не дыша и подойдя сзади, схватил его  левой рукой за затылок, а правой размазал ему по лицу всю кисть винограда. Он от испуга сначала хватал  воздух ртом, а потом дошло до него, что он скоро склеится от сладкого сока и станет достоянием пчёл и ос, которых здесь было вдоволь. Он вдруг заплакал в голос, как телёнок,  несмотря на то, что нам было уже по 12 лет: Ма-а-а-а! А-а-а-а!-  и пошёл с рёвом в сторону весовой, где завешивали результаты нашего труда, ссыпали в большие корзины и грузили на машины. Возле весовой стояла наша пионервожатая, из старшеклассниц,  в беленьком в мелкий цветочек  ситцевом платьице  с блокнотом в руке. И вдруг на неё с дурным телячьим рёвом выворачивается этот мерзавец с лицом, будто разбитым в кровь, от виноградного сока. А над ним уже вьются осы и пчёлы на запах сладкого сока. Пионервожатая, выронив блокнот и прижав от ужаса кулачки рук к лицу, попятилась  назад и, наткнувшись на полную корзину «Синего Цимлянского» винограда… села в неё с размаху попой и сидела, вытаращив остекленевшие глаза на этого «окровавленного» дурашлёпа. Он подошёл и,  указывая пальцем, назвал мою фамилию и сказал, что я ему кисть размазал на лице! Пионервожатая не смогла самостоятельно  подняться из корзины, а когда её подняли взрослые работницы, то её  «окровавленная» попа тоже вызывала «тихий ужас»…
   Работа была сорвана, так как девчонки ходили с пионервожатой на берег моря, пытаясь застирать её  платье и трусы, но кроваво-красный сок, взаимодействуя со щёлочью мыла, превратился в чернильно-синий, будто она села в большую чернильницу, которыми мы тогда ещё пользовались, но таких больших, чтобы сесть попой,  никто не видывал. Мне, естественно была большая взбучка, а хуже всего пришлось моей матери, которая была тоже учительницей в нашей школе, да ещё и … «Заслуженный Учитель Школы РСФСР». Каждый мой малейший проступок, воспринимался учителями с большим энтузиазмом!!! Особенно матерью этого мерзавца, которая ушла из школы работать в милиции в Отдел по несовершеннолетним и неоднократно пыталась меня поймать в кинотеатре на вечерних сеансах. Она говорила, что задалась целью и сделает это. Судьба распорядилась иначе. У меня после восьмого класса утонул отец и вместо учёбы в девятом классе я уехал в Волгоград приобретать рабочую специальность -"Электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного оборудования". А сын её, мой враг, до конца не отмщённый, за испорченный мой рисунок "Берёзы не спят!"... Он закрутил любовь с девчонкой из старших классов и они сбежали с нею из дома. Матери пришлось уйти из милиции...
   Так что, комбинат игристых вин запускали, к сожалению, без меня, хотя я стоял у самых истоков его строительства!
ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2021/03/06/6654
СБОРНИК "ОСТОРОЖНО, ДЕТИ!"

БЕРЁЗЫ!И моя мама.


   Было мне 10 лет, учился я в четвёртом классе Цимлянской средней школы №2. В этой же школе работала учителем начальных классов моя мать. Я, конечно же, учился не в её классе, но всё, что со мной происходило на уроках, ей было известно в переменах между уроками.
    У мамы в классе всегда были высокие показатели успеваемости, её хвалило руководство и завидовали коллеги. Поэтому каждое моё неверное движение было использовано мамиными коллегами в пику ей… Мама отличалась не только в работе. На ежегодных конференциях района или нашей Ростовской области, она участвовала в концертах художественной самодеятельности. Она пела и очень душевно… Я до сих пор помню её песни и реакции зрителей на её исполнение. Помню я «Подмосковные вечера», «Россия» - Россия Родина моя…, «Берёзы» - Родные берёзы не спят… Так вот, мне очень хотелось посмотреть на живую берёзу, так как в нашем степном краю с палящим солнцем, берёзы не росли. Я видел берёзы на картинках,  и они мне очень нравились. Я любил рисовать и однажды попала мне в руки открытка с изображением берёзовой рощи.  По-моему автор её был Куинджи и была на подходе школьная выставка нашего рукодельного творчества . У меня были краски акварельные медовые фабрики «Нева». Я воодушевился и нарисовал эту берёзовую рощу.  Однако пользовался я этими красками неумело и использовал их как масляные. Стволы берёз были даже выпуклыми и листочки в берёзовых косах тоже были выпуклыми и блестели как мокрые. До выставки был один день, но краска так и не высохла. Я принёс свой рисунок в школу и представил её организаторам. Они были в восторге от моего рисунка, но я предупредил, что краска ещё не высохла. Меня успокоили, что с моим рисунком будут обращаться осторожно,  положат его сверху и повесят на стенд аккуратно. Хорошо, что я побеспокоился и до начала выставки зашёл посмотреть, как поместили мой рисунок. Меня встретил мой враг, сын учительницы из параллельного класса и возмущённо заорал на меня, что я испортил его рисунок. Оказывается,  он положил свой рисунок на мой и он приклеился. Я посмотрел на свой рисунок и увидел, что он обезображен. Всё, что блестело… уже не блестит! Оно оказалось на тыльной стороне рисунка этого Лёши, которому я однажды заслуженно дал по морде… извиняюсь, по лицу и был большой скандал. Рисунок Лёши не пострадал, а вот мой… мне очень хотелось опять дать ему в.. по лицу, но я сдержался, вспомнив про мать… и сколько удовольствия испытают её коллеги от этого ЧП. Я взял свой рисунок и пошёл домой. ДорОгой я вытирал слёзы одной рукой, в другой я нёс свой изуродованный рисунок. Дома я ещё больше наложил краски на повреждённые места, чем сделал рисунок ещё более привлекательным. Подумав, я сделал небо вечерним с молодым, растущим месяцем, тоже блестящим и выпуклым, среди блестящих и выпуклых облаков. Внизу сделал подпись: «Берёзы родные не спят!»  Понёс я рисунок назад уже двумя руками и сам повесил его на стенд. Рисунок мой произвёл полный фурор! Возле рисунка собралась толпа и заранее сказали, что мне обеспечено первое место. Я был рад, что я не дал Лёшке в м… по лицу. Первое место было моё! Этому меня подтолкнула мамина песня, вернее – её исполнение! А маме вскоре присвоили звание «Заслуженный учитель школы РСФСР», а потом районное и областное  начальство с ужасом узнало, что мама не член КПСС. Они считали, что с такими результатами, мог работать только коммунист. У неё хватало терпения и такта направить ученика и его родителей в полезное русло, что было главным секретом в её работе. Мама и сейчас: Слава Богу, жива, ей 96 лет, живёт, как и я в Москве, я бываю у неё по выходным. Ходит мама по квартире с тележкой. В прошлом году её с 95-летием поздравил Президент Путин В.В. открыткой и ценным подарком, как «Труженицу тыла», так как она ещё в 1942 году уже учила защитников Родины и наших берёз! А берёзы теперь и у меня, и у мамы под окном, приветствуют нас своими роскошными косами.
Леонид Крупатин, Москва, март 2021 г. А в здании Управления ГЭС, где пела моя мама, сейчас "царствует" Школа-интернат для детей с Донбасса.

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, декабрь 2013 г.