И это правда

Мне было шестнадцать. Ему – двадцать шесть. Я училась последний год в школе, он – последний год в институте, в другом городе. Приехал на зимние каникулы. Наконец-то долгожданное свидание.

Мы вышли из кинотеатра. Как сейчас помню: вечер, метель; на площади дрожит ёлка в огнях; высоко над головой, будто в небе, горят, раскачиваясь на ветру, гирлянды. Холодно. Но мы решили несколько кварталов до моего дома прогуляться, чтобы подольше побыть вместе. Он всегда провожал меня до самой двери, «передавал» родителям со словами: «Вот ваша дочь, в целости и сохранности…»
После тёплого кинозала мне стало совсем зябко! А мы идём не торопясь, держась за руки. И я никак не могу согреться, аж в дрожь бросило. А он?.. Нет бы обнять меня, прижать к себе крепко, только и сказал:
– Может, на трамвае поедем?
Но мне не хотелось домой. Я ответила:
– Нет, давай чуть-чуть пробежимся.

Он взял меня под руку. Мы побежали, да так неуклюже, так смешно. Бежим и хохотом греемся. И вдруг, не заметив ледяной дорожки под снегом, как шмякнемся! Но он успел рукой смягчить моё падение, а сам обо что-то стукнулся носом. К счастью, кровь не потекла.
– Наверное, даже кровь замёрзла, – смущённо улыбнулся он.
Мы встали, отряхнулись. Я заметила, что у него синяк под глазом надулся. Разве так быстро такое бывает? Сняла варежку, осторожно, одним пальчиком, погладила синяк и подула. Он ухмыльнулся:
– Зачем дуть-то? Метель и так вовсю задувает, – и перехватил мою руку, обжёг поцелуем пальцы. Я вздрогнула – мы никогда не целовались! Выдернула руку и побежала.
– Осторожно! Скользко! – закричал он. Догнал. – Ну что, согрелась?
– Нет, – честно ответила я, натягивая варежку.
– А я согрелся, – сказал он с какой-то странной дрожью в голосе.
– Тогда пойдём на трамвай, – почему-то рассердилась я.
– Нет, не пойдём. Ты лучше опусти уши… давай под ёлкой побегаем-попрыгаем, – глаза его так и смеялись.

Мне невдомёк, что за шутка такая глупая? Обиженно огрызнулась:
– Я не заяц. У меня уши не опускаются!
– Дура!.. У шапки уши опусти! – крикнул он, будто я глухая. Потом тихо добавил: – Она у тебя как раз из зайца, – он как-то необычно внимательно посмотрел и… схватил меня в охапку, крепко поцеловал в губы!

Мне показалось, я не почувствовала поцелуя, только жаркая волна подкатила к горлу, да странная щекотка зашевелилась в животе, словно я очутилась в самолёте, в воздушной яме… Оттолкнула его, грубо бросила:
– Сам дурак! – посмотрела ему прямо в глаза – сияющие, смешливо-ласковые, ещё больше разозлилась и как отрезала: – Мне не понравилось!

Он лишь улыбнулся, будто чем-то довольный-довольный. Я отвернулась и решительно направилась в сторону трамвайной линии. Он догнал, резко развернул к себе:
– Стой! – приказал и быстро развязал уши моей мужской шапки, туго затянул шнурки у меня под подбородком. Потом бережно обнял за плечи. – Прости… да, я – дурак… Я подожду, когда ты подрастёшь, и, думаю, тебе понравится.

Я рассмеялась ему в лицо, но тут же отчего-то заплакала. Он, утирая мой слёзы, нежно, тепло-тепло сказал:
– Ты очень хорошая… я тебя люблю.

16 февраля 2012 г.