Дн-ик гл11. Мои родители, их потомство

            11.  ДЕТИ АННЫ ИВАНОВНЫ И МАКСИМА ВАСИЛЬЕВИЧА ИВЛЕВЫХ.
               
       МИХАИЛ МАКСИМОВИЧ ИВЛЕВ, МОЙ ОТЕЦ, ЕГО ЖЕНА ТАМАРА ДМИТРИЕВНА ИВЛЕВА ( В ДЕВИЧЕСТВЕ ПЛОДУХИНА) - МОЯ МАМА, ИХ ДЕТИ, ВНУКИ, ПРАВНУКИ.(Сильно сократила.)
     Анна и Максим родили четверых детей: Михаила, Александру, Ванечку, Софью. Ванечка, родившийся перед Соней, умер в девять месяцев от поноса.
Первым ребенком в семье был мой отец - Михаил, Миша. Рождение его записано на 12-ое ноября 1921-ого года. Это примерная дата. Он родился где-то перед Михайловым Днем(21-ого ноября). В паспорте указан 1921-ый год, но я слышала разговоры, что на самом деле папа родился в 22-ом году. Раньше могли прибавить себе год по каким-то соображениям, я это частенько встречала в поколении отца.
Из папиных рассказов о детстве знаю, что он тайком научился играть на гармошке. Анна не возражала, Максим был против баловства, пока не услышал, как Миша играет. Лет в пять на деревенских уличных гуляньях Мишенька шел впереди с гармошкой, а позади его родители.
    После войны папа окончил с красным дипломом музыкальное училище в Саранске по классу баяна (квалификация солиста ансамбля народных инструментов и преподавателя детской музыкальной школы). Последний год доучивался, когда мама уже работала в Лукояновском педучилище и родилась я. У меня есть переписка, которую вели родители в тот год. Несколько строчек из папиного письма я вставила в пьесу о нас с мамой «Старухи но фоне исторического процесса».
    В училище на фортепианное отделение папа поступил перед войной, не умея играть. Раньше такое было возможно из-за малого количества музыкальных школ. По какой-то причине отец оставил училище, пошел на курсы киномехаников, выучился, работал в кинотеатре, а потом армия, война.   
    Папу призвали в ряды Советской Армии 12-ого марта 1942-ого года, демобилизовался он в 1948-ом году 14-ого мая. Он был старшим сержантом, артиллеристом - наводчиком, какое-то время караулил японских пленных на Курильских островах и даже играл в Дальневосточном ансамбле. У нас есть фотокарточка, где папа с баяном сидит среди фасонистых мужчин, явно не из окопов. Со слов его сестры Сони, папа считал, что ансамбль спас ему жизнь.
Служил он на Дальнем Востоке. Когда началась война с Японией, участвовал в знаменитом переходе через пустыню Гоби. О войне говорить не любил. Я все приставала к нему: расскажи да расскажи. Однажды он уступил мне и я узнала, как они шли по жаре, по пустыне, изнывая от жажды, а когда добрались до воды, многие кинулись пить и умерли   - вода была заражена, их предупредили. В конце рассказа папа наклонился ко мне и почти прошептал: «А я не пил - я терпел.»
     Вот рассказ участника того перехода с сайта «Ставропольская правда»: «Стояла страшная жара, а на солдатах и офицерах – полная боевая выкладка: шинели, сапоги, на голове – каска, за плечами – вещмешок, на плече – автомат. По безводной пустыне Гоби предстояло пройти 360 километров до границы с Маньчжурией. Люди теряли сознание и падали от тепловых и солнечных ударов. Командование перенесло переходы на ночное время, оставив на день отдых под палящими лучами солнца. Воду привозили с перебоями в бензовозах, от нее несло запахами горючего и резины. Но и такой воде были рады, с головы снимали каски, наливали в них воду и несли эту драгоценную влагу в руках по пескам – это был дневной запас воды. Днем, чтобы спастись от зноя, некоторые выкапывали окопчики и ложились, засыпав себя песком. На поверхности оставляли кусок ткани на палке, чтобы видели, что здесь лежит человек. Но утром просыпались не все, организм не выдерживал, некоторые так и остались лежать в песках навеки. И все-таки дивизия за десять суток дошла до монголо-маньчжурской границы и заняла там исходное положение.»( Григорий Абрамович Башкатов.)
   А однажды папа сказал, что когда они тащили свои артиллерийские орудия, видели человеческие тела, вдавленные в дорожную грязь, плоские, как картонки, утрамбованные тяжелыми орудиями. Глаза у отца в это время были синие-синие, и лихорадочно блестели.
Отец все понимал, он не был бесчувственным, расчетливым. Еще больше, чем понимал, он чувствовал.
       Главными недостатками у него, на мой взгляд, были любовь к вину и вспыльчивость. Фронтовики, наверное, выпивали все, хотя многие, особенно деревенские, вина до войны и не нюхали. Дебоширили многие. Папа мог налететь выйдя из себя, но наказывать ремнем-  это была мамина обязанность…Не хочу это вспоминать, не хочу вспоминать свои обиды, свое израненное детство. Пусть все обиды уйдут со мной в могилу. Я давно простила родителей, тем более, что кротостью и покладистостью я не отличалась.   
    Женщины моего отца любили. Он был достоин любви не только за красоту  - темно каштановые волосы, васильковые блестящие глаза, правильные черты лица, красиво очерченный рот, стройная фигура, неподражаемая походка. Он словно нес себя над землей, шел королем, хозяином положения, слегка пружиня и высоко держа голову. Я видела такую походку только у Жана Марэ, французского актера в каком-то костюмированном фильме. Но главное, за что его любили женщины - это музыка, баян.
   Папа обладал абсолютным слухом, применял его, ремонтируя баяны, мог из дрянного полуживого инструмента сделать конфетку и подарить любимому ученику. Когда он занимался очередным ремонтом, на столе аккуратными рядами лежали планки, он подпиливал на голосах язычки, подклеивал новую ткань, периодически дул в планку, заставляя звучать нужный голос. Работа ювелирная, требующая точных аккуратных движений и хорошего слуха -  она доставляла отцу удовольствие, а вот радио при нем частенько приходилось выключать: папа не мог слышать фальш.  Это расплата за абсолютный слух.
С ремонтом баянов папе иногда помогал друг Андриан, Жорка. Мужчины, собравшись вместе, иногда «усугубляли красненького». Мама ревностно охраняла папу от тлетворного влияния друга, но они все равно дружили и выпивали  -  два баяниста, два фронтовика. Папа частушку сочинил про их дружбу: «Папа наш и Андриан ремонтируют баян…» Дальше не помню.
   Отец любил музыку и терпеть не мог все, что не было с ней связано, особенно работу с землей. Мама всегда, где бы ни жила, разводила цветники, разбивала грядки. Помощь в огородных делах для отца была ножом острым, хотя он и копал, и корчевал - куда денешься. Отец, наверное, наработался в деревенском детстве. Его сестра Шура вспоминала как-то об их совместной каторге: папа косил, а она сушила сено и складывала в копны.
       В 2007-ом году я ездила в Лукоянов искать дом для покупки. Зашла к знакомым. У них сидела старушка, маленькая, потухшая. Она никак не реагировала на мой приход, но узнав, что я дочь Михаила Максимовича, засветилась. помолодела: «Ладно, я вам скажу. Ваш папа был необыкновенным! Когда он играл, можно было умереть от счастья! Вы им, пожалуйста, гордитесь.»
       Какое-то время мы с отцом вместе работали в музыкальной школе, даже не в одной, а в двух: в Лукояновской и Красногорбатской. Вся женская половина его обожала, хотя отец уже постарел, был насквозь больным, седым, худющим. Его васильковые глаза стали водянисто-голубыми, но походка и посадка головы остались прежними. Умение вести разговор, шутить, сочинять смешные четверостишия, выслушивать жалобы на "Митревну", жену-директрису, и просто жалобы на жизнь, учеников, сочувствовать, всматриваться в самую суть собеседника   -  все это осталось в нем и подкупало бесконечно.
         Поколение моего отца вообще было чище, чем наше, но отец выбивался даже из этого целомудренного ряда. Мама рассказывала, как на Мази появилась какая-то городская штучка. Все было при ней, и она положила на Мишеньку глаз: то с одного бока заходила, то с другого, книжечку у него попросила почитать, еще что-то. Наконец, уговорила сопровождать ее в прогулке по лесу. Гуляли целый день, но желаемого результата мамзель не добилась. Перед отъездом из Мази она вернула  Мишеньке книжку. В ней лежала записка, а на ней одно единственное слово: осел.
   
        Женился папа на моей маме Ивлевой Тамаре Дмитриевне, они вместе учились в Саранском музыкальном училище. Тамара Дмитриевна родилась 11-ого августа 1926-ого года, умерла 16-ого марта 2022-ого года. Она окончила вокальное отделение училища, папа – отделение по классу баяна. Они преподавали в педучилище города Лукоянова, потом в Лукояновской ДМШ, где мама стала первым директором. Родители переезжали несколько раз(город Выкса, поселок Красная Горбатка), но каждый раз работали в ДМШ вместе.
       Мама «закадрила» папу, когда подошла к нему, стоящему у училищной доски объявлений. Он был в военной форме, только поступил. Мама спросила: «Что, у нас учиться будете?» Так и пошло…
      У супругов родилось двое детей – я (Татьяна, родилась 29-ого декабря 1949-ого года в 3 часа утра, вес 2 кг 700 г, родилась раньше времени, потому что мама упала) и Надя (родилась 1-ого мая 1953-его года в 7 часов утра, вес 3 кг 200 г ).
   Мама лишилась одного ребенка перед Надей. Должен был родиться мальчик, но не родился -  выкидыш. Я помню, как стою на платформе у железнодорожного вокзала, мама лежит рядом, возле нее хлопочут какие-то люди. Передвижение на тогдашних поездках - это испытание: все с мешками (людей так и называли – мешочники) или огромными фанерными чемоданами, толкаются, лезут друг на дружку, подножка вагона высоко, поезд стоит недолго. А ездить приходилось к бабушке в деревню, в Саранск к маминым родителям -  родственные связи тогда были крепкими.
   У мамы в записях я нашла подробности развития дочерей.
 Татьяна (я): «до февраля 1950-ого года прибавка в весе 800 г, к 22-ому мая 700 г, к 1-ому августа 700 г. 23-его апреля первый раз громко смеялась, 29-ого мая второй раз громко смеялась. 1-ого марта 1951-ого года начала ходить, 8-ого марта 1951-ого года отняла от груди, сентябрь 1950-ого года начала лепетать. К 2-ум годам хорошо говорит, рассказывает стихи, поет, пляшет.20-ого мая 1952-ого года вес 12 кг. Зубы начали выпадать осенью 1956-ого года. В феврале 1956-ого года первый раз играла на концерте перед избирателями в четыре руки с папой Бурре Моцарта и Менуэт из «Дон Жуана».
 А я помню другой концерт, на котором аккомпанирую маме, а отец стоит сзади фортепиано, облокотившись на крышку , и смотрит на меня с любовью.
  Наденька: «15-ого июля 1954-ого года сделала несколько шагов, 1-ого августа ходит много,1-ого мая 1956-ого года говорит хорошо. После 2-ух лет хорошо поет. Хороший слух и голос.27-ого сентября 1959-ого года выпал первый зубик.»
    Про меня написано больше -  я дохленькая была, боялись, что умру. Надя покрепче, но ей не повезло -  паховая грыжа вылезла, не знаю, в каком возрасте. Наверное, поэтому она мало ходила, в основном ползала, опираясь на одну руку, а второй рукой поддерживала грыжу. Ее вылечила старушка знахарка. Ясно вижу эту картину: мама встречает сухонькую старушку, держит на обеих руках подушку, накрытую белоснежным полотенцем, с разложенными на ней ножами -  папа собирал их по соседям. Старушка склоняется над сестрой, спящей в кроватке за перегородкой, с двумя ножами в руках. Она вправила грыжу. Сестру эта дрянь больше не беспокоила, она занималась танцами, гимнастикой, благополучно родила троих детей.
  Я помню, как ее принесли из роддома и раскрыли в пеленках на высокой с никелированными набалдашниками кровати. Она была доверчива и безмятежна. Когда вспоминаю тот момент, всегда приходит на ум слово "королева" - я чувствовала, что сестренка моя  главнее мамы и папы, они ей безропотно подчинились. Я с восторгом смотрела на это маленькое чудо, целовала кукольные ножки и сразу стала называть сестру Наденькой. У меня была любимая подружка Надя Назаринова. (Я в 24 года от ее двоюродного брата, морского офицера З. В.А. 29-ого марта 1974-ого года родила внебрачного сына Максима.) Родители хотели назвать младшую дочь Ольгой, чтобы было, как в «Евгении Онегине», но я так упорно называла сестру Наденькой, что им пришлось согласиться.
  Надя окончила Горьковский ин. яз, была дважды в законном браке. От первого мужа родила дочку, от второго –дочь и сына. Все Надины дети получили высшее образование, все владеют английским языком, играют на фортепиано. У всех семьи, дети.
  Я в юности окончила Чебоксарское музыкальное училище по классу фортепиано и в 40 лет получила второе заочное образование – отделение дошкольной педагогики и психологии. По окончании училища 8 лет работала в детских музыкальных школах, один год концертмейстером у духовиков на дирижировании в родном училище, после рождения сына перешла в детский сад на должность музыкального руководителя. В перестройку после окончания института профессию пришлось бросить -  цены выросли многократно, на пике в тысячу раз, по полгода не платили зарплату. Работала и сторожем, и воспитателем в санатории, подрабатывала уборщицей в магазине, пыталась торговать. В 1999-ом году после иммиграции сына уехала работать в Москву - растила ребятишек в состоятельных семьях. Продержалась почти 8 лет, вернулась во Владимир, продала квартиру, полученную в 1990-ом году от детского сада, деньги разделила с сыном и уехала жить в поселок, купив маленький домик. Домик отремонтировала, провела газ, воду, облагородила   землю, вырубив молодой ивняк (мама помогала, которой было в это время 83 года), подняла землю и тд. Моя домушка -  мое детище, мое убежище. Мне в ней хорошо. Ни разу не пожалела, что уехала из города. 
    Я решила не писать о жизни сына, племянников -  они, если захотят, смогут сделать это сами. Храни их Бог. Я люблю их всей душой -   в них продолжаются наши предки.
   Возвращаюсь к папе.
По окончании училища он преподавал в Лукояновском педучилище и детской музыкальной школе баян, аккомпанировал в художественной самодеятельности. Умер 29-ого ноября 1990 –ого года, . Его диагноз: гепатоспленомегалия и миелолейкоз. Болезнь свою переносил стоически. Перед самым концом стали «деревянными» ноги -  на ощупь, до самых колен. Я любила сесть возле него на пол и гладить их. Он разрешал, но однажды сказал: «Дочка…знаешь как мне больно от этого…»
   Папа умер  в 2 часа ночи, под  29-ое -  терпел изо всех сил, чтобы не омрачить день рождения своей любимой внучки, которая в это время училась в институте и жила вместе с  ними в однокомнатной хрущевской квартире. Похоронен папа на Владимирском кладбище в Улыбышево ( номер могилы 37577, я хозяин могилы, маму, умершую 16 –ого марта 2022-ого года в 15-30 захоронила по ее просьбе к папе : «Положите меня с Мишей. Мы с ним разговаривать будем.»)   
Мама шла за гробом и вдруг закричала: «Мишенька мой любимый!» Я не была на кладбище -  вместе с моей подругой готовила для поминок.
   После смерти отца у меня исчезла семья. Папа каким-то мистическим образом все цементировал, хоть и не делал ничего для этого. Мне стало не с кем поговорить, не к кому прижаться. Он был способен понять все без слов, не смотря на свои вывихи, был теплым человеком. Его глаза смотрели в самую душу. Пишу и плачу.
    Надо остановиться и перейти к папиной сестре.

На фото: мама, папа и я с куклой Катей. На стене бревенчатой избы виден нарисованный ковер с лебедями - такими коврами народ частенько украшал свои
жилища. Мы жили тогда на квартире у тети Дуни.