Нина Савушкина

НИНА САВУШКИНА
(род. в 1964 г.)

МОЛИТВА

Господи, пошли мне жизнь вторую,
или первой новый вариант.
Я свое нутро отполирую,
словно лакированный сервант.

Я из жизни исключу ошибки,
всяческих соблазнов избегу,
чтобы мыслей золотые рыбки,
вспыхивая, плавали в мозгу.

Вместо неопрятного овала
к подбородку стёкшего лица
выточи мне то, что чаровало
всех бы — от начала до конца

этой новой, непохожей жизни.
голос дай — чтоб нежен и певуч,
плоть мою расхристанную втисни
в оболочку хрупкую, как луч.

Помоги мне избежать уценки,
прикоснуться к таинствам позволь,
а из сердца, словно гвоздь из стенки,
выдерни заржавленную боль…

Но учти, Господь, что я такая —
обновлённый облик заселив,
как червяк, инстинктам потакая,
словно белый прогрызу налив

сызнова в душе своей загажу
яблочную сладкую дыру,
из-под век на мир просыплю сажу,
перестану жить, но не умру.

Из родимых пятен, червоточин,
из зрачков, в которых свет потух,
выползет — ленив и скособочен —
застарелый, неизжитый дух.

Буду я весьма живой персоной
лезть в глаза, вторгаться в диалог,
и тебя в молитве полусонной
умолять о третьей жизни, Бог.

* * *
 
Бледное солнце, на миг позволь
мне прикоснуться к лету.
Я по пруду скольжу, словно моль
по меховому жилету.
 
Леса стена очертит маршрут
средь островков-проплешин.
Мир – это шкаф, который сожгут,
скажут, что грязен и грешен.
 
Так что навстречу спеши, семеня,
друг мой почти посторонний.
Пусть не прихлопнет тебя и меня
облако пухлой ладонью.
 
В этих краях отдохнуть хоть так
счастлив любой северянин.
Морщится пруд в тополиных бинтах,
тяжко вздыхает – ранен…

Память
 
Успокойся, память! Ты не нужна мне.
Ты течёшь во мне, задевая камни
прошлых дней, дробясь на осколки, стёкла.
Я тону в тебе, я устала, взмокла.
 
Но, глотая ржавые воды Леты,
вижу – следом память влачит приметы
тех людей, кто был мне когда-то дорог.
И всплывают тени – бледны, как творог.
 
Кто навеки вычеркнут из пейзажа, –
не заштопать свет, не заполнить скважин.
Кто успел себя изменить внутри и
уцелел при помощи мимикрии.
 
Но не стоит думать, к ним подплывая,
будто между нами – ещё живая
связь, едва заметная, словно леска.
Там – обрыв, там берег чернеет резко.
 
Это – горизонт, это знак предела,
что за ним душа, как изнанка тела,
покрываясь ряской, холодной сыпью,
обретает кожу седую, рыбью.
 
В мираже, размноженном многократно,
вы никто уже – золотые пятна.
Там взорвался свет, словно банка масла…
…И память моя погасла.
 
РЕАНИМАЦИЯ ПРИРОДЫ

Природу, выходящую из комы,
тревожат проявления весны.
Просторны небеса, но незнакомы.
Сосуды рек становятся тесны,
взрываясь под напором новой крови.
И морщат травы пепельные брови.

Где снежный холм отсвечивал плешиной
в родимых пятнах бурого песка,
горошек закудрявился мышиный.
Так жизнь, как смерть, ползет исподтишка.
Так пруд, как глаз искусственный и карий,
блестит во мшистом вытертом футляре.

И вот из непонятного раствора
воды и почвы, воздуха и тьмы
опять реанимируется флора,
для нас непостижимая. Ведь мы
уверены, что раз перегорим — и
уже ни в ком не будем повторимы.

А посему не ждем, чтоб нам вернули
всех тех, кого, однажды потеряв,
не обретем ни в марте, ни в июле,
пусть мир без них — непрочен и дыряв —
трещит, как марля. В старом перегное
существованье вызреет иное.