Между прошлым и будущим часть 10

ПОВЕСТЬ

глава восьмая

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ

Мне не было и семнадцати, когда я, выйдя замуж, вступила во взрослую, такую трудную и часто непонятную жизнь. Романтичную, не избалованную городским комфортом девчонку не пугала жизнь в необустроенных военных городках. Наоборот, хотелось стать для мужа настоящей подругой, надёжным тылом в его нелёгкой службе. Ведь он приехал в наш суровый  край с южного берега Крыма, а здесь голая степь, весной пронизывающий насквозь ветер, а зимой лютый мороз, трещины в обнажённой земле, почти нет снега.

Александр, хоть и был на шесть лет старше меня, но к семейной жизни оказался совершенно не готов. Жить пришлось в старом холодном четырёхквартирном финском доме. Муж не умел ничего. Самой приходилось колоть дрова, топить печь, носить вёдрами воду. Водокачка была далеко, почти километр надо было идти с полными вёдрами до дома. Тяжело было молодой жене офицера, но я не жаловалась. Когда родился сынок, стало ещё хуже, помощи от мужа не было. Но ещё трудней было как-то выкраивать деньги на питание. Почти всю зарплату муж откладывал на отпуск. Выручал продуктовый паёк, но его едва хватало на две недели. Однако на свой день рожденья и в праздники Александр приглашал сослуживцев и денег на застолья не жалел. Гости приходили, ели, пили, уходили уже за полночь, но друзей у него не прибавлялось. Не любили его однополчане...

Два раза в году, когда муж уезжал на стрельбы, я приезжала к родителям в Красный Великан, где получала так необходимую мне любовь и поддержку родных людей. Мама покупала мне что-нибудь из одежды, и я радовалась, как ребёнок.
Однажды, сбросившись с сёстрами, купили мне родные целое приданное. Шерстяной ковёр на стену, радиолу "Урал", зимнее пальто с меховым воротничком, болоньевый плащ и лакированные импортные туфли – предмет моих мечтаний. Я была несказанно счастлива.
Семидесятые были счастливыми для моих родителей. Отец работал директором Дома культуры, а мама художественным руководителем там же. Вот тут-то они оба оказались на своём месте. Жизнь их стала другой, интересной. Работа увлекала настолько, что даже дома они обсуждали творческие планы, задумки. Создали хороший коллектив художественной самодеятельности, хор ветеранов. Мама сама шила концертные костюмы для своих артистов, которые увлечённо репетировали, ездили с концертами по району. До сих пор люди вспоминают их добрыми словами.

Сёстры мои жили рядом с родителями. У Ольги росла дочка Иринка, а у Людмилы, кроме старшего, Олежки, одногодок моего сына, Слава. Много чего пришлось пережить моим сестрёнкам. Оля после практики так и осталась с мужем в совхозе "Степной". Николай знал про Мишу. Ревность порой мучила его. Всю жизнь он старался доказать жене, что он не хуже. Бывало, до Ольги доходили слухи о его похождениях на стороне, но она была к этому абсолютно равнодушна, а ему так хотелось, чтобы она ревновала.
Когда родилась дочка, пришлось Ольге через месяц выйти на работу. Ездила на попутках за двадцать километров в другое отделение совхоза. Ребёнка приходилось оставлять чужой женщине, Галине, у которой был свой грудничок, тоже дочка Николая. Дело в том, что до Ольги он встречался с Галей, но по каким-то причинам замуж она вышла за другого. Перед замужеством Оля встретилась с ней и всё узнала. Как-то они смогли подружиться. Марина, дочка Николая, всю жизнь проживёт, хоть и не с ними, но рядом. В доме отца её всегда принимали хорошо, помогала Ольга ей во многом. А тогда, недолго пришлось Оле оставлять своего ребёнка у Гали. Муж её стал возмущаться этим. Пришлось увольняться.
Не выдержала Оля такой жизни и уехала к родителям. Здесь, в Красном Великане, устроилась на работу экономистом. Иринку отдала в ясли. А вслед за ней и Николай приехал. Очень хотелось Оле, чтобы её муж добился в жизни большего. Настояла, чтоб сдал экстерном экзамены в средней школе. Затем Николай закончил специальные курсы, и был назначен управляющим отделения совхоза, а через некоторое время, опять же, по настоянию жены, поступил на заочное отделение в тот же техникум, где училась когда-то она сама. Очень удачно было, что учился он вместе с Людмилой. Она много помогала ему в учёбе и, получив диплом, он был благодарен в первую очередь сестре жены.

Недаром когда-то, при знакомстве, Николай заинтересовал родителей Ольги. Была в нём хозяйственная сметка и упорство. Работая управляющим, он хорошо проявил себя, и после окончания техникума был назначен директором совхоза, где когда-то мальчишкой начинал свою трудовую жизнь. Ольга же, родив вторую дочку, Татьяну, не оставила работу, благо в совхозе ясли были хорошие. Работала главным экономистом, закончила Алтайский сельскохозяйственный институт. Позже, через несколько лет, Николая перевели в совхоз "Степной", поднимать отстающее хозяйство. Многого добились Николай и Ольга в работе. Вывели совхоз в передовое хозяйство по всем показателям.

Людмиле жизнь тоже досталась не лёгкая. После демобилизации Михаила, она поехала с ним к его матери в город Мелекес. Свекровь писала добрые письма, звала к себе, наказывала сыну, чтоб не обижал маленького Олежку, помнил, что сам вырос без отца. Всё это оказалось лицемерием, и пришлось Людмиле хлебнуть горя сполна. Мать Михаила оказалась властной и грубой. Возненавидела невестку с ребёнком лютой ненавистью, попрекала каждым куском хлеба. Все добрые слова её оказались притворством. Никакими стараниями Людмила не могла ей угодить. Закончилось всё тем, что когда Люда была уже на шестом месяце беременности, ей сняли ветхий домишко и поселили в нём с маленьким ребёнком, оставив без средств к существованию. Спасала лишь маленькая пенсия Олежки за умершего отца, да старенькая бабушка Михаила, жалея их, приносила иногда немного картошки.
Так и жила Людмила, пока родные не узнали о её положении и не отправили денег на дорогу домой. Новорождённому Славе было пять месяцев, когда она возвращалась холодной зимой в поезде в Забайкалье. Михаилу пришлось сопровождать их. Со страхом ждал он встречу с родственниками жены, и был поражён тем, что никто из них не сказал ему ни слова. Все просто отвернулись от него. На обратный билет я молча дала ему деньги, которые откладывала на отпуск. Александр тоже был возмущён таким подлым поступком свояка. Маленький Славик в дороге заболел, его с Людмилой сразу по приезду положили в госпиталь. Когда их выписали, Михаил уже уехал.
Невыносимо тяжело было осознавать это предательство. Казалось, что это какая-то ошибка, недоразумение, что он вернётся, и Люда писала мужу отчаянные письма. Но ответа не было... Она перестала писать резко, словно включила свет в тёмной комнате. Поняла, что надо всё забыть и жить ради детей.
Прошло полгода, Людмила стала привыкать к одиночеству. Ребёнка устроила в ясли, сама пошла работать в совхозную бухгалтерию. Жизнь стала постепенно налаживаться. И тут, когда она уже не ждала, Михаил вернулся. Сказал, что только тогда, когда она перестала писать, понял, как она ему нужна и что, возможно, он потерял её навсегда. Родные не были рады возвращению зятя, но, как всегда, промолчали. Наши родители никогда не вмешивались во взрослую жизнь своих детей. Устроился Михаил шофёром на автолавку в Райпо. Частенько выпивал, но что делать, многие так жили.

Однажды зимой, перед самым Новым годом, приехали они с Людмилой к нам в Даурию на автолавке, и сговорили нас с мужем поехать на выходные в совхоз. Там Ольга с Николаем справляли день рождения Иринки. Так хотелось встретиться с родными, и мы согласились. А дорога была не близкой, километров двадцать семь по прямой. Редко кто этой дорогой пользовался. Проехали полпути, и вдруг, машина встала. "Что случилось?" – спрашиваем. Глаза опустил: "Бензин закончился"... Мы в ужасе! Мороз крепчает, стемнело, и похоже, что пурга начинается. Что делать?! До деревни не меньше двенадцати километров. "Пойду за помощью" – говорит наш горе-водитель. Остались мы в промёрзший кабине. Сидели, сидели, мороз всё крепчает, а мы с ребёнком. "Ну, нет, пойдёмте, иначе замёрзнем" – говорит Александр. И пошли, а Людмила осталась машину с грузом охранять.

Никогда не забуду эту страшную ночь. Как шли мы в полной темноте навстречу ледяному ветру. Пурга заметала дорогу, где-то рядом выли волки, их глаза зелёными огоньками светились в темноте. Было ужасно страшно. Олежка кричал не переставая. Только поднимимся на сопку – видно огоньки деревни, кажется, что вот она рядом! На спуске опять ничего не видать, и так бесконечно. На ветер идти было тяжело и жарко. Пальто пришлось расстегнуть, шарфом укутать ребёнку ножки в валеночках. Наконец вышли к озеру перед деревней. Идём по льду, падаем, встаём и снова из последних сил идём вперёд. А дом сестры на другом краю находится.
Веселье было в разгаре, когда мы появились из ниоткуда. Никто нас не ждал. Михаил у них не появлялся. Объяснив, что в машине осталась Людмила, я начала раздевать Олежку, который продолжал кричать без умолку. Оказалось, у него сильно замёрзли ручки, но смогли оттереть, благо водка была. Людмилу тоже спасли. Николай с мужиками поехали за ней, а Михаил приехал с другими позже. Волки уже кружили вокруг машины, а она, почти замёрзшая, приплясывала на будке. У горе-водителя захлопнулась кабина, когда мы с мужем ушли, и Людмила не смогла её открыть. Вот такое "весёлое" путешествие получилось. Больше мы никогда не садились в машину к Михаилу.

Когда Олежке исполнился год, скопив приличную сумму денег, поехали мы в отпуск. Впервые я летела в самолёте. Тогда летали ТУ– 104. Рейс был прямым Чита–Симферополь, но с посадками на дозаправку, длился двенадцать часов. С маленьким ребёнком на руках, едва живая, я вышла на трап самолёта в Симферополе. Вышла и чуть не упала, захлебнувшись этим невероятно вкусным, наполненным ароматами моря и южных растений, благоухающим свежестью воздухом. Потом, почти три часа ехали через перевал на троллейбусе до Алушты, а дальше опять в горы, на такси в село Изобильное, к дому родителей мужа. Любоваться красотами Крыма уже не было никаких сил, но вся родня собралась в доме, чтобы познакомиться с невесткой, и никакого отдыха не предвиделось.
Сидя за накрытым столом, я никого не видела, ужасно хотелось спать, глаза закрывались. Сказывалась разница во времени, но новые родственники не отпускали меня, откровенно разглядывая и задавая множество вопросов. Родня оказалась поющая. Пели все, и надо сказать, хорошо пели. Позже я частенько присоединялась к ним, а тогда ушла спать и упав в постель, провалилась в глубокий сон и уже ничего не слышала.
Проснувшись рано утром, вышла из дома и, ахнув, остановилась на крыльце, зачарованная красотой открывшейся панорамы. Вокруг, в туманной дымке, покрытые зелёными кущами, возвышались горы, по которым, причудливо извиваясь и утопая в зелени садов, сбегали улочки большого, широко раскинувшегося села. А далеко внизу бескрайнее синее море сливающееся на горизонте с небом. В саду, у дома, два высоченных дерева, на самых верхушках которых висят большие светлозелёные сливы. Достать их просто невозможно. Тут же грушевые и шелковичные деревья, усыпанные плодами, а прямо надо мной по натянутым шпалерам вьётся виноград, и спелые, почти прозрачные гроздья его так и манят насладиться их вкусом. Мне, девочке из холодного Забайкалья, всё это показалось раем на земле.

Да, Крым был прекрасен! Вот только мой муж, как выяснилось, приехал домой не для того, чтобы любоваться красотами родной природы, а главным образом для того, чтобы прогулять в ресторанах деньги, накопленные с таким трудом, отказывая себе порой во всём. Хотя он-то, как раз, на себе не экономил. Но видимо, "пустить пыль в глаза" друзьям, бывшим одноклассникам и одноклассницам было для него важнее, чем обеспечить семью самым необходимым. С некоторыми из этих одноклассниц его, как оказалось, связывала не просто дружба. Впоследствии мне ещё не раз придётся в этом убедиться.
Родители Александра, Фёдор Александрович и Елена Ивановна, были простыми, хорошими людьми. Они полюбили меня и старались поддержать, как могли, но сыну не решались сказать и слова осуждения. А он был большим эгоистом, любил выпить,и после третьей рюмки становился совершенно неадекватным, злобным и агрессивным. Слова предостережения, которые говорили о нём сослуживцы, полностью подтвердились. В этом мне не раз уже пришлось убедиться и горько пожалеть о том, что мы с сестрой не верили им. Всё, что они говорили, оказалось правдой. Доставалось от него всем, но прежде всего, конечно самым близким – жене, родителям, сёстрам. Старшие сёстры его, Катя и Валя, удивлялись тому, как изменился их брат. Им не нравилось, что я была неважно одета, хотя деньги, как говорится, водились. Пришлось рассказать им, что почти всю зарплату я должна откладывать на отпуск, а питаться продуктами из офицерского пайка, рассчитанного на одного человека.
Через несколько дней золовки пригласили меня съездить в Симферополь где, несмотря на моё сопротивление, накупили мне разных нарядов, в том числе шикарное вечернее платье и белые туфли на шпильке. Очень не понравилось это их младшей сестре Наталье. Невзлюбила она меня почему-то с первого взгляда. Ревновала брата наверное, потому всячески пыталась насолить по мелочам. Но я старалась не замечать этого. Зато свекровь была замечательной женщиной. Никаких дел по дому мне не позволено было делать, только отдыхать. Утром мы с мужем уезжали на море, а когда возвращались, на столе стоял простой, но вкусный ужин. Ребёнок мой был сыт и ухожен. Бабушка с дедом очень любили Олежку.

Однажды, возвращаясь с пляжа, мы  встретили одноклассника мужа с подругой. Александр пригласил их провести вечер в ресторане "Привал" расположенном на горном перевале. В автобусе оказалась ещё одна их одноклассница, Анфиса, производившая впечатление разбитной девицы лёгкого поведения. К всеообщему удивлению, он позвал и её.
В ресторане, в самом начале вечера, как только прозвучали первые аккорды музыки, он пригласил эту девицу на танец и сразу же исчез с ней в окружающем ресторан лесу. Приглашённые были в шоке, прошло уже немало времени, а эта парочка так и не появилась. Я сидела за столиком в своём шикарном вечернем платье и не знала что делать. Было стыдно и больно. Пришлось возвращаться одной.
Ночью, когда я, наконец, добралась, он был дома и, сделав удивлённые глаза, спросил где я была. Родители ничего не понимали. Не хотелось их расстраивать, слёзы душили меня... Ничего не ответив, я ушла спать. Когда на другой день я рассказала обо всём сёстрам мужа, они сказали, что знают эту девицу, которая ещё в школе переспала со всеми его друзьями. Сколько ещё будет этих бывших и настоящих, я узнаю позже, а на этот раз родные уговорили меня простить "заблудшего". Мне было всего восемнадцать лет...

Пять лет я прожила с мужем в моём родном Забайкалье. Сначала в Даурии, потом в маленьком военном городке на станции Харанор, где стояли новые, недавно построенные пятиэтажки. Впервые мы получили благоустроенную квартиру, жить стало намного легче. Все сослуживцы с семьями жили в одном доме, вместе справляли праздники, дни рожденья. Казалось, что наконец, у Александра появились друзья. Но всё оказалось совсем не так.


Однажды, мой муж возвратился со стрельб в ужасно подавленном состоянии. После долгих уговоров он рассказал мне об унижениях и насмешках других офицеров над ним. Это настолько потрясло меня, что я тут же побежала на пятый этаж к замполиту полка. Александр не смог остановить меня. Слёзы градом катились по моим щекам, я просто не могла сказать ни слова. Жена замполита усадила меня в кресло и дала выпить какие-то капли. Только после этого я смогла говорить. Очень любила я своего мужа. Пообещав разобраться, меня проводили домой.
Много лет спустя, моя сестра встретила в военном санатории жену одного из офицеров этой части. Оказывается, все они очень жалели меня, видя как несладко мне живётся с мужем. Скорей всего, он сам, как всегда, вёл себя неадекватно, чем и вызвал негативное отношение к себе.

В Хараноре мы прожили год. Приказ о переводе в Прибалтику я восприняла как трагедию, наверно, предчувствовала как тяжело будет без поддержки родных на чужбине.