Приглашение к Гобелену - вместо предисловия

Посвящается всем, кого я покинул,
тем, кто покинул меня.
Эта книга посвящена могилам,
посвящена смертям.

Посвящаю её также маме,
жаль здесь больше сказать не могу.

Книгу со всеми стихами
посвящаю поэту Льву Хлебникову.


  Приглашение к Гобелену
  (вместо предисловия)
 
I

Перед вами книга, которая писалась мной в течение всего лета 2022 года, то есть буквально - перо обнажилось 1 июня, а точка была поставлена в конце августа (к сожалению, из-за сложившийся с моим отъездом ситуации, у меня не получилось держаться правила: писать каждый день от начала и до конца, так что пришлось сокращать свои временные рамки, ведь надо было оставить время на презентацию). Всё же рискну предположить, что на результате это отразилось не так критично, как я себе представлял.
Немного об истории книги. Я писал её действительно каждый день, да вот только далеко не всегда получалось сотворить хорошее стихотворение, которое вошло бы в окончательный вариант. А писал я много, действовал по плану: 1 из 3/5/10. Что-то сразу оставлял на этапе идеи, что-то бросал уже во время ковки, а что-то стирал даже целым просто потому, что получившееся меня не цепляло по тем или иным причинам. Мне нужно было высвободиться, выпустить из себя всё, что накопилось за последнее время. И я выпускал, дал волю всему внутреннему и внешнему, то есть вообще не сдерживался – ни в чем и никак. Это было основным правилом для книги, соответственно, её же главной задачей – освободиться от терзающих (или наоборот, лелеющих) мою душу мыслей, образов, воспоминаний, перевести их в формат более тонкий, чем простые рефлексии, кристаллизировать таинство этих процессов, поймать вспышкой фотокамеры истинность момента.
Дело в том, что у меня внутри случился настоящий прорыв (вернее даже – обрыв) всего, что во мне же и содержалось. Может, именно поэтому книга и создаёт некий эффект безостановочного свободного падения – чувства, когда ты опускаешься всё ниже и ниже в самого себя, глубже погружаясь в объятья тьмы, но при этом же, ты как бы застыл, повис в полете. Это парадокс движения, понимаете? Обман зрения, фикция телесного, когнитивная аберрация. Именно эту находимую абстракцию и пытается решить герой книги, разгадать некую мистическую парадигму своей жизни, выплеснуть, высказать, донести, объяснить это. Вот, что я старался отразить.
Тут надо ещё добавить, что сама идея зародилась у меня преступно давно. Была у меня такая книжка стихов, именуемая «Книгой Слепоты» - отчётный пункт традиции работать каждое лето над большим соло-проектом. И первым была именно она (затем последовала трилогия «Новейшая история болезни», в которую вошли книги «Песни (из) Печального Дома», «Сутры счастья», «Попытка моря» (бывш. «Море и другие стихотворения»). Так вот уже эта книга является полноправным приемником «Слепоты», потому что также писалась всё лето. Только в отличие от своих «родственников», она именно – писалась, а не собиралась из уже имеющегося материала. Да, в книге есть стихи, которые ранее были  опубликованы, как есть и те, которые я кому и когда-либо демонстрировал, также имеются работы из черновиков, брошенных рукописей и так далее. Но не пугайтесь, 85 (или больше) процентов книги – полностью оригинальны и нигде ещё не светились. В этом, как мне кажется, есть одна из основных прелестей данной работы.
И вообще, если говорить о техническом состоянии книги, стоит сказать, что я изначально планировал разделить её на главы-фазы (всего их должно было быть 8 – по понятной логике), но после я понял, что этих самых «фаз» по-хорошему должно быть тогда не 8, а все 90. Потому что каждый стих здесь выступает маленьким эпизодом, крошечным фрагментом от большинства, общей мозаики, описывающим так или иначе происходящее. Понимаете, есть в этой целой картине и строго сюжетные серии, следующие четко определенной канве внутреннего нарратива,  есть откровенные лирические отступления, «филлеры», документальные и просто наблюдательные эпизоды, эмоциональные зарисовки, штриховка внутренней и внешней природы вещей, выступающие своеобразными интермедиями внутри цельности концепта, наполненные собственными идеями и переживаниями. И все они необходимы для создания эффекта того самого искомого «целого».
Конечно, чтобы хорошо понять мной написанное, нужно знать и самого меня, разбираться в моём, простите, устройстве, в эпизодике моей жизни. Именно поэтому я осознанно оборачиваю некоторые очерчения моей судьбы в миф, в карточный замок, наполненный реальными историями, персоналиями (или же их бледными очертаниями). Я делаю это для того, чтобы вам, дорогие читатели, было легче представить себе, что происходило, происходит и будет продолжать происходить со мной. Для вас имена, которые возникают в книге – это персонажи, их жизни и личные драмы – события и тропы, эмоции и чувства, помещенные в тело текста – контраст, а трагедийная наполненность произведений – драматургичес-кий ход и не более. Перед вами представлены герои, выступающие на импровизированной сцене из предложений, говорящие свои реплики по указке режиссёра, следующего творческому велению драматурга. И поверьте – это для вашего же блага. Так намного легче понять и представить себе картинку. За сим я заканчиваю предисловие для неискушенного читателя. Далее последует слово для тех, кто хочет изучать не книгу, а уже самого меня, мои собственные мысленно-эмоциональные искания.


II

На самом деле эта книга является идейным и во многом творческим продолжением (не переосмыслением, а скорее уточнением, концентрированием) предыдущей «Inertia Postmortem». И нет, это не сиквел, не цифра «2» в названии. Это именно что идейное наследие «Инерции», так как в ней развивается философский вектор и концептуальный фокус предшественника. Главное их отличие (и, по совместительству, связующий элемент) взгляд на проблематику смерти, систему умирания как процесса вообще и последующего ей состояния (проблема иного восприятия). «Инерция» исследовала смерть через идею посмертия, т.е. через метафизический набор координат, дающих подсказки, (проще говоря) она прокладывала Путь Осознания Смерти (через результат познания посмертия героем, прохождением им дантевского посмертного цикла не(до)бытия). «Ткань» же рассматривает эти самые проблемы под более практическим, сосредоточенным и материалистическим углом. Метафизическое познание преподносится теперь не через представление, а через явление, т.е. через реальный объект бытия. В этой книге я ищу ответы не в театральных постановках, а в жизнях и судьбах «живых» людей, которые б ы л и, любили, ненавидели и умирали. Таким образом «Ткань» становится вместилищем абстракта смерти, возведённого в абсолют через лицезрение  и осмысление реальности смерти вообще (через свойства призмы реальности представленных в книге персон). Они переплетаются в ней нитями, связанными с ними же воспоминаниями и порождаемыми в результате памяти чувствами, что создаёт эффект новой ритмической сингулярности, из которого нам и является образ смерти, миф о мысленном представлении уже бессмертия, как пути для познания сути умирания вообще.
Ткань – это книга о людях, которых больше нет с нами по тем или иным причинам, о тех, кто вышел за рамки человеческого бытия (пусть до сих пор там и остаётся, но лишь частично). Хотя также она и тех, кто ещё не оставил этот мир; о людях, которых я ещё не успел потерять, т.е. которых потерять мне ещё предстоит, чего я собственно и боюсь, к чему я стараюсь себя подготовить через принятие и отпущение той вины, которую годами ощущаю на себе за не_спобность противостоять смерти уже ушедших.
Эта книга представляет собой не только некое драма-философское исследование дилеммы смерти, не только альбом марок из разных реальных историй и живых (в том или ином смысле) их носителей, не только поэтический опус, наполненный разнообразными образами и символикой (результатом пережитых эмоций и чувствования вообще за период лета 2022 года), она становится также и исповедью. И исповедальное в ней это не попытка пожаловаться читателю, разбазаривая тайные переживания, не попытка откупиться, замусолить грехи и забросать ощущаемое море своей вины камнями показательных извинений и оправдательных самозабвенных домыслов. «Ткань» - это в первую очередь (по)пытка получения прощения; вещь, которой, наверное, до конца достичь нельзя, но можно сконструировать некий ориентир для себя, для своего же дальнейшего пути  продолжения (как неизбежного процесса), для преодоления страдания через покое/аяние души, и самое важное – для успокоения душ тех, кого уже нет на свете, но кто продолжает жить где-то рядом с твоей, неизбежно ей соседствуя.
«Ткань» - это лирические описания болезненного процесса встречи с собственными «демонами» в виде приглашения на аудиенцию с наихудшим тобой, с внутренней тьмой, что есть, конечно, у каждого; с тем, что подпитывается негативными эмоциями, порождаемыми воспоминаниями (следствием ушедших, покинувших людей, случившихся событий, самого тебя внутри них, твоего эго), где вышеназванная «ткань» становится лишь инструментом этой самой тьмы, её руками, её средством, тускнеющей бессмертной тенью, являющейся из глади твоего личного моря, предстающей перед оползнем рассудка в форме силуэтов из былого времени, а также ужаса, бессилия и отчаяния. При этом сами приходящие воспоминания или образ не обязательно должны быть строго негативными. Это спокойно может быть что-то светлое, вроде бы дающее надежду, но... всё ведь сразу разрушается, когда приходит они. Лишенные речи. Те, кто без всяких слов утвердят в твоем разуме мысль – всё есть просто большая случайность, а то, что ты видел сейчас – ошибка. Ошибка внутри случайности. Как, собственно, и ты сам. И ты веришь, потому что мертвые не умеют врать. Они – это самое честное, что есть во всей вселенной уже просто потому, что они банально не могут говорить. Всё, что они сообщают – это лишь то, что ты пережил вместе с ними, а их слова – это раны, которые ты им нанес и теперь вынужден принимать в ответ их же. Действия лишенных порождают агонию, но этот аффект не более того, какой ты сам преподносил им при жизни. Они возвращаются, потому что правы. Потому что всегда надо возвращаться. И, конечно, ещё потому, что возвращаться – закон природы. Подлинная оригинальная истина «be».


III

И вот ты уже находишь себя по пояс в смоляном море выжатым до предела человечности, окруженным тенями собственных (чаще всего) ужасных поступков, силуэтами, созидаемыми из бликов разрушенной памяти, пульсирующей в мозгу, как последнее, что вообще сейчас существует, что осталось существовать, что вообще может – быть. И представь себе – всё это спутывается вокруг, опоясывает тебе полупрозрачными темными нитями (они схематичны - почти штрихи, почти заметки на полях, оставленные напоследок).
И всё, что тебе остаётся делать – это наматывать сумму исчисленного на руку, бесконечно долго и бесконечно быстро одновременно, что и есть тот самый «болетворный» процесс мистического присутствия (в последствии – квазиопустошение), изводящий тебя до того, что ты сам превращаешься в сплошной моток этих самых нитей. Но чуть после ты (в попытке освобождения) начинаешь плести из них незримое, но ощущаемое потолком души своей полотно. Оно заполняет собой всё видимое пространство, то есть само становится углом расхождения твоего зрения.
И тебе не остаётся ничего другого, как по готовности работы, пустить его вплавь по пугающе черным волнам, наблюдая как за ним мерно (считай, бесшумно) устремляются все те описанные выше силуэты, нагромождения личных переживаний и образов своего падения.
Они бредут с ним до той тёмной грани, когда головы их уже совсем исчезают в пучине, образуя подушку для дальнейшего следования продукта твоей души, с тем они – навсегда прощаются с тобой, распуская нити связанных меж вами памятных осколков, расплетая само время (проведенные вместе дни, пережитые эмоции, выстраданное и высчаствленное вместе), погружаясь в долгожданное и заслуженное посмертие – слившись в единый и до прекрасного ужасный гобелен, вышитый твоими руками из ткани, которую они же и представляли.
А ты?
Ты же остаёшься в абсолютном единстве с очерком, которым сам же и стался; вынужденный отныне пребывать наедине с окружающей тебя пустотой. Мрак ушел. Осталась лишь обретенная тобою свобода (пусть и тем невероятным путём, теми силами, вложенными для преодоления сего затянувшегося кошмара)  – та самая пустота, лишающая всяческих эмоций и способности к действию, но с этим же, дающая какой-то неуловимый повод для возможного продолжения хождения в метафорическом «вокруг-да-около» на пути к уже собственному (дай бог, и правда заслуженному) Возвышению.
И, к сожалению, дорогой читатель, мне больше нечего добавить к своему расскажу, кроме скромного приглашения:
«Добро пожаловать в мою личную галерею. Пожалуйста, будь острожен и бережен с картинами в ней, потому как ткань – это очень тонкий предмет искусства».

К. Немель, 2022 год,
Новосибирск