В Кесарии на вилле при балконе...
из всех пространств, встречавшихся в поклоне
двух каменных осей, а между ними море,
мы выбрали, что отдается в горле
пеной какой-то облачной, нездешней,
и тосковали тихо. Взгляд на вещи
порою отражает облик прежний
в утрате целого, что признак, часто, внешний.
Вот и сейчас, страну свою теряя,
я прохожу до сада, до сарая,
до погреба, замочной орбитали,
где память волком мысленно петляет,
там брошусь я в 10-х мрачный омут,
надеясь, что меня друзья омоют,
ещё живые, присутствующие прежде –
в конце концов (в конце концов, надежде
здесь места нет). Присущие - живому.
Отсутствие – (в отсутствии порою)
принадлежит тому, чье море лижет скалы,
по слову коему ломаются кораллы
и прочее, что связанно с водою,
что отношения имеет и со мною,
пусть созерцательное, все же, а иное –
не связано ни с чем, как я с родной землёю.
Как говорил философ (старый стоик):
"В Кесарии есть только море, море, море.
А что оставил за границей, то осталось.
Не вспоминай об этом всем на жалость".
Вот так и я считаю, посмотрев на камни.
Читаю книги, впрочем, всем оставлен.
На голое ребро волны присела чайка,
и будто не было войны, сверкнув нагайкой,
исчезла в двух хребтах, в сплошном нагорье.
В Кесарии и правда – нет забот, повсюду море.
Немель, 2022
Свидетельство о публикации №123021102459