Companion and Friend to Oneself

COMPANION AND FRIEND TO ONESELF                Samuel Krig




Она разведена, в усталом сердце - мука, работа целый день/средь молодых мужчин.
Реальности шипы, на кухнях запах лука, пьянит манящий лоск коммерческих витрин.**
Исчезли в никуда былого балагуры,/над городом висит густой тяжелый смог.**
А, под ногами снег, сейчас он грязно-бурый,/и ни к чему порой ни Борхес, ни Ван Гог.*
Вечернее кафе, идет день на «fade out», всё те же этажи, подъезды, и углы.
Кто-то сидит, и пьет в гостиной «Irish Stout», кто-то молчит в плену безжалостной иглы.**
Плывет дым сигарет, в ушах «track list» играет, обманутым легко обманутыми жить.
Монстр-капитализм их деньги забирает, и рвется между строк невидимая нить...

В гепардовом авто смеется королева, вся на своих понтах, кайфует от «бабла».
А, через сто шагов, стоит тупая дева, и в лица горожан глядит как в зеркала.
Вот - полицейский чин, и шизанутый риффер, развозчики еды, старуха, словно гриб,*(**)
Бухой мужлан блажит, звонит олдовый хиппи, слева дородный мэн - знаток «Uriah Heep».*
Иду средь них в пальто, и во французской шапке, в стеклах моих очков дома и фонари.
Иначе всё вокруг, теперь другие ставки, и зависть к богачам грызет их изнутри.
Я видел нары баб в арендных коммуналках, и грязных работяг убогое жилье.
Естественный отбор, мутация, и свалки, где, среди серых крыс, гуляет вороньё.

Когда-то в их стране совсем другим был паспорт, где на обложке «краб» с серпом и молотком.**
Теперь, куда ни глянь - сообщества и касты, героем стал «качок» с булыжным кулаком.**
Заветы Ильича я спрятал в дальний ящик, Маркс с Энгельсом теперь мне вовсе не нужны.
Всё, что я раньше знал теперь вдруг стало фальшью, остались позади раcтерзанные сны.
Я накупил всего, пиджак мне подарили/«Massimo Dutti», да, чтоб в «свет» я выходил.**
Глумясь, какой-то потс хотел поэта крылья/сломать мне, чтобы сдох я средь чужих могил.
Но, мне и так ништяк,/вон - хуны в лимузинах,/в бриллиантах кокаин,/face control и попса.
Так, слово голым я/стою на поле минном,/под дулами их глаз,/молясь на чудеса.

Расчетливым я стал, на странных поворотах/меня нельзя столкнуть в те пропасти без дна.
Привычен никотин, ром с бренди по субботам, так призрачен их мир, когда в окне луна.
Я время фальши смыл с себя австрийской губкой, я гражданин себя, всё просто и легко.
Люблю худых девиц, у них белые зубки, свой penis в них ввожу, и очень глубоко.
Деньги люблю считать,/свои,/а не чужие,/ведь с ними мне, вообще,/никто здесь не указ.
Ведь как святой алтарь те годы золотые, где я с гитарой был, и без банальных фраз.**
Играя в Rockin' Band, прошли мы джунгли бедствий, предела, знаю я, у лицемерия нет.
Лишь свет надежды чту, и плюшевое детство, на все вопросы есть во мне любой ответ!

Не вижу я давно здесь пролетариата, сплошные торгаши, модели, и жульё.
Надеть давно пора мне золотые латы, с красным плюмажем шлем, и взять сполна своё.**
Сорной травы вокруг теперь уже с избытком, на стеблях этих яд для тех, кто слаб и глуп.
Шуршащий пепел дней, звук одинокой скрипки, но жив и невредим тот в Лукоморье дуб!
Дичают времена, корячатся макаки, и млеет от себя породы халков рать.
Сибирский холод лют, поджав свой хвост, собаки/стучат лапами в дверь, обрыдло голодать.
Господь смотрит с небес, и взгляд его суровый, на всём, что здесь не так, ставит великий крест.**
Вокруг всё вроде есть, но неутешны вдовы, то прошлое внутри, словно в руинах Брест.

4:35, бессонной ночи тайны/неведомы другим, к чему им много знать.
Стезя поэта,/в ней/всегда всё неслучайно,/открыта в вечность дверь,/и нет желания спать.
Сегодня - dirty town, и stuffy underground, просчитан каждый шаг, я умный человек.
Та жизнь их, что вокруг, почти как thirteenth round, за дверью снова ждет/меня/безумный век.
The Beatles спели всё, их «лебединой песней»/альбом стал «Abbey Road», тот титаничен труд.
Когда солнечный свет/ты видишь/мир чудесен,/в нём те, кем ты любим, всегда к тебе придут.
Я научился ждать, я научился верить,/постиг себя, познав/святой любви слова.
Благость сошла ко мне, забыв свои потери, я счастлив, ведь со мной везде моя Москва!

Теперь везде полно досужих разговоров/о том, кто и кем стал, и что есть у него.
В Германию сбежал «мгимошный» жирный «боров», но, мне не нужен он, в России нет его.*
Те, кому тридцать лет, решительны, и бойки,/здесь то, что скажут им, всё сделают они.
Не так уж хороши все эти новостройки,/привычный магазин, рекламные огни.
Рогатые мужья, айфоновые жены,/шлагбаум сбив легко, во двор въезжает «Jeep».
В кроссовках сыновья, в мозгах - секс эталоны,/у дочерей в сети - свой тайный порно-слив.
Меняется страна, скрипят ржавые гайки, ослепшим от щедрот приятен эгоизм.
В «коже» крутой летит мужик в очках на байке, шкодливой «школоте» по-кайфу практицизм.

Есть праздники у них, в центре висят гирлянды, теперь с народных средств такая красота.
Но, многие хлебнут здесь лагерной баланды, почувствовав как вмиг ломается мечта.
Я им тут не судья, к чему мне эта ноша, законы не пишу, не мне их исполнять,
Претит мне с давних пор понятие «дотошность»,/всегда есть то, о чем/совсем не нужно знать.
Грядущее сейчас как-будто скрыто дымкой, но, если навык есть, то можно разглядеть.
То, что их ждет в пути, и, после, с новой SIM'кой, подчистить все дела, и снова преуспеть.
Жаль Ричи больше нет, наш гитарист в могиле, он был как Robert Fripp, я помню этот звук.
До плеч в те времена мы волосы носили, теперь я сам себе соратник здесь и друг.
















                11 февраля 2023
                8:34





Note:  * Первая коррекция произведения - 11.02.2023  Saturday     10:45 - 11:33