Мотивы ветров

Где-то в синей вьюге
спит Царевна Сна.
Леестками век покрыта
глаз голубизна

Весны пролетают -
Май приходит к ней,
ласковый, влюбленный,
в дымке светлых дней.

Поцелуем будит
светлые мечты
ьой, что так счастлива
в царстве красоты.

Ей, что светлой грезой
век упоена,
жизни обновленье
вновь дарит весна.
1966





Как отогнать свою печаль -
уходят те, кого мне жаль.
Орбите верные своей
уходят в даль, где им светлей,
прощанья не сказав слова.
...Мы в жизни встретимся едва ль.
Нас путь во-разному ведет
И, словно горечь всех разлук
упорно в памяти встает
то что Батый сказал врагам,
отвагой тронувших его:
"О, как хотел бы я иметь
вас всех у сердца своего!"
1966





Однвжды ночью, стоя у стены,
курила я и и на небо глядела,
как в гуле самолета надо мной
вдруг тень беды незримо пролетела...

Все звезды сразу потускнели
и сделались малы и редки,
и стали проволокой ржавой
деревьев тоненькие ветки.
1967





Я  знала женщину
с глазами зелеными как травы,
осенним тронутые увяданьем.

Я знала мальчика
 с глазами золотыми как искры Солнца
в полдень летний.

Я знала юношу с глазами голубыми
как огоньки ночные
на болотах.

И знала я мужчину   с глазами горячей
чем лава из вулканов
и темными как дремлющие горы.

   Была я девушкой
с глазами зелеными как льдины,
рожденные у полюсов Земли
1967





Робкий свет звезды
мелькает в облаках
и грусть чеканит шаги
на улицах и мостах.

Тоскливо-звонкий вечер
назойливо бьет в висок
и где-то рождаются встречи
на перекрестках дорог.

Давно мой вечер не был
теплом руки согрет
и бег минут стирает
мой одинокий след.

Лишь редкими маяками
вспыхивают во мгле
письма твои и мне шепчут,
что где-то есть ты на Земле.
1967





В лунном свете дождь из льдинок
на мое упал окошко,
мягким светом хрусталинок
пролегла от них дорожка.
На иголках сосен спящих
задрожало отраженье
нежных голубых кристаллов
искрометного движенья.
1968





Я сплю уже десятки  лет.
Мой замок лесом окружен
и жители его мной
погружены в глубокий сон.
У изголовья моего
на троне спят отец и мать;
у ног их, спутавшись, легла
моих волос густая прядь...

Спит старый воин у дверей,
рукою опершись на меч
и черный плащ, струясь волной,
спадает с неподвижных плеч.
Любимый, верный пес застыл
как сфинкс, в оцепенелом сне,
и паутины не доплел
паук в решетчатом окне.

   Десятки долгих-долгих лет
я жду - нарушится покой
и громко ветки затрещат
под дерзкой молодой рукой;
царевич в замок мой войдет
и поцелует губы мне,
и, вечно юная, вернусь
я снова к жизни и весне.
1968





Остервеневшей сворою собаки
волчицу гонят!
Кто настигнет, кто?!
Уверенность в победе
и судорга свирепого желанья
подхлестывают их горячие тела...

Она бежит.
В глазах леса и звезды,
и серые мохнатые щенки…
Зов рвется в ночь!
        Напрасно!...
Леса молчат.
     Погоня ближе…
                Слабеют ноги...
1968





                КОГДА Я УМРУ

И Солнце свет уронит свой,
и запоет Земля,
и клевер зацветет в полях
не для меня, не для меня!

Не для меня пройдут дожди
и будет падать снег,
не для меня будут звенеть
струи прохладных рек,

И в августах потоки звезд
кого-то счвстием маня,
не Землю будут падать вновь
не для меня, не для меня.

И молчаливая Луна
родные прежде мне края
своим сияньем озарит
не для меня, не для меня.

И ветер северных широт,
вершины сосен наклоня,
гимн жизни будет распевать
не для меня, не для меня...
1968





Я бы хотела тебе
ландышем благоухать.
Я бы хотела тебе
Песнею Сольвейг звучать…
  И ручонками дочки твоей
крепко тебя обнимать.
1968




Косись меня рукою, Смерть,
укрой холодными крылами.
Пусть память отлетит моя,
душа пустой и светлой станет.
И пусть в печальный мир теней
не долетает и дыханья
земной любви, земных страстей
и песен звонкое звучанье.
1968




Эдельвейсы, цветы на снегу .
Их любимым дврили, пробиваясь за ними
на вершины в пургу..

Но у нас не растут эдельвейсы.
И с Памира, от льдов и лугов
ты прислал мне лиловый подснежник,
опаленный дыханием снегов.

И тебя, дорогого, родного
я увидела в синих снегах,
и подснежник сухой превратился
в эдельвейс
в моих теплых руках.
1968




Моей душой владеет край,
где море с гулом катит валы,
где над кипящею водой
стеной лиловой стали скалы.
Там пена бела я кольцом
пустынный берег окружает
и чайки жалобой морей
холодный воздух оглашают.

Там небо северных широт
всегда подернуто печалью;
и бледный горизонт слился
с зеленовато-черной далью,
там свежий ветер бьет в лицо,
там древность властвует седая
и тени викингов скользят
простор суровый охраняя...
   В тот край свободный я уйду,
когда вернется безразличье,
чтобы с собой наедине
природы постигать величье...
1968





ВСЕ ЗАГУБИЛ, СКОВАЛ МОРОЗ,
ЛИШЬ В ТЯЖКОМ ПОЛУСНЕ
НАГИЕ ВЕТВИ ТОПОЛЕЙ
ТОСКУЮТ О ВЕСНЕ.
1969





                Вплела кристаллы моих слов
                я в цепь твоей судьбы

Карты на счастье кину.
Что-то они расскажут?
Знаю, твоя дорога
рядом с моей не ляжет.

Будет зима трепетать
белых метелей платками -
Скорбно червоный король
синими глянул глазами;

слышу, как время летит,
карта твоя ложится;
вижу: на русых висках
снежная пыль серебрится...

Ну, а мою судьбу предсказать
лишь вещие птицы решатся!
 ...Где-то на снежных холмах
вьюги сейчас веселятся...
1969





Дождь за окном роняет тихо слезы
и вечер тих. Ты не пришел сегодня...
На склоне сопки белым силуэтом
очерчены дома, а выше,
над темно-зеленеющей грядою,
лилово-синий, мягкий полумрак...
   И вечер тих. Лишь голоса людские
доносятся сюда, да шепот капель,
неровной нитью падающих с крыши.
   …Как вечер тих, так тихи мои мысли;
Сейчас пойду бродить я с сигаретой
по всем тропинкам сердца своего
и, может быть, цветок найду там новый,
чье семя выпало из губ твоих когда-то...
1969






...Под шепот капель
приходишь ты ко мне, моя подруга,
души моей незнаемая правда,
когда заботы отлетят дневные 
и прошлого забытые виденья
проходят тихо, ясно, стройно.
И, неизвестно почему избрав
одно из них, вдруг ставшее дороже,
его ты одеваешь синим светом
и лица слов роняешь на бумагу,
и делим долгий вечер мы втроем:
ты, я и тот, кого ты оживила...
1969





Кольцом туманы обвивают
наш ветхий дом,
но разделенные стеною,
мы не вдвоем.
Порывы ветра осыпают
стекло дождем,
но, разделенные тоскою,
мы не вдвоем.
Своих гордынь столкнув громады
не сберегли
тепло любви, что в старом доме
с тобой нашли.
1969





Руки в море омою,
в воде прозрачной.
Лицо закрою,
тихо заплачу.

Соль слез смешалась
с морской водою
и море стало
большой слезою.
1969





Кружились, как осенью листья,
столетья над юной Землей.
Ты был подводным камнем -
я девушкой живой.

Тебя увидав сквозь волны
свой бред узнала я,
и о тебя разбилась
судьбы моей ладья.

На дно пучины канув
я новое имя взяла,
и Синий подводный Камень
Морская Трава обвила.
1969




Для нас благоухали травы,
ночью - созвездья сияли,
ветер рассказывал сказки,
сопки туманы свивали!
Ярче цветы горели,
тропы к ручьям приводили;
доброе Божество-Солнце
лица нам золотило.

Небо сочилось тоской осенней;
чаек белела стая...
Помню твой голос:
"Прощаясь с нами
плачет сейчас Озерная..."





                ......
Я в памяти твоей хочу остаться
равниной лунной, свежестью дождей,
цветком шиповника, скалою в море,
дымком костра, туманами ночей...
Я упаду росой тебе под ноги,
коснусь висков дыханьем ветерка
и веткой облетающей рябины
к тебе моя протянется рука.

Была я чертом, ангелом, ребенком,
улыбкой жизни, болью серых дней...
а для Тебя - я навсегда останусь
единственною женщиной твоей.
1969





Он догорел - костер
и ветром разнесен
холодный пепел по пустынной тундре.
Погрелось сердце ты, передохнуло;
теперь опять - вперед!
1969





И днем, и ночью бродили
по тундре цветущей с тобой,
и был ты Синим Камнем,
а я - Морской Травой.

Сказать я не хотела
об этом в двух словах,
сказать тебе не успела
о тайных тех именах.

Но если по нашим тропам
чета влюбленных пройдет -
ветер синеющей тундры
им те имена напоет.
1969





Опять чернеет море и облака плывут,
опять семнадцать ветров с собой меня зовут.

Одни гудят: "Послушай, есть край зимы седой,
царить ты будешь с нами там вьюгой ледяной.
Что было - позабудешь ты в пляске навсегда,
что сердце отравило - исчезнет без следа!"

Другие шепчут: "Слышишь? Мы дети той земли,
где гибнут на тайных рифах большие корабли.
Но бережно опустим тебя мы на берег морской,
ты станешь дочью Солнца - пальмой молодой..."

И тут последний ветер в мою ударил грудь :
"В горах на снежном ложе ты сможешь отдохнуть.
Была ты живым укором своей своенравной судьбе. Усни.
И все, кого ты любила во сне придут к тебе..."
1969

 И она вновь разлила над миром ту великую
 тайну грусти, о которой она часто повествует
 старым дубовым рощам и древним побережьям морей
                Шатобриан

Луна одинокая, сколько любящих
видела ты с начала веков
с  первых любовников, в пепел втоптавших
древний обычай отцов?

Сколько влюбленных - от юга цветущего
до заснеженной земли
тебя призывали в свидетели
вечной - безмерной любви?

Долго казалось тебе равнодушная -
счастье любви - это сон,
но пробудил твое сердце холодное
смертный Эндимион!

Срок пролетел, отпущенный людям,
и из пещеры твоей
смерть увела любимого юношу
в царство безумных теней,

И когда по ночам ты встаешь над планетою
счастья и горя любви -
светлой росой на траве остаются
лунные слезы твои.
1969





Сердце уходило лодкой-чайкой
в даль темнеющую океана.
Позади пылал костер прощальный
как на сердце обнаженном рана…

Свежий ветер долетал призывно
из пространств великих океана,
и все то, что позади осталось,
было далеко, темно и странно.

Впереди же - чудилось - Сирены
как крылами - белыми руками
всплескивают, волны
синими дельфинами играют...

От земли горчайшей, запыленной,
где как факел - трепетно и рдяно! -
догорало сердце, ухожу я
в тайну крови нашей - в океаны!
1970





                И все о ней, о ней одной...
                М. Цветаева               

Сквозь слезы, в тоске улыбалась Венера,
шептала Геро про любовь...
По нашим следам анемоны струились -
Адониса алая кровь.
Седой Геллеспонт, свирепея, на берег
соленый обрушивал вал,
и мы увидали, как в море навеки
безумный Леандр уплывал...
Гонимая богом, бежала Эхидна
укрыться у края Земли,
чтоб своды угрюмой пещеры однажды
огнем озарились любви.
...Как солнце лучился венец Аполлона;
Эрота колчан опустел...
О чем-то неясно, тоскливо и нежно
серебряный лавр шелестел.
Бледнея, склонялась на спящим Диана,
Орфей свое счастье искал,
во мраке ущелий полночной звездою
нам взор Эвридики блистал...
1970