Кади из Ичичали

Тубхат Зургалова. Перевод с аварского языка

Послушайте,
          аварцы,
              дагестанцы!
Потомки гор, я быль напомню вам:
О том, кто вы, каких высот посланцы -
Пускай расскажут горы сыновьям.   
Сочится кровь столетия по скалам;
И гулким эхом подвиг Ахульго
Гремит по недоступным перевалам
И настигает яростью клинков.

О, эта повесть! Не закрыть страницы…
И горестью,
        и гордостью полна,
Я вглядываюсь в прошлое,
                и лица
Приводят в трепет. Ранят имена: 
Мужчины, старцы, женщины и дети -
Едины все, как воинство одно.
Нет воинства сильней на этом свете,
Когда оно отчизной рождено.

Не знает сердце утоленья в жажде
О каждом из героев рассказать.
Любой из горцев дерзок и отважен,
Надёжен, верен, каждому собрат.
Но об одном из них хочу поведать –
Кади из Ичичали, наибе Шамиля.

При штурме Ахульго в то роковое лето,
Когда изнемогла от ран земля,
И небо призывало мир к ответу,
И с клятвой   «Ля иляха илля ллах …»
Шли воины на смерть, как будто к свету,
Как будто вечен человечий прах, –
Тогда попал в плен к генералу Граббе
Наиб. И горстка горцев. Повели
Их по этапу царские сатрапы,
Гарцуя на конях, поволокли
Вслед за собой по пыли и по тропам
Измученных, израненных людей.
Настигла ночь, и на привале скопом
Их уложив и отогнав коней,
Поужинав, заснули конвоиры.
Со стонами сквозь обморочный сон
Затихли горцы.
            Как огрызок сыра,
Луна висела, и со всех сторон
Сгущалась тьма и подступала к горлу.

Наиб не спал: о, как бы отомстить…
Беспомощный, он сам себе укором
Был в этот час. Но мог ли усмирить
Себя наиб, когда он с детства 
И дерзок был, и ловок, и силён?
Огонь в крови – бесценное наследство,
Да будет он вовек не утолён!

А жажда мести – как зубовный скрежет:
"Глаза мои, сомкнуться вы не вправе!
Пока рассвет над сёдлами забрезжит
Я должен что-то сделать! Пусть расправа
Явиться не замедлит, – ну так что же?
Если урон я нанесу врагу,
То не напрасно этот день был прожит
И смерть победой я назвать смогу!
Пока их сон ничто не потревожит,
Мне  бы к коням пробраться, пусть ползком -
Они лежат поодаль, и стреножены,
                не могут встать".

Броском или рывком,
Сам связанный, дополз. И развязал!
И разогнал - ищите ветра в поле!
С трудом дополз к привалу между скал
И рухнул от усталости и боли
Меж кровью истекающих в пыли
Таких же пленников.
                Наутро
Солдаты с криком их поволокли:
«Кто?! Кто разогнал коней?» –
                И прутья
Со свистом били, рассекая раны.
Но кто услышал вскрики или стон?
С высот смотрели горы Дагестана
И окружали мир со всех сторон.

Суровый край, край вечных исполинов,
Смотри! – тебя достойны сыновья.
И поднял взгляд наиб, и взглядом сына
Земля ответила разгулу воронья:
Как дикий жеребец, не знающий седла,
Как иноходец, пойманный арканом,
Вздымаясь на дыбы, кусая удила,
Проносится по кручам ураганом, –
Так взгляд наиба полоснул кинжалом.
«Так вот кто нас оставил без коней!
Тащите в круг, пусть из металла жало 
Попробует. Держи его сильней!»

К босым ногам – гвоздями, молотком
К его стопам враг прибивал подковы…
А он молчал, как камень – тот, замкОвый,
Сорвавшийся с твердыни Ахульго.
«Послужишь нам, как лошадь.
                Ну, с обновой!»

...Закончили работу?  Поглумиться
Хотели? Иль скакуна не видели?! А вот! –
Наиб поднялся на ноги и в лица
Вгляделся изуверов. И вперёд
Пошёл,
       пошёл,
              впечатывая шаг
И цокая подковами по камню.
Казалось, он врагов в оглобли впряг
И торжествуя, пас.
               А звук чеканный
Врага в лепёшку грязи превращал.
Пусть брызги крови орошали землю,
Пусть рвали плоть подковы, как кинжал,
Казалось, он собой весь мир объемлет:
Сжав кулаки, подняв их над собою,
Неукротим, – казалось, растоптал
Огромный жеребец перед толпою
Всю нечисть.

Ошеломлён враг. С шёпотом «свят, свят»
В молитве имя вспомнили Христово.
За четверть века видели солдаты
Немало горных доблестных волков,
Но никогда не видели такого.
И в тишине среди гранитных скал,
Среди солдат, застывших в изумленье,
Над ужасом,
        восторгом
                и смятеньем
Приказ врага вдруг громко прозвучал:
–Подковы снять!