Из палингенезийского дискурса, или НМП

  Из палингенезийского дискурса,
  или
  Ностальгическая мистика присутствия 

"Возможность знака, есть отношение к смерти"
Жак Деррида, «Голос и феномен»

В конце концов (по Тарковскому) будет море. Когда последний Рим обтянется зарей,  ты почувствуешь, что, во-первых, ты обескровлен, во-вторых, покрываем не морем, скорей смолой.
Ты кинешь клич, но будешь ли ты услышан? Психея придёт на помощь? Эвтерпа? – думаешь ты. Или причастишься молчанием, будешь выше? Впрочем, не важно. Там нет ничего, кроме тьмы. Усмехнешься себе сам, как будто ты самый нищий, самый блаженный, вознесенный к любым вратам. Считай за галлюцинации теперь воображение. Все, что было с тобой теперь принадлежит другим. Разрыдайся от скуки, глядь, из зрачка слезы получится вымучить. Вряд-ли, твои глаза принадлежат Атропос, а прочее, что было телом в кустарнике настоящего мелко тлеет.
Запомни, ты теперь не более единицы прошлого, а о будущем не вспоминай, такого дотошного объяснения сути времени нет. Есть только смерть и микроскопия отрезков, застрявших внутри неё, лишь четверть от общего процента небытия. Есть небытие «до» и небытие «после». Что есть середина тому? Я думаю – страх. Мы боимся всю жизнь. Нас пугает осень. Да и вообще – материальный мир, его крах. И ничего хуже нет для человека, чем собственное отражение в зеркале или другой человек. А любой другой – фикция, вырезка из газет. Хотя всё ерунда, анекдот, стихотворение, тлен. Ещё много иных пересказов тех же затертых смыслов, мне кажется, мы все нависли над пропастью. Деконструкция говорит, что действие – это выход. Тут есть зерно правды, у каждого есть выбор провалиться, перебежать, найти напарника, собутыльника.
Жаль, что, в конце концов (по Тарковскому) будет море седое, бессмысленное с привкусом паленой ночи. Входя в него, из него не выходишь т ы. «Ты» выходишь, но самое страшное впереди. Или ты думал,  что веревка, плацента закончат/начнут страданья? Всё немного сложней. Важны показания  свидетелей – кто тебе с миром обрежет. А потом превратишься в пыль, дым своего начала, призрак в парадной покажется покрывалом по сравнению с тобой. Ты даже не силуэт, не проклятье, а что-то хуже. Ты – то, кем тебя запомнят, то с какой эмоцией о тебе будут думать другие. Возможно, ты держал в голове, что так продолжишься в них? На бумаге? На постаменте? В своем ребенке?
Нет. Ничего такого вообще познать не возможно. Фромм спорить пытался. Паскаль выступал с обетом. Оба сгинули, кстати. Остались лишь только наши о них представления. Личности больше нет. Эпикур задаётся: а есть ли она вообще? Ведь в смерти личности нет, а если есть смерть, то нет личности. До смерти самой смерти нет, а после есть только она. Любое начало предполагает смерть, любой финал – не ограничение, а сброс секундомера.
В конце концов (по мне) смерть – это просто смерть. Ты теряешь, теряя. Находишь, теряя. Потеря ставит точку любой философии, приговор. А Скелет –  это просто конструктор кальция, как у любого зверя.

Вместо гипографа:
"Успокоив нервы, закончив пить,
легионер латы ломает о плиты.
И сокращаются лишь ланиты
от слова: быть".

Немель, 2022
Комната