Отрубите мне голову!.. Или безумная русская семейк

– Дорогой Валера, Илья вот-вот прибудет. Милый, мы надеемся только на тебя: встреть своего нового брата и поддержи его. У нас с отцом как обычно, мы не успеваем... Хорошо, милый?

– Конечно, мама. Можешь на меня положиться.

Мне надо было бежать из города уже тогда...

Но обо всём по порядку.

Мои родители – метафорически это что-то вроде той женщины по имени Мамочка-Два-Тапочка, появляющейся в кадре в виде двух ног, вечно куда-то топающих или убегающих. При этом они умудряются влиять на сюжет не меньше, чем носящиеся по дому и сокрушающие всё на своём пути непоседы Том и Джерри.

Но не всё так плохо, как кажется. На самом деле нам с Алисой повезло с родителями. Они хотя бы думают и помнят о нас, пускай и чаще по телефону. Не то что у моего школьного приятеля Генки. Тот вообще видит родителей раз в год, а всё остальное время предоставлен сам себе.

Когда восемнадцать лет назад я появился на свет, то «обрадовал» маму тем, что она больше никогда не сможет иметь детей. Это немного не вязалось с её планами на счастливую, благополучную и, самое главное, большую семью. Это не вязалось и с планами отца, трепетно мечтавшего о девочке.

Я разрушил их мечты, но от этого не стал менее любим. Даже когда в четырнадцать лет ко мне пришла непоколебимая уверенность в нетрадиционности моей ориентации, и я разрушил их планы второй раз (планы на прорву внуков), они всё равно поддержали меня и мой выбор. С небольшим ультиматумом...

После моего торжественного признания на мой День рождения (тогда единственный день, который мы в обязательном порядке проводили вместе) родители также не упустили случая и признались в своём желании завести нового ребёнка.

У меня, конечно, отвисла челюсть, ведь выглядело это... Ну, так, будто они махнули на меня рукой и решили взращивать кого-то другого. Это когда в The Elder Scrolls ты прокачиваешь бойца-лучника, а потом понимаешь, что тебе хочется мага, но перков больше не осталось, и ты плюёшь на всё и начинаешь сначала.

Однако то был стратегически верный шаг с их стороны: я не мог возразить ни в коем разе.

Я даже купил набор погремушек для нового ребёнка. Ну а что, они с умилением говорили: «Такая милая девочка, такая милая маленькая девочка, наш ребёнок...»

В день же, когда родители вернулись с этой крошкой, я быстро спрятал погремушки под подушкой на диване... Хотя Алиса и оказалась коротышкой ростом мне по грудь, она была всего лишь на год младше! Деточка уже кокетливо стреляла в меня глазками, так что там точно было не до погремушек...

А жаль, ведь я уже успел помечтать о том, как буду нянчиться с грудничком. Правда, поначалу нянчиться приходилось и со взрослой Алиской. По ночам она вставала и принималась расхаживать по дому, полностью оправдывая своё имя: девочка искала кроликов, бормотала чепуху, играла в крокет со шваброй и совершала прочие дикие и странные поступки. Она будто была в другом мире. Несколько раз ей удавалось добраться до моря, и я лишь чудом успевал вернуть её обратно.

Прошло несколько лет, Алиса практически избавилась от лунатизма, но я теперь так и не могу нормализовать свой сон.

И вот мама и папа решили пройти процедуру усыновления ещё раз. Они обратились в тот же дом, откуда взяли Алису. (К слову, это был детский дурдом.)

Понятно, что мы странная семейка... Ну что может быть страннее, чем усыновление взрослого семнадцатилетнего мужика? Так и выходит, что только я нормальный в этой семье. Тяжело тащить на себе такое бремя, но я надеюсь, что за это Иисус простит мой грех мужеложства... Ха-ха.

То, что родители усыновляют парня, которого не смогут лично с нами познакомить, да и вообще просто поддержать его при появлении в новой семье, – это неудивительно. В прошлый раз они так же притащили Бобби – собаку, взятую из питомника в ходе какой-то очередной акции по защите животных. Они просто закинули её в дом, а сами уехали. Я проснулся оттого, что кто-то ссал на моё одеяло.

Кстати, когда мы с Алькой были чуть помладше, то играли в мужа и жену, а Бобби был нашим ребёнком. Так продолжалось до тех пор, пока мы не повзрослели окончательно, а пёс не вымахал настолько, что стал мне по пояс, а Алисе – по плечо, наверное. Так мы выяснили, что Бобби на самом деле помесь какого-то дога, по всей видимости, с лошадью. Чёрный как чёрт, он перестал вызывать умиление и теперь наводит лишь ужас. Живёт он в гараже, откуда на задний двор есть небольшой лаз (настолько небольшой, что пёс вынужден туда протискиваться с мылом).

Таким образом, подводя итог всему вышесказанному, моя жизнь – это череда неприятных сюрпризов и вечных разочарований.

Вот и в этот раз я не ждал ничего хорошего. Но всё же с неисчерпаемой верой в лучшее, получив от мамы тревожный звоночек, я вздохнул и вышел из комнаты, чтобы замереть у соседней двери и легонько постучать по размалёванной красками деревянной поверхности.

Дверь передо мной порывисто распахнулась, и Алиса предстала во всей красе. Моя сестра-коротышка пыталась натянуть на бёдра узкие джинсы, для чего неустанно подпрыгивала на месте и кривилась.

– Ненавижу! – кричала она. – Я их ненавижу!!!

– Слушай, Аль... Мама звонила, сегодня...

– Да-да-да, я знаю, – нервно перебила сестра, проходя внутрь комнаты и плюхаясь навзничь на кровать с целью справиться с джинсами там. – Илья. Семнадцатилетний парень. Для кого, ты думаешь, я уже час стараюсь? Ааа! Ноготь сломала!

Алиска обхватила повреждённый палец и стала кататься по кровати, кривясь от боли. Я сел рядом.

– Ну чего для него стараться? Он же брат... типа.

Алиса замерла, а потом села рядом. Её джинсы всё ещё были спущены.

– Это ты – брат, – серьёзно сказала она. – А он – парень, который будет с нами жить. Чуешь разницу? Можно подумать, ты не размышлял о нём в этом смысле... Я слышала, как ты маме заказывал блондинчика!

– Тьфу ты, Алька! – Я ударил её подушкой. – Звучит так, будто наши родители – сводники.

– Думай, что хочешь, но ты знаешь, как всё тоскливо на моём личном фронте, – укладывая рукой потрёпанные недавней вознёй и подушкой волосы. – Появление мальчика в нашем доме – огромная удача и шанс, который я не собираюсь упускать!

Алиса неожиданным манёвром схватила подушку и ударила в этот раз меня. Я не успел увернуться.

– Учти! – заявила она, довольная своей сноровкой, а потом требовательно приказала: – Так... Тяни вверх, а я буду тянуться вниз.

Поднявшись одновременно с Алисой на ноги, я обхватил края джинсов и со всей силой принялся дёргать вверх. Вот я бы никогда не стал напяливать на себя нечто подобное. Ради чего?.. Хотя, возможно, не стал бы потому, что я парень, и мне восемнадцать лет...

Через минуту напряженных пыхтений и стенаний мы добились желаемого и, извиняюсь за экспрессию, упаковали слона в тараканью задницу.

Именно в этот момент раздался второй тревожный звоночек – на этот раз дверной.

Быстро помолившись Иисусу и прошептав «mea maxima culpa», я трижды ударил себя в грудь и только потом пошёл открывать.

Отворив дверь, я было подумал, что Иисус простил мне мои прегрешения и благословил на дальнейшие подвиги, ведь предо мной предстал ОН. Блондинистый красавчик под два метра ростом, вынудивший меня – не очень, кстати, низкого – задрать шею. Всё как я заказывал... (В смысле, нет. Конечно нет. У меня не было списка. И я не согласовывал его с родителями... Нет.)

Так... Как бы поточнее описать эмоции первого впечатления...

Гендель. Мессия. Аллилуйя. Слушаем стоя и уходим, не дождавшись третьего акта.

Да, именно так.

Всё сразу торжественно поднялось.

Однако ОН окинул меня насмешливым взглядом и невозмутимо шагнул вперёд.

– Говорят, Памела Андерсон тоже где-то здесь живёт? – первое, чем поинтересовался парень и, умышленно ударив меня плечом по плечу, прошёл к стеклянной двери на лоджию, с которой открывался прекрасный вид на побережье. По пути он бросил свой грязный рюкзак на диван.

У меня всё с грустью упало. Я закатил глаза и потёр ушибленное место.

По Бобби знаю: самое главное для настоящего самца – всё пометить и быстро установить верховенство на новой территории.

Этому парню точно не требовалась вводная экскурсия, приветственная речь и тёплый дружеский разговор по душам. Такому, как он, я знаю, нужны только большие сиськи и ящик пива.

Алиса осторожно, на цыпочках, спускалась со второго этажа. Она с трудом сгибала ноги в коленях и движениями походила на робота.

– О. Мой. Бог, – практически беззвучно пролепетала Алиска над моим ухом, глядя на парня, облокотившегося на перила нашей лоджии.

Его светлые волосы разметал ветерок, и они маняще блестели на солнце. В общем, я был солидарен с Алькой, когда она произнесла чуть громче:

– Он – Бог!

Если бы не его явная наглость...

– Я хочу его, – хрипло простонала сестра рядом.

Я тоже.

– Боюсь, он тебя не заметит, пока ты не сделаешь себе операцию, – ревностно заявил я и хлопнул Алю по груди, вернее, по её отсутствию.

– Ауч! – воскликнула она обиженно и закрылась от меня руками.

– Там нечему болеть, не притворяйся, – строго осадил я её.

– Ты просто садист! – возмутилась она. – А кроме того, ты завистник, потому что теперь у меня наконец больше шансов с парнем, чем у тебя!

Она серьёзно? Хотя, не буду скромничать, редкий парень устоит против моей причёски в виде импровизированного ирокеза, который делает мои скулы выразительнее и так и манит их потрогать. Но если честно, то сам я настолько уникален, что чаще мне попадается что-нибудь редкое... Алисе просто не обязательно об этом знать.

– Ну пошли, проверим твои шансы, – уверенно предложил я и, схватив сестру за руку, потащил её за собой на лоджию.

Мы с Алькой остановились поодаль от парня, не обращавшего на нас никакого внимания, и смущённо хмурились, не зная, с какого бока к нему подойти. Алиса решилась первой.

– Хм... Ты – Илья, верно? – спросила она, привлекая внимание парня, который повернулся и беззастенчиво окинул сестру оценивающим взглядом.

Меня, похоже, он игнорировал принципиально.

– Угу... – невнятно подтвердил он, явно занятый напряжённым поиском того, чего у Алиски нет в принципе, и того, что есть (и ещё ого-го как есть!), но старательно нами спрятано некоторое время назад.

– А я – Алиса, – радостно оповестила сестра и улыбнулась, моргая в ускоренном темпе и пуляя искры своего любовного отчаянья в парня.

– Ты – Алиса. Прекрасно, давай прогуляемся, Алиса, и ты мне покажешь свою Страну Чудес... – кокетничал высокорослик с моей сестрой, после чего предоставил ей свой локоть для опоры, но она не дотянулась, поэтому он просто взял её за ладошку, и они вместе спустились по лестнице на землю.

«Ты мне покажешь свою Страну Чудес...» Фу! Какая пошлость! Неужели он действительно считает, что кто-то способен клюнуть на такое?

Между тем, пока я мысленно возмущался, парочка удалилась на приличное расстояние, а я даже отсюда мог слышать довольное хихиканье сестры в ответ на наверняка какие-то очередные глупости нашего нового брата. Спохватившись, я понял, что могу потерять этих двоих из виду, и поспешил догнать парочку.

Я долго блуждал следом за ними и слушал их невероятно пошлый диалог. Илья по-прежнему упрямо делал вид, что меня нет рядом. Лишь когда он положил руку на обтянутую джинсами задницу Алисы, я громко оповестил о своём присутствии:

– А давайте сходим в кафе! – Я надеялся, там он лапать Альку не сможет...

Сестра поддержала мою идею, поэтому у Ильи уже просто не было выбора.

В пляжном кафетерии было многолюдно, а по телевизору транслировался футбольный матч.

– Слушай, а откуда ты родом? – спросила Алиса у Ильи, когда мы расселись и нам принесли напитки.

– Из Украины... Из Одессы.

О нет! Только не хохолский мужлан! Ну теперь всё становилось ясным... В Украине почётнее быть зоофилом, чем геем.

– Ух ты, наша бабушка оттуда! – обрадовалась Алиса.

– Наша бабушка из другой Одессы, – мешая коктейль трубочкой, хмуро поправил я.

– Да ладно, – разочарованно впала в транс сестра. – А что, их много?..

Я закатил глаза.

– Да, в штатах Вашингтон, Нью-Йорк, Мичиган, Флорида... – я только разогнался.

– Смотри-ка, какой умный! – с сарказмом перебил меня Илья и, подперев рукой подбородок, предложил: – Расскажешь ещё что-нибудь?

Я постарался вложить в свой взгляд всё, что думаю об этом парне, а также косвенно ответить на его вопрос. Но Илья не унимался. Он протянул ко мне руку, которую я провожал настороженным взглядом, и дёрнул прядь моих торчащих волос.

– Эй! – воскликнул я, отпрянув.

– Это чего, у здешних педиков мода такая: мазать каким-то говном волосы, чтобы они напоминали петушиный гребень? Слушай, парень, зуд не мучает в такую-то погоду? – спросил он, с брезгливостью вытирая ладонь о свои джинсы.

Кажется, я сломал зуб, пытаясь стиснуть челюсти так, чтобы не сказать ничего.

Почему я чувствовал себя не на пляже в Малибу, а в колонии для несовершеннолетних подростков?

– Меня Валера зовут, – сквозь стиснутые челюсти всё-таки, наконец, представился я.

Илья серьёзно посмотрел на меня, а одна из его бровей медленно выгнулась вверх.

– И чё? – не понял он.

– Обращайся ко мне по имени, – потребовал я.

– Я вообще к тебе обращаться не собираюсь, – заявил этот выскочка, подавшись на меня вперёд ради убедительности. – Нафига мне педики? Я нормальный.

Ну всё! Я вскипал.

– Эй, мальчики, давайте не будем ссориться... – тихо и с испугом пробормотала Алиса, глядя то на меня, то на Илью.

– Обращаться – не значит трахаться, – всё ещё терпеливо пояснил я.

– Так ты не отрицаешь, что педик? – ухмыльнулся Илья.

Ввиду того, что парень просто не мог разговаривать тихо, на нас смотрели уже все посетители и персонал.

– Нет! Я – педик! – рявкнул я, а Алиса втянула голову в плечи и немного зажмурилась.

Всё затихло.

Ложки в чашках кофе перестали греметь.

Официантка застыла, согнувшись с подносом в руке у соседнего столика.

Грудной ребёнок одного из посетителей перестал плакать.

«Гол!!!» – закричали динамики телевизора, заставив меня вздрогнуть, и всё вокруг снова наполнилось шумом.

– Знаешь, парень, – обратился ко мне Илья, делая глоток колы, – Иисус не на твоей стороне. Ты сгоришь в адском пламени... – подумав немного, он подмигнул и зловеще добавил: – Я тебе это обещаю.

Я так и замер с открытым ртом.

Он реально псих?

Боже, ну конечно, его же взяли из дурдома!

Разозлившись, под причитания Алисы и смех Ильи я поднялся с места и, бросив деньги на стол, зашагал из кофейни прочь. Мне было обидно. За что он так? Я не сделал этому ублюдку ничего плохого!

«Пока не сделал...» – злорадно подумал я и, немного подняв себе настроение планами по отмщению, вернулся домой, где с трудом дождался возвращения блудливой парочки.

Они вернулись, такие весёлые и довольные, воркующие друг с другом, что я лишь с новой силой преисполнился жаждой мести. Оттачивая свой идеальный план, я с нетерпением пережил наш совместный ужин.

– Так когда родаки появятся? – спросил Илья, игнорируя мою стряпню и с принципиальным видом жуя свои чипсы.

Боже, награди его гастритом!

– Сказали, что к ночи, – соврал я.

Мне снова звонила мама и попросила не ждать их до завтра. Но если бы я сообщил об этом, то, судя по обменивающейся многозначительными взглядами парочке, они не спали бы в разных комнатах...

Илья расстроенно вздохнул и решил, вероятно, опять превратить своё огорчение в агрессию.

– Хм, мы с Алисой здорово отдохнули на пляже, – похвастался он и подмигнул сестре. – Ну а ты, братик-гей, как провёл день?..

– Играл в ТЕS и наконец решил связать своего персонажа узами брака. После напряжённых блужданий по Скайриму, я понял, что первый верный спутник – идеальная кандидатура и роднее там никого уже не найти, – честно признался я.

– Дай угадаю: это был мужик? – спросил Илья злорадно.

– Нет, девушка-тёмный эльф... – безразлично пожал я плечами и нахмурился, глядя в тарелку.

Я забыл пояснить, что мой персонаж – тоже девушка...

Но тут я получил резкий удар по ноге и взвыл от боли, дёрнувшись так, что чуть не опрокинул стол.

– Я тебе дам девушку-эльфа! – возмутился Илья. – Лучше поищи себе какого-нибудь петуха и не нарывайся!

О чём он вообще?

– Слушай, какие у тебя проблемы?! – повысил я голос, когда боль стала стихать. – Чем ты болен? Поделись!

– Болен? С чего ты взял, что я болен? – нахмурился парень.

– Ну так я знаю, где тебя родители нашли... – намекнул я, деликатно предпочтя не называть точного места. – Вижу, как ты себя ведёшь, и делаю выводы...

– Хочешь сказать, я сумасшедший? – опять завёлся Илья. – Знаешь, педерастия – вот это болезнь, а я просто в детские годы ударил психолога, проводящего со мной тестирование, лопаточкой для игры в песочек. Тётка разозлилась, и так я оказался среди психов.

Алиса сочувственно и с пониманием посмотрела на парня, а я чуть не простонал: она ему верит! А всё потому, что тоже оказалась в дурдоме случайно...

Но это же было очевидно: Илья не в своём уме. Психоз? Социопатия? Шизофрения?..

Когда же пришла ночь, и наступило время мести, я, убедившись, что в доме тихо и все спят, осторожно вышел из своей комнаты и прокрался в гараж за Бобби.

Пёс дрых блаженным сном младенца, и мне пришлось предпринять немало усилий, чтобы разбудить его. Я уже начинал сомневаться, что затея удастся, но всё-таки повёл дружка на второй этаж. Бобби был сонлив и на пути несколько раз пытался сесть, а потом лечь и вздремнуть, чем мешал мне двигаться бесшумно и быстро. Поднимая его многокилограммовую тушу, я пару раз сам чуть не заваливался навзничь...

Но наконец, мы достигли зловещей двери, за которой обустроился самый прекрасный и неприятный тип из тех, кого я когда-либо знал.

– Бобби! – шёпотом позвал я и, взяв за ошейник, впихнул собаку в тёмную комнату, а потом закрыл дверь.

Выждав десять минут, я выпустил пса наружу. Бобби довольно вышел в коридор и побрёл в свою берлогу, а я пошёл к себе и лёг на кровать, не включая света и не переодеваясь. По ночам меня мучает бессонница, а потому я часто беру плеер и слушаю всё подряд, пока к утру не усну. В этот раз я предпочёл тишину.

Где-то через час я услышал в коридоре шум, переместившийся потом... в ванную.

«Опаньки! Неужели Бобби всё-таки вспомнил молодость?» – Радостный и предвкушающий, я на цыпочках вышел из комнаты и засеменил к ванной комнате. Мне надо было знать наверняка.

Приоткрыв дверь, в лунном свете, проникающем из небольшого окошка, я увидел Илью, нервно что-то полощущего прямо в раковине. Картина, хоть и вызвала во мне умиление, но всё-таки заставила задуматься о том, почему он делает это в раковине, а не в стиральной машине, стоящей рядом.

Но потом вспомнил: Украина, мать его.

– Эй, – позвал я, отчего парень дёрнулся с испугу. – Ты что делаешь?..

– Э... стираю, – прошептал он, пряча неловкость.

– А чего среди ночи?

– Э... сок пролил на простынь, – ответил он, а потом поспешил пояснить: – Ну, из холодильника брал попить...

– А, ясно, – кивнул я. – А сказать, чем пахнет?

Илья с досадой выдохнул и отвернулся от меня.

– Боюсь, сок прошёл длинный путь, прежде чем разлиться на простынь... – прокомментировал я и, внутренне ликующий, развернулся, чтобы уйти.

– Слушай... – позвал Илья, заставив меня остановиться и обернуться, а потом тихо попросил: – Не рассказывай хотя бы... Алисе.

Его голос... Он был таким... Таким мииилым! Таким трогательно-застенчивым!

– Да ладно, ты впервые здесь, такой стресс... Я всё понимаю, – кивал я, уже немного стыдясь своей шалости.

– Но с девяти лет... У меня не было такого с девяти лет, – заикался он так, что мне даже стало его жаль.

Я ещё немного покивал, а потом заметил, что в этой интимной полутьме Илья разглядывает меня. Перехватив мой взгляд, он отвёл глаза.

Илья смутился???

Нет, к чёрту смущение, он РАЗГЛЯДЫВАЛ меня! Меня, а не Алису или Памелу Андерсон! Меня!

Конечно, я тут же растаял и забыл обо всех склоках.

– Да ладно, парень, – положил я руку ему на плечо и немного похлопал в знак поддержки. – Ты этого не делал, это я...

Глаза Ильи округлились.

– То есть нет! Не я, конечно! – поспешил пояснить я, убрав руку. – Это Бобби. Я его привёл в твою комнату, а он любит мочиться на кровати или диваны... Мы поэтому в гараже его держим.

– Но зачем? – спросил он так, что мне вдвойне стало стыдно: а правда, зачем?

– Ну, ты был таким... придурком, – выдохнул я и пожал плечам.

Илья опустил взгляд.

– Да, – неожиданно признал он. – Извини...

– Нет, это ты меня извини! – покаялся я.

Между нами возникла какая-то неловкость, и, дабы её разрушить, я спросил:

– А чего не в стиральной машине?

– Не смог включить... – признался парень, а я чуть не заплакал от жалости к нему.

Я включил машинку сам и помог загрузить бельё, потом достал новое и застелил его кровать. Я был идеальным братиком этой ночью и еле удержался от того, чтобы поцеловать своего младшего в щёчку, когда тот улёгся и просунул обе ладошки, сложенные вместе, под голову.

Но на следующее утро Илья вышел в гостиную и, завидев меня, просто подошёл и со всей мощью ударил кулаком прямо по моей улыбке. Удар оказался такой силы, что я чувствовал, как отрываюсь от пола и лечу на спинку дивана, через которую перекатываюсь и падаю головой на стол, а задницей - на пол. Где-то в промежутке между ударом и моим полётом я увидел Алису, спускающуюся со второго этажа.

Так вот, пока я летел, то видел: она хихикнула! На пару секунд на её лице воцарилась заметная – жизнерадостная, мать её! – улыбка, которую она поспешила прикрыть ладонью!

– Ну, Русик, это война! Думаешь, ты самый умный и хитрожопый здесь?! – кричал мой новый брат, обходя диван, размахивая руками и приближаясь ко мне. – Решил устроить дедовщину? Я тебе покажу дедовщину!

Он Бобби, что ли, имел в виду?.. Ну что за нахрен! Я думал, что искупил свою вину и был прощён...

Наконец-то Алиса очухалась и, перемахнув через диван, встала между лежащим практически без сознания мной и этим взбешённым амбалом.

Она меня защитит.

Теперь можно было выдохнуть спокойно.

– Я бы на твоём месте впредь поостерёгся бы спать! – кричал он через плечо Альки, которая всеми силами пыталась отодвинуть парня от меня.

«Я и так не сплю», – раздражённо думал я, пытаясь встать на ноги.

Почему он срывается на мне, а не на Бобби? Почему он вообще срывается, ведь мы, вроде, так мило пообщались ночью?

В общем, недавнее взаимопонимание растворилось будто призрачный мираж, и мы снова встали на тропу войны.

Только когда в доме появились родители, Илья снова преобразился: из неотёсанного двухметрового амбала он стал милым пай-мальчиком, любящим сыном и заботливым братом. На семейном обеде мы сидели рядом, и он постоянно что-то любезно добавлял мне в тарелку. Промахнулся мимо стола лишь пять раз... Спасибо, что это был не кипящий мамочкин бульон...

Идиллия!

С тех пор всегда, когда приезжали родители – всякий раз – у нас дома была милая семейная идиллия.

Но родители не знали, что стоило им уехать в очередную командировку, как по ночам за стеной моей комнаты раздавались все эти стоны, охи и вздохи. Когда мне надоедал звуковой мазохизм, я брал плеер и врубал хеви-метал. Это не спасало от толчков в стену, от которых всё вокруг вибрировало...

Я вообще не понимал, как они делают это? В смысле, она ему по пояс. КАК??? Это всё равно, что скрещивать нашего Бобби с тойтерьером.

В итоге из-за этих марафонов я страдал от бессонницы ещё больше, чем раньше, и занимался различного рода самоутешениями...

Они не стеснялись спариваться не только в комнате Алиски, но и в ванной, в туалете, на кухне, на балконе, на улице под пальмой...

В ванной. О Боже, они однажды забыли запереть дверь. После всё-таки достигнутого под утро сна я был в отключке до обеда и, встав, решил – всего-то – почистить зубы и принять душ. Да так и завис с открытым ртом. Тогда мне была ниспослана истина: я понял КАК. И ужаснулся.

В туалете. Достаточно сказать, что они сломали бачок и устроили потоп. Но можно ещё добавить, что они сломали вантуз... ЧЕМ он им не угодил?

На кухне. Я больше не завтракал на кухонном столе.

На балконе. Их видели все соседи. Все соседи теперь разносят сплетни о том, что под потворством мамы и папы в нашей семье процветает инцест. Мы все – со всеми...

На улице под пальмой... Вернее будет сказать: на пальме. На её стволе. Я протирал растерзанную спину Алисы обеззараживающим раствором. В надежде, что она хоть на какое-то время возьмёт тайм-аут. Конечно!

Они превратили весь мир, окружавший меня, в траходром! Оставалось лишь единственное святое место, не опороченное их потом и спермой, – это яхта, которую родители подарили мне на восемнадцатилетие. Именно туда я сбежал, когда дышать в нашем доме стало невозможно.

Да, я на некоторое время переселился на яхту. Рай был ниспослан в этот ад на побережье Малибу. Я наконец мог вздохнуть спокойно и освободить свои мысли от совокупляющихся Алисы и Ильи.

Я наконец-то выспался, посмотрел заготовленные мною на лето фильмы, прочитал кипу книг и смог вдоволь насладиться медитацией.

Но однажды вечером, когда я лежал на кушетке и читал Альберто Моравиа «Я и он», ко мне нагрянула мама, за спиной которой я заметил своего трахобрата.

– Милый, Илья хочет покататься на яхте... – заявила она так, будто речь шла о шестилетней крошке, мечтающей одолжить мою игрушечную лодочку.

«О нет!!!» – мысленно простонал я.

Что удивительно, Илья за маминой спиной показывал мне знаки в виде отрицательного мотания головой.

Я насторожился.

– Да?.. – заторможенно пробормотал я. – А ему разве можно за штурвал?

– Нет, поэтому его покатаешь ты, – заключила мама.

Илья ещё отчаяннее стал мотать головой. Моя же позиция одновременно с этим менялась в сторону согласия...

– Хорошо, покатаю... – согласился я и, поднявшись, откинул книжку в сторону.

Мы вместе направились на палубу. Конечно, когда я проходил мимо Ильи, он пнул меня ногой по заднице. Я лишь, не оборачиваясь, показал ему средний палец.

Наших идеальных братских взаимоотношений мама не заметила, потому что шла впереди.

Вскоре она спустилась с яхты на пристань и взглядом провожала нас в путь.

– Слышь, придурок с гребнем, – обрёл Илья голос, когда мы стали вне зоны слышимости для мамы, – чё непонятного в мотании головой справа налево и обратно?!

– Я думал, ты уговариваешь меня не отказывать... – «искренне» огорчился я, параллельно осуществляя приготовления к отплыву.

– Вот урод!.. – пробормотал Илья.

– А ты что, боишься с педиком наедине остаться? – предположил я со злорадством.

– Чё мне тебя бояться: один удар и ты за бортом, – фыркнул парень.

– Да, но я капитан, – заявил я, ради театральности нахлобучивая на голову белую фуражку с вышитым на ней якорем. – Без меня ты отправишься бороздить просторы открытого океана.

Илья отчего-то позеленел и ничего не ответил.

И уже скоро мы медленно отчаливали. Я люблю море и люблю управлять яхтой, а поэтому даже забыл на какое-то время о Илье. Уже вечерело, и солнце блёкло, а мы всё больше удалялись от берега...

В какой-то момент мне стало интересно, почему так тихо и где Илья, поэтому я бросил штурвал и пошёл посмотреть, чем он занят.

Я нашёл его в каюте, правда, не сразу понял, что это он, потому что парень сидел в самом углу и с головой был накрыт пледом.

– Эй, ты чего? – позвал я, откидывая в сторону свою капитанскую фуражку.

Он не двигался и молчал.

– Укачивает, что ли? – догадался я.

Тишина.

Я рискнул, и, подойдя ближе, осторожно стал стаскивать плед, и вскоре увидел иссиня-зелёное лицо Ильи.

«Сдох, что ли?..» – испугался я, но парень вдруг открыл покрасневшие глаза.

– Тошнит? – обеспокоенно предположил я, присаживаясь рядом на корточки.

Илья отрицательно помотал головой.

– Воды боюсь, – сдавленно пояснил он.

Хм... Одесский неардельталец, блин. Ну конечно: родиться в Одессе и бояться воды!

– А чего тогда ты вообще припёрся сюда? – не понимал я.

– Ну, родаки что-то заподозрили, когда застали меня на Алисе... – Я закатил глаза. – Подозреваю, им нужно время, чтобы прийти в норму, поэтому они решили ненадолго выставить меня из дома...

Неожиданно Илья испугался:

– Эй, а кто сейчас у руля?..

– Да она сама... Автоматическая система управления. Всё под контролем, – успокоил я.

Но, несмотря на мои заверения, Илья вдруг затрясся, а потом обхватил голову. Через секунду, клянусь, его взгляд переменился! Цвет лица стал нормализоваться прямо на глазах.

Парень поднялся с пола и, игнорируя меня, пошёл на выход из каюты.

Испугавшись за него, я поспешил следом. Что было странно для человека, минуту назад чуть не подохшего от гидрофобии, – он прошествовал до края кормы и встал прямо у леерного ограждения. Я подошёл ближе и примостился рядом, чтобы в случае чего успеть схватить парня...

Илья крепко держался обеими руками за леер и смотрел на воду.

Мы долго так стояли, пока парень неожиданно не заговорил:

– Знаешь, когда мне было десять лет, меня усыновила большая семья цыган. Однажды отец взбесился и решил меня наказать. Он засунул мне мыло в рот, схватил за шею и стал окунать в бадью с водой. Он удерживал меня там, а потом снова поднимал. Я не успевал дышать... И в результате захлебнулся. Мама вызвала скорую, и меня откачали, но в ту семью уже не вернули... А я с тех пор... не люблю воду. Не люблю быть под водой...

Какая ужасная история.

– А за что тебя так сурово наказали? – не понимал я.

Илья, помолчав, посмотрел мне в глаза и пояснил:

– Ну, я поцеловал мальчика, а отец заметил... Вообще-то, это была шутка – так, просто детские эксперименты, – пояснил он. – Но отец увидел и решил вдолбить мне в голову, что педерастия – самый страшный грех. Я, правда, тогда даже слова такого не знал...

Стало понятно, почему он так пылко невзлюбил меня. Он просто прятал за маской агрессии свой детский страх! Мне так жаль стало этого парня, что, не найдя подходящих слов, я просто обнял его, такого большого, и прижал к себе.

В первый момент Ильюха дёрнулся, и я даже разнял руки, давая понять, что не собираюсь удерживать его против воли. Однако уже в следующую секунду я замер, ошалело уставившись на парня: тот с любопытством наивного ребёнка обследовал мой хайер, взъерошенный на океанском ветру больше обычного. Осторожно дотрагивался, едва касаясь, смелел и запускал пальцы в мои волосы, пробуя их на ощупь, а потом вдруг стиснул их в кулаке и медленно, но довольно настойчиво, потянул, заставляя меня запрокинуть голову. Из-под полуопущенных век я продолжал неотрывно наблюдать за Ильёй – как он покусывает пухлую нижнюю губу, как раздуваются его ноздри, выдавая тяжёлое рваное дыхание, как двигается его кадык, когда парень нервно сглатывает...

«Пипец, настала моя очередь отдавать концы!.. В смысле, хвосты откидывать... Тьфу ты, ну почему одни пошлости в голову лезут, когда я просто хочу сказать: пора зеленеть и подыхать на месте!» – пронеслось в затуманенном мозгу, когда тёплые пальцы братишки обвели контур моего лица – скулы, подбородок, скользнули вниз по шее и запутались в вырезе рубашки. Прикрыв глаза, я наслаждался своими ощущениями, и пусть весь мир летит к чертям – плевать на всё, только бы Ильюха не останавливался. Он, блин, будто мысли читал! Быстро расстегнув мою рубашку, парень продолжил свои исследования. Отпустив помятые волосы, он теперь уже обеими руками гладил мои плечи, грудь, дерзко задевая чувствительные соски, нагло изучал мой пресс, едва подбираясь к поясу низко сидящих на бёдрах тонких парусиновых штанов. (Счастье, что я узкие джинсы не ношу!)

Я хотел поверить в реальность происходящего, но боялся предоставить свободу моему шальному воображению. Что если мне всё это снится?! Вдруг я вовсе и не стою на борту своей яхты под жадным взглядом красавца-блондина, а мечусь в собственной постели, сжигаемый болезненным бредом?! Ещё бы, ведь после Альберто Моравиа и его диалогов с членом и не такое присниться может...

Но... Настал день выспаться, не так ли, Иисус?

Мощный электрический разряд прошиб меня насквозь, когда я почувствовал влажное прикосновение к коже под ухом. И гореть мне в аду, если это не язык Ильи – горячий, требовательный. Прислонившись к лееру, я вцепился в него, чтобы не свалиться за борт, и чуть шире расставил ноги, пытаясь обрести более устойчивое положение, но в то же время каждое движение давалось мне с огромным трудом. Я боялся потерять волшебство момента, спугнуть Илью.

Но братишка оказался не из пугливых. Он сводил меня с ума прикосновениями, поцелуями, немного резкими, смешанными с болью, когда зубы парня прикусывали кожу на шее и ключицах. Однако Ильюшка так и не мог переступить грань – опустить руки ниже пояса моих штанов, словно это была та ватерлиния, ниже которой он никогда не нырнёт. Поэтому в какой-то момент я осознал, что должен взять инициативу в свои руки, иначе сойду с ума от перевозбуждения и неутоленного желания. С трудом заставив себя разжать пальцы, я поднял руку и взял Илью за подбородок, принудив его посмотреть на меня. Он не стал сопротивляться, однако и любопытство в его глазах исчезло, сменилось на страх. Я понял, чего он боится. Поцелуй. Вот что вызывало у него панику.

«Нет, братишка, я не сделаю этого... Пока не сделаю», – подумал я, но вслух произносить не стал. Слишком уж неоднозначной могла быть реакция Ильи. Вместо этого я наклонился и обхватил губами мочку его уха, чуть прикусил, лизнул, заглушая лёгкую боль.

– Чёрт! – выдохнул парень, едва заметно дрогнув. Мысленно улыбнувшись такой реакции, я осмелел и начал целовать его шею, наслаждаясь солоноватым привкусом кожи. И мне стало мало, я стремился получить больше. Поддев пальцами края футболки Ильи, я потянул её наверх и при этом посмотрел в потемневшие от возбуждения глаза. Страх исчез, вместо него появилась страсть. Теперь уже не было места детскому любопытству. Я увидел во взгляде Ильи неприкрытое желание. Он поднял руки и позволил мне стащить футболку, слегка поёжившись, когда прохладный воздух окутал обнажённый торс.

Господи, как же он прекрасен! Я не мог скрыть своего восхищения, проявляя его в каждом своём неторопливом прикосновении, в каждом поцелуе. Мне отчаянно захотелось показать Илье, насколько прекрасным может быть то, за что его жестоко наказали в детстве. И хотя я понимал, что могу напугать его, пробудить все таящиеся внутри него фобии, но устоять было невероятно трудно, особенно когда мой взгляд наткнулся на красиво очерченные, приоткрытые и блестевшие от влаги губы.

Положив руку на затылок парня, я посмотрел в его глаза и прошептал:

– Не бойся... – и осторожно поцеловал уголок его губ, согревая прохладную кожу своим дыханием.

От меня не укрылось внезапно возросшее во всём теле Ильи напряжение. Он вытянулся словно струна, пытаясь бороться с собой, но не оттолкнул меня, не отвернулся. Просто стоял, не шевелясь и ожидая моих дальнейших действий. Кончиком языка я скользнул по приоткрытым губам Ильюхи и с трудом сдержал поток рвущихся наружу эмоций: от бешеного восторга до всепоглощающей нежности. Обхватив нижнюю губу парня, я чуть пососал её, прислушиваясь к реакции его тела. Нет, он не сопротивлялся, не пытался остановить меня. Тогда я осмелел настолько, что позволил себе накрыть его рот губами, языком проникая внутрь и сталкиваясь с его языком.

Стена рухнула, и Илья ответил на мой поцелуй. Вцепившись в мои волосы, он прижимал меня ближе к себе, не давая отстраниться, с жадностью измученного жаждой путника испивал мою страсть, впитывал дыхание одно на двоих, стремился познать всю силу моего желания, то уступая первенство мне, то беря инициативу в свои руки.

Не успел я подумать о последствиях, как мои руки уже расстегнули джинсы Ильи и потянули их вниз, обнажая бёдра. И только когда я коснулся возбуждённого члена, до меня дошло, что вот именно сейчас, в этот самый момент, для меня существует реальная угроза получить кулаком в нос за подобную дерзость...

«А! Была не была!» – мысленно махнул я рукой и начал ласкать тёплую плоть – удивительное сочетание стальной тверди и мягкого бархата. Я ласкал член Ильюшки, то едва касаясь подушечками пальцев, то будто случайно слегка царапал ноготками, то обхватывал ладонью, неторопливо двигая рукой вверх-вниз, задевая большим пальцем головку. И вот уже Илья нетерпеливо толкается бёдрами вперёд, желая большего.

«Чёрт, как же не хватает здесь кровати!» – я едва не закричал от досады, и Илья будто услышал мои мысли, прервав поцелуй и пробормотав, стыдливо отводя взгляд:

– Может, стоит спуститься вниз?..

Как я был благодарен ему за эти слова! Готов был на руках отнести, но сдержал свой внезапный приступ нежности, иначе, если бы и поднял – по пути точно бы уронил. Поэтому я просто взял его ладонь в свою, переплетая наши пальцы, и повёл в каюту.

Однако произошло то, чего я так боялся. За те пару минут, пока мы спускались по лестнице, Илья успел прийти в себя и теперь неуверенно поглядывал на меня исподлобья, нервно теребя пояс джинсов, которые натянул по пути. Я кожей ощутил возросшую нервозность парня и проговорил:

– Я не сделаю ничего, если ты не захочешь. Скажи только слово, и я уйду... – Ага, брошусь в воду и остужусь на дне...

Я отчётливо понимал, что в этот момент могу лишиться всего, о чём мечтал, но по-другому поступить не мог. Никогда бы не позволил себе пойти против воли братика и причинить ему боль.

– Останься, – тихо попросил Илья, сражая меня наповал.

– Хорошо, – ответил я и подошёл вплотную к нему, обнимая за талию и приманивая к себе. Теперь уже Илья поцеловал меня, и поцелуй не был нежным. Напротив, он был дерзким и наглым, жадным до неприличия, сводящим с ума своей страстью и пронизанный желанием. И с каждым мгновением нам обоим хотелось большего. Руки уже блуждали по телам, нещадно срывая одежду. И вот мы, обжигаемые жаром друг друга, уже на кровати – кожа к коже.

Я застонал, почувствовав, как крепкие пальцы впиваются в мой зад, притягивая меня ближе, впечатывая в его бёдра. И стон Ильи отразился эхом от стен тесной каюты, когда наши члены соприкоснулись.

Мысли в голове путались, от накатывавшего возбуждения перед глазами мелькали звёздочки, в ушах шумело, и мне хотелось только одного – почувствовать тело Ильюхи целиком, пульсировать в его горячей, требующей удовлетворения плоти. Дотянувшись до тумбочки, я нащупал баллончик со смазкой и презерватив, давая понять, что хочу продолжения. От парня это не укрылось. Приподнявшись на локте, он внимательно посмотрел на меня и проговорил, едва восстанавливая дыхание:

– Я... не знаю, как...

Я лишь снова поцеловал его, успокаивая.

– Я помогу тебе, буду твоим нежным капитаном, – прошептал я и, подмигнув, сделал вид, что поправляю вымышленную фуражку.

Илья улыбнулся. А он так прекрасен, когда улыбается!

В нетерпении я разорвал зубами упаковку презерватива, но Илья, потянувшись ко мне, выхватил из моих рук резиновое колечко и, обхватив мой налитый небывалой силой член, принялся натягивать на него тонкий латекс – защиту от непогоды. Не в силах сдержаться от экстаза, пока парень по-садистски медленно осуществлял свои манипуляции со смазкой, я обхватил его член и стал водить по нему ладонью так быстро, как только мог. А пальцами другой руки, скользкими от геля, начал подготавливать парня. И вот уже в его глазах совсем нет страха. Только неприкрытое вожделение. Я наслаждался этим зрелищем, немного отвлекая себя, чтобы не потерять голову и не причинить парню боль. Но в тоже время мне хотелось, чтобы он расслабился, возжелал меня так же сильно, как я его, доверился мне. И это помогло: Илья поактивнее завершил приготовления и лёг на спину, инстинктивно раздвигая ноги...

Он следовал за мной, давая полную свободу действий.

Когда я начал входить в него, то пристально вглядывался в лицо напротив, улавливая малейшее мимическое изменение. Я действовал медленно, осторожно, прислушиваясь к захваченному телу, старался помочь ему, расслабляя, направляя, останавливая, пока не прошла первая боль, и страдание на его прекрасном лице не сменилось наслаждением.

Когда же он начал отвечать на мои ровные толчки, я, сидя на коленях, придвинулся ближе и позволил себе войти глубже, увереннее, изменяя угол проникновения так, что головка моего члена упиралась в простату. Продолжая скользить в теле Ильюхи, я начал ласкать его член, внутреннюю сторону бёдер, яички и кожу под ними... Братишка запрокинул голову и приоткрыл рот, руками сжимая увлажнившуюся ткань постельного белья. Я не выдержал и опустился всем телом на него, потянувшись к сладким губам, исторгающим приглушённые стоны, которые тут же полились в меня и соединились с моим голосом. Наш порывистый поцелуй оказался обменом даже не влагой, а звуками слившейся воедино страсти. Продолжая двигаться внутри тёплой и узкой плоти, я с трудом водил рукой по члену, зажатому в тесном пространстве между нашими животами, и порхал языком в самом сладостном раю на свете. И с каждым глубоким толчком мы приближались к взрыву, пока оба не разлетелись на тысячи осколков...

Я так и не уснул той ночью. Пришвартовав яхту, я вернулся в каюту и опустился на пол рядом с кроватью. Просто сидел и смотрел, как Илья спит... Ула-ла, похоже, я влюблялся! Это так мило и приятно! Я думал о том, что никогда не брошу этого несчастного мальчика, которому однажды не повезло с приёмной семьёй, а потому горемыка до сих пор страдает от гидрофобии и боится признаться самому себе в том, что он гей. Я просто должен помочь избавиться ему от этих страхов! Я помогу ему обязательно, и когда-нибудь мы вместе поедем в дальнее путешествие по Тихому океану...

Уже утром мои стремительно несущиеся мысли прервал шум за спиной. Обернувшись, я увидел Алису. Ах да, чуть не забыл: Алиса... Бедняжка, она же будет страдать! Ну, я надеялся, она поймёт, что у нас с Ильёй всё по-настоящему...

– Мама просила передать, что Илья может возвращаться домой, – шептала сестра. – Она и папа не сердятся. И если у нас всё серьёзно, то они не против наших отношений...

Она улыбалась.

Я вздохнул.

Мне предстояла трудная задача: сказать Алисе, что у неё с Ильёй не всё так серьёзно...

– Аль, я и Илья... Мы... – Меня кидало в жар, и я не мог подобрать правильных слов.

Алиса выгнула бровь.

– О. Нет. Только. Не. Это, – отчеканила она, поняв меня и так. – Он же не гей!

– Эй, я не насиловал его! – возмутился я. – У нас всё было... нежно... Да.

Сестра присела рядом со мной и положила руку мне на плечо.

– Валер, мой Илья, – она подчеркнула слово «мой», – ненавидит геев и любит меня. Это точно.

– Но... – попытался возразить я, однако Алиса перебила.

– Возможно, что твой Илья, – она подчеркнула слово «твой», – гей.

Я ничего не понимал, и, вероятно, непонимание отразилось и на моём лице.

– Слушай, я всё-таки допросила родителей и узнала, что с ним не так, то есть чем он болен... – прошептала сестра, кивком указав на Илью. – Диссоциативное расстройство личности. То есть...

– Раздвоение личности... – закончил я за Алису и, глухо простонав, закрыл лицо ладонью. – Это хуже, чем я ожидал...

– Мама сказала, что различия в двух альтер-эго Ильи практически неощутимы и незаметны... Кроме того, он не теряет сознания при переключениях и может помнить всё, что с ним было, когда одна личность временно заменяла другую... – поспешила «успокоить» сестра.

– Да, но одно его альтер-эго – гей, а другое – гомофоб?! Я понимаю, что маме пофигу, ей неощутимо и незаметно, но... Но! Нельзя было предупредить заранее?! – возмущался я, однако, заметив, что Илья из-за нас стал пробуждаться, понизил голос и испуганно уточнил: – Подожди... Ты сказала, у него не бывает провалов в памяти и он помнит всё, что творил его альтер?..

– Угу… – кивнула Алиса.

Я быстро встал и, не сказав более ни слова, по пути хватая куртку и ключи от машины, просто выбежал из каюты. Алиса припустила за мной.

– Эй! Ты куда?!

Уже на пирсе я крикнул:

– В Одессу!!! – К бабушке... Но точных деталей своего будущего местонахождения пояснять не стоило. Пусть ищет хоть по всем Штатам – не найдёт.

На рубашке ни складки. А голос измят,
Словно ночь перекрикивал с важностью.
Он своим же зонтом одиноко распят,
Безнадёжно раним своей слабостью.

Он бы мог приказать, подкупить, угрожать.
Только тянет не чопорной пошлостью.
Человек под зонтом будет вечно стоять
Над своей непростой осторожностью.

Здесь и выбор-то, в сущности, столь невесом,
Как отличие дела от праздности:
Либо дождь переждать под своим же зонтом,
Либо мокнуть в руках своей слабости.

И никто не осудит за мыслей поток
Под покровом британской банальности.
Под зонтом неудобно смотреть в потолок.
Без него же заметны все слабости.

Километры больших государственных тайн
Он продал бы с бессовестной лёгкостью.
Никогда. Это больше, чем голос в прайм-тайм.
Это между желаньем и гордостью.

Будто пальцы сжимают чужой воротник
И немеют от бешеной сладости...
Только взгляд под зонтом так печально поник,
Что проклясть бы за это все слабости!

Разыгрался бы ветер над городом вдруг,
Чтобы зонт потерял в своей святости.
Ну да что тут сказать – не коллега, не друг.
Просто кто-то... Палач его слабости.

Затеряются фразы, застрянут в тиши,
Уничтоженные чистой совестью.
И уже вроде можно по-прежнему жить,
С одинокой своей осторожностью.

А ирония, в сущности, очень проста,
Словно стык изумленья и радости:
Или чёрная тень от его же зонта,
Или имя его тайной слабости...