Гефест. Артур Стрингер

Перевод с английского— Валерий Грушницкий
(Гефест, обнаружив, что его жена Афродита любима его братом Аресом, добровольно отдает богиню этому младшему брату, которого, как говорят, предпочла сама Афродита)
Возьми её, Арес! Как плакала Деметра
Об Энне, что многофонтанна, так и я
Вновь буду горевать и, может быть, узнаю,
Что сумерки у моря тихие, златые
От солнечного света, не запомнить мне!
Как тёмная сосна вновь гонит вон дрозда,
Печальный сердцем, но бесстрастный, отдаю
Тебе бушующую грудь, что мягче грёз,
И тело, сотканное из Эгейской пены
И света томных Лун. Но не даю тебе
Я душу, ускользающую в сны и в мысли,
Что не была моей и быть твоей не может.
Душа не рождена луной и морем вместе,
Пускай гнездится в ней, слабейшая рука
Е; приходы и уходы не задержит,
Как и печаль, подъем, вновь сон и снова пенье.
И потому даю тебе пустую лютню,
Глухую лютню, а не тишь от голосов,
О древности что пели в забытьи с печалью.
Даю я лампу, но не пламя, что мерцает,
Которую зажжет чужой огонь и сумрак,
Но прежде, чем оно осветит землю с морем.
Даю тебе я раковину, брат Арес, не песнь
Бормочущих ветров и волн, её видавших;
Даю я клетку без любовных крыльев взмывших.
Дарю тебе их, светлый брат, подобно землям,
Что отдают росу, как склон горы — туман!

Прощай, лицо, что мне сияло, как цветок,
Чрез рощи те Пафийские давно — прощай!
Судьба без нас троих лишь предопределила,
Что та любовь должна носить лишь розу смертну,
Не вечный амарант. Предписано так было,
И так произошло. Как мы и сами знаем,
И поняла твоя печальна мать с Додоны,
Из глуби в глубь те паруса любви, нам данной,
Приливам отданы, что не подвластны богу;
И вот зародыш нашей жизни золотой
Съедает эта язва смертности малая!

Когда-то я любил её, о брат Арес...
Когда-то я любил, как воды любят ветер;
Когда-то я искал, как реки ищут море;
Глаза её, в мечтах, рассвет милейший слили
И полночь враз. Она была моею плотью,
И вместе мы познали радость и печаль.
Затем лишь перемена; длань неведома
Срывает лепесток с прекрасного цветка —
Состарился весь мир. Ну кто же скажет мне,
Когда паденье лета и цветенье розы?
Узнает кто, когда та тихая звезда
Из золотого Запада родится вновь?
Иль сумерки когда в ночь перейдут скорее?
Так было предначертано; прилив любви
Чер;д свой встретил, манит длинный горизонт
Птиц возвращающихся, гавань парус кличет.
Домой идёт она, к тебе, покуда я
Живу один, и лишь мечты разбитые
Останутся со мной! И всё же, ты когда
Легко пойдёшь с ней по своим холмам, вдыхая
Острейший воздух жизни, что изыскан слишком,
Сквозь пурпур сумерек на мир ты томно взглянешь,
Не думай, что я сердцем не последую
За теми ножками, что как-то шли со мной,
Ведь страсть моя из-за твоей и не потухнет.
Но ниже бога только храм ему стоит;
Как море глубже волн любых в окрестных водах,
Как лето слаще асфодели, солнцем гретой,
Так и любовь сильней, чем эта женщина.
Она из океана приняла рожденье,
А с рваных волн и пены — первое дыханье;
Дитя от перемен, все так же чрез неё
Проносятся те своенравность, буйство моря!
И потеряв её, гляди, как облачко
От алтаря скрывается лениво в роще,
Где огнь горит, не знающий ни смен, ни смерти!

И всё же возбудит она желанье люда;
Ведь в лжи её есть слава, о которой дева
И не мечтала, отразится свет на ней,
Что кипрские глаза не видели; и вечно
Вокруг бледнеющего лика будут жаться;
Вокруг неё смертельна страсть угаснет с битвой.
Спустя года, как волны вспенятся у рифов,
Так и безумцы разобьются о красу.

Когда она твоя, и в амброзийном мраке
Ты тайно приковал бы поцелуем губы,
Хоть крепко держишь в алчущих объятьях деву,
И там, в дыханьи сладострастном, ты, она
Сливаетесь, и кажется мгновенье негой,
Но ищуща твоя душа склонится к ней
Чрез сумерки, как холм к холму склоняется,
И в самом теплом лишь восторге ты узнаешь,
Что есть там цитадель, что не сдаётся разом
Ни одному захватчику наружных стен;
В печали вы узнаете, что там есть свет,
Что нам не светит, с комнатой, что надобно
Нетронутой оставить.
Слов страшись, Арес,
Что заставляют замолчать соловушек,
Всех тех, что будят струны, хрупкие для рук;
Отдав её, приобрету, что потеряешь;
Е; оставив, прижимаю к себе ближе.
Лишь море глубже зазвучит; отныне звезды
Казаться будут странными таинственно,
Темнеющее небо там, на Западе,
Для одинокого мечтателя содержит
Гласа и лики, о которых я не знал.
Вся музыка отныне будет значить больше
И в одиноких размышленьях будет мниться
Прекрасной, аки мёртвые. Но ты, но ты...
Ты будешь охранять лишь собранную розу,
Держать ты будешь лишь разорванну вуаль!

Так возлюби свой час, пока он не пропал,
Мой лебедь, что поёт про жизнь разбитую.
В сей краткий час, как предначертано, услышишь
Те песни, что доносятся нам с острова,
Затем оплачешь ты глотки от вечной жизни —
Ищи, найди алтарь, когда его огни
Вновь в пепел превратятся, поклоненье — в жалость!
Мистический закон сильнее всех восторгов
И болей охладит любое восхищенье,
Взыскуя строго за любой-любой экстаз;
Когда же глас её тебя окутает,
В объятьях роскоши придет твоя истома,
А порванные крылья затрепещут к солнцу,
А старые мечты будут стремиться к свету,
И, одурманен опиумом, ты познаешь
Тьму дней и мрак настроя, где покажется
Она подземным миром, что тебя сковал.
Е; узнаю даже я из древности,
Что соткана из света лун и пен Эгейских;
Какой-то странный блеск, какая-то лишь слава
Там день за днём озолотят её лицо.
А медленное истеченье лет не смеет
Стереть очарованья, дева будет жить
Звездой единой и порывом сладкогласным,
Глубинным голосом и тайной без отгадки!
Но ночью, знаю я, лишь одинокий ветер
Вздохнет о ней, а океан земной простонет
Е; же имя незапамятным словцом,
Печальная и летняя луна оплачет
Со мной, и там сквозь мрак тех листьев шелестящих
Дрожащие лишь глотки соловьев вернут
Ей низкий голос, благовоние полей
Запомнило волос её блаженный запах.
Но вот, и сердце мертвецов своих хоронит,
Как мать-Земля — свою листву забытую;
Так что печальный час пройдёт, и лишь с рассветом
Тем безмятежным вниз взгляну, где горы с морем
Пульсируют сквозь купол гиалина в думах,
Увижу золото Афин и серость Инда,
И новые миры и с радостью пойду, —
Спущусь к земельным труженикам, в них взгляну,
Найду покой — покой, который к нам приходит
В пыли раздоров и усилиях огромных.
Моя спокойная душа себя познает,
Увидя, как года уходят и приходят,
Богоподобные в задачах мелочей;
И, соткана не из величья красных войн,
Нуждающаяся лишь в золоте с вермелем,
Судьба соткет моей же жизни гобелен,
Как мне печаль приносит мудрость, а тоска
От одиночества, Арес, дает мне сил!