В глуши

"Было это в году 1944. Тогда юнцом я был, лет двадцати не исполнилось. Воевал далеко от нас. За горою стоял наш отряд. У "Горниловки". Местность чужая. Лесистая. Раньше эта деревенька была маленькая, дворов в пять. Люди убежали оттуда. А мы заняли позиции. ТрУдно время было. Связи никакой, делать нечего. Командир Соколов у нас тогда был. Вот он меня, как самого младшего и шустрого послал с важным письмом до "Енатьевки". А до неё километров пятнадцать. "Енатьевка" до сих пор стоит. Да. Многое повидала тоже. Так чего я? А, вот. Такое дело! Собрал пару кусков хлеба, воды набрал, взял старый пистолет, да побёг. Знал, там тоже наши прячутся. Партизанский отряд. ТрУдна дорога, непролазна почти. Лес и лес кругом. А дальше ещё хуже. Болота. Вот это, брат, болота вещь очень опасная. Ковылял кое - как. Смеркалось. Но я не из боязливых. А тут, как чёрт шугнул. Сейчас и сам не соображаю, как с дороги свернул. Дальше, дальше, ничего не понимаю. Вроде знакомая местность, вроде нет. Тут и сообразил. Заблудился! Схватился за башку. Ну, приехали, распрягай коней! Иду, бреду. Куда ноги выведут. Совсем уж отчаялся. Уж и зги не видно. А деревья ходуном ходють, трещат. Думал сгину. Глядь. А впереди огонёк. Я на него! Бегу, ноги трясутся. Изба. Я к ней. Давай в дверь стучаться. Через минуту мне дверь старик открывает. Как сейчас помню. Невысокий, беленький. Лицо добродушное.
- Сынок, ты чего тут бродишь в ночи по лесу?
А мне информацию разглашать нельзя. Мол, не местный, шёл в район, заблудился. Старик меня в дом впустил.
- Беда, беда. Проходи скорее. Чай устал. У нас места опасные. Болота кругом. Проходи, Валентина как раз на стол накрыла
А я, надо сказать, так проголодался, что и кору деревьев готов был жевать. Конечно пару кусочков хлеба давно оприходовал. В избе пахло вкусно. Щами, кашей. Из сеней перешёл в избу. Посередине комнаты стоял круглый стол. За ним пожилая женщина. Улыбчивая, в простеньком платьице. На ней кафтан ещё был, серенький такой. Рядом сидел пацан, лет ему было как мне, наверное. Может чуть старше. На годок - два. А по другую сторону девица. Тоже молодая. Лет шестнадцати, семнадцати. Симпатичная. Хозяйка встала ко мне навстречу.
- Савелий, ужель гости у нас под вечер? Заходи, заходи, гость милый. К еде пришёл, добру быть!
Я лыблюсь, смущаюсь. Мол, заблудился. Нельзя ли ночь пересидеть.
Хозяева закивали. Конечно можно. Проходи. Старик присел за стол. Валентина кивнула ребятам.
- Это дети наши. Осип старшОй, да Кристинка. Младшая. Оська, подай табурет гостю. Тот, из упечи. Криська, подай плошку чистую.
Уселись за стол. Хозяйка налила мне целу плошку наваристых щей. Я дивлюсь.
- Я столько мяса отродясь не ел.
Савелий рассмеялся.
- Видел сарай за домом? У нас там хозяйство. Ушли мы из "Горниловки" всей семьёй. Мы же местные, хорошо эти места знаем. Знаем, как схорониться. Оська, вот тоже воевать собирается. А кто, мол, отцу с хозяйством помогать будет? Он ни в какую. Патриот!
Заулыбались все. Дочка всё больше молчала, осторожно так рассматривала меня. Я тогда чего - то ещё больше покраснел. Поели. Посидели. Разговорились. Хорошие люди.
Савелий повернулся к дочери.
- Криська, постели гостю у печи. Набрось чего. Прости нас, уж чем богаты.
Я замахал руками.
- Да что вы! Я и на голой лавке ночевать могу. Я не прихотливый.
Девчонка хихикнула. Валентина собирала остатки ужина, а мы втроём вышли покурить на улицу. Сели у сарая, взяв с собою лампадку. Говорим от том, о сём. Тут Савелий выдаёт.
- Сынок, ты уж меня извини. Человек я старый. Прозорливый. Сразу смекнул, ты ведь из партизан.
Я начал гнуть свою линию. А отец с сыном посмеиваются. Старик смахнул пепел на землю и прищурился в свете лампадки, его глаза стали уже.
- Сынок, мне же не два по третьему. Ты партизан. Чай несёшь чего с собою? Да я понял. Ничего расспрашивать не буду. Шёл, наверное до "Енатьевки"? Знаю, там тоже отряды шустрят.
Я смущённо молчал. Хозяин продолжил.
- Места наши, как я уже говорил, опасные. Один заплутаешь опять. Можешь не выйти. Утром, Оська тебя проводит. Не ерепенься. А ты, в свою очередь возьмёшь его с собою. Для него это очень важно. Для всех нас. Так по рукам?
Осип сдвинул брови и серьёзно проговорил.
- Провожу. Я молодой и сильный. Хватит в лесу сидеть. Пора и мне Родину защищать!
Я не решался говорить. Отец с сыном выжидательно на меня смотрели. Делать нечего. Письмо у меня, один боюсь не выйти. Кто знает, куда забрести можно. Кругом лес, да болота. Выдохнув, я кивнул. Савелий улыбнулся.
- На том и порешили.
Перед сном вышел в сени испить воды. Столкнулся с Кристиной. Она набирала чугунок.
- Проходи. Вон ковш. Надо с утра картошки начистить. Вода нужна
Я кивнул. Девушка не спешила уходить. Я осторожно глотал студёную воду. Помолчав, она спросила.
- А как сейчас там? За лесом?
Я не понял.
- В каком смысле?
Кристина подошла ближе, закусив нижнюю губу.
- Как там живут?
Я не знал что и сказать.
- Там... Там, Кристина, война.
Девушка опустила глаза в пол. Её щёки порозовели.
- А у тебя там есть невеста или жена?
Я улыбнулся.
- Нет пока. Но, когда вернусь с фронта, обязательно женюсь.
Тут девчонка подняла на меня красивые серые глаза. Так взглянула странно. Потом резко подошла, обняв за шею.
- Василий, поцелуй меня.
Я шарахнулся в сторону, чуть бочку не опрокинул.
- Криська, ты чего удумала?!
Кажется она пришла в себя. Резко отпрыгнула, схватилась за ручку двери и жалобно посмотрела на меня.
- А ты хороший.
Потом резво скрылась в избе. Я после еле - еле уснул от таких выкрутасов.
Ночью меня тронула чья - то рука. Кристинка! Вскочив на лавке, осмотрелся. Меня тормошил Савелий.
- Сынок, вставай. Поешь чего и подите. Скоро рассветает.
Собравшись, мы вышли на улицу. Лес озарился желтоватым туманом. Вокруг стоял осиновый запах.
- А Осип где?
Старик пожал плечами
- Чай в сарае. Он вчерась там прилёг. Жарко летом - то. На воздухе лучше. Поди, покличь его. Чего - то ноги нынче не те.
Я вошёл в сарай
- Осип, я готов! Выходим?
Тут, что - то тяжёлое опустилось мне на затылок.
Пришёл в себя я в сарае. Привязанным к столбу. Лицо моё было в запёкшейся крови. До смерти хотелось пить. Дверь сарая скрипнула. Вошёл Осип.
- Очнулся, зараза?
Я помотал головою
- Дай воды.
Глаза парня налились кровью.
- Обойдёшься!
У меня запершило.
Следом за сыном, вошёл Савелий.
- Принеси воды.
Осип рассвирепел.
- Ещё чего!
- Живо! - рявкнул отец.
Поморщившись, парень вышел.
Прихрамывая, Савелий добрался до сарайного самодельного деревянного стола и раскрыл брезент, который что - то укрывал.
- Фашисты!
Хозяин резко обернулся, потом дико рассмеялся. Его доброе когда - то лицо искривила дикая полуулыбка.
- Нет, сынок. Мы не фашисты.
В сарай обратно вернулся Осип и с отвращением, под сердитым взглядом отца напоил меня. Меня дико мутило. В руках сына оказался чугун. Он положил его на стол. Моё зрение прояснилось. Я наконец - то рассмотрел то, что там лежало. Первое, что я увидел, это был топор. Он был весь в крови. А рядом лежали... человеческие останки. Ноги, руки, ухо. Меня стошнило. Старик и сын рассмеялись. Парень злобно рявкнул. Его глаза из тёмных превратились в угольно - чёрные. В них накопилась нескончаемая ярость.
- Свинья!
Осип взял топор и подошёл ко мне. Старик его окликнул.
- Эй, погоди. Успеешь, - потом бросил одну из рук в чугун и произнёс, - Отнеси матери. Я тут сам.
Осмотрев меня с ненавистью, парень взял чугунок и вышел из сарая.
Савелий сел на старую лавочку напротив меня. Мои глаза не мигали. Старик хищно улыбнулся, повторив.
- Нет, сынок, мы не фашисты. Мы те, кто несёт справедливость. Санитары леса.
В рту жутко горчило. Я сплюнул на землю.
- Нет, старик, вы хуже фашистов. И хуже зверей.
Глаза старика стали колючими.
- Да, что ты, щенок, понимаешь?! Что ты знаешь о голоде? Какая разница, где окажутся остатки человека? На поле боя или на моём столе? Им всё равно.
Я вспомнил суп Валентины и меня стошнило повторно.
- Вы сумасшедшие. Все. Что старик,  может и одежда с утварью не ваша вовсе?
Савелий не обращал на меня внимания. Подняв голову к потолку сарая, он прикрыл глаза.
- Разве ты не слышишь? Сам Бог разрешает нам питаться природными дарами. Разве ты, человек, не есть божественное создание?
- Развяжи меня и я покажу тебе, что такое настоящий Человек!
Савелий внимательно осмотрел меня. Его глаза странно расширились.
- Тебя нельзя оставлять. Слишком увидел многого. Ну и для чего ты существуешь? Какая тебе разница, кто победит в этой бесполезной войне. Немцы или советский союз? Всё равно победа будет только за Богом. Понимаешь? Я есть Бог!
Я рассмеялся.
- Старик, ты и вправду обезумел.
Савелий поднял руки над головою.
- Когда, две страны уничтожат друг друга, тогда мы заявим о себе. Дети Бога. Мы придём и распространимся по всей земле.
Я усмехнулся, пытаясь немного ослабить верёвки.
- Бога не существует. И как вы собираетесь плодиться, закрыв себя в далёкой глуши?
Старик с отвращением посмотрел на меня.
- На это имеется Оська с Криськой. Главное, чтобы Богу было угодно.
Кровь вскипела в жилах.
- Собственную дочь не пожалеешь?!
Савелий равнодушно поднялся с лавки и подошёл ко мне почти вплотную.
- А для чего она тогда нужна?
Я дёрнулся всем телом.
- И что? Ну, заселите вы мир - то весь? Дальше что? Людоеды! Самих себя жрать будите?!
Глаза старика налились кровью, но он молчал.
- Что молчишь? Ответить нечего?
Савелий схватил меня за горло, когда дверь сарая быстро отворилась. В щель сунула голову Криська.
- Папа, тебя маменька зовёт. Очень срочно. У Осипа опять приступ.
Отец разозлился, но быстрым шагом направился вслед за дочерью.
Я остался один, пытаясь освободить руки. Дверь снова скрипнула. Вбежала Кристина и подлетев ко мне начала развязывать верёвку.
- Молчи! Понравился ты мне. Срочно убегай. По тропе. Главное всё время жмись вправо. Налево ступишь, сгубишься.
Я схватил её за руку.
- Бежим вместе!
Девушка рассмеялась.
- Нет мне там места. Повязана я с ними. А тебе жить. Любить. Уходи. Быстро.
Потом резко поцеловала меня в губы и подала руку.
Отбежав в сторону от дома, я повернулся, чтобы в последний раз увидеть Кристину. Она стояла у плетня и держалась тонкими руками за лицо.
Внезапно из дома выбежали с дикими криками Осип, Савелий и Валентина.
- Убёг! - крикнул Савелий.
Осип бросился за мною. Сестра преградила брату дорогу. И, тут в руках парня сверкнул топор. Вращая безумными глазами, его лицо исказилось судорогами. Он зарычал.
- Предательница. Пошла вон с***а!
Взмахнув топором брат опустил его на шею Кристины. Тяжело всхлипнув, она бесчувственно рухнула наземь. Валентина закричала истошным воплем.
- Оська, что ты наделал! Ааааааа!!!
Савелий, широко открыв глаза, медленно и молча упал на колени.
Ноги не слушались меня. Дотронувшись до штанин, осознал, что забыл пистолет в избе стариков.
В это время парень приближался ко мне. Я рванул по тропинке, не забывая придерживаться правой стороны. Осип нагнал меня километра через полтора и резко ударил ногою в спину. Я покатился между соснами. На улице уже рассвело и лес не казался таким тёмным и жутким. От болот воняло тухлятиной. Мне удалось быстро вскочить на ноги. Осип подходил зажав топор в правой руке. Потом приподнял, пытаясь попасть в меня. Я увернулся, благо мне удалось переместиться за одно из деревьев.
- Стой, не уйдёшь! Я сам сварю из тебя похлёбку! Давай, подходи, подходи! - взывал сейчас парень.
Я медленно двигался назад, прислоняясь спиною к деревьям. Ещё бросок, рывок, и топор сумасшедшего застревает в осине. Осип попытался его вынуть, но не получилось. Одним движением я свалил парня с ног. Вскочив, он бросился на меня. Некоторое время мы барахтались по сырой земле. Зубы Осипа скрипели от злобы и натуги. Собрав все силы, я перемахнул его через себя, отбросив в сторону. Парень упал на маленькую полянку. Я вытер пот и кровь со лба.
- Эй, чего... Что!?
Я резко обернулся.
Осип почти на половину стоял в зловонной жиже, которая его быстро засасывала вниз. Болото!
Парень истошно закричал, оказавшись в болоте уже по самую грудь. Я бросился к нему, осматриваясь кругом. Не знал, что придумать. Над жижою осталась лишь его голова. Отчаянно пытаясь освободить руки, он продолжал кричать. Я нашёл крепкую ветку и протянул ему.
- Держи!
- Ааа!
- Не суетись! Держись за конец!
Но парень меня не слышал. Он продолжал двигаться и всё более уходить на дно. В один момент его голова исчезла в трясучей жиже. В ту же секунду я забыл как дышать.
Через некоторое время, придя в себя, я осмотрелся по сторонам. Снял свою рубаху и привязал к одному из деревьев. Потом взял большой сук и начал двигаться вперёд по правой стороне леса. Шёл долго. Наконец - то увидел опушку. Выбравшись из леса, рухнул на траву и оцепенел.

Всё же я добрался до отряда "Енатьевки". Рассказал свою историю, устно описал, что пытался доставить в письме. Командир предложил собрать небольшую группу и отправиться на поиски этого лесного дома. Они должны предстать перед судом. А ещё, мне очень хотелось узнать, что сотворилось с Кристиной.
Благодаря моей рубахе привязанной к ели, мы поняли, что движемся правильно. Домишко мы тоже обнаружили. Я с трудом вошёл в избу вслед за товарищами. Кристина лежала на хозяйской кровати. Кто - то заботливой рукой укрыл её стёганным одеялом. На лавочке лежала Валентина. Она тоже была мертва. Следов ранения не нашлось. Один из солдат решил, что скорее всего отказало сердце. Савелия в доме не было. Сбежал? Было страшно представить, что такое зверьё сейчас гуляет на воле и творит свои чёрные дела.
Кто - то позвал с улицы.
- Эй! Тут!
Нет. Не убежал. Савелия нашли в сарае повешенным. Это был его выбор.
Какие никакие, всё же люди. Похоронили всех троих у леса. Избу сожгли, чтобы навсегда убрать из памяти нашей Родины то, какие злодеяния происходили в далёкой лесной глуши.
Война окончилась. Я вернулся. Женился. Пошли дети, внуки, правнуки. Был счастлив. Как и завещала она. Та, которая за меня и погибла. Значит не всё потеряно в этой жизни. Значит и среди зверья может отыскаться Человек. Верю ли я в добро? Верю! И завещаю каждому творить его от всего своего чистого и искреннего сердца.

Будьте!"