бесцельность

Чужое одиночество притягательно. Звезды это знают. Они, наверное, пошутили, назвав пол слабым. Она знала, что ее женская сила беспредельна. И если кто-то растрачивался на семейные экскурсии в неведомое: дети, романы, расставания, — то у нее этого не было. Комната в коммуналке, тихий вечер у экрана старенького "Электрона", работа на заводе мастером, больше для того, чтобы занять время, а не заработать. Совершенствование уюта, в виде кружевных дорожек, прирученной новой обивкой мебели и утонченной икебаны ее не питали и не забирали всего того, что таилось в глубине.

За две остановки от дома располагался вокзал. Она часто засыпала и просыпалась под мягкий металлический гомон диспетчера, рассказывавшего о прибытии или отъезде состава. Старенькое одноэтажное здание, выкрашенное в цвет сливочной помадки с лепниной и стилизацией под ампир, смотрелось на фоне промышленного небольшого города, как светлая точка. Чтобы отвлечься от надоевшего, она стала приходить туда на перрон и встречать поезда. Выглядывая в окошках промасленных окон приготовившихся к выходу пассажиров, она придумывала им романы, короткие диалоги прощаний, тихие вздохи разлук.

С наступлением весны, когда зеленка радует восприятие очередным обманом о новой жизни, внутри что-то треснуло и растеклось по грудине теплым заревом закатного ощущения. Так, вечерняя усталость приятно клонит ко сну и в этом промежутке, между топким желанием и возможностью его немедленно исполнить, живет маленький миг счастья. Обычного телесного. То ли оно в возможности забыть о рутине серых дней, то ли в попытке растворить усталость от себя в странном путешествии в никуда. Поддавшись этому ощущению из воспоминаний, погруженная в дремоту весенних цветений, она стала вглядываться в лица мужчин на перроне. Так ищут бесцельно, не зная: что и кого. Как магнит, пока не нарвется на приемлемую плотность металла, притянув его, независимо от желаний, по простому закону земли.

Через несколько дней она почувствовала, что ждет. Это новое и странное, нетребовательное и бесцельное не тяготило и не обременяло, ни чувством долга, ни предсказанностью обычных ожидаемых фраз, ни ограниченностью времени, ни предательством прощания. Вскоре это ожидание стало для нее каким-то наркотиком. Попытка понять, что это было: отдача от выстрела одиночества, желание когда-то увидеть на руках свое продолжение или голод общения и тепла, — она понять не пыталась. На дичках уже завязались первые несмелые плоды. Короткое лето редко разрешало им вызреть. Так и время, отмерянное кем-то, бывает в ожидании гораздо дольше и глубже, чем подаренные в суете несколько часов свиданий.

Она старела. Прогулки были все короче и почти уже не наполненные тем сонным пленом. Скорее похожими на необходимость оставить в  своей жизни хоть какой-то рубец постоянства. Мир несся на рельсах цифр к очередному светлому прошлому. Вписаться в него было не сложно. И когда-то даже это будило интерес, похожий на красивый раскидистый веер павлина-альбиноса. Но это была короткая пустоватая радость, которая быстро забывалась. После нее оставался осадок, как после случайно раскрытого обмана. Когда напереживавшись киношными судьбами, оставляешь там часть своего я, под чужую для кого-то — игру, для кого-то — просто работу. В бесцельности есть смысл. Его особенность в том, что он не для того, кто постиг эту карму. Это для тех, кто видит, но не понимает, что можно просто ждать. Без встреч, слов и расставаний.

Дичка начала ронять первые плоды вместе с поблекшей и сорвавшейся листвой. Теперь она успевала набраться и тепла, и соков. Климат как-то неожиданно и быстро изменился: лето стало жарче, и, кажется, длиннее. Старый вокзал снесли, полотно расширили. Спешащие люди, напоминающие муравейник материализованных соток, пестрый как цыганские юбки, мельтешили и в этой суете трудно было представить хоть кого-то, кто бы не спешил или не был занят делами. Важными, срочными, значительными. На перрон и в здание вокзала больше не пускали: только с билетом и паспортом. Любая бесцельность казалась подозрительной и могла закончиться вечером в обезьяннике. Женская бесконечность была поймана в пиксели и фотошоп, чтобы звездам не повадно было шутить над своими подданными. Поезда не приходили, а шуровали рельсы вращением времени по металлу. Почти не было ожидающих, разве только дичка.

Вверху одиноко и красиво парил квадрокоптер, снимая панораму города. Любители блогов выкладывали свое небо в надежде через его отражения дождаться обычных человеческих радостей: разделенности, понимания, участия. Рассматривая эти снимки с экрана, она мысленно видела свой старый вокзал, с неуютным замасленным перроном, облупившейся на углах краской и тишиной. Не летящей, а тонущей. И чувствовала какой-то приятный озноб внутри, когда закрывала глаза. Так же бесцельно, как тогда, вглядываясь в лица из прошлого. Теперь город ждал ее.