Подслушанное на Пестеля

I.
...от горы наших слов останется лишь обмылок.
Когда говоришь, ты как будто стреляешь мимо,
и неважно в кого! Возможность важна попаденья.
Поражать тяжело (тяжелее, чем поражение
принимать самому). Говори,
строй стеклянные замки. С горы
покатится слово, наматывая облака
на свое совершенство, под которым пока
счастья нет. Только слово. Словечко.
Наша речь, это таймер, свечка,
единица между двумя словами
(последним и первым). Ещё афиняне
о молчании пели, вообще молчании.
О небе, земле и солнце – молчи, ни звука.
Скажешь: свобода, как движение рук моих,
моих речей! Но это порядок слов:
говорить лишь по расписанию – стрелять.
Но в кого?

...гора – результат всех стараний, как перебранка
результат наших слов – гора, что на деле свалка.

II.
–...эй, слушай! Знаешь, что ещё?
– Ну что? Кончай базар. – Кончаема конечность!
– Опять заладила... – Давай, плати за счет!
– Плачу, плачу. – Плати. – Плачу. – ...за честность...
– Что? – Да. Так. Совсем молчу. – Ну, дура!
– Что?! – Да ничего. Ты что-то говорила.
– Я говорила? Лучше промолчу. Теперь. Забыла.
– Бессмертие...конечность...как-то так. Для дула...
– Станет конечностью не пуля, но рука... – От человека...
– Да-да. Помню. – Ну? – Что, ну? – Ну – продолжай!
– Тебе ж неинтересно! – Интересно. – Не-а. Дальше стихи читай.
– Иди ты. – Сам иди. – Идиллия. ... – А что конечность снега?
– О, начала... – Ответишь ты, иль нет? – Отвечу. Так, конечность снега
это... – СЛЕД! – Чего? – Человек наступает в снег, оставляя след!
– Рехнулась? – Так это ж конечность снега! – Ты что, про смерть?
– Конечно! – Ну, дела... – А человек... – Что, человек? – Кто для следа
он? – Кто, человек? – Ты идиот? – Возможно. – Для бессмертия
след – попытка себя сохранить, поднимая из тьмы ностальгию.
– Та-а-а-к... – Потому для человека след, лишь только слова на ветер.
– Ага... – Для следа же человек – титан, что больше его стихии,
как для человека – Страх. – Страх...? – Да, Страх и Трепет –
наши боги земные. – Ну всё...пойдем! – Я знала,
что тебе надоест слушать. – Если только подобный бред.
– Ты истинный дублинец значит! – Ага. С Витебского вокзала.
– ... от нашей «жизни» на жизнь остается треть...
– Началось... – ...продолженье – иное, красное тело – иное...
– Всё, я пошел! – ...а эта самая треть – ничего почти, полое и чужое.
– Уже ухожу... и бесконечности нет, если существует смерть.
– Совсем уже... – в данном случае конечность – это вообще любое
понятие, что угодно вообще, везде, что вмещает та самая – треть...
а всё, что «за», что «пред», что «до», что «после» – иное, иное, иное.

III.
... на останках, костях плачет слепая Федра.
Жизнь забирает то, что ты видишь, лишает зренья.
Сироп смерти – это та же вуаль, накидка,
разлитый молитвенником по плиткам быта.
Дочь Миноса пьёт его, делая себе больнее
чтобы лучше понять оставшиеся от поэта
кости, кости, кости. Стихи по подобью глаз
видят, преломляя свет, то есть примкнув ко взгляду,
геометрии случая, казуистики костяков
точек, связок линейных меж свалок слов,
расстоянии взглядов, рассеянных по пространству
рифмами, ритмами, что на деле угарный газ
для реальности, но скорее модальности,
ведь страдания Федры теперь – парафраз
для чего-угодно (испорченное слияние).

Немель, 2022
Там же