Минули годы, век сменился

Минули годы, век сменился
И можно рассуждать о том,
Кто в веке прошлом растворился,
А кто остался на потом.

Ах, сколько их, поэтов, было,
Но время отличило тех,
Кого клевали и травили,
Кого терзали злее всех.

Как было сказано в Завете:
Мне отомщенье, аз воздам.
Тот, кто травил, тот сгинул в Лете
И спасся тот, кто пострадал.

И значит им за все их слёзы
И за мученья воздалось?
Мне толкованье ближе всё же,
Что за причину этих слёз.

За их талант, за их уменье
Сверхчувство, знанье, красоту
Воспринимать и откровенье
Вверять бумажному листу.

За тонкострунность, тонкокожесть,
За абсолютный к слову слух,
Оригинальность, непохожесть
И за мятежный гордый дух.

За донкихотские порывы,
За фантазийные пиры,
За вольнодумство, за прорывы,
Изобретённые миры.

За то, что дар свой не продали,
Не закопали от греха,
А осознав, исповедали
Святую правоту стиха.

Ведь кто такой поэт гениальный?
Поэт гениальный суть пророк.
Пророк всегда гоним, охаян
И постоянно одинок.

Дар есть награда и проклятье.
Чем больше дар, тем строже спрос.
Чем выше дар, тем непонятней
Он тем, кто просто не дорос.

Поэт, как витязь на распутье,
встречает камень роковой:
есть путь один благополучный
и есть тернистый путь другой.

На первом стих по конъюнктуре,
По методичке, ремеслу.
А на другом – по партитуре,
По сновиденью, волшебству.

Конечно, им, как всем, хотелось
При жизни счастья, тишины,
Чтобы в достатке всё имелось,
Чтоб не мешали... Но, увы.

Для гениев и для пророков
заказан жизненный уют.
Живых бичуют их жестоко
и лишь посмертно признают.

Истлела зависть и интриги
Коллег по цеху, отжила
Официальная опала
И показушная хула.

Умолкли яростные крики:
«Ату!», «Распни!», «К стене»! и «Фас!».
Воскресли книги, мысли, лики,
И засиял иконостас!