Разоблаченная фальшивка

Октябрь эффектный в позолоте знойной,
Коварный нрав давно известен твой нам.
Приник закат сочувственно-смиренно
К пустым полям под серым пеплом тлена.

Хоть лес хранит пристойное обличье,
Но хрупкость красок выдал щебет птичий.
Где дуб кренится, бурями надколот, –
В вороньем грае: «Горе, гибель, голод!»

Осеннее величие ничтожно,
И зря прельстился день приманкой ложной.
О, что за страсть, как хмель в крови паяца,
Своим роскошным прахом красоваться!

Ну кто душою примет и полюбит
Узорность бурых ярко-красных струпьев,
Муть облаков на небе невысоком,
Чья синева густей кровоподтека,

И едкий дым – угарный, как в пещере?
Луны обломок клык ущербный щерит,
А иней на бурьянах кудловатых –
Как будто в мелких пятнах и заплатах.

Всё мнимо. Ни порядка, ни величья.
Угрюмый сумрак. Подголосков птичьих
Застрявшая мелодия, и, вторя
Ей, эхо подхватило: «Голод, горе...»

Речной простор охвачен зябкой дрожью,
В ознобе весь покрыт гусиной кожей,
Как липкой паутиной. Мир на грани
Обледененья вплоть до умиранья.

Нет поводов ни к бликам и ни к брызгам.
Скукоженный обзор дождем замызган.
Лишь ветер, острым холодом сквозящий,
Дает картину яви настоящей.

Октябрь 1994