Волшебная шкатулка

ВОЛШЕБНАЯ ШКАТУЛКА
 
  Ольга Слободкина-von Bromssen
 
 
   Книга стихов
 
 
 
   Недавно я нашла конверт со стихами, написанными мной до начала 1990-х и в самом начале 1990-х, и была приятно удивлена. В то время я не публиковала свои стихи (несколько анекдотичных попыток отбили у меня всякое стремление), да и те, кому я давала почитать, неизменно обрушивались на меня с дилетантской критикой (не говоря о том, что никогда не возвращали подборки, напечатанные на машинке). Очень быстро я устала от этой раздачи, а вскоре меня и вообще перестало интересовать, кто что думает о моей поэзии. Благодаря этому я выжила как человек и автор.
   Работа продолжалась - стихи шли просто лавиной, и я едва успевала их записывать: В потоке отточу я мастерство/А без потока мастерство мертво.
   В итоге первая книга стихов "Есть путь земли и Путь Крыльев" (рукописная, с письмом от Иосифа Бродского из Нью-Йорка и с моими аутентичными фотографиями, проект ЮНЕСКО, 200 экз.) вышла лишь в 1999 г.
 
  http://lit.lib.ru/img/s/slobodkina_o/waydoc-2/index.shtml
 
  it.lib.ru/editors/s/slobodkina_o/waydoc-2.shtml
 
   Вторую рукописную книгу с благодарственным письмом от Президента Франции Жака Ширака (я посылала ему "Есть путь земли и Путь Крыльев") я составила в 2002г., но так и не опубликовала.
 
   
   С тех пор прошло более 30 лет... Примерно шесть тысяч стихов, не считая пятидесяти поэм-путешествий (одну случайно оставила в самолете курсом из Шарм эль Шейха), прозы, художественных переводов стихов и прозы, публицистики на двух языках... Сотни тысяч фотографий... Я ли это... Моя ли это жизнь... Вопросы риторические.
  Я смогла донести свои произведения до читателя только благодаря интернет-библиотеке Максима Мошкова - он предоставил мне раздел в 2006 году, и я стала загружать свои произведения, зная, что их не искалечат и меня не обдерут и не обманут, - мой опыт сотрудничества с издательствами, газетами и журналами горек.
   Мне было приятно вернуться к ранним стихам. Я их не отвергла, милых и наивных, только немного посетовала, что не публиковала тогда, - из чувства самосохранения, что в общем правильно, - зачем давать издательствам наживаться на твоих произведениях. Приятно было и то, что тот период закончился и больше к нему ничего не прибавить - цельная вещь.
   Мне показалось, я заглянула в волшебную шкатулку, и мне открылся необыкновенный мир, утерянный временем.
   Да, время обладает способностью превращать все в ничто - и это касается не только наших чувств и нас самих, которые, по словам Рильке, еще более преходящи, чем вещи материального мира, но и произведений искусства.
 
   "Мы - преходящее.
   Правда, для Вечности -
   это лишь
   Времени ход.
 
   И все спешащее
   скоро уйдет...,
   а Неизбывное
   тайну несет".
 
 
   
 
 
 
   "И потому, что
   все то, что здесь исчезает,
   вроде, нуждается в нас,
   даже заботится странно
   о нас, кто исчезает
   гораздо быстрее".
 
 
 
   
   Что же остается? Новые поколения людей... А искусство и поэзия будут жить, "доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит"...
 
 
 
  13 ноября 2022
 
  P.S. Я располагала стихи в этой книге не в хронологическом порядке, а по внутреннему звучанию, которое не объяснить...
 
 
 
  Ольга Слободкина-von Bromssen
 
 
 
  * * *
 
 
  Спасение от неврозов,
  Спасение от невзгод.
  Астральные стрекозы
  Вершат свой чудный ход.
 
 
  Мои стихи в трамвае,
  Мои стихи в метро,
  Где кашляют, зевают,
  Вздыхают тяжело.
 
 
  Усталость вяжет лица
  И пеленает мозг,
  Но дивную Жар-Птицу
  Хватаю я за хвост.
 
 
  Невидимый для глаза,
  Неслышимый на слух,
  Витает над проказой
  Нетленный Вечный Дух.
 
 
  И выше раздражения,
  И тягот, и невзгод.
  Астральный стрекозы
  Вершат свой чудный ход.
 
 
  осень 1987 г.
 
 
  * * *
 
 
  Утром застыли испуганно лужи,
  Холод глотнув.
  Съежились улицы,
  Чувствуя стужи
  Каменный клюв.
 
 
  Тонко, с издевкою
  Ветер стегает
  Щеки мои.
  Лжет, будто видел,
   и слышал,
   и знает
  Все мои дни.
 
 
  В сторону шарахаюсь,
  Прямо иду ли -
  Время за мной.
  Дышит в затылок
  И больно целует
  Новой зимой.
 
 
  осень 1987 г.
 
 
  * * *
 
  Домашнее кино
 
 
 
  А волны бежали, бежали на берег
  И белою пеной назад уползали,
  И по песку, оголенному морем,
  Бегала девушка, в волнах играя.
 
 
  Старая пленка то блики давала,
  А то срывалась с колесиков нужных
  И перфорацией рваной въезжала
  На середину ночного экрана.
 
 
  И замолкал проектор трескучий,
  Свет зажигался, пленка скреплялась,
  И снова кидалась девушка в пену,
  Платья подол высоко поднимая.
 
 
  А та, что смотрела, как черные косы
  Прыгают в ситце знакомого платья,
  Того, что она с чердака доставала
  И на себя пыталась приладить,
 
 
  Вдруг поняла, что совсем не от ветра
  Платье у девушки странно вздувалось
  На животе... Ведь в ту самую осень
  Та, что смотрела, на свет появилась
 
 
  Где же далекое Гагрское лето,
  Черные косы на ситцевом платье...
  Мама, я старше тебя! Плачет осень,
  Желтые, красные слезы роняя...
 
 
  осень 1983 г.
 
 
  * * *
 
  Было тихо и морозно
  И не двигалися тени.
  Может быть, они уснули
  У меня на потолке?
 
  Но, клянусь Кентавром грозным,
  Монотонно, незатейливо,
  Словно южной ночью звездной,
  Словно мухи в колпаке,
 
  Стрекотали - да, зимою,
  Стрекотали - в феврале,
  Этой скованной порою,
  Когда стужа на дворе,
 
  Стрекотали - в ночь - цикады...
  Сон? Да нет, я не спала.
  Лошадь Мэб промчалась рядом,
  Закусивши удила...
 
  И внезапно в нос ударил
  Свежий, буйный запах моря,
  Растворяя в себе яды,
  Что накапливает горе,
 
  Занавеска всколыхнулась
  И надулась, словно парус:
  "Отпусти меня на волю,
  Видишь, маюсь"!
 
  И, сорвавшись, улетела
  В небо синее... Как яхта,
  Гладь ночную прорезая...
 
  Тени тихо шелестели,
  Море в окнах колыхалось,
  Мэб застыла в изумлении...
  Только мягкий свет Луны
 
  По моей скользил скрижали,
  Где еще вчера скрипели
  Где так истово ворчали
  Буквы давней старины...
 
  Стает ночь, и утро в двери
  Незаметно проскользнет.
  Кто же днем в мой сон поверит?
  Кто поймет!
 
 
  зима 1983г.
 
 
  * * *
 
  Я не разбираю чемоданов
  Южного тепла.
  Я в Москве, и это очень странно -
  Крым сгорел до тла.
 
  Я недавно обнималась с ветром -
  Что мне до других!
  И играли горы бурым фетром
  Мягки шкур своих.
 
  А теперь, к зиме на покаяние,
  С тяжкой головой
  Я бреду - "еще свежо предание" -
  Крымскою вдовой.
 
 
  осень 1987 г.
 
 
  * * *
 
  Театральный фестиваль
 
  "Страхи третьего Рейха".
  Спектакль идет на латышском.
  Старую пьесу Брехта
  В Риге играют, но видишь ли,
 
  Я их почти не слышу,
  Что они там произносят.
  Я - Карлсон, который на крыше.
  Я - Навуходоносор.
 
  Насморк, температура
  (Смеются мои англичане).
  Нарочно простыла, вот дура! -
  На радостях, не от печали.
 
  Латвия третьего Рейха,
  А завтра - опять столица.
  Рижане крутят по Брехту
  Велосипедные спицы.
 
 
  6 декабря 1988 г.
 
 
  * * *
 
  Я с тобой в ночи гуляла
  Вдоль по Северной реке.
  Я тебе стихи писала
  На английском языке.
 
  Днем сверканием слепящим
  Нас встречали купола.
  Я не помню тебя спящим,
  И сама я не спала.
 
  Все фонтаны в Петергофе
  Пели, брызгами звеня.
  Запах утреннего кофе -
  Для тебя и для меня.
 
 
  начало 1980-х
 
 
  * * *
 
   Белый лист
 
 
 
   Сегодня
   я прибирала свой Дом,
   долго перебирала
   старые рукописи,
   черновики,
   этюды...
   И отовсюду доставала
   белые листки
   и складывала их
   в груды.
 
   О, как мне приятно смотреть на тебя,
   Белый Лист!
   Ты белее снега, белее лилий.
   Ты еще не запачкан
   мусором слов и мыслей.
   Ты, словно Ангел, чист.
 
   Белый Лист - это стертая память о прежних жизнях.
   Это - вершина горы, нос ее в сахарной пудре.
   Это - ледник, слепящий на Солнце глаза.
   Это - глаза, когда их закрываешь,
   оттого что глядел на свет
   яркой прозрачной лампы.
 
   Белый Лист - это Свет.
   Свет Познания,
   Свет Радости,
   Свет Откровения.
 
   Это - вызов душе.
 
   Но только ужасно жаль
   Белый Лист моего забвения,
   который я пачкаю
   шариком
   белой ручки...
 
 
 
 
 
  24 ноября 1988
 
 
 
   * * *
 
 
 
 
 
   Высокий дом
 
 
 
 
   Я просыпаюсь утром
   в Высоком Прохладном Доме -
   лицо мое лижет Солнце -
   и долго смотрю на небо
   сквозь стекла прозрачных окон,
   слегка прикрывая веки
   пальцами сонной руки.
 
   Тогда ко мне тихо спускается
   Утренний Ангел Покоя...
 
   Сначала Он входит в ноги...
   Звонок телефона
   иль мусор
   мыслей...,
   и Он исчезнет.
 
   Так страшно Его спугнуть.
 
   Но нет, ничто не мешает,
   и Он проникает дальше -
   в чресла, руки и сердце,
   мягким теплом крадется
   из позвонка в позвонок,
 
   ласкает живот и плечи,
   неслышно струится в шее
   и наконец наполняет
   всю мою голову...
 
   ЗДРАВСТВУЙ!
 
 
 
 
 
  11 ноября 1988
 
 
 
 
   * * *
 
 
   Chinese Characters
 
 
   Fire and Wheat means Autumn.
   Autumn on the Heart - Sorrow.
   Everything may be forgotten
   When The Middle Kingdom reaches its Morrow.
 
   But still...Love is
   Claws on the Roof
   and under the Roof - Heart,
   Heart on the long, long Evening...
 
 
 
 
 
  Spring 1987
 
 
 
 
   * * *
 
 
 
  Китайские Иероглифы
 
 
 
   Огонь и Хлеб`а значит Осень.
   Осень на Сердце - Печаль.
   Но может и это забыться.
   Государства Срединного лица
   Смотрят вперед и вдаль.
 
 
   И все же Любовь остается,
   Как прежде, Когтями на Крыше,
   Под крышей на Вечере Длинном,
   Как прежде, сияет Сердце.
 
 
 
 
  5 апреля 1990
 
 
 
  * * *
 
  Птицы вьют гнезда
   даже в центре Москвы - на Тверском,
   и вороны сидят так застыло на ветках,
   словно наросты.
 
  И ветер качает ветки с воронами,
   а снег все идет и идет...
 
  Он садится на землю, деревья и лавки,
   бывшие летние лавочки, в смысле что love.
 
  Очки протирают мужчины и женщины,
   их запотевшие стекла.
 
  Мне же садится он на лицо,
   на ресницы,
   на волосы
  и, не вздохнув, умирает
   от моего же тепла.
 
  А ведь прошло десять лет
   с тех самых пор, как однажды...
 
 
 
  7 декабря 1988
 
 
  * * *
 
  Не любовью я люблю, не любовью -
  Невесомой глубиной,
  Высотой.
 
  Не любовью я люблю, не любовью -
  Первым снегом и травой
  И речной водой.
 
  Не любовью я люблю, не любовью -
  А апрельской синевой,
  Тишиной.
 
  весна 1988 г.
 
 
 
  * * *
 
 
  В белой люстре молчит тишина.
  Стену обнял мохнатый ковер.
  Одиночество - это струна
  Ожидания. Не гость и не вор -
 
  Время капает звоном минут,
  Как испорченный кухонный кран:
  "Никогда, никогда не придут.
  Никогда, никогда они к Вам".
 
  Брейгель ярко блестит под стеклом
  Белым снегом, хребтами собак.
  И срывается скальный излом
  В закартонья зарамочный мрак.
 
  Зависает осколками звезд
  Чернота на бессонном окне.
  Заступаю на Всенощный Пост.
  Тишина замирает во мне.
 
 
 
  20 ноября 1988
 
 
  * * *
 
 
  Картина, окно, люстра,
  Красный мохнатый ковер.
  В комнате очень пусто,
  Только что выметен сор.
 
 
  Взглядом крещю пространство -
  Картина, окно, люстра,
  Красное постоянство
  Ковра...
 
 
  21 ноября 1988
 
 
  * * *
 
  В Цейском ущелье
 
 
 
  Видели хищную птицу зимой?
  Когда скалы стоят, как седые старцы,
  И косматые волки голодной тропой
  По замерзшим ложбинам скитаются.
 
 
  Все бел`о. Все застыло. Лишь хищный полет
  Зорко кружится в хмари опухших небес,
  В горном горле незримое кружево вьет
  И в глазах его кружится каменный лес.
 
  Так неслышно скольжение коршуна,
  Что сливается с мессой молчания скал,
  Ласки крыльев и воздуха пьет тишина,
  В страшной тайне готовя смертельный обвал.
 
  Обезумевших рек - сверху вниз головой -
  Не доносится камни стирающий рев.
  И не дай-то вам Бог заболеть немотой
  Безымянного демона этих краев.
 
  Все бел`о. Все застыло. Лишь Время идет.
  Только медленно. Скована Времени прыть.
  Его двигает разве что птичий полет,
  Не давая о Смерти забыть.
 
 
 
  Зима 1989 г.
 
 
  * * *
 
 
  Я люблю рассветы.
  Утром, просыпаясь,
  Слышу хруст крахмальной простыни.
  Листья тополя, на ветке качаясь,
  Отгоняют черные и красные сны.
 
  Кружево занавески шуршит мне: "Вставай"!
  Фиолетовая тень ночи, умирая, шепчет: "Прощай! Не забывай"!
 
  Спелые соки в меня вливаются.
  День пришел. Жизнь продолжается.
  Новый день зачат, и ты вместе с ним
  Вновь в моей душе возрождаешься.
 
  Солнцем умоюсь,
   воздухом напьюсь,
   ветром причешусь
  и проживу еще один день,
   равный целой жизни...
 
 
  весна 1980 г.
 
 
  * * *
 
  Мне надоело быть мудрой,
   взрослой и терпеливой,
   всепонимающей,
   нежной,
   щедрой
   и нелюбимой.
 
  Я снова хочу быть капризной,
   эгоистичной девчонкой,
   балованной,
   своевольной,
   дерзкой
   и жутко счастливой.
 
  И иногда прижиматься
   горестной, слабой щекою
   к милой, спокойной маме
  и знать - она все развеет.
 
  Играть на коленях у Бога
   огромного теплого дома
   и видеть, как в детской кроватке
   растет мой маленький братик.
 
  О, как мне смертельно тошно
   строить барьер из железа
   и находить опору
   лишь в собственной внутренней силе.
 
  Смеяться, чтоб только не плакать,
  И жить, чтобы просто выжить,
  И на вечерней службе
  Молиться в солдатской церкви.
 
 
  7-8 ноября 1988 г.
 
 
  * * *
  Море волнуется - раз!
  Море волнуется - два!
  Море волнуется - три!
  Морская фигура на месте замри!
 
  (Детская игра)
 
 
 
 
  Зимнего солнца луч
  Бросил окна переплет
  Н`а стену, и паркет
  Свежей зажегся пылью.
 
  Как мне сладка тишина
  Дома, где я провела
  Юности страстные дни
  И молчаливое детство.
 
  Пальцам моим знаком
  Старый шершавый портфель,
  Глянец тетрадей в нем,
  Запах бумаги, краски.
 
  И фортепиано хмель -
  Клавиши, струны, звук.
  Сколько бы жизней не жить -
  Память его узнает.
 
  Мамин бессмертный портрет
  Там же стоит, на столе.
  Сколько бы жизней не жить -
  Взгляду душа подскажет.
 
  Время, на месте замри!
  Пусть все останется так
  В мире коротких встреч
  И безутешных плачей.
 
 
  январь 1990 г.
 
 
  * * *
 
  Призрачно освещенный,
   стоит особняк старинный.
  Огромные вязы и липы
   тянутся к серому небу
  вороньими страшными гнездами...
 
 
   Все, как прежде, -
  опавшие листья
   пахнут все так же терпко
  и так же душа замирает
   при мыслях о новой любви...
 
 
 
  Я еще молода -
   мне нет двадцати шести,
  и я еще жду,
   но как-то подспудно.
  Слишком таинственно прошлое,
   слишком оно глубоко.
 
 
 
   Я не хочу умирать
  и не могу представить,
   что какая-то Осень
   будет уже без меня,
  а мечты так и не сбудутся...
 
 
  Быть может, и я старею -
   все реже летаю во сне,
  во реже нисходят ко мне Откровения,
   а боль и обиды
  я ощущаю просто телесно -
   так душа исстрадалась,
  не может впитывать боль...
 
 
 
   Вот если бы снова почувствовать,
  как в четырнадцать лет,
   когда я была влюблена
   в русоволосого мальчика...
 
 
 
 
   И снова бродить по лесу,
   мечтая о дальних странах,
  и от дождя скрываться
   под высоченным платаном,
  и видеть мир таким новым...
 
 
 
  Или, как в двадцать один,
   когда я любила художника,
  и отражаться, как в Вечном,
   в струях несметных фонтанов,
  и растворяться в звездах
   космической легкой ночи,
  и видеть мир таким юным...
 
 
 
  А теперь я стала женою...
   Любимою, правда...
  Но мечтать мне как-то неловко,
   словно красть незаметно...
 
 
 
  И все же...
   бывают минуты...
  Призрачно освещенный,
   стоит особняк старинный,
  а огромные вязы и липы
   тянутся к серому небу
  вороньими страшными гнездами...
 
 
  Осень 1984 года
 
 
  * * *
 
 
  Любовь и ненависть - листок шершаво-нежный
  Единой мать-и-мачехи, едва
  Забрезжит во мне кротости надежда,
  Я снова слышу резкие слова.
 
  Пригреет Солнце - мягко, молчаливо
  Листок склонится к бережной Земле.
  Подует Ветер - зябко, сиротливо
  Изнанку вывернет навстречу мгле.
 
  Так Некто захотел... Ему блаженство
  В перетекание сущностей играть.
  А нам - лишь замирать пред Совершенством
  Несовместимостей, как мачеха-и-мать.
 
 
  18 марта 1990
 
 
  * * *
 
 
  Я хладнокровию учусь у Времени,
  А у собаки - искренности встреч.
  Меня коснулась мудрость на мгновение
  И отстранилась... Мне ль ее сберечь.
 
 
  И снова одиночество блаженное -
  Без слов, без снов... Ложится новый снег.
  И странная душа несовершенная
  Вершит свой век.
 
 
  25 января 1990
 
 
  * * *
 
  Сегодня отпевали патриарха
  В Успенском и Елоховском соборе,
  Церковно-православного монарха
  В тяжелом небожественном уборе.
 
 
  А я забыла - о своем молилась,
  Глядела в небо на пути обратном.
  И с Пименом так и не простилась.
  Прости, святейший, не пойми превратно.
 
 
  Мне стало грустно - почести такие,
  А после кто-то новый будет править.
  А вот нашлась ли хоть одна душа в России,
  Которой с горем трудно было сладить!
 
 
  6 апреля 1990 г.
 
 
  * * *
 
 
  В Индийском океане
 
 
   А на рассвете - игрища акул.
   Сверкание плавников смертельно-острых.
   Равнонебесных страхов - мерный гул.
   Словно мираж, встает Сокотры остров.
 
   И, отрываясь от моей земли,
   Вернее от полос дощатых под ногою,
   Я вижу побережье Сомали,
   Где даже удивление другое.
 
 
  24 марта 1992
 
 
  * * *
 
  Дощатый потолок сгустился над бровями.
  В дверной проем глядится небо узко.
  На тонкой рейке - кукольная люстра,
  Сплетенная волшебными шмелями.
 
 
  То ли гончар - на круге совершенном.
  Иль кто-то - нитями - овальный шар.
  Висит на рейке в духе неизменном
  Шмелиный дар.
 
 
  3 июля 1991
 
 
  * * *
 
 
  Я листаю московские улицы -
  Кочуевской, Качаловой, Скатертный...
  Не обрыдло все время сутулиться,
  Безалаберный город мой матерный?
 
  Ты, засыпанный ватой стеклянною,
  Ты, истертый бездушными шинами,
  Вспоминаешь ли молодость пряную
  С лошадьми, офицерами, винами?
 
  Ну, что съежился? Все уже прожито?
  Мокрый снег залепляет ресницы.
  Что ж ты, миленький, бросил вожжи-то!
  Вставил кукиш себе же в петлицу.
 
 
  23 ноября 1988
 
 
  * * *
 
  Мы говорили о чем-то мелком
  И рассуждали о пустяках,
  А в это время над нами небо
  Плыло все в звездах и облаках.
 
  И, равнодушное к нашим душам, -
  Хочешь, Вечность в себя прими,
  Ну, а не хочешь, так вечно слушай
  Про суетный и мирской наш мир -
 
  Небо над нашими головами
  В непостижимой жесткости звезд
  Плыло годами, плыло веками...
  Мы же несли свой крест.
 
  осень 1988
 
 
  * * *
 
  Черные тени от черных деревьев
  Четко ложились на желтый дом,
  А мимо в трамвае ехал гений,
  И желто-красный трамвай без стеснений
  Гремел этой ночью так же, как днем.
 
  А дальше и вовсе писать невозможно,
  Весь гений проехал мимо всего!
  "Ах, ты безбожник! Ах, ты острожник"!!! -
  Так я кляла и корила его.
 
  окт. 1988
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   to be continued