Горькие песни

1.

А я иду к тебе навстречу,
погибшею листвой шурша,
я просто часть ненужной речи,
больная звуками душа.
Дрожат кустов нагие прутья,
безвыходно земное дно.
Здесь нет путей – одни распутья,
где нам расстаться суждено.

2.

В чём сила, брат? –
спросит у брата брат.
И уткнётся мёртвым лицом в жнивьё.
И никто как водится в этом не виноват.
Мы просто Божьи чада, мы в пекле живём.

В конце – как в начале времён: на брата брат.
Человек – пренепонятнейшее существо…
И Авель сбрасывает с плеча автомат,
Ну, что, брат Каин, на этот раз кто кого?

3.

Рассиял, что имел,
в открытой неба ране,
голый воздух к сырой зиме
обрастёт ветрами,
высинит восток,
засеет запад,
лети, лети, лепесток,
на смертный запах,
где, всех любя,
путём знакомым
мир выйдет из себя,
не выходя из комы,
и рвётся ввысь
восторг поддатый,
идут на вы
его солдаты,
посмев посметь,
что так знакомо,
выходят в смерть,
не выходя из комы…

4.

– Сказочка скоро сказывалась,
скоро сказалась вся,
до самого-самого кончика,
коротенького, как «пли!»
Штука простая: зараз вчерась
бабу одну на сносях
да какого-то хлопчика
на обрыв отвели.

Сказочка, чай, невесёлая,
да развлечёт народ,
как они ж оба плакали,
каялись, ё-моё…
Место пустое, голое,
край обрыва цветёт
алыми маками,
а над оврагом кружит вороньё.

– Тысячи лет неувязочка,
бессмысленный сериал
до самого страшного кончика
кто досмотреть готов?
Больно скучна твоя сказочка,
сотни подобных слыхал,
мало ли, бабу да хлопчика,
всего-то делов…

5.

Залпами тысяч орудий
годом от года горше
приходит декабрь немилый –
студень, лютень и грудень:
комья земли замёрзшей
укрыли твои могилы,
комьями мёрзлой боли
засыпаны чувства.

Застыли на вербе слёзы,
до Пасхи им не оттаять,
раскрыть ледяные почки
деревья не смогут.
И едут по полю обозы,
обозы с телами,
рисуют неровные строчки
послания к Богу.

И тянутся мёртвые строчки
бессмертных обозов.
И пишется страшное время
на лицах спасённых.
И путь, что избили колёса,
ждёт снега живого,
но мёртвого чёрного снега
сугробам – не таять…

6.

Мело, мело по всей земле за горизонт,
сметая всё, что называлось жизнью
или казалось ею. Шли волхвы
и слушали, как шелестит песок,
сухой, как смерть, такой же односложный.
А за песком вставали города,
росли – и рассыпались, как барханы,
А может, это были миражи:
внутри, снаружи – всё давно мертво.
И шли волхвы по странным городам,
шурша песком, сухим и невозможным.
И городской пейзаж в пейзаж души
посмертно и бессмертно претворялся.

7.

Так слаба моя плоть, ты уж не взыщи:
Сила Божья свершается в немощи,
Из души выбивали любовь, да не выбили,
Так рождалась молитва на волос от гибели,
А во дни благоденствий такая не сложится,
Плачь, вещунья душа, нищебродка-острожница,
Плачь, вещунья душа, подзаборница горькая,
Наш последний закат догорает за горкою…

8.

А во что это сложится,
не понять никому.
Кормят месяцем с ложечки
заоконную тьму.
Бытия околесица
не встревожит умы.
Убывание месяца.
Нарастание тьмы.