Да, о любви

Да,   конечно,  он  сам  виноват,  оправданья  не  в  счет,
Трехнедельный  запой  хоть  кого  до  греха  доведет.
Он  буянил  в  бреду,  бил  в  приемной  башкою  о  шкап,
Но  был  бледен  уже  и  от  кровопотери   ослаб.

Так  велел  ему  голос,  чтоб  взял  он  на  кухне  тесак
И  мужское  хозяйство  себе  открамсал  кое-как.
Коль  велят  голоса,  то  поделать  нельзя  ничего.
Персонал  всей  больницы  валил   поглядеть  на  него.

Операция   шла,  заходили  то  тот,  то  другой,
Говорили:  «Допился,  дурак,  ведь  еще  молодой.
Ну,  нашел  применение  новое  хлебным  ножам!»
И  больные  про  то  же  шушукались  по  этажам.

Часом  позже,  в  палате,  что  б  он  не  буянил  опять,
Решено  было  к  койке  покрепче  его  привязать.
Он  уже  отходил  от   наркоза  к  моменту  тому,
И  растворов  нехитрых  покапали  в  вену  ему.

Утром,  в  полном  сознанье,  он  моча  глядел  в  потолок.
Подошла  санитарка,  спросила;  «Поешь  ли,  милок?».
Он  уже  не  буянил,  лежал  неподвижно,  пластом,
Но  от  койки  его  отвязать  не  решился  никто.