Екатерина 11 в политике и любви 2

2


     С е г о д н я   т ы   в с е х   о ч а р о в а л,   В а н я


 Екатерина в своих покоях одна. Корсаков* в халате входит.

   Е к а т е р и н а . Как почивать изволил, мой друг?       
   К о р с а к о в. Благодарствую, матушка, спал как убитый. Я завсегда сплю хорошо, потому как легкое сердце и всегда весел. Утром проснулся – и так захотелось петь! Я и запел, и так знатно это у меня получилось.  Вот послушайте! ( Поет.)

                Слабость вся тебе открылась,
                Ввергла ты меня в напасть.
                Ах, к чему, к чему вселилась   
                В грудь мою несчастна страсть!

  Не дурно, не правда ли?
   Е к а т е р и н а. Друг мой, с таким голосом вам непременно надобно петь в нашей дворцовой опере.      
   К о р с а к о в. Вы не поверите, матушка, до чего вчера на балу было весело. Мне Марина Осиповна Нарышкина средь танца шепнула на ухо: « Сегодня ты всех очаровал, Ваня ». Я и сам, говорю, вижу. А дамы все были со мной премилы, а мужчины с величайшей ко мне любезностью обращались, хотя я из них мало кого и знал.
   Е к а т е р и н а. А мы вчера весь день протосковали, вас ожидаючи. А ввечеру навстречу выезжали по Петербургской дороге, авось, думали, вас встретим. А когда вы вернулись, хотели было к вам прийти, но не решились, потому как наши покои во дворце разделены пространством, по которому ночью шатаются всякого роду пьяные скоты.**               
   К о р с а к о в. Ну нет, я не тосковал. Весь день до глубокой ночи пролетел как одно мгновение. 
   Е к а т е р и н а. И где же вы были?   
   К о р с а к о в. Про Марину Осиповну Нарышкину, я уже говорил, А еще у Веры Николаевны Апраксиной и у князя Григория Григорьевича Орлова** * был.
   Е к а т е р и н а. С князем о чем говорили? Только, чур, слова не прибавлять по-охотничьему.                К о с а к о в. О многом говорили, да разве всё упомнишь. О Светлейшем**** говорили.
   Е к а т е р и н а. Надеюсь, ничего дурного о Светлейшем вами сказано не было.   
   К о р с а к о в. Нешто не знаю я, что говорить должно. – Вы и представить не можете, матушка, до чего красивое «па» показала вчера мне Марина Осиповна. (Танцует.) А дальше вот этак рукой описываешь круг вокруг своей головы и опускаешься на колени. Тут главное дать даме закончить «па» – и только потом уже на колени.
   Е к а т е р и н а. За обедом мне всё расскажите. А сейчас, извините, мой друг, мне надобно поработать.

                Екатерина и Корсаков переходят в кабинет.

   К о р с а к о в . Работа, работа… А давайте, матушка, я вам помогать буду.
   Е к а т е р и н а. Душою рада. Только чем же вы можете мне помочь? Для этого учиться надобно.      
   К о р с а к о в. Извольте, я готов хоть сейчас учиться.
   Е к а т е р и н а. Похвально, мой друг. И с чего же мы начнем?
   К о р с а к о в. Научите меня, матушка, письмы писать.
   Е к а т е р и н а. Как же я вас научу? Я сама пишу, как Бог на душу положит. Главное, быть искренним, чтобы на бумаге то выходило, что у тебя на душе делается.      
   К о р с а к о в. Так и я завсегда так делаю. Что мне в голову приходит, я тут же и говорю. Надо это только успеть записать. Позвольте, матушка, я вам покажу. (Берет со стола лист и пытается прочесть с него.) Неразборчиво тут... Однако прочесть все же можно. ( Читает.) «Я люблю тебя, князь, и не забуду тебя». Это вы Светлейшему пишете? Пожалуй, я бы написал так: «Я люблю тя, князь, и не забуду тя». Так, я думаю, лучше будет.
   Е к а т е р и н а. Почему ж нет? (Надевает очки.) Вам еще, друг мой, не надобен сей снаряд, а мы на долговременной государственной службе притупили свое зрение… Однако надобно бы еще добавить: «Тя» дитя* приказал писать, шаля. Он кланяется и целует тя, князь» (Вносит добавления.)  Действительно, куда как веселей стало.
   К о р с а к о в. Я рад, что сумел угодить вам. А давайте я еще попробую. (Берет другой лист и читает.) «Варенька, ты дурочка и каналья неблагодарная, можно ли тебе сказать: «Варенька  неможет, а Гришенька ничего не чувствует. Я за это, пришедши, тебе уши выдеру…» Это что, племянница Светлейшего Варвара Васильевна сообщает Светлейшему**** о своей болезни и называет его Гришенькой? Интересно, что это может значить?   
   Е к а т е р и н а. А вам, мой друг,  знать не нужно того, потому как это дело семейное и до вас не касаемо. (Прячет листы в стол.)
   К о р с а к о в. Простите, матушка, ежели что сделал не так, и позвольте мне удалиться.
   Е к а т е р и н а. Уже уходите?
   К о р с а к о в. Сейчас я вдруг вспомнил, что обещал отобедать у князя Орлова.
   Е к а т е р и н а. Вчера весь день пропадали и сегодня с утра убегаете. Ежели вы такой юла и не можете усидеть на месте, съездите к Светлейшему в Осиновую Рощу. Я слышала, что живет он там как в лагерь, в палатке. Весьма опасаюсь, что он может от этого простудиться.
   К о р с а к о в. У Светлейшего я уже был с визитом третьего дня. Да и обида у меня на него не прошла вовсе. Он просил у вас для меня камер-юнкерский чин, хотя знал, что я хочу камергерский. А с польским орденом Белого Орла, который вы для меня исхлопотали, что вышло? Он учинил мне разнос. Да разве ж того я заслуживаю, матушка?   
   Е к а т е р и н а. Но, друг мой, вам же было пожаловано всё, что вы просили. А Светлейший внутренне вас любит, и он мне друг. И князь Орлов мне друг, и я хочу, чтобы вы все жили в мире. А теперь ступайте с Богом и поскорей возвращайтесь. Буде скоро не вернетесь, сбегу отсюда и понесусь по городу вас искать. А ввечеру, когда вернетесь, затоплю камин, посажу вас возле и станем читать книжку, и отпущу вас в половине одиннадцатого.   
   К о р с а к о в. Непременно вечером буду, матушка.(Уходит)

      
    *Фаворит Екатерины II Корсаков. 
    **Эти слова взяты из письма Екатерины. Странное признание: выходит, Екатерину охраняли и ей прислуживали люди, которых она боялась.            
   ***Бывший фаворит Екатерины.
   ****Потемкин, Светлейший князь, тайный муж Екатерины.

               П р о д о л ж е н и е  з а в т р а