Первые сутки

Вступление.

Стрелки плавно идут по часам
размеренным шагом.
Доходят до трёх, тормозят.
Дня или ночи?

Минуты ринулись по углам.
Среди правил, записанных на бумагах,
циферблат зажат.
Может есть что-то больше?

Думал ли я, кто вообще заставил
всё мерить равными частями?
Мне хочется порвать с обыкновенным,
смотреть на часы и читать время.

Буквами считать секунды, далее:
часы измерять словами,
за сутки взять предложение,
абзацем будет неделя,

небольшим текстом - месяц,
рассказом именовать год,
повестью можно назвать лет десять.
Что же тогда будет сто?

Сто лет будет большой книгой,
разной у каждого человека.
Секундами исписывать страницы
и создавать из времени библиотеку.

Но против правил тяжело пойти,
тем более таких масштабных.
Я заставил размышления затихнуть
и решил лечь спать,
ведь время всё-таки три часа ночи
(было, когда я дал волю фантазии),
рассвет в скором времени загрохочет,
и я отдался временной
эвтаназии.

1.

Я открыл глаза около одиннадцати,
за окном дул ветер, и собаки лаяли.
В комнате шипел невыключенный телевизор,
или это было радио?

К чертям, не помню,
память — наглая дура.
Уходит по вторникам.

За окном были признаки суеты,
и градиент от серого к чёрному.
В общем, отсутствие красоты
и ничего весёлого.

Мешком я вывалился из подъезда,
накаченный кофе и совсем заплывший.
Вдруг, как и люди в радиусе трёх километров,
я дёрнулся.
Затрещал громкоговоритель,
пришлось надеть капюшон и слегка ссутулиться
(не хотелось быть сильно заметным).
Я шёл и понял, что тут когда-то бывал,
знакомая улица (или проспект).

В кармане пальцы нащупали скомканную бумажку.
«Дом 19 квартира 84» —
написано коряво,
как-будто карандаш никогда не точили.

Спустя, наверное, минут сорок
поисков нужной двери в бетонную яму,
пытался отыскать в темноте дверную ручку. И что же?
Не нашел, плюнул и постучал.

В проёме стояло знакомое лицо,
скорее всего у нас общие знакомые.
Разглядывая его (довольно суров), я зашел,
здесь нужно купить кое-что запрещенное.

Меня пригласили в комнату, там сидело двое,
один отсчитывал минуты,
другому было плевать на время
и он решил спросить кто я,
тем самым загнал меня в ступор.
Представился, сказал: «От друзей».

Тот, что изучал циферблат, встал.
Слабый, невысокого роста,
совсем не похож, на того, кто пренебрегает законами,
повёл меня смотреть товар
в комнату, что побольше.
Она была наглухо завешана шторами.

Я наконец увидел то, зачем сюда шел,
что наконец получилось найти.
На стол поставили свёрток, в нём
было несколько разных книг.

У них совсем перетёрты обложки
и не видно было некоторые строки.
Конечно, они же очень старые,
ведь новых давно не печатали.

Начитаюсь вечером вдоволь.
Расплатился и пошел домой,
а идти было далеко, ну что же,
на метро категорически запрещено.

Ведь если на досмотре найдут книги,
их сожгут, а тебя приговорят к расстрелу.
Проверив застегнут ли рюкзак, я вылез
на путь до дома в несколько километров.

2.

Про книги я впервые услышал от деда,
но он боялся много рассказывать,
потому что думал, что я проболтаюсь друзьям.
Классе в десятом я наткнулся на томик
одного поэта,
перечитывал его много раз
и хранил на чердаке, прикрывал всяким хламом.

Потом к нам в дом пришли с обыском
люди в защитных костюмах и с автоматами.
Они долго и упорно занимались поиском
запрещённого. Нашли собрание
сочинений Маяковского
у нашего соседа.
Глупость, я считаю, хранить так много.
Его с криками выводили из подъезда.

Каким-то чудом меня не раскрыли,
но я испугался и выкинул книжку.
Не знаю, что это: максимализм
или умная мысль?

В то время можно было найти только учебники по философии,
но они были в слишком обрезанном варианте,
хотя его вполне хватало, чтобы сдохнуть от скуки.
В общем, на них было всем плевать.

А за книги всегда наказывают,
потому что людям запрещено
думать, а тем более мечтать.
Сверху свободы мысли боятся,
так как может случиться революция, но
и без неё в дверь могут постучать.

Людям всегда хочется запрещённого,
и литературу можно купить.
Найти её можно в своеобразных «притонах-библиотеках».
Все, кто в них был — нарушители.
Поэтому покупать нужно в разных местах,
чтобы не светиться, ведь могут
выследить и поймать
и вдобавок подкинуть новых.

3.

Спина болит из-за тяжелого рюкзака.
Конечно, ведь я шёл где-то полтора часа
и наконец-то ковыряюсь ключом в замке.
Я прошёл в комнату и упал на кровать,
предварительно спрятав сумку за шкаф.
Решил отдохнуть. Когда открыл глаза,
было семь.

Пока собирался, стемнело
(оно и к лучшему).
Слишком открыто всё в остервенелых
солнечных лучиках.

Я взял с собой термос, два пледа
и одну книгу, которую спрятал под курткой.
Глянул в зеркало и вышел в подъезд.
Время - семь часов сорок три минуты.

Показалось, что не я бегу по лестнице,
а она просто летает вокруг меня.
Двадцать третий этаж, наконец-таки,
он последний. Невнятно
что-то звучало в моей голове:
песня или стих с аккомпанементом.
Передо мною чёрная дверь,
как только открою, лягу на землю.

Так и сделал, ведь на крышу выходить нельзя
по всем правилам,
но я сделал как надо: кинул на грязь
плед, сверху накрылся таким же и
включил слабый фонарь.

Я начал читать. Больно искренне
от того, что нам это запрещают.
Ведь когда погружаешься в книгу,
забываются все отчаяния.

Сегодня герой на страницах вместе со мной
ходил по дворам Стокгольма
и уже под луной
пошёл на крышу.
Это было моей мечтой.
Мы будем до рассвета летать
над Шведскими шпилями,
пока я не начну засыпать.

И я становлюсь счастливым
хоть на какое-то время,
поэтому я так люблю книги
и совсем не хочется верить
в то, что они запрещены.
Я прочитал ещё главу
и двинулся вниз,
покидая холодную синеву.

5/XI—20