Ненужная лирика

1.
Жёлтые листья заполонили улицы,
комнаты загораются уже ранним вечером.
Подоконники всё более изувечены
дождём, без перерыва льющим.

Вечером сяду читать страницы Джозефа,
искать смысл в его монотонном чтении.
Чёрные буквы своей земли пленника
заставляют искусство быть осторожным.

Череда строф, читать между строк,
игра слов, мысленный острог
и его разрушенный кров.
Короткие строки тихо бормочет
посреди ночи отец многих
человеческих мыслей:
о смысле жизни, о любви к ближним
и чтении книжек.

К чертям эти выдумки!
Есть только стены, они и ты.
На стенах можно писать стихи,
и они не будут ругать за отсутствие рифм.

Камень не может спросить, для кого ты пишешь,
кто тебя понимает и принимает.
Но камень слышит, как ты часто и глухо дышишь,
когда к страницам книг прикасаешься.

Я уже писал о созвездиях на зеркале,
но после того, как человек вышел в открытый космос,
все эти созвездия настолько изрезали,
что пришлось мысли о них отбросить.

Самые важные для меня вещи —
авторучка и исписанный блокнот,
в нём жаркие, но уже сказанные речи
и зарисовки, не тянущие на натюрморт.

Искусство нам не понять никак,
а всё остальное - бред.
 
(тут прозвучат слова классика)
Вещь есть пространство,
вне коего вещи
нет.

2.
Стрелка часов упала за предел транспортира,
время — градусов двести сорок.
Если не лечь до трёхсот шестидесяти, будет обморок,
и треснут все циферблаты в пустой квартире.

Талант человека состоит из
верности себе. На свет не реагируют зрачки.
Если бы в школе учили писать стихи,
а не читали нам труды пьяниц и самоубийц.

Слов не помню я, ночь бессонная,
мысли сломлены, но совсем скоро я
достигну stultus somnia.
По доскам прогнившим, давно без пищи,
но я не забыл, что
перед бурей всегда затишье.
Я до конца добегу, в холодном поту
и глаз не сомкну,
(к слову, грязь мне совсем не к лицу).

Но грязь все больше покрывает тело,
и она не даёт мне оставить веру
на совсем небольшой возможностей спектр.
Реквием готовится исполнить оркестр.

Дирижёр взмахнул дрожащими руками,
и первыми заиграли тихие скрипки,
барабан застучал громкими шагами,
виолончель будто сошла с картинки.

Потому что это конец, конец всему,
но только не этому тексту.
Я пережил свою последнюю весну.
Указывают куда идти жестом.

Вытоптанная тропа, но я на ней один,
хочу думать, что первый, но это не так.
Спереди ждёт железный господин
Феликс, только тенью внушает страх.

Тут можно обойтись без цитат мёртвых поэтов,
ведь всё и так давно понятно.
Я попрошу не говорить как о человеке,
но всего лишь до наступления двадцатого.

3.
Hominem te memento,
обычно не все это помнят.
Среди библиотечных полок
скрываюсь от холодного рассвета.

Я пытаюсь вложить в строки смысл,
его будут искать, как минимум,
но всё кажется пустым только с виду.
Не желаю изображать из себя артиста.

Всем неугодны мои «стишки»,
все ждут понятные четверостишия.
Смена размера — лишняя,
по мне — классика прогнила, и
я не привык писать стансами
(глупо и странно).
С ж/д станций в другие страны
бегут постоянно
толпы заносчивых, грязных, уродливых,
неадекватных
предателей родины.

Нам внушают, что думать надо так,
что ошибка, когда в поездах аншлаг
и что уехал — равно пропал.
Попрошу здесь дать антракт.

Людям обычным же привычен свет
и важно, чтобы было тепло,
а вне батарей и пяти десятков ватт пространства нет.
Добрые чувства замёрзли давно.

Всё же все хотят живого — любить,
но удаётся это немногим, не как на картинах.
Я хочу, как и все — жить,
мне бы только расправить крылья.

Всё же люди всегда хотели летать,
Но только репетировали взлёт на качелях.
Хоть до неба рукой подать,
немногие воспринимают это серьёзно.

Закрыть небо — большое коварство,
страшнее, когда закрываешь в своём сознании.
Вместо бесконечного яркого танца
облачные очертания.

                * * *
Я мог бы написать ещё кучу текста,
если бы не оставил от ручки осколки.
Хоть кому-нибудь нужная поэзия место
занимала бы тогда на полках.

Я выжег обложки полностью,
и отнёс чужие стихи в подвал.
Когда читаю после полночи,
я смотрю на бумагу и вижу оскал.

Я хочу заткнуть свою совесть.
Я боюсь заходить в темноту.
Я выжег обложки полностью.
Я бросаю слова в пустоту.

10/IX—20 — 14/IX—20