Харчевня

               
Действие происходит где-то в Европе в конце 18-го века.
Действующие лица:
Виола, 22 года, тонкая, печальная брюнетка в сером плаще с капюшоном.
Чезаре, 25 лет, яркий, жгучий, порывистый, одет добротно, по-дорожному, рука на перевязи: ранен.
Пожилая Дама, седые букли, слегка сгорбленная, угловатая, одета скромно, но со следами былого блеска.
Дама, 35 лет, приятной наружности, хорошо одета.
Девочка-Ангел, её дочь, 12 лет, светловолосая, в светлом, сияющая.
Первый Торговец,
Второй Торговец, оба лет сорока, дородные, шумные
Игривый Господин, 37 лет, хорошо одет, самодоволен.
Хозяйка харчевни,  30 лет, обходительная, приятная, с хитрецой, с округлыми формами.
Аббатиса, пожилая, проницательная, с умным взглядом.
Послушница,молоденькая, бойкая.
Слуга Чезаре, крепкий парень, 30 лет,
Кучер,
Слуги.
                Акт первый
                Сцена первая
 
Почтовая станция.  Пассажиры рассаживаются в дилижанс. Слуги загружают и крепят багаж. В карете: Чезаре со слугой, Дама с Девочкой. На империале: Пожилая Дама, Игривый Господин, двое Торговцев. Подходит Виола, в сером плаще с наброшенным капюшоном.

Кучер:
          – Желаете наверх или пониже?
Виола:
          – Подайте руку, – лучше к небу ближе.

Кучер помогает. Поднимается на империал. Торговцы с любопытством присматриваются, пытаясь разглядеть её под капюшоном.  Пожилая Дама, подвинувшись:

           – Со мною рядом можете присесть.
Виола:
           – Признательна. – Почту себе за честь.

Устраивается рядом.
Пожилая Дама:

           – Да,  юность то всегда своё возьмёт:
           Где сядет, там тот час же и уснёт
           Девица молодая, а старухе –
           Всё кочки: хоть в перинах ты, хоть в пухе.

Продолжает, оживляясь:

           А как верхом красавицей, бывало,
           Скакала я, и устали не знала!
           Уздечка, тонкий хлыстик в серебре,
           И рядом – самый первый кавалер…

Первый Торговец тихо Второму:

          – Должно, она жила ещё до Ноя.
          А вот девчонка – розочка, не скрою.

Второй Торговец:

        – По мне – худа и чересчур бледна,
        И словно мгла морозная она.
        Люблю девиц я бойких и румяных,
        А эта – ну монашкой смотрит прямо!

К Пожилой Даме:

       – Так ехали б в карете, мягче там!

Пожилая Дама:

       – Голубчик, грош последний я отдам
       За тот диван, что мягче и уютней;
       Уж как-нибудь, с компанией попутной
       Тут протрясусь, глядишь – помолодею:
       Тут небо ближе, и привольно веет.
       А там ещё и раненый к тому же,
       Так чем тесней, тем юноше и хуже.

Продолжает, помолчав:

       Ах, как бывало, чередой
       Толпились кавалеры!

Второй Торговец тихо Первому:

      – Вот и женись на молодой –
      Умрёшь с каргой, наверно!
      Померкнут очи, скрючит стан,
      и нет твоей лилЕи.
      И ты при ней, как есть – болван:
      когда то околеет!

Смеются. Пожилая Дама мечтательно продолжает:

     – Носила туфельки тогда
     Я только из сафьяна,
     Да вот беда: прошли года –
     Пусты мои карманы.
     И пряжек изумрудных нет,
     И жемчугов растаял след,
     Кареты нет – вот жалость:
     Во всём поиздержалась.

Первый Торговец продолжает:
               
    – Однако пробирает, ей же ей:
    Попутчиков бы надо веселей,
    Когда ночная  так длинна дорога;
    А тут глядишь: карга, да недотрога,
    Да этот горделивый дуралей.

Пожилая Дама, глядя на небо:

    – Как звёзды нынче стали холодны!

Виола (тихо):

    – Они уснули – просто смотрят сны.

Пожилая Дама:
 
    –  Дитя моё, как сталось, что в дорогу
    Вас отпустил одну родитель строгий,
    Как может красота быть неведомой
    Супругом, иль отцом, иль старшим братом?

Виола:
 
     – Мне это попечение знакомо,
     Мой  батюшка берёг меня когда-то,
     Но я давно веду себя сама,
     И пусть ведут того, в ком нет ума.
     Один лишь у меня руководитель –
     Мой путь лежит в далёкую обитель,
     И мой удел – монашеский велон*.

Игривый Господин прислушиваясь, вступает в разговор:
 
     – Возможно ль, чтоб скрывать накидкой глазки
     И ручки те, что не одарят лаской
     Детишек и мужей, в чём долг всех жён.

Виола:

     – О, нет, не тешусь я подобной сказкой.
     Когда пропал жених на службе графской –
     Любимый друг – тогда ослаб мой дух:
     Кольцо на память – к миру не привязка,
     Когда одна ты из влюблённых двух.

Первый торговец:

     – Что за беда! То вовсе не утрата,
     Когда кругом  желающих богато
     Слезу стереть!  Живому – о живом!
     Пропал один – другой принёс колечко:
     Уже глядишь – оттаяло сердечко,
     Опять оно в порыве  огневом.

                Занавес.

            Сцена вторая.

В дилижансе: Чезаре, раненый, полулёжа, рядом слуга. Дама с Девочкой, обе спят.
 
Чезаре:

     – Её ли слышу? Словно громы с неба!
     Когда бы я уверен в этом не был:
     Что здесь она! –  Не бред ли?  Я не сплю?
     И это голос той, что ада хуже?
     Глупец:  хотел когда-то стать ей мужем!
     И хоть давно и твёрдо не люблю,
     Но коль Она – судьбу благословлю,
     Как славят лето после зимней стужи;
     Всё мужество своё употреблю,
     Задав вопрос, гордыне не потрафя:
     «К чему печаль, фальшивя, расточать?
     Коль слово Ваше  –  лживая печать.
     Зачем же быть Вам не в карете графа?
     О женихе пропавшем сожаленья
     Так лицемеры Ваши! О, шедевр уменья!»

Тихо обращается слуге:

     Должно быть, скоро будет остановка:
     Ночлега час. Так ты разведай ловко,
     Кто та, что на судьбу наводит пени:
     По мне: одна знакомая плутовка.
     Недолго без особых ухищрений
     Её обман при всех разоблачить.
     Возьми ка этот талер, так и быть:
     Сплетём силок не хуже, чем верёвкой.

Слуга:

     – Хотите Вы ославить эту Даму? –

Чезаре:

     – Хочу взглянуть в глаза я лгунье прямо.
     А там как будет, так и поступлю.

Про себя:

     Ведь я её по-прежнему люблю.

            Занавес.

         Сцена третья:
Почтовая станция. Чезаре один в комнате. Входит слуга.

Чезаре:
     – Ну, что узнал?

Слуга:

              – Молчит, что Ваша рыба.
     Лишь комнату ей выдали, «спасибо»
     Сказав, ушла она, ни с кем не говоря,
     Так только талер я истратил зря.

Чезаре:

     – И даже имени она не называла?

Слуга:

     – Представилась она, да толку мало,
     Никто ведь слов её не проверял,
     И мало ль, что записано в журнал.
     Всего верней – портрет под шёлком серым
     Её плаща: бровей собольих стрелы,
     Глаза, как волн  сиянье вдалеке;
     На алебастровой, на тоненькой руке,
     С колечком рядом: родинка на пальце;
     И рот – бледнее розового кварца
     С печалью затаённой в уголке.

Чезаре:

    – И всё-таки, как имя прозвучало,
    И ценно ль обручальное кольцо?

Слуга:

    – «Виола» дама эта записала:
    Быть может, так и есть, в конце концов?

Чезаре (про себя):

    – Она! И тут сомнений быть не может,
    Как имя, мной любимое, тревожит!

Слуга:

    – Что до кольца – оно на пальце вдовьем,
    И камешек окрашен цветом крови.

Чезаре:

     – Моё кольцо! Дарил его залогом
     Любви моей и преданности строгой.
     Так значит – не сняла она кольца,
     Пусть даже после брачного венца?
     Похоже, что и графского ей злата
     Из алчности  казалось маловато,
     Коль носит без зазрения пред мужем
     Кольцо того, кто ей давно не нужен.
     Ну что ж, перевяжи мне свежим рану,
     Спущусь к столу, пред обществом предстану,
     Портрет моей Виолы покажу
     В трагических и чёрных красках самых
     И чести я её не пощажу.

                Занавес.

             Сцена четвертая.

Общая зала харчевни. В камине пылает огонь. У стола – Торговцы, Игривый Господин. По лестнице сходят Дама и Пожилая Дама, садятся к столу.

Первый Торговец:

    – Однако славно повар порадел,
    Отличное вино, скажу я прямо,
    Такого и не пробовал нигде!

К Даме:
    – Позволите налить его Вам, Дама?

Дама кивает.
Хозяйка:

    – За Ваше серебро любой каприз
    Найдём хоть королевский вам сервиз!

Второй Торговец Первому:
 
    – И сыр для путешествия неплох.
    Мне кажется, я б здесь остаться мог
    Не только ради глаз одних хозяйки:
    И талия, и бёдра – не тоща!
    И чудная свинина в овощах,
    И…домик тут, и ферма, и лужайка.
    Пирог хозяйке сдобненькой под стать.
    Так вкусно всё – не хочется и спать.

Пожилая Дама, прислушиваясь:

    – Ах, сударь мой, Вы б знали, например,
    Какое подавали божоле
    В мои года! Ломились на столе
    Под плесенью конте и камамбер,
    Оленье мясо, мраморный бавет –
    Тогда была я вхожа в высший свет,
    И графы…

Второй Торговец Первому тихо:

           – Ну,  опять карга пошла
    Нам петь, как оленёночком была.
 
Пожилая Дама к Даме:

    – А где ж дитя? – Без ужина она?

Дама, нежно:

    – Сказала, что совсем не голодна.
    Устала от дорожной новизны:
    Легла едва – уж дремлет, вижу,
    Шепнула что-то: «К небу ближе…»,
    И вот уж спит, и Божьи видит сны.

Игривый Господин:

    – А что ж монашка наша, господа?
    Ей щёчки подрумянить бы неплохо
    Вином. Глядишь, раздумает тогда
    Плащом укрывшись, предаваться вздохам.

Чезаре спускается по лестнице.
Хозяйка:

    – Сюда прошу Вас, сударь! Вот – камин;
    Вам сил придаст вино. Для Вашей раны
    На травах есть бальзам у нас один:
    Буквально чудодейственный он, прямо:
    Полынь, тысячелистник, липов мёд;
    Примочка на ночь – и к утру пройдёт.

Игривый Господин, обращаясь к Чезаре:

    – Как видно, Вы сюда издалека?
    К нам прибыли:  на Вас костюм нездешний.
    Вы – иноземец ведь наверняка.
    Обычаи Вам наши интересны?
    Отведайте, что повар накухарил:
    Приличный ужин здесь всего за талер.
    Поверьте: стоит ужин серебра,
    И спать еще, пожалуй, не пора.

Чезаре, присаживаясь к столу:

    – Да нет, почти я здешний, господа.
    Но жизнь превратна всё же иногда:
    Я был на службе графа де ла Форш.
    У графа был в чести, хотя и молод,
    Но временно проститься мне пришлось
    С невестою по имени Виола.
    Мы были с ней уже обручены:
    Старик, её отец, наш брак позволил.
    До свадьбы с нею мы считали дни,
    Но тут вмешалась чья-то злая воля.
    Звучит забавно фраза «воля чья-то»,
    Когда тобою правит барин знатный.
    Отправлен был я графом с порученьем,
    Он мне большие деньги посулил
    За службу, а Виолу поселил
    В свой замок, под надзор и попеченье.
    Проходит время. Пишет граф мне. – Что ж! –
    Виола – не моя уже отрада!
    Теперь она – графиня де ля Форш,
    А мне забыть и с тем смириться надо.

Первый Торговец:

    – Не промах, видно, девушка была,
    Коль так свои обстряпала дела.

Пожилая Дама, оживляясь:

    – Когда была девицей молодой,
    Все графы и бароны чередой
    Мне руку предлагали, я ж украдкой
    Смеялась, их меняя, как перчатки.
    Носила только лайку я тогда
    Ах, что за время было, господа!

Чезаре:

    – На камешки, застёжки-бриллианты,
    Видать, моя позарилась Виола,
    Украсив графским титулом, как бантом,
    Себя, лишь тень растаяла за долом
    Моя, и стук копыт едва утих:
    Я ей никто. Я больше –  не жених.

                Занавес.
 
                Сцена пятая.

Виола одна, на лестнице, ведущей в зал харчевни. Не замечает вышедшую из комнаты Девочку-Ангела. Та – в ночной сорочке, освещённая лунным сиянием

Виола:

     – Мне милый не почудился ли голос!
     Но горечь в этом голосе столь рьяна,
     Что нет сомненья даже ни на волос:
     Сердечная того терзает рана,
     Чьё слово  так отчаянно дрожит.
     Но, Боже! Мой Чезаре, значит – жив?!
     И значит, мой супруг во всём бесчестен?!
     И вырвал он обманами и лестью,
     И строками поддельными бумаг
     Согласие на мне постылый брак!
     Не он ли мятый свиток предъявил
     В залог, что мой жених, влекомый славой,
     Погиб,  и свиток был багрово - алый:
     Его Чезаре кровью окропил.
     Отец пред графом долгом был опутан,
     Доверился коварному беспечно,
     А мне, в моём терзании сердечном
     Без милого Чезаре, хоть кому-то
     Помочь хотелось, если жизнь – пустяк,
     Так пусть же хоть отцу поможет брак.
     И вот теперь, когда я сирота,
     И больше мне терзать себя не надо,
     Когда душа разбита и пуста –
     Теперь пришла ненужная награда.
     Я, бросив мужа, тайно, в монастырь
     Спешу, чтоб от  надежд сбежать пустых.
     А тот, кого любила так безмерно –
     Он смеет объявить меня неверной,
     Бесчестной, алчной лгуньей! О, постой!
     Я выход вижу ясный и простой:
     Навек останусь в стенах монастырских,
     А ты, Чезаре мой, по свету рыскай,
     И не узнать тебе, что я была так близко.

Уходит.
Девочка-Ангел:

    – Проведали чужую тайну уши,
    И слёзы  от печальной правды душат:
    Хранить мне эту исповедь невмочь!
    Ах, как бы мне хотелось им помочь!
    Но я, невольно сей рассказ подслушав,
    Сама грешна.
 
Складывает молитвенно руки.

                Занавес.

                Сцена шестая

Чезаре один у камина.

           – Возможно, даже лучше:
    Виола так к столу и не явилась;
    Презрение и спесь понятны эти.
    Да только что же с нею приключилось,
    Не в графской почему она карете?
    Брезгливость к ней сумел ли зародить
    Рассказами своими я, кто знает,
    Но смог себе я больше навредить –
    Ведь боль моя меня не отпускает.
    Ах, как бы мне хотелось тем глазам
    Весь холод безразличья показать.
    Глаза её! О, океан бездонный этот!
    И сколько не поездил я по свету
    Других таких не смог и Бог создать,
    О них хоть соловью петь, хоть поэту!
    Её уста, и лобик чистый этот,
    И голос, столь невинно-серебристый
    И с родинкой любимая рука.

Слуга:

    – Мой господин, я думаю, пока
    Вам на покой пора, с молитвами Пречистой.
 
Уходят.

               Занавес.

          Сцена седьмая.

Виола спускается по лестнице. Одета по- дорожному
Хозяйка харчевни к ней навстречу.

Виола:

    – Готова ль лошадь?

Хозяйка:
 
              – Всё, как вы просили:
     И лошадь, и мальчишка провожатый.
     Так, стало быть, решенье Ваше в силе –
     Попутчиков  не станете  всё ж ждать Вы?

Виола отсыпает хозяйке монеты. Та кланяется:

     – Премного благодарна Вам за щедрость,
     Но право, вовсе б не было ущерба,
     Позавтракав, отправиться в дорогу,
     А там и потеплеет понемногу:
     В горах у нас студёно по утрам.

Виола:

     – Я с Вами порученье передам:
     Вот тут кольцо – оно для господина,
     Что ранен и у вас сейчас ночует.

Хозяйка:

     – О, наш бальзам любого уврачует!

Виола:

     – Надеюсь. Но совет я всё же дам:
     Пусть в путь он не спешит, ведь всё едино:
     Того, что упустил он – не догнать.
     И об утратах нечего рыдать.
     Теперь, прощайте!

Уходит:

               Занавес.

            Сцена восьмая.
 
Чезаре с хозяйкой в зале.  Рассматривает кольцо.

Чезаре:

             – Лишь кольцо одно?
   Когда ж она уехала, далёко ль?

Хозяйка:

    – Мне лишнего добавить не дано,
    Хоть было то решенье не из лёгких.
    Но сказано: просила не искать.
    Да что ж Вы, сударь, снова и опять!

Уходит.

Чезаре один:

    –Хотел её презреньем наказать,
    А по итогу,  вместе с ней наказан!
    О, что наделал ты, безумный разум:
    Теперь ошибки поздно исправлять!
    И это зло нам  причинил я сам!

Входит Девочка-Ангел, обращается к Чезаре:
 
    – Вам путь лежит по всем  монастырям…
 
Входит Дама, обращается к Чезаре:
            
    – Желаю исцеленья Ваших ран!
    И пусть бальзам быстрей печаль залижет,
    Заря взошла, и словно небо ближе…

Чезаре кланяется. Дама обращается к Девочке:

    – Идем, мой Ангел, ехать нам пора!

               Занавес.

29.01.2023 – 31.01.2023

*накидка католической монахини.

Продолжение http://stihi.ru/2023/02/04/5563