Здесь приволье травы, взмахов граница крыльев

I.
Искусство метит далеко,
но манит меньше,
когда дворовым серебром
и високосным сентябрем
мир выстроен, как прежде.

Искусство всюду, посмотри!
Налет на скалах
всех скамеек, воздух и
приволье пресное травы,
на скулах – мрамор.

Искусство за твоей спиной
и под стопами
чьими-то: зелёный, голубой.
Цвет, есть искусство быть собой,
т.е. окрашивать цветами.

II.
Мне бабочка присела на пальто,
в ней скоротечность жизни прояснялась.
Крылом утверждая, что быть ничто
лучше, чем быть, что осталось,

как тот же Пушкин, например,
в тени стоящий (солнца нынче нету).
– Жаль, ты бросаешь чужую тень
(камня), – констатировал я поэту.

Какого это быть тобой (небытию вообще
свойственно б ы т ь инородным)?
Трава под тобой наподобие швей
рисует узор: "быть подобным".

Быть вечным. Искусственным. Ха, смешно!
Быть чем-то – что помнят. Быть камнем тут.
Быть в бытии, за раз доказав ничто
небытию своё: "Смотрите, я труп!"

III.
И бабочка села на длань руки,
рука – это дрянь, конечно, конечность.
Я помыслил, что бабочка, это мы,
примыкаемы в смерти, что ещё не совсем конечность,
а чуть больше, чем результат
угасания, размывания.
Каменный Пушкин даёт нам знак:
суть времени – это всегда распад
положительный, тем не менее,
власть пространства – вот, где скрывается враг,
в альма-матер всего, материи,
т.е. в самой возможности существования
(например, потепления).

Немель, 2022
Михайловский сад