Тьмы - нет, или То, что тебе принадлежит - цикл

  (из книги "Inertia postmortem", 2021-2022)

Нине Яксаровой (Золотовой)

1

Оледенело всё: луч солнца, воздух,
бычок мед пальцев, тень под ним руки,
вся улица, весь двор и все подростки,
их странные на сленге шепотки.
Устало всё. Склонился день к концу,
хотя недавно был рассвет уставший.
И ночь не началось ещё, но ночь мою
не вынуть из меня, не выставить пропажей.
И понимаю смутно, что люблю
картину эту до истомы, драмы, риска.
Я поброжу ещё немножечко по сну
и снова окажусь в Новосибирске,
где и любовь – не дар скорее, а пожар,
и дружба не играет в перелески.
Я это знал, конечно, это знал,
я просто опасался переписки
реального с энтро;пией вещей,
с тем, что поныне голову буравит.
О, как же я люблю людей,
надеясь, что обо мне никто не знает.
И холод отступает. Ото сна,
я вспархиваю с ложа, будто выстрел.
Всё на своих местах. И снова лишь душа
осталась отсыпаться в Новосибирске.


2

Гранитный лёд. Печальный лёд лежал
на кромках крыш, дышал застывшим ветром.
Как зеркало он был, в нем отражался я,
наверно, не последним и не первым.

Шёл робкий снег, как юность опадал
на головы других, мою же обходил
он стороной. Я будто спрятался в кустах
из улиц города, в потоке вен и жил.

Был день. Стоячий день в миру
и солнце распадалось на фракталы
света, по счастью моему
не отыскать здесь ни конца им, ни начала.


3

Бог тоже среди нас бредёт
и бредет тем же, той же красотою
района спящего и раннею звездою,
раскинувшейся вдаль русских широт
над безнациональной головою.

Россия создана по образу его,
а значит в ней не избежать осады
последствий поражения и дамы,
развесившей зимой свое бельё,
курящей и усталой,

что против логики венчает и балкон.
Бог хаотичен между нас, как атом,
он и звезда в упадке, он и кратер,
он просто как и мы, забыл про домофон,
про альфу, альма-матер.

А без того вход в дом – пустая трата,
ведь по то сторону гудка
нет никого ни ночью, ни с утра,
картограф описа;лся, координатой,
просушенный – в отсутствии звонка.

Так и Россия. Любой уезд и город,
вроде и есть, но содержанья нет.
И бог не выбрал смерть,
ведь слепота – не повод,
лишь знак – пора бы разрядить свой пистолет.


4

То, что ты видела: и тьма, и свет
в конце туннеля, сквозившие, как призрак
было не более, чем отклонение луча
от траектории настольной лампы наклоненной
под градус острый, отражением своим,
венчая то, что будет с нами после смерти.
И ты очнулась в ужасе одна
во мраке комнаты и лампочка потухла,
как светлячок в саду, оставив след на камне,
исчез, но не дотушенным бычком остался.
Все мысли спутались, под пулями осев
на шов пространства меж стена;ми и окном,
которое, как мы, в сути, стекло –
присутствует, но ничего не отражает.
И руки вскинув к потолку,
сглотнув слова, издав сращённый крик,
ты застываешь в времени, как мох,
свисающий на остов с балюстрады.
Ужель моя была, моя была кончина?
Финал и интермедия к финалу?
И что я видел, то я видел точно?
Не обманулся ль где-то? Не наврал ли?
Не обманулся. Спазм раздавит мозг
и сердце, с головы сорвётся волос
золотой. В глазах померкнет, но взгляд ниспровергаем,
в нем прочитать легко своё бессилие.
И ты болезнь свою обнимешь, как и я, и
мягкотело в миг обмякнешь, как любовь в пастели.
Пусть я умру, а ты будешь жива.
Пусть ты останешься, и будешь видеть сны, а не туннели.


5

Двор замело в концы, сей белый снег
витает, как года над головами.
Лёд трогается – упавших звук монет
и серебрится с крыш продольно орденами.

И человек замёрз, холодные уста
в такт шевеля;т с невысказанным словом
о том, что рядом... рядом нет меня
с тобою, как и раньше. Снова.

Наверно, и не будет никогда.
Двор занесён, лишь души между нами
существуют, они – ночная тьма,
пространство, разъединённое домами.

И та снежинка на носу твоём,
как сон немыслимый растает.
Зима. Зима, ты тоже, в сути, сон
и нереальна, как мои касания.

О, имя пусть твоё защитой будет мне,
как дар судьбы безмолвный и чудесный.
Вот ты уходишь по асфальту, по Ниве,
а я всё остаюсь лежать, как снег на Невском.


6

Тьмы нет, есть только свет во тьме,
а тьма не боле, чем отсутствие света.
Можно во тьму внести свечу и зажигалки
трясущуюся прядь и оросить
предметами реальность, но нельзя
внести комочек темноты ночной
в движение лампы электрической
и люстры. А, значит, тьмы – не существует,
её нет! И не было, не доказать того,
ведь если бог создал однажды свет,
то тьму он породил лишь после вспышки
первой, следом за яйцом,
а не из тьмы взрастил он лучик первый. Нет,
не возможно то, та темнота,
что воцарилась в комнате сейчас
моей, лишь тусклый плод луны и фонарей
унынье общее. А если все захлопнуть,
все ставни, дверь, если глаза закрыть,
исчезну я, исчезнет мир, и, в общем,
реальность перестанет быть реальной,
точней немыслимее станет и фальшивей,
ведь суть реальности всегда в предмете,
который преломляет свет в сетчатке глаза,
тем самым открывая площадь зрения
дальнейшего, и то звучит, конечно,
неизменимо так, как самоцель.
И тьма невыразима что
любое обсуждение другое
чего в помине нет, как холода и зла.
Бессмертия еще, возможно,
но Ницше мертв, а бог спокойно дышит,
погасла спичка, а тьма неисцелима
в своем отсутствии, дыханьях на стекло.
А что мораль? Не обращайся в тьму, а лучше
помой посуду, и ложись спать ты, не гася
ночник, так ты – просуществуешь
весь сон свой и не пропадешь,
как тот, кто – пустота в могиле.


7

Два голубя, как продолженье проводов.
Капля дождя – стилет трубы железной.
Понять все это может только тот,
кто сам осел на дне, навис над бездной
городской. Звонил ли телефон?
Бежала ли собака вдоль машины?
И кто стоит в тени там? Да никто.
«Никто и Город» – название картины.
Времени нет. Погибший светофор
усиленно мигает третицветьем.
У тени в переулке зонт расцвел,
рука другой тянулась к сигарете.
Взрывался мост. Фонарные огни
сливались в блик далёкий и нечёткий.
По городу бродили чьи-то сны,
галлюцинации и бред как от чахотки.


8

Меня не слышно? Вновь
помехи связи. Телефонный
провод отошёл, на линиях
какой-то сбой возник. Возня
и белый шум, не более,
чем остановка пальца
над кнопкой сброса вызова.
Не сброс то ль было?
Не нежеланье ль дальше
продолжить разговор неспешный!
Мы, как на кухне заперты вдвоем
и между нами километры ожиданий
и сети электричества, коробки
передач, шарниры клавиш, блик
клавиатуры, тачпады языка,
фронтальных камер лики.
Но нас с тобой, увы, всегда
разъединяет лишь приложенное ухо
и отпечатки глаз в экране
и шепот, что несказанные впредь
слова останутся, по сути, лишь словами.
Меня не слышно? Меня? Нет?
Но музыка слышна и
вызов продолжается поныне
гудками, гудками, гудками.


9

Друзья оставят. Прошлое, ну что ж,
сотворено прощанием. Тогда
не надо горевать, ведь истина и ложь –
все в прошлом, где уж нет давно тебя.
Была любовь ясна, как ночь и день
от света под фонарными столбами,
где целовались романтично пацанами,
того уж нет теперь.
Забудь, прими усталость и черту
не приступай – наркотики былое.
Не выступай при тени на свету,
она не отражается в снегу,
там только кашель с моей черной кровью
оставит след немой – уже не мой,
касаясь его мертвою рукой,
пожалуйста, хоть что-нибудь запомни,
чего запомнить сам я не могу.
И уходи бессмертною походкой,
как все друзья,
которых я люблю.


10

Тот тусклый спьяна свет
из переменчивой парадной
пусть защитит тебя от бед,
залечит и залижет раны,
что нанесет тебя любой,
которого, любя, отшила
и да прибудет по прямой
с тобою вместе в коридорах мира.

Тот свет совсем не мой,
то есть меня теперь далече.
Он память. Более кривой,
чем память, то есть у;же, легче,
но все же в свете лучше вспоминать,
чем я в нём был и рядом чем была ты.
А что осталось? В темноте не угасать!
Парадный свет. И я в нём – луч крылатый...

Немель, 10 дек. 2021 - 2 янв. 2022
Линейная, 223 - Площадь Маркса