Жажда

Стучится в окна седьмого этажа,
Самозабвенно к краю манит.
И шепчет гулко, словом не спеша:
Смерть не предаст тебя и не обманет.

Говорит не бояться и делать шаги,
Брать в руки петли, ножи, табуретки.
Перестать наворачивать в спальне круги,
Когда весь город спит: умилённо и крепко.

А я молчу и мотаю головой, сомневаюсь.
Вроде и руки мелко дрожат, задыхаюсь,
А вроде и страха нет - он притих,
И сердца стук так спокоен, умерен, тих...

Улыбается. Дышать не даёт взглядом.
По ночам спать мешает эта шмаль.
Кто же? Жажда утолиться ядом!
Или петлёй задушить бесконечную печаль.

Вот она, кровавая страсть к самоубийствам.
Осенью - под окном, зимой - во льдах,
Весной - с ветром в щели юркает со свистом!
И дай ей повод - милая, стоит уже в дверях.

Шепчет. Тянет на дно. Манит. Играется.
Кусает губы. Ненавидит. Любит. Скалится.
Ради игр, хлеба и зрелищ, цирка!
А кончится концерт - вот, держи, посмертная бирка!

Хохот. Я ослабла в сражениях с нею.
Безвольно опускаю ладони, бледнею,
Делаю вдох, докуриваю шестую.
И шагаю в объятия смерти, не протестуя.

Не плача. Не крича. Не улыбаясь.
Не жалея. Не думая. Не каясь.
Не любя ни жизнь-плен, ни смерть-забвение.
Иду на дно. Всегда в одном и том же настроении.