Мой Свет

Посвящается Ирине Райз.

Свет мысли вьюжит, сентябрится,
На подоконнике тиражном
Глаголют падающим птицы
Не снегом - радующим важно

разлучным махом до аллеи.
Я - догорающая ровно,-
Любив седеющим болея
Не понимающе восторга,-


Свечою вашей разрываюсь
по солнцу карими слезами.
Проснувшись летом перед вами,
я не пойму что умираю

И от любви и от болезни
(светобоязни коридоров).
Подушки в наволочки слезут
И простынями мир накроют

Огнями лаковою грустью.
Не светофоры перекрасив,
манящим листиком отпустят
"глаза осенние" от счастья

Быть с вами солнцем королев.
Такая правильность на шее,
Колючим дождиком истлев,
Шнуры кирпичностью шевелит,

Щекочет нежностью косички.
Прошу таблетки выбить с ампул,
Люблю расплакаться от Вичься,
Когда ни летто будет странным.

Декабрь-сентябрь душит раны все
Плевками ландышевой скрипки.
Вы ручками раскаривайтесь
и по щекам улыбки-рыбки.

Свет приозерным снегом давит,
Смеюсь и плачу не в расстройстве.
Железом голозвонил сваи
бетонных улиц каре- взрослых.

И листья в небе - звезды...звезды.
Отдышка прячется с волнами.
Болезни щавелевым грозным
Прощенным снегом опоздали.

Любить...так лучше за лаванду.
Свеча зафыркает духами.
Приветлив утренний день-ландыш,
и страны огрызаясь странным

Волшебных локонов пираньим
Не напряженьем накрывают.
Вы свет как лиственная Дарья,
Меня влюбляете словами. (!)

Меня - гаражную Земфиру
Закатным облаком срывает,
А я дышу, чтобы душили
Стихи слезами краской ванной.

Скромна девчонка - косы (пламя),
Переплавляются мальчишески.
И убегая голос мамин -
Не на уроках перепишется.

На упованье тины теневым
По строчке ивы заесенится
молчанием Эфрон Сергея,
последняя ее метелица.

И тучи клином журавлиным
Разлукой прячутся с акаций.
И "дни сползающие слизни"
Под "операциями" здравствуй,

мой дом - кусая локоть чванный
для эмигрантов раздосада.
Гуляй же творчески без Манны
Российской проданные дамы,

По картам волосы пустивши
"березным языком веселым".
А "где глаза твои" "как вишни",
Паш Вознесенских - струн уколы.

Ирина, слезы вы цыганских
Мелодий под подушки пряча,
Моей печальностью покланьтесь
Той жизни холмовитой счастья.

Декабрь шумит - январь боярский,
зеленоглазая опричня.
Дави земелностью по ярче
фингалом Минина не вычтя

Меня, Земфировского Крыма
из разговора Пугачевский
Рассол в Российское остынув
Типографическое "теска".

Курю Елениным Шопеном,
и нервы глажа против шерсти,
переворачиваю стенный
закатов маятник отверстный

за вздохом (выдохнувший лютик).
Вы как Аллегрова - прекрасны,
Вы как Ахматова, запутав,
своей улыбкою опасны.

И я с мостами Гумилева,
ходил по кругу и в округе.
Губанов славился бы Леней
В "семьдесят три" ребенком трудным.

Зеленоглазая Марина,
Я вас люблю Парнох Софией,
Израиль мучает Ирину,
И расстояниями выйдя

разбившись мастями колода,
приятной музыкою душит.
Не распоется может Лондон,
Если в Москве отравят груши

Земфиры антиагулянты.
А мне бы стройностию Дарьи
ходьбой за стрелочником Санты
Без кока-колы в север ранний

Слезами Стариковой сдаться.
и от поклонов разбиваясь.
Не обницеловал не Вас ли,
Когда рекламами про "Ваниш"

Про лето старился Нилетто.
Ромашки, пьяные Ромашки,
Привет, Земфирою согретый
И замороженный вчерашний

Боец лишь Дарьин и Иринин.
Любовь - молчание на завтра.
"Пять букв" загадочности имя
Твое - лекарство Блоку (Автор).

В зеленый цвет смотрела Рада
Губами листиковой мыслью,
И ночи, плавясь покрывалом,
Стрельбою миномета взвысят

Меня под черным, под Херсоном,
Ведь под обстрел, так уж для Дарьи.
Хочу быть с девушкою скромной,
Как у Аллегровой.- Мой странник!!!

Январь зафыркает. Не нужно
Стрелы сердечными глотками.
Я знал, была ты не замужней
И была замужем - я знаю.

Но мне бы крыльями потрогать
Крыла божественного Дарьи.
Тебя "я не ревную к Богу",
Но от картавости свет ранит

Мечтою изумрудной страсти,
И день запущенный слипает
Глаза зеленые прекрасных
Ресничек Толкуновой Вали.

И Дарья по-цыгански вяло
Глядит на старые сирени,
И кабаки Сергеем пьяным
Мою поэзию заменят.

И ресторанная нагрузка
Оберегает мысли детства.
Смотрела смелого "Огузка",
И улыбалась парню лестно.

Кидалась взглядами прохожих,
Голодный батя выпивает,
Сентябрь мачтами уходит,
И успокаивает ванна.

А я люблю только ресницы,
Свет изумрудный, доброй ночи!
Какая прелесть, мне не спиться,
"Я не могу! Такая" хочет
   
Мальчишки плавленого мысли.
Россия,  бедная, я - грязный.
Ах, Дарья, по России выспись,
Изжоги сжалившейся язвой.

Я - твой боец, я - натюрморты
В твоей квартире односпальной,
Я - перепачкивал аорты
звонками "р" твою, ужалив.

Ты - вся красивая такая,
Ты "капитанша космолета".
Ты - догорающего мая
Воспоминания, ты- кротка.

И день листает промежутки,
и день шарахается в числах,
А я люблю твои маршрутки,
Когда вино еще игристо,

Когда минуты в биоритмах,
И напряжение смыкает,
Когда кровавыми по бритвам
Лакаю пальчиками в чае

Ресничек выспавшимся небом.
"Международным поцелуем"
Заждусь, и нервное бы "мне бы"
Свечу "покойную" задует.

Прощаться тоже не охотно,
когда глаза цыгане встретят
И табуны людей. Охотник
Любви за пристальностью света

По Дарье мучается ночью,
По Дарье - а еще о ком же,
Стихи написанные прочно
Ирине Райз, такой похожей,

Он посвящает и теряет
За листопадом слезы ветра.
Стираю шрамы на изъяны,
И разрыдаюсь ночью где-то...

Хочу молчать и напрягаться,
стояв на паперти влюбленный.
Ах, тенор, Александр Градский
укутал мысленного клена

усталость рьяных предрассудков.
А почему глаза - метели
заболеваниями грустно
не выздоравливают еле-... ?

Ты красота и ты в Эльвире.
Хочу заплакав, окунуться
в ее-твои глаза картины
ненарисованного блюдца.

И ворожат зрачки татарки
необоснованною плахой,
и мне осталось в ноги сдаться,
задекабрившимся обратно

кокетки ночи кандалами.
По люстрам строчкой отпечаток,-
на опечатанную сплавив
улыбку скованного завтра,-

я - сентябрист, я - Дарьи роскошь
в огонь холодности скрижалей.
(Я изнывающая просто
зима, что зимами сражали).

Глаза Эльвирины маслинны.
Прост задыхающийся вечер,
и руки пряча Магдалины
уста божественно заметят,

что циферблат неосторожен.
По каменистым миро-свечи
"проходит неспеша прохожий".
- Ему заняться больше нечем?!

И ягод сонная отрава
по-волчьи сдавливает весла,
и я в Цветаевский по праву
красноречивости мир стесан.

Я отражениями кланясь
спасу твое переживанье,
ах, Дарья (счастливости кладезь)!
Осиротевшего оставив

в дым городов, простором клонит,
и на диване как в траншее
к тебе, божественной, поклоны.
Отожествляются свежее

мосты как люди в мостовые.
Принаряжается закатом,
и пушки мачтовые вынув
из пожелтевшего карата,

Эльвира, милая Земфира
по-Дарьи смотришь, улыбаясь.
И от Путяевской Ирины
глотает дым печальный Байрон.

Эльвира, можно не сердиться,
когда смотрю влюбленным мачо
в твои татарские ресницы.
Сам ветер песнями заплачет.

- Эльвира, гордостью объята!
Приобретая человека,
ты  не расстёгиваешь мяты
глоток спасительного света.

Ты незабудка коридоров,
мне на войне скучать тобою,
и с фотографиями схронов,
твою храню солдатским строем.

Люблю твои все поцелуи
воздушной изморози лета,
и листьев слякотность задует
окольцевавшихся поэтов.

И голубая куртка сниться
и твоя нежная походка.
За рассуждениями лица
с губ не затрагивают стойко,

чем твоя грусть и шорох ветра
(уносят в призрачную зиму).
И я люблю тебя за это,
и вены ждут невыносимо

расплавить мысленное эхо.
В глаза влюблен девятиклассниц
товарищ... свежестью приметил,
как чувства, приклонившись в "здравствуй" -

с полетом мысленного снега
в день предвчерашний листопада
спят ожерелием Карениной
в московских Билыка Романа

печальных мыслях застекленных.
А "люди с метлами" "ругались
и может матом", но влюбленность
я свою подарил бы Дарье.

И придорожные сирени
расчеловечившийся смотрят,
слова Эльвирины проверят
день разгоревшийся как протвень.

И руки Ели время помнят,
и губы жаждут расставанья,
и облаками тени скромно
на стрелках радуги вставали

с коленок. Мне теперь не больно,
когда от совести песочные
огни выигрывали столько,
но не твои черно-височные (!)

Эльвира! Я люблю! Родная!
Кидаюсь Родины закатами,
чтобы вставали между нами
слова "серебряного" авторов

Н. Гумилева и Есенина...
Зевая раненость ночи,
я твои лучики весенние
не провожаю с одиночеств.

Ты так от музыки пьянительна
танцуешь радугою мысленной,
меня из комнаты не вытянешь
всей худобою свежих листиков.

Прощая розы засыпание,
я угощениями сытен,
интересуюсь твоей правильной
улыбкой светло-школьной мысли.

Любовь, запутанная числами
четырехзначными в кармане
невестой с черными не выследит
глазами девственными рано.

Я - твой Сергей не благородный,
по мне лечебницами плачут
дожди запутанною Родин
судьбою выставленных скачек

для сердца душераздираньем.
Но если Дарья плачет - плачу.
Закаты плавятся зарями,
я для тебя - как на удачу

целую листья фронтовые,
а сигареты нынче "грозные".
И Тихоход Анна отвыкнет
со мной "на  ты" опять замерзнуть.

Ты Солнце, Дарья, я то знаю
и берегу походы к лучикам,
но берега уходят к разным
разлукам, сердцем не отмучившись.

Ты вся серьезность, ты смешная,
смолкаешь озера полосками,
и с уготованных бы знаний
спасал болезнь не грозную б.

Ты расставаниями бредишь,
и снег ладоневый смеется.,
переворачивая время,
я вспоминаю тебя, Солнце!

И хохот чавкающих улиц
туманом просит затеряться.
Уроки ласковой девчули
воспламенениями вкратце

разводят слезы сини ручек
скитаньем пристального дара.
А руки преданные скрутят
когда-то долькой шоколада

глаза сиреневые - точки,
глаза сиреневые - даты
непроходящемостью молча
любви желания потратят.

Ты Ангел в беленьких носочках
морочишь голову поэтную.
и солнце этажами вскочит,
едва сиреневость заметила

мою тревогу в небоскребы.
И жизнь по капелькам на капли,
ах, Ангел, я уже не скрою,
что лишь от нежности стал кратким.

Лист обесцвеченным свеченьем
на городские стены стелется,
и если мы "уйдем" зачем-то...
то лишь за Дарьиною свежестью.

Смотрю рыданием картины,
"Большой медведицей мерещится".
Мы не одни, и мы - грустили,
Поддубный (Михаил Пореченков)!

А руки-спицы золотые
переворачивают мысленно,
не нас исследовали НИИ,
и не нашли в зеленых листиках -

огнях сиреневость двояко.
А вот бы снегом очутившись
в ночи, где самолетом Якин
из "продуктового" не вышел,

любить влюбленную девчонку,
где отражения - закатом.
На математике зачетки
бросались в выстрел автомата.

Труды мои не гениальны,
но "если любишь, значит двое".
В Татьянин распечатал Тани
с губной помадою кухонный

За светофором поцелуйчик.
Оставив небу - разговоры,
деревенеющую в случай
бего-походку в явно скромный.

И листья кажутся зеркальны
без расставания соседям.
Глаза спасительные вряд ли,-
все одиночество отведав,-

в успокоение оставят.
Цыганское очей смущенье
и лиственности недостаток -
не сомневания защемят

меж суеверий и желаний
твое-мое-твое хотенье.
И вот стою я перед вами,
и льдинки глаз тобой заменят

не слезы ветра - слезы Дарьи,-
сняв огнедышащие руки
неразговорчивостью ставен,-
нежною песенностью скрутят.

Ты - боль, ты - сон, ты - отраженье
моей действительности смехом,
Вел передачу Б. Кожевников
про нас, не зная время это.

Ты - городское перемирие
среди хлопков и ярких вспышек.
Мы расстояниями вырваны
"колодой карточною свыше".

Товарищ светлый мой, влюбленный
"губами трогает сонливость
и распечатывает клена
закаты краскою малины.

День в коридорах ускользает
по строчкам комнатною болью.
Слезами ветра - Да... слезами
о нас за капельками вспомнят...

               29 января - 6 февраля 2023 год.