Я вышел в даль...

Я вышел в даль всех уходящих слов попыток.
Так испытал то, что зовётся откровением излишним,
изведав горсть, таящую избыток,
открыл в себе то, что зовётся страх мальчиший.

Я улицу не пересек, сказал не боле,
что перейду, застрял на светофоре,
завяз в цементе.
И, покрываясь кожей – новой болью,
глотая шаг размером с море,
исчез при свете.
Меня найдут, быть может, позже,
полюбят даже с этой рожей.
"Бросай скорее!" Значит, брошу
и не притронусь в жизни больше.

Обман. Уловка. Двадцать пять.
Все повторится: свет больницы,
боль промеж глаз, окно без птицы.
Все повторяется опять.
А друг ли, враг, подай-ка руку,
сломай её будь добр – другом,
врагом прибудешь, решетом,
лишь просканируешь ничто:
одна кровать.

Я выпал, я растаял, я сгорел.
Я принял столько, сколько бедный Полифем
не видел, хоть и зрением своим
мог хвастаться, как тот же Израил;
мог хвастаться, как тот, кто искупил
свои грехи, и, в общем, полюбивши мир,
сглотнул внесхемный амитриптилин.
И вот, приняв последнее в себя,
пытаюсь распознать, что есть заря,
а что закат за покоренным солнцем шпилем,
но не могу, ведь вижу лишь прямые
(ни черви - крести),
круги, углы – эффект известен,
как крики прокаженных у поместья
в преддверии смерти.

Так вышел в даль всех уходящих слов попыток,
привязанный к кровати одеялом,
я испытал все, что хотел: я был испытан,
таким же остаюсь, лишь чуть упал я.

Немель, 2022