Владимир Львов
(1926 - 1961)
Спотыкаясь обо все пороги,
все дороги осени меся,
жил на свете человек безногий,
у людей пощады не прося.
Не из-за наград, не ради денег
загубил он свой весёлый век.
Перед каждым стоя на коленях,
жил на свете гордый человек.
Комнаткой отдельной обладая,
жил он там совсем один пока —
потому что стерва молодая
на него взглянула свысока.
Укорочены на поларшина
полы офицерского плаща...
Покатилась хитрая машина,
по асфальту гладкому треща.
ПРОБНЫЙ СТЕЖОК
Свой первый крик оставив где-то
в тяжелой близости земной,
стремится узкая ракета,
не управляемая мной.
Как заплутавшийся впервые
телок мычаньем кличет мать,
все шлет ракета позывные,
которых некому принять...
Уж и Земля над ней не в силе,
все звезды ей равно милы...
Игла, в которую забыли
вдеть нитку, чтобы сшить миры!
* * *
Мне сулят погибель, карауля
жизнь мою из тысячи засад.
Только не отлита эта пуля.
Так-то, брат.
Нелегко забить меня в железы...
Выпьем, чтоб над головой прошла
та, что ввинчивается в нарезы
вороненого ствола.
* * *
К себе возвращаются двое
для первой своей тишины,
для счастья, любви и покоя...
Но третий — глядит со стены.
Вдвоем остаются в машине,
запел, содрогаясь, мотор...
Но третий — сидит между ними,
мешается в их разговор.
Впервые волненья не прячут
(его удержать ли двоим?).
Он клялся ей в клятвах горячих...
А третий — смеялся над ним.
Летело цветение вишен,
глаза прикрывала рукой,
но смех этот резкий был слышен
в супружеской спальне глухой.
И не было счастья на свете:
забвения нет ни на миг.
А третий, а третий, а третий,
а третий — не думал о них.
* * *
В его стихах о смерти нет ни слова,
не слышен рев сирены, минный вой.
А мы его спасли едва живого,
сочилась кровь из раны пулевой.
Уж десять лет, как он молчит об этом.
Нарочно, из упрямства? Может быть.
Не видев смерть, он не был бы поэтом.
Но не о ней он хочет говорить.
Свидетельство о публикации №123012606662