Из Аллена Гинзберга - моё грустное я

                Аллен Гинзберга

                моё грустное "я"

                Фрэнку О'Хара

                когда у меня краснеют глаза
                я взбираюсь на самый верх небоскрёба RCA
                и вглядываюсь в мой мир, Манхэттен -
                в мои здания, улицы, где совершал подвиги,
                мансарды, кровати, квартиры с холодной водой,
                - пониже, в Пятую авеню, которую тоже помню,
                с муравьями-автомобилями, маленькими жёлтыми такси,
                шагающими людьми величиной с клочок шерсти -
                в Панораму мостов, восход над Бруклинской машинерией,
                закат над Нью-Джерси, где я родился,
                и Патерсон, где играл с муравьями -
                мои последние любовные истории на 15-й Street,
                мои сильные любови на нижнем Ист-Сайде,
                мои легендарные амуры в Бронксе,
                а дальше -
                тропинки на этих незримых улочках,
                моё прошлое подытожено, мои исчезновения
                и экстазы в Гарлеме,
                - солнце светит на всё, что я заимел,
                одно лишь мгновение ока, до самого горизонта,
                в мою вечность -
                материя это вода.

                Грустный,
                я вызываю лифт и
                спускаюсь, раздумывая,
                хожу тротуарами, пристально глядя на всех мужчин
                за стёклами, лица,
                разыскивая того, кто умеет любить,
                останавливаюсь, ошарашенный,
                перед витриной автомобилей,
                стою, растерявшись, в раздумье
                на Пятой авеню, позади меня шныряют автомобили
                туда-сюда,
                ожидая мгновенья, когда...
                Время идти домой, стряпать ужин и слушать
                по радио фантастические новости о войне.
                ... всё движение останавливается,
                а я иду в постоянном унынии существования,
                нежность струится сквозь здания,
                пальцы мои притрагиваются к лицу реальности,
                к собственному лицу со струйками слёз
                в зеркале какого-то окна, смеркается -
                и не хочется мне
                ни конфет - ни новой одежды, ни размышлений
                под японскими абажурами.

                Сбитый с толку окружающими сценками,
                Человек с трудом поднимается по улице,
                забитой пакетами, газетами,
                галстуками, замечательными костюмами,
                по направленью к его желанию.
                Мужчины, женщины, идут потоком по тротуарам,
                красными огоньками поспешают часы и
                машины движутся по обочине -
                И все эти перекрещивающиеся улицы,
                дудящие, длиннющие авеню, расползающиеся
                к высоченным зданиям или разваливающимся трущобам
                сквозь пробки, визг машин и рёв их двигателей,
                столь мучительно, к пригородам, к этим кладбищам,
                к покою
                на смертном одре или вершине горы,
                что когда-то увидел или желал
                во сне,
                в котором Манхэттен, который я лицезрел
                должен пропасть навсегда.
               
                Нью-Йорк октябрь 1963 года               
               
                18.01.23               


  My Sad Self
BY ALLEN GINSBERG
To Frank O’Hara

Sometimes when my eyes are red
I go up on top of the RCA Building
          and gaze at my world, Manhattan—
                my buildings, streets I’ve done feats in,
                lofts, beds, coldwater flats
—on Fifth Ave below which I also bear in mind,
          its ant cars, little yellow taxis, men
               walking the size of specks of wool—
   Panorama of the bridges, sunrise over Brooklyn machine,
          sun go down over New Jersey where I was born
             & Paterson where I played with ants—
   my later loves on 15th Street,
          my greater loves of Lower East Side,
             my once fabulous amours in the Bronx   
                faraway—
   paths crossing in these hidden streets,
      my history summed up, my absences   
             and ecstasies in Harlem—
      —sun shining down on all I own
       in one eyeblink to the horizon
               in my last eternity—
                matter is water.

Sad,
      I take the elevator and go
             down, pondering,
and walk on the pavements staring into all man’s
                plateglass, faces,
             questioning after who loves,
      and stop, bemused
             in front of an automobile shopwindow
      standing lost in calm thought,
             traffic moving up & down 5th Avenue blocks behind me   
                waiting for a moment when ...

Time to go home & cook supper & listen to
                the romantic war news on the radio   
                ... all movement stops
& I walk in the timeless sadness of existence,   
      tenderness flowing thru the buildings,
             my fingertips touching reality’s face,
      my own face streaked with tears in the mirror   
             of some window—at dusk—
                where I have no desire—
      for bonbons—or to own the dresses or Japanese   
                lampshades of intellection—

Confused by the spectacle around me,
          Man struggling up the street
                with packages, newspapers,
                ties, beautiful suits   
                toward his desire
          Man, woman, streaming over the pavements   
                red lights clocking hurried watches &   
                movements at the curb—

And all these streets leading
          so crosswise, honking, lengthily,
                by avenues
          stalked by high buildings or crusted into slums
                thru such halting traffic
                screaming cars and engines   
so painfully to this
          countryside, this graveyard
                this stillness
                on deathbed or mountain   
          once seen
                never regained or desired
                in the mind to come
where all Manhattan that I’ve seen must disappear.
 
New York, October 1958