Смерть-17

Изо: последняя любовь на взлетной полосе


3 книга:
Истины не живут более 1000 лет, потом они умирают, освобождают место на земле и их уже нельзя воспринять адекватно; люди уходят во мрак  заблуждений, проклятий, если не родилось у них за этот срок истины новой и большей…

Комм:
Как раз сейчас должно случиться такое время обновления – разве можно еще тростить, к примеру, «демократия»? (Вот еще Трамп обанкротится – или сместят его -  и все!) Или «секс, наркотики, рок-н-ролл»?! Да и всем верующим не пора ли уже обновиться… Мусульмане, к примеру, вообще погрузились в какой-то ад… А христиане в пидарастию и всяческий декаданс…

2 книга:
«Мир мертв, а я еще жив» (перефразируя БГ – живой среди мертвых произвел фурор (кончится тем, что попадет в музей, мавзолей)). Что мне делать, когда я тоже умру, ничего, кроме этого мертвого мира не зная? …Попал в весенний сад и тоже попытался зацвести. У кого бы спросить, как это делается. Все кругом ослепли, оглохли от радости; музыка до небес…

Комм:
Аквариумы в мертвом мире наших квартир… (сначала слушал и БГ, но теперь предпочитаю молча взирать на аквариум…)

БГ ловит маленькую живую рыбку и запускает ее в аквариум очередной песни… Он в общем-то типичный пленник культуры (просто среди русских мужиков мало таких, вот и удивляемся… Если вспомнить, к примеру, Высоцкого, то он-то скакал на культуре верхом…)

ЦИТАТЫ, Тургенев:
Мы спорили обо всем: об искусстве, о религии, о науке, о земной и загробной – особенно о загробной жизни.
Он был человек верующий и восторженный. Однажды он сказал мне:
– Ты надо всем смеешься; но если я умру прежде тебя, то я явлюсь к тебе с того света… Увидим, засмеешься ли ты тогда?
И он, точно, умер прежде меня, в молодых летах еще будучи; но прошли года – и я позабыл об его обещании, об его угрозе.
Раз, ночью, я лежал в постели – и не мог, да и не хотел заснуть.
В комнате было ни темно, ни светло; я принялся глядеть в седой полумрак.
И вдруг мне почудилось, что между двух окон стоит мой соперник – и тихо и печально качает сверху вниз головою.
Я не испугался – даже не удивился… но, приподнявшись слегка и опершись на локоть, стал еще пристальнее глядеть на неожиданно появившуюся фигуру.
Тот продолжал качать головою.
– Что? – промолвил я наконец. – Ты торжествуешь? или жалеешь? Что это: предостережение или упрек?… Или ты мне хочешь дать понять, что ты был неправ? что мы оба неправы? Что ты испытываешь? Муки ли ада? Блаженство ли рая? Промолви хоть слово?
Но мой соперник не издал ни единого звука – и только по прежнему печально и покорно качал головою – сверху вниз.
Я засмеялся… он исчез.

Комм:
Да, стоит отойти от споров или дел, как нас окружает виртуальность – а от виртуальности до призраков один шаг, и перед смертью ты вполне его можешь сделать (призрак ангела, призрак черта или призрак другого человека…)

Инет, Рафаил Соловьев:
…Ум мой заходит за разум. Отчего у меня всегда бывает такая меланхолия? Мне страшно тяжело. Нигде-то я не могу найти себе подходящего места… Берегите пташку… а не то – прощай. Что же взамен? Вот дом, построенный весь из гнилья и деревяшек. Что с ним делать? Чинить – невозможно. Единственное: разрушить его и построить новый. Этот дом не строится, он не состоит из отдельных частей; он или весь, или ничего. Выкинь весь балласт, и шар поднимется выше. Мучения выкидывают балласт. Человек есть сплошное противоречие; это – весы, которые почти невозможно привести в равновесие. Я ничего сейчас не испытываю – ни счастья, ни несчастья. Я чувствую только, что весы колеблются. Есть люди, которые погубят душу свою, но не спасут её через это, а ещё больше погубят. Всё молчит, и только запоздалый золотой серп луны поднимается над рекой… Я видел то место, где ждали счастья. Его не существует, быть не может… При колебании душевного равновесия и страшно, и сладко, и ужасно, как в глухую ночь, в зловещей тьме, на громадной реке и быстром, как ветер, челне… Вот лодка остановилась, еле движется по застывшей как бы воде и зловеще покачивается. А впереди густой, чёрный, как привидение, лес; дикий хохот филина, а там через листву виден белый крест какой-то могилы. Выкопать бы этот крест, вытащить мертвеца и расспросить его: да что же это всё значит?. Но реки уже нет. Я в какой-то мрачной пещере, где ничего не видно и лишь ощупываются какие-то дикие утесы и чувствуется присутствие каких-то гадов6. Тяжелы минуты человека, когда он представляет собой арену какой-то жестокой, тяжёлой борьбы. В океане вселенной живёт бесконечное множество детей; им розданы игрушки – и они все довольны. В одну телегу впрячь не можно…7 Горе, страдания и несчастия – вот пища человеку. Я сказал: сегодня мне предстоит сделать дело, но я утешаю себя, что будет время, когда дело будет уже сделано. Мой друг сказал мне: мне предстоит нынче умереть, и будет время, когда меня не будет. Вот наступит завтрашний день; дело моё сделано, а его уже нет. Прошло ничтожное время, а что оно для него значит? Минута времени та же – в игре за картами и в момент смерти… Представьте себе, что в момент между 3 и 4 часами вы должны умереть. В 4 часа обдумайте разницу между теперешним вашим положением и тем, которое могло бы быть. Не каркай, ворон! Песня твоя всем известна!. Прошедшего нет, только – настоящее; ничего не было; если было, то теперь во всей вселенной нет. Куда же это ушло? Этого нет, значит, это не реально, а значит, это – обман. Нехороший человек. Куда летите вы, звуки счастья и сочувствия? Вам нет здесь места! Вас звали, и вас не было; теперь все высушено внутри, и вы – злейшие враги.

Комм:
Это студент, он неожиданно умер еще в самом начале 20-го века (по-моему, действительно не мог умереть – от указанной страшной тяжести. Он явно надорвался… Имея такие художественные наклонности, усиленно занимался математикой и прочими «науками»!)

3 книга:
Без дел среди людей неинтересных умираю, начиная со второй секунды, поэтому, занимаясь творчествами, не буду обращать на них внимания, с песнями расхаживая вкруг иерихонских стен их авангардизма. Пусть кричат «стань моей игрушкой! игрушки нам нужны, игрушки, а то упаду, умру, потеряв последнюю крейзи-энергию!» И нападения им нужны, чтобы стенам можно было принять ответные меры - песни слишком вызывают любопытство...

Комм:
Пока песен не поешь, не говори о победе над смертью… Хотя и прочие творчества – а так же простые дела – разгоняют ее как мелкую воду… Где взять силы для песен? Я отложил их опять… Сил нет и не предвидится… Мой голос прорезался только для выразительных чтений (а мой ум -  для письменных рассуждений – которые гораздо более легки, чем рассуждения про себя…)

«и воспев пошли на гору елеонскую» - кажется, единственный раз в Евангелиях поминается пение? Они ведь тоже еще не слишком разгулялись…

2 книга:
«Не хочу умирать. Т.е. не боюсь, а просто мне там нечего делать; всё, что я знаю, здесь. И мне просто странна ваша настойчивость. Неужели нельзя жизнь не отравлять! …Если я поднатужусь и придумаю продолжение, вы мне дадите отсрочку?! Делать поменьше, а планов иметь побольше – может, тогда не умрешь?!» …«Теперь я узнал про полноту жизни, но я уже огрызок, теперь я узнал про легкость жизни, но я уже многотонный монумент, теперь я узнал про ее скромность… Что мне делать, чтобы спастись?»

Комм:
Спасение – это тропка: не объяснишь местонахождение тропки в дремучем лесу, там же нет никаких особых примет… И как выжить в дремучем лесу, тоже не объяснишь словесно… Тем не менее, и у огрызка, и у монумента есть свои шансы; пока жив, шансы остаются всегда…

Всякий, кто умирает, все-таки хоть немного хотел умереть?! Или был круглым дураком! (круглый дурак – дурак идеальный? Такой вряд ли возможен…) Я так и не знаю, косит ли смерть всех без разбора или кто-то все же оказывается под особой защитой… (т.е. она не могла, например, апостола вдруг укокошить?)

ЦИТАТЫ, Тургенев:
– Хочешь милостыни? – повторил я свой вопрос. – Зачем ты идешь за мною? – Но старушка по прежнему не отвечала, а только съежилась чуть чуть.
Я отвернулся от нее и пошел своей дорогой.
И вот опять слышу я за собой те же легкие, мерные, словно крадущиеся шаги.
«Опять эта женщина! – подумалось мне. – Что она ко мне пристала? – Но я тут же мысленно прибавил: – Вероятно, она сослепу сбилась с дороги, идет теперь по слуху за моими шагами, чтобы вместе со мною выйти в жилое место. Да, да; это так».
Но странное беспокойство понемногу овладело моими мыслями: мне начало казаться, что старушка не идет только за мною, но что она направляет меня, что она меня толкает то направо, то налево, и что я невольно повинуюсь ей.
Однако я продолжаю идти… Но вот впереди на самой моей дороге что то чернеет и ширится… какая то яма…
«Могила! – сверкнуло у меня в голове. – Вот куда она толкает меня!»

«Ах! – думаю я… – эта старуха – моя судьба. Та судьба, от которой не уйти человеку!»
«Не уйти! не уйти! Что за сумасшествие?… Надо попытаться». И я бросаюсь в сторону, по другому направлению.
Я иду проворно… Но легкие шаги по прежнему шелестят за мною, близко, близко… И впереди опять темнеет яма.

«Стой! – думаю я. – Обману же я ее! Не пойду я никуда!» – и я мгновенно сажусь на землю.
Старуха стоит позади, в двух шагах от меня. Я ее не слышу, но я чувствую, что она тут.
И вдруг я вижу: то пятно, что чернело вдали, плывет, ползет само ко мне!

Комм:
Вот Тургенев был не дурак и сразу приметил старушку (дурак – это тот, кто ничего не боится? Но не лучше ли жить счастливым дураком – правда, расшибаясь у первого же поворота – чем опасливым умником, что дни свои влачит с мешками под глазами…. Не знаю, при всем уме мне невозможно сделать выбор… Сначала кропотливо и умно выстроить длинную прямую дорогу, а потом и разогнаться по ней дураком для финального счастья?! Как взлетную полосу выстроить…)

Инет, Рафаил Соловьев:
…Откуда-то несётся новая песнь и всплывают новые чувства. Если бы кто видел все эти умоляющие о помощи руки, эти скользящие над пропастью ноги; если бы кто слышал – эти вопли отчаяния, если бы видел всю эту кровь – тот утонул бы, захлебнулся бы в ней, тот не мог бы жить. Только весёлый шум, пьяные попойки, свет и страсти и заглушают этот бесконечный стон, – стон, заложенный в самые основания земли. Жизнь, эта шаблонная жизнь, рвёт лучшие цветы; для чего же им было восходить? Не насмешка ли это, не пародия ли только на жизнь?8 Зачем это несчастное существо, доброе, чистое, как кристалл, белое, как снег, глубокое, как пропасть, идёт по этой грязной дороге, падает глубже и глубже? Зачем не слышны были стоны и крики отчаяния и никто не бросился на помощь? Зачем не разделить эту скорбь между людьми поровну? Зачем кресты не одинаковы? Потеряна жизнь – всё без исключения! Ибо что можно дать взамен всей жизни?. Тихо всплывает луна и бесстрастным светом заливает землю. Всё спокойно?! Всё тихо?! Всё хорошо?! Кровь, кровь!! В глазах рябит! Пахнет кровью! Все убийцы! Раздавить бы всех одним ударом. Для всех этих несчастных это было бы счастье, а этим убитым зверям не должно быть места для жизни. Проклятие вам, бесстыжие животные, – я не могу назвать вас людьми. Да, вот этот ужас, эти стоны отчаяния, эти загубленные жизни, это издевательство над чистотой и святым – это делает мир таким крестом, который может нести только Бог.

Комм:
 Он удивительно верно чувствовал кошмарные пропасти (уже падая в них, сумел их описать?) Почему, действительно, мы не выискиваем в жизни самые горячие, самые жгучие, самые больные точки – и не бросаемся грудью на них, как Сашка Матросов? И может ли нам быть награда, когда мы вечно теплы… (Холодным – жаркий ад, горячим – прохлада рая, а теплые просто растворятся в пространстве, как таблетки в стакане воды… Причем, все мудрецы-то явно теплые, уравновешенные?! Нет, в мудреце уравновешены огонь и лед, в киселе нет никакого ума… И, значит, мудрецам надо постоянно обновлять и свой холод и свою горячность…)

3 книга:
«Боги несколько раз пытались сотворить Свое подобие, нового человека, способного и летать и жить вечно, но всякий раз из земли восставал, непонятно, кем закопанный и как туда попавший, мертвец, с виду ветхий, но свинцово тяжелый и жестоко грабил этого новенького молоденького бога - после чего тот, немного еще прокряхтев и проползав, умирал, да умирал как миленький и над гробом его ужасались и шепотом проклинали жизнь новые старенькие боги...

Комм:
Часто кажется, что на самом деле совсем немногого нам не хватает, чтобы летать, быть счастливым - какие-то мелочи держат нас (может, крупного просто не видим?) Жизнь - морок,  привычка,  инерция – разве это все какие-то всемогущие силы? Разве все это невозможно порвать… Разве  мы бы не порвали со всем этим, подвернись сильная и смелая компания… (Разве мы так уж хотим просиживать стулья, переедать, пялиться в экраны?)

2 книга:
«В удивительное место я попал, странная страна. Что-то чудесное в здешнем воздухе, все дали такие упоительные, все предметы драгоценны как плоды, а все плоды тают во рту, не оставляя отходов, не имея ни житейской брони-кожуры, ни твердых семечек – сплошное непорочное зачатье… но что же мне делать здесь?!»

Комм:
Рай – это тот же наш мир, но без  мелких привязок к пристаням... Человек, но  с парусом (не с шумящим моторчиком!) Человек на дельтаплане, которым вдруг легко управлять… (Надо только вовремя начать учиться райской жизни – а не наукам – и она обязательно окажется нам по силам!)

ЦИТАТЫ, Кураев:
вдруг – натыкаешься:
«Одиозный пример Салтычихи, забившей в Подмосковье более 100 своих крестьян собственноручно, является уродливым национальным символом России» .
Какая же мера презрения к России, к ее истории и народу стоит за этими поминаниями Салтычихи. Ну кто по сю пору составляет учебники нашей национальной истории, если и сейчас ни журналисты, ни даже школьники не знают, что Салтычиха была арестована, судима, приговорена в пожизненному заключению?..
«Двум крестьянам, у которых она убила жен, удалось летом 1762 года подать просьбу императрице Екатерине Второй. Юстиц-коллегия произвела следствие, которое длилось 6 лет. В 1768 году юстиц-коллегия приговорила ее к смертной казни, но последняя по повелению императрицы была заменена следующим наказанием: лишенная дворянства и фамилии, Дарья Николаева дочь была возведена в Москве на эшафот, прикована к столбу, причем у нее на шее был привешен лист с надписью мучительница и душегубица, и после часового стояния заключена в подземную тюрьму в Ивановском московском девичьем монастыре, где и сидела до 1779 года под сводами церкви, а затем до самой смерти в застенке, пристроенном к стене храма. Ни разу она не обнаружила раскаяния» .
Выродком она была, а отнюдь не «национальным символом». Как верно вскрикнул однажды Бунин – «Какая вековая низость – шулерничать этой Салтычихой, самой обыкновенной сумасшедшей» .
Но все же: если бы какой-нибудь православный журналист посмел бы написать в этом стиле - "Одиозный пример Свердлова, инициировавшего кампанию «расказачивания», является уродливым национальным символом Израиля" - ему совершенно справедливо дали бы по рукам.
Однако, о России так писать разрешается.

Комм:
Политика тут правильная, но все же насчет русских баб меня сумнение берет – ведь каждая десятая такая сумасшедшая, а каждая вторая – просто вздорная барыня, которая и без всяких специальных пыток своих крестьян бы замучила – ненароком… Если их в кулаке не держать, они же повыскакивают как джины из бутылок… («И черти веруют и трепещут» - это же и про баб! Если не мужики, то культура с религией их в своих бутылках удерживают… Культуру с религией изобрели древние, еще сильные мужики…)

Инет, Рафаил Соловьев:
…Что делается с моим бедным рассудком? Я вижу путешественника, собирающегося уплыть в дальний, безвестный океан. Как устал мой мозг! Завеса бытия шелохнулась, но образы не дают мне покоя. Ум мой совершил круг. Он рвался, как безумец, во все стороны, но крепкие тенёта скрутили его и не выпустят его. Кругом меня тьма, которой никогда не видал глаз человеческий, и в ней восстают окровавленные призраки. Я понял замирание и смерть. И как это близко и родственно. Я понял, что смерть – мой близкий родственник, несравненно ближе отца и матери. Смерть – это для меня другой я. Я жажду смерти, ибо завеса колышется, а ум мой теряется и мутнеет. Спасения мне нет. Среди разных жилок мозга я увидел моё милое прошлое. Я увидел розовые надежды, увидел счастье и любовь, а главное – жизнь. Милые картины! Зачем ушли вы, которые согревали сердце моё, где мне было тихо в моём небытии. Поля, солнце, любовь, тепло!. Ах, как мне теперь хорошо! Где же друзья мои? Кто протянет мне руку не для того, чтобы бросить в меня камень? Как холодно, сыро в этом бесцветном замирании!. А впереди потеря рассудка и холодная могила – вот мои розовые мечты. Веселись же, глупец! Нет, я не знаю, кто ты, но ты – враг мой. Нам никогда не понять друг друга… Но бедный мой разум! Жестоко умеешь мстить ты, Природа! Скорее бы проходило это облако, а там – что за ним, солнце или непроглядная мгла – мне всё равно. Силы мои не надломлены, их просто уже нет. А разве есть у меня друг, который бы подарил мне их? Мой бедный ум! Мне страшно за тебя. Пропасть близко. Бедный ум!

Комм:
 А ведь с виду он был очень успешным студентом и молодым ученым… (но читал ли он Достоевского? Так был завален учеными трудами, что даже Достоевский мог в этой куче потеряться… Если бы читал, то мог бы спастись…)

3 книга:
…через несколько дней, когда  помогал мне дворничать во время снегопада, он лопату бросил и ушел, обидевшись на прохрипленное из последних сил «ну побыстрее же, козел». Когда злой учит, тупой не делает. Хотел тоже обидеться посильнее - «не прощу, не забуду как один надрывался, почти умирал» - тем более, что он, картошку помыв, даже грязную воду не вылил, но нет сил и на это, мы все сформировались и значит надо мириться и потихоньку  смеяться...

Комм:
Да, в жизни мне частенько приходилось до полусмерти надрываться… Да что там, я каждый вечер, когда отрываюсь от работ, вдруг чувствую провал – как будто к своим силам в большой долг залез, в уже опасные пределы… (А те работы в молодости мне, может, даже крепость с выносливостью дали – которых иначе бы для жизни  не хватило… Как, кстати, и детский футбол – я быстро выдыхался и таскался по полю уже на морально-волевых, до последнего издыхания…)

2 книга:
«Рассуждаю я или это сон? Как покорно я имею мнения! Перед друзьями было б неудобно; да и перед всей общественностью... Свет может побороть тьму, а тьма побороть свет не может, был бы свет; спи спокойно, ты не умрешь, если не увидишь страшный сон».

Комм:
Тьма может побороть свет, просто в мирное время она с ним не борется, довольствуется своим участком, своей долей… А ведь иногда вдруг нападают не только гитлеровцы, но обычные разбойники… (и вот уже горит твоя страна и ты лишаешься целых миллионов…)

ЦИТАТЫ:
Был ли протест еврейских революционеров только социальным, или же в нем были  и национальные нотки и мотивы?
Послушаем Эдуарда Багрицкого («Февраль»):
Я появлялся, как ангел смерти,
С фонарем и револьвером, окруженный
Четырьмя матросами с броненосца...
Моя иудейская гордость пела,
Как струна, натянутая до отказа...

Комм:
Евреи абстрактны и в России они тогда резвились, как нынче все, кому не лень, резвятся в компьютерных играх (этих «ангелов смерти» подрастает, наверное, как собак нерезаных… Но правда им уже трудновато будет привыкнуть к револьверам… Прямо со смартфонов будут убивать?!)

Инет, Рафаил Соловьев:
Он открыл глаза. Вдруг тяжёлая мысль наполнила его: он – труп. Нет, – отчаянно прохрипел он, отчаянно хватаясь за обломки жизни, изгибаясь всем телом; и он поднялся на локти. Глаза его горели безумным огнем. Он смотрел дико на свое тело. – Труп, труп!! – стучало у него в голове. Ещё минута – и океан мировой растворит тебя, и ты исчезнешь в объятиях времени. – Он бессильно упал в подушки. – Что-то есть! – с быстротой молнии пронеслось в нём, и он почти обезумел от этой мысли. – Есть что-то! – и он живо представил себе существо, бытие. – Почему же нет ничего. Тайна, тайна, подобно которой ничего нет нигде, нигде – вековечная, выше всех теорий, выше всего, единственная жестокая тайна, ты здесь! – И он дико расхохотался, ударив по подушке. – Ещё минута, и я раскрою эту единственную интересную страницу. Да ведь как это близко – думал он.

Комм:
 Вот до чего ученые занятия доводят человека… (Пишут, что он в три дня умер – но, наверное, он загодя чувствовал всю силу и своего физического нездоровья…) Мне кажется, перед смертью лучше не давать волю своей фантазии! (сейчас, может быть, дам, а потом уже не буду!) Мне кажется, что если мне будет не стыдно перед Богом показаться, то и бояться нечего (прикрою член фиговым листком – или тазиком из бани – и готов!) В домах мы по любому застаиваемся – и становимся наркоманами, зависимыми… Поэтому я тоже не река, а озеро, которое по краям превращается в болото…

3 книга:
  Жизнь -  вечное противостояние консерваторов и варваров. Все цивилизации созидали молодые варвары, а отделывали старые консерваторы. Но молодые варвары еще и ломают старые цивилизации, чтобы очистить место для своих новых созданий... И так далее и так далее, ситуация понятна, но мне сейчас интересно другое - то, как консерваторы пытаются соблазнить новых варваров благами своей старой цивилизации, как, умирая, они все же успевают  отравить их вечным ядом фарисейства - и как поддаются  искусу эти еще грубые собаки, созидая в итоге всего лишь вариацию...

Комм:
Поэтому и не надо ничего ломать, никого убивать – все сломанное когда-нибудь возродится, все убитое воскреснет – надо лишь оставить их дома пустыми. Покинув египетские пустыни городов – с их пирамидами -  надо узреть новые благословенные палестины…

2 книга:
Утром листва умирала радостно, а вечером плакало небо. Опадает радость, обнажая скорбь дерев. Мешаются слезы и радость в благоухание приятное.

Листва - это пришельцы с неба, летящие на землю, с остановкой на дереве. Тоже был "зелен виноград", а каким стал...

Комм:
В молодости осень была временем экстазов, а в старости им становится весна… (радует то, чего так не хватает)

ЦИТАТЫ, Тургенев:
бесчисленные, зияющие раны; из них багровыми потоками льется родная, дорогая кровь, льется бесполезно, бессмысленно, как дождевые воды с высоких крыш на грязь и мерзость улицы.

Тысячи моих братий, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братий, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми вождями.
Они гибнут без ропота; их губят без раскаяния; они о себе не жалеют; не жалеют о них и те неумелые вожди.

Комм:
Это про балканскую войну – которой, однако, Россия уже сотню лет гордится, потому как в ком веки в ней  помогала слабому…

Инет, Розанов:
«воскресение Христа» ничего не обещает нам. Он – Бог, мы – люди: из «воскресения» Бога ничего не вытекает для человека. Бог мог воскреснуть, а человек, может быть, и не может воскреснуть? Не знаю. Меня «воскресение Христово» не убеждает, что я воскресну… В идеях г. Эрна, Вл. Соловьева, Мережковского, Тернавцева3, которые все указывают на «воскресение Христово», говоря, что там содержится некое обещание и нам, я не нахожу связности. От большего и разнородного нельзя заключать к меньшему и неоднородному. «Бог» и мир сотворил, а я – не могу.

Хотел ли бы я очень воскресения? Не знаю. Ведь есть и очень мучительное в жизни, стыдное. Мы воскреснем «со всем в себе», а не «по-хорошему»… Как же тогда? Не лучше ли быть совсем забытым, исчезнуть? Не знаю, что лучше, что больнее. Говорят: «всё равно будет прощено» или «все воскреснем со стыдом, и потому никому не будет стыдно». Не знаю, хорошо ли и это: такое было бы печальное зрелище. Да и это взаимное прощение, «потому что все преступники»… бррр…

Я почти не желаю воскресения или желаю с тем, чтобы быть только с Богом и без «других»… Без свидетелей и очевидцев. Я бы желал «воскреснуть» и не «для Бога» в богословском смысле, а чтобы продолжать помнить и продолжать любить тех, кого знал и любил на земле. В последнем анализе «земля» для меня всё: сужу по тому, что без воспоминания «о земле» и «земных людях» я решительно не хочу «воскреснуть». Не имею интереса к «воскрешению»…

Так думаю. Может быть, скверно, но так думаю.

Самый «Бог» для меня какая-то сумма узнанных, встреченных… милых… людей, удлиненная, бесконечная, но – она… Я путаюсь, неясен, чувствую это. Без «этих людей» сам Бог для меня как-то не нужен, то есть «тот Бог какой-то огромный, огромный, и чужой, и страшный или там «наказывающий», что ли… Это так огромно и далеко, что я не умею ни любить «этого огромного», ни не любить. Ничего. Если Он хочет меня за это «наказать» – пусть.

Я очень мал. За что Богу меня наказывать? Не знаю. Бороться со мною, победить меня, искалечить меня, «сжечь огнем»? Не знаю, не знаю. До того «не знаю», что не боюсь.

Быть вечно с памятью о милых людях, – да, это манило бы… Другого, пустого, с «обнажением» и «свидетелями» я не хотел бы. Но если будет такой всемирный скандал, ну, что же… Зажмем глаза руками. Не будем смотреть. Не осудим друг друга. Не заставит же Бог нас плевать друг на друга, не устроит такой всемирной плевательницы.

Комм:
 Розанов же, кажется, был газетчиком, шустрил среди людей – любой в таком положении не очень-то расположен думать о высших материях (собственно, у цивилизации все положения таковы!) Я тоже, раз регулярно смотрю телевизор, как могу думать о воскрешении?! (только о смерти!) Розанов – как и все в городе  - человеческий мусор, и бояться ему, как отребью, действительно нечего…

3 книга:
  Так шикарно рисует, что не чует уже, что изображены мертвецы. От таких не воняет? - от всех завоняет, от всех.  Жаль, что все неудачно умирать не желают,  бальзамируют себя уже при жизни - всё это очень воняет...

    Так шикарно рисует - мемориальные цветы и пейзажи кладбищенские - а работать на тупой и мертвой работе приходится. Тысячи шикарных королей среди нас исправно тянут лямки бесчисленных наших похоронных процессий, а после рисуют, и я бы подарил пирамиду каждому, право...

Комм:
Да, мало кто так понимает силу смерти, как деятели культуры, с одной стороны и деятели религии, с другой – и кто ей служит на самом деле… Вообще, добрый верующий или добрый культурный – это нонсенс, и таковые исключения наверняка сразу отправятся в рай. Остальные добро подменяют своими верами в благость указанных институций и на деле черствы – т.е. мертвы – и агрессивны – да, они как мертвецы на ходулях…

2 книга:
Шорох. Страх. И бороться не готов, и умирать не готов. Хорошо, что   всё затихло в этот раз.

Комм:
Я уже довольно смел – но вряд ли  уже переплюнул собственную пугливость (что русскому хорошо, то немцу смерть – я всю жизнь пугаюсь русской темноты и холода…)

ЦИТАТЫ, Светлана Кр:
Те , кто способен изменить мир - они не умрут своей смертью , кто познал реальность - они заперты в сумашедших домах , кто захочет стать избранным - тот вспомнит о чести , долге и совести - им будет трудно .

Комм:
Это честь – умереть не своей смертью! Или побывать в тюрьме, в армии и в сумасшедших домах… Это даже наш долг?! (иначе ты будешь смотреть телевизор и никто твои труды всерьез не воспримет…)

Инет, Розанов:
Мне кажется, г. Эрн одевает смерть мистицизмом, а жизнь он мистицизмом не одевает. Мистицизм имеет свойство все удлинять, расширять, простирать «куда-то», «обесконечивать»… Увитая мистицизмом «смерть» представляется бесконечною, огромною, всёзакрывающею. Но ведь с таким же правом и жизнь может потребовать себе мистического одеяния: и под его покровом она представится еще неизмеримо бесконечнее смерти, бесконечнее смыслом своим, драгоценностью своею, милостью своею, тем, что она мила и чем и почему мила.

Комм:
 Мистика намекает на волшебство, а не на бесконечность… – и уж конечно жизнь нам милее смерти! Что касается смыслов, то вот они без смерти на этой земле существовать не могут, они все завязаны на эту проблему… (Мистичней ли смерть, чем волшебней жизнь?! – об этом пусть рассуждают только волшебники, маги и чудотворцы… Мы все волшебства жизни ради чудес цивилизации продали…)

3 книга:
До чего дошло: задаюсь вопросом «не глуп ли я?» Жизнь достала, и я дома засел, и в свое окно на первом этаже таращусь. Кстати, только на четвертый день после Нового года пьяный мимо прошел, песни распевая. Уж думал, что все поумирали или сильно присмирели, но это вряд ли, т.е. глупо. Скорее, все друг друга достали прямо  под окном...

Комм:
И до сих пор так и осталось для меня: все люди словно померли или присмирели… (в начале 2000-х только в инете было много юных хулиганов и прочих непривычных людей -  и они меня малость удивляли… - сам даже немного присмирел!) Все, что они говорят, делают – и даже думают – все мимо кассы… И нет почти  никаких перемен, словно дело происходит в могиле…

2 книга:
  "Снегам души умирать покуда лень –
   Им только бы в стихах искриться..." – Александр Тихомиров…

Комм:
Да, культура – это искрометный холод. И жить и умирать им лень, а вот к стишкам и прочей лабуде вечно горит  в них искра интереса…

ЦИТАТЫ, Кураев:
В модных (и очень качественно снятых) фильмах ВВС про  Animal Planet постоянно говорится, что не надо скорбеть о смерти оленёнка: ведь теперь у задравшей его львицы есть молоко для своих котят… Ну, а мне все же жалко олененка. И пока львица просто играет со своими котятами - это дивно. Но когда она задирает мою страну, веру моего народа – позвольте уж моим симпатиям быть с «нашими».

Комм:
Кто создал хищников, профессиональных убийц? (причем, именно младенцев прежде всего!) Как и все, они стали профессионалами постепенно, они эволюционировали? – начав, быть может, с обиды и гнева (как Каин) или с обыкновенной голодухи… Эта «планета в солнечной системе» изначально двояка – и вся флора и фауна не могла не стать такой же двоякой, как она. Жизнь и смерть здесь очень трудно друг от друга оторвать… (но надо?! И в этом сизифовом труде над сей чудовищной силы пружиной и будет твоя жизнь и смерть…)

Все трясутся над сохранностью тигров и львов (даже у нас на Амуре), а я бы не стал (смущает, конечно, их функция «санитаров природы», но я что-то сильно сомневаюсь в ней… Все остальное зверье становится безумно пугливым и только….)

Инет, Розанов:
если вы жизнь, еду, довольство, литературу признаете только «маленькими эмпирическими фактами», то позвольте мне и на смерть взглянуть, что вот я «простужусь, будет воспаление легких, поколет в груди, покашляю и – умру». Только. Почему не только? Эмпирический факт смерти не длиннее всякого эмпирического факта в жизни, а мистический факт смерти гораздо короче и проще факта жизни под углом мистического на нее воззрения.

Мне кажется, что наше дело на земле просто: делай хорошо свое дело. И больше – ничего! Никаких страхов, опасения «за будущее». Делал хорошо свое дело: а «там» счет может быть представлен «с пристрастием» или без пристрастия. Если без «пристрастия», то мне и «там» будет хорошо, потому что за что же будет худо?!! А если «с пристрастием»: то это исключает самую идею «суда» и кассирует «судию» (именно как судию) и открывает возможность «черт знает чего такого», и в таком случае я об этом ни думать не хочу, ни бояться этого не хочу, и вообще всё считаю в «ничто».

Комм:
 Умственной немощью – настоянной на эмпирическом эклектизме – попахивает. Просто удивительная приблизительность и туманность в словах: «делай хорошо», «с пристрастием – без пристрастия»… Какие такие  пристрастия?! И что такое хорошо?! (нет, нехорошо ты, Вася, делаешь свое дело… - говорю тебе без всякого пристрастия!)) Покашляю и умру?! – дешево хочешь отделаться!  «Эмпирический факт смерти не длиннее  эмпирического факта надевания носок в жизни»?! (Да он же все твои фактики сожрет как солому…) «Мистический факт смерти гораздо короче» - но никак уж не проще факта жизни! Даже совсем напротив – не будь смерти и возможного инобытия, жизни бы ничегошеньки не значила и мы бы были ниже нынешних коров по своему развитию…

3 книга:
«Умирать, смеясь» - верх мудрости для них…

Комм:
Планировать такое можно – а воплотить? Не знаю; по крайней мере,  в книгах и т.д. такого не встречал – ведь боль и дурнота и слабость любого урезонит (иначе точно бы половина умиравших хохотала!) Кстати, и перед расстрелом, кажется, такого не бывает… (объявить бы конкурс на самую веселую смерть!)

2 книга:
    Где профессионализм, там страшная сухота, но что поделаешь, умирай, потому что вещь не хочет болеть. ...А с других всё как с гуся вода - потому что очень сильно надо суетиться и если что-то будет в тебя проникать, то скоро намокнешь и отяжелеешь, станешь профнепригодным…

Комм:
Страшная кара – ненужность людей-машин. Ибо уже переизбыток и людей-машин, и просто машин и вещей ими всеми произведенных (к тому же, все яснее, что ко всему этому, включая вещи, душа совсем не лежит!) Т.е. люди убивают себя едва ли не забесплатно (и за право стать дойной коровой для каких-то там мигрантов и безработных!)

Но с другой стороны, вот я бы и хотел полностью намокнуть жизнью, а все еще есть во мне сухие и мертвые места – 20 лет «учеб» и прочей муры полностью никак не упразднятся…

ЦИТАТЫ, Кураев:
Знаете, была такая изощренная казнь в Персии: осужденного на смерть привязывали к трупу и бросали в яму. И труп, привязанный к живому здоровому человеку, своим ядом разлагал тело живого человека, и тот умирал тоже. Так будет, если мы объединимся с Филаретом.

Комм:
Кураев теперь сам отравлен трупом либерализма привязанным (все-таки не случайные образы к людям приходят, а связанные с их собственной жизнью…)

Инет, Розанов:
Сколько я радостей пережил, когда писал книгу «О понимании» (очень длинную). Сказать, что это «ничто», и будто смерть «поглотит все» – чепуха. Не поглотит же она моей бывшей радости (когда писал книгу «О понимании»), да и вообще ничего она не поглотит, потому что и нельзя ей ничего поглотить, кроме вот той недели, «когда я простужусь и начну кашлять» и проч. Ну и пусть возьмет ту неделю. Это так же просто, как то, что сегодня у меня не было денег, и я не пообедал.

Комм:
 Смерть – это не «не пообедал», это годами недоедаешь, а потом и вовсе ничего не ешь… И как будто не бывает чепуховых радостей (как и пониманий!) Я днем радовался солнцу – но уже вечером эта радость была почти забыта и  не очень-то  грела меня…

3 книга:
  Снова щелкнул каналом и немного посмотрел детектив без  звука, но там сыщик взбаламутил весь поезд, таская за собой съёмочную группу, и теперь все эти старики, которым скоро самим умирать, пытаются отвести глаза, сохранить невозмутимость и, видимо,  угадать убийцу - грустное зрелище...

Комм:
Наверное, съемки пошлые, потому как сценарий мне в этот раз понравился: старики – это лучшие и обманщики, и  угадчики убийц, и вообще судьи (в фильмах слишком мало стариков и все они на боковых местах в «поезде»…) Они же были бы и лучшими убийцами, но на чье-то счастье для таких приключений у них осталось слишком мало сил…

2 книга:
     "Давайте все сойдем с ума и будем хохотать и крыльями махать" - с ума цивилизации сходят и хохочущие варвары и машущие крыльями христиане, они умирают весело...

Комм:
Попытались сойти с ума, но умирать все равно было невесело…  И потому они перестали этими глупостями заниматься… (Хотя, как сказать – натужный хохот по телику ничуть не уменьшается… Он как мотор единожды  включенный…)

ЦИТАТЫ, Кураев:
По утверждению Писания, Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас (Рим. 5, 8). Но если Христос –– не Бог, то как смерть другого может доказать Божью любовь?

Комм:
Если Христос и Бог, то Он же другой Бог?! Христос доказал только то, что Он любит нас. И вряд ли Он врал, говоря то же самое и про старого Бога природы и солнца (хотя Он и убивает)… В общем, потепление случилось у Богов – но конечно, еще далеко до жаркого рая, это еще только весна…


Инет, Розанов:
Может быть, я глуп, и мое рассуждение глупо? Может быть. Но я написал книгу «О понимании» (пять лет сидел за одной книгой) и не постигаю, почему я глупее Эрна. Может быть, мы все не умны? Вероятно. Но для чего эту «вероятность» тянуть в черную, темную сторону – не понимаю же. Оставьте все, как есть. Не тяните ни туда, ни сюда. Есть черное, есть светлое. Смерть, конечно, тяжела, но радость жизни бесконечнее ее. Сами говорите, что смерть «бессмысленна». Ну, а о жизни никак этого нельзя сказать, а все «осмысленное», конечно, длительнее, сложнее «бессмысленного». Что такое «бессмысленное» в конце «осмысленного»? Точка. Ну и пусть ставится эта точка, после прекрасной книги, какою была наша жизнь.

Комм:
 В оптимистическом настроении жизнь побеждает смерть, а в пессимистическом – наоборот. И жизнь может показаться бессмысленной, и смерть может придавать смысл… Розанов постоянно был оптимистом или же у него настроения менялись и тогда он тут же начинал строчить другую книгу, противоположную?! Ведь его жизнь-то точно не была никакой «прекрасной книгой» - даже его писанина таковой не была! …Можно ли верить, что твоя жизнь была прекрасной и, соответственно, умирать с чувством выполненного долга, как минимум?! По-моему, прекрасен только рай, только мечты, а наша жизнь как минимум промежуточна и двусмысленна… (У газетчиков всегда много напускного)

3 книга:
  В чьем теле крови оказалось мало - в твоем, в моем? Пытался к жизни я  пробиться, но поехал не туда, не с тем и сзади всё обрушилось до самых похорон, а в тебе самом, хотя вроде  подражал кино, крови оказалось мало. «Кто тебе коньяк подсунул? Ты чем на работе занимаешься?! Брат, я от снов твоих предательских  вечно умираю!»…

Комм:
Сейчас – наконец-то – крови у меня достаточно, вот только вахты меня берут в полон и на следующий день после них я как оглушенный (в итоге, и эта весьма легкая «работа» теоретически отнимает у меня половину жизни – правда, на практике я уже могу жить и в таком плену и с такой инерционной головой…)

Сзади все обрушилось, а сил исправить оказалось мало… - про смерть, про смерть сия история…

2 книга:
Я тоже за «добрых и мудрых людей, умирающих спокойно». Они не портят себя религиями и поминаниями слова «Бог», они просто чувствуют то высшее начало, которое помогает им различать, что хорошо, что плохо и, следовательно, не так беспокоиться из-за бесчисленных выборов, которые приходится делать в жизни. Но если ты имеешь в виду спокойствие перед вечным небытием, то это только тупость животного.

Комм:
Нет, покой нам только снится… Хотя и тупость животного, и мудрость - сами оцените, сколько в вас одного и сколько другого -  могут помочь умереть более или менее спокойно… (мудрость отправится в рай, а тупость в небытие…)

ЦИТАТЫ, Кураев:
Человеческие жертвоприношения дожили у северных буддистов до ХХ века.
Вот, например, одно из деяний знаменитого Тушегун-ламы (или Джа-ламы), считавшего себя воплощением Махакалы, Великого Чернобога, "почти полвека будоражившего степь, вселявшего ужас в кочевников и признанного при жизни святым" . В августе 1912 году после боя в китайской крепости Кобдо монголы захватили 35 китайских торговцев (не солдат, заметьте, - купцов). Над ними было решено исполнить древний тантристский ритуал "освящения знамен". "Созывая народ в гудящие раковины, ламы вынесли обтянутые человеческой кожей дамары - барабаны, музыкальные инструменты из полых человеческих костей, горшочки с кровью для демонов. Ламы высокого и низкого рангов одинаково с трудом пробирались сквозь толпу... Проворно донага раздели жертвы. Руки и ноги им заломили за спину, голову откинули назад, привязывая косицу к связанным рукам и ногам так, чтобы торчала вперед грудь жертвы. Громче забормотали молитвы и заклинания ламы, поспешнее становилось жуткое пение. Вперед вышел Джа-лама, как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал на колени перед первым из связанных китайцев, взял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой все трепещущее сердце. Хлынувшей кровью хайлар-монголы написали на полотнище "формулы заклинаний", которые гарантировали бы монголам помощь докшитов, оценивших их победу. Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу - чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа. И снова крик новой жертвы, пока, наконец, все пять знамен не были расписаны кровью сердец. Коротким ударом ножа в череп вскрывали его ламы, опуская тут же теплые мозги в габалу к мертвым сердцам... В ужасе отшатываясь в начале, зрители вскрикивали что-то в знак одобрения, словно зажигая в душе свой маленький огонь... Настал черед следующих пяти жертв, в том числе пленного сарта. К нему первому подошел Джа-лама. Пронзительное "аллах-иль-аллах" разнеслось по долине, когда он шилообразной человеческой костью вскрыл сарту артерии и стал выпускать хлынувшую кровь в габалу. Сарт умирал, как истинный мусульманин: он бормотал предсмертную молитву, обратив взор в сторону родных мест, пока не упал на траву. Его четверым товарищам было не лучше: медленно истекали они кровью. Джа-лама обрызгал ею, кровью умиравших врагов, стоявших поблизости и дрожавших от страха цириков (солдат). Бездыханных жертв бросали в костер" .

Джа-лама – не сумасшедший  извращенец. Ю. Н. Рерих пишет, что Джа-лама – «знаток тайн своей религии», который «изучал трудные для понимания трактаты по буддийской метафизике... обладал глубокими познаниями в области буддийской метафизики и тайн тантрических учений и пользовался большим авторитетом среди высших монгольских лам» .

нынешний лауреат Нобелевской премии мира тоже не прочь поработать с демонами и “божественными палачами”

То, что Джа-лама делал редко, вполне постоянно "прообразовывалось" обычными ламаистскими обрядами. Например, в юрте у Джа-ламы висел "тулум" - кожа, содранная в 1913 году с пленного киргиза без разрезов, мешком, искусно просоленная и просушенная. Это не боевой трофей, но необходимая молитвенная принадлежность. "Есть такие моления лам, когда требуется расстелить на полу перед собой кожу Мангуса, воплощения зла; другое дело, что за неимением ее расстилают кусок белой ткани, символизирующей тулум Мангуса.

Кого же ламаисты считают покровителем своей священной столицы - Лхассы? - Богиню Лхамо. Она изображается всегда скачущей по морю крови на муле, покрытом страшной попоной - тулумом, сделанным из кожи ее сына, которого она сама убила за измену "желтой вере"
Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. "При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел.

Комм:
Я слышал буквально мечты о «прекрасном язычестве» - или буддизме – от самых лучших («из мирских») людей. Язычество – это всего лишь господство звериных инстинктов (правда, со всем их естеством и здоровьем), а любые религии – это благообразное покрывало на них же, фарисейство, с одной стороны и благие намерения, с другой… При язычестве лань будет прекрасна и безобидна, но вот лев будет прекрасен и очень опасен – причем, в зверином мире некому ценить красоту!

Инет, Розанов:
Иду дальше, дальше, много прошел: птичка все перед нами шагах в двадцати.
«Она гуляет с нами».
Мне было хорошо. «Еще лучше, чем прежде».
Неожиданно без дум, без соображения, без воображения, а каким-то теплом в груди я почувствовал, что это – душа матери. Не оспариваю, что тут была «ассоциация»: мать была тоже худенькая и небольшого роста. Вся жизнь ее, и особенно ближе к смерти, была глубоко страдальческая, как я никогда не испытывал, – а умирала она в полной безнадежности о судьбе всех детей. Все разваливалось в какой-то не только физический, но и моральный хаос, которому она, уже больная два года, бессильна была помочь. Лежала и видела, как все рушится: и среди этого разрушения «чего-то былого» – не то чтобы благоустроенного, но «все-таки» – запутались мы двое, я с братом, – и она до очевидности видела, что мы погибнем, как гибнет все «уличное» и «бездомное».
 
Птичка бежала. Повертывая головку чуть-чуть, она видела нас.
«Вот как все устроилось: а мы-то тогда думали, что все погибнет. Я отпросилась оттуда и прилетела сюда, взглянуть и побыть с тобой. Вот и дети у тебя, хорошие такие… Ничего худого… Ничего худого не случилось: а мы-то думали и трепетали! Ну, были горести, у кого их нет. Но все закругляется. – Я сейчас улечу… Но пока побегу еще вперед и посмотрю на тебя и внучку».
 
Может быть, это были мои мысли? Но, может быть, это – птичка внушила? Так и не так: с необыкновенною ясностью я пережил полную уверенность, что это душа матери – такая страдальческая – переселилась теперь в легкую птичку, в «легкую» по контрасту с ее страданиями и в вознаграждение за него, и вот в ее виде она слетела ко мне в такую особенную минуту жизненного перелома. Сейчас же я вспомнил, конечно, что так верят в Индии, в «перевоплощение души»: «Как странно, что я в Аренсбурге, и питомец Московского университета, а верю, и знаю, и чувствую как там, в Индии»

Комм:
 Наверное, он к позитивизму тянулся, именно отталкиваясь от ужасной жизни матери  – но ведь не было в нем ничего позитивного! Человечишка он был порченый и проклятый, «достоевский», но не с серьезными лекарствами, а с какими-то смешными припарками… Впрочем, сильно написано (ему, наверное, надо было книжки не о «понимании» писать, а вот в таком, более жизненном жанре)

И все-таки жизнь ужасной быть не может – только смерть. Но она может быть омраченной - и в этом омрачении не может не быть нашей собственной вины… (хотя его мать, наверное, муженек доводил?)

3 книга:
«Картины мои хвалят, но не покупают. Уходят подумать, и, видимо, умирают от сомнений…
 
Так и девушки: рвутся попробовать меня, почти что кусаются, но потом бегут назад к подругам своим и кричат, что не стоит за мной в очереди стоять, потому что  у меня денег-то нет, но те пока что не верят…

Комм:
Да, деньги только потому главное в жизни, что на них завязаны обычные несмелые девушки… (чтобы девушки осмелели, их надо чем-то вдохновить…)

2 книга:
("Я хочу с Тобою быть")
"Я хочу с тобою быть, мой любимый, дорогой. Я хочу в тебе пребыть каждый день и час земной. Без тебя мне мира нет, без тебя мне счастья нет. Лишь в тебе сияет мне жизни вечный свет.
Бродила я в плену греха - ты освободил. Была мертва, но ты меня к жизни воскресил. В ком найду я свой покой, где склонюсь больной душой? - на твоей, любимый, груди мой святой покой.
С другою ты страдал, кровь свою пролил. В тяжких муках умирал, жизни не щадил. Я хочу страдать с тобой, мой любимый, спаситель мой.  Только знаю, верю я: жизнь в тебе моя.

Комм:
Остроумие бодрит, почти воскрешает (жизнь от остроумия к остроумию как прыжки с острова на остров)

ЦИТАТЫ:
Придя во второй половине VIII в. к власти в Тибете, буддисты оттесняют от престола своих религиозных и политических оппонентов, которые «были, по одним данным, убиты, по другим, заживо замурованы в гробницу, по третьим, объясняющим наличие двух первых версий, переведены в разряд «живых мертвых»… На смену человеческим жертвоприношениям пришел институт «живых мертвых», людей, отказавшихся от жизни в обществе и обязанных доживать свои дни у могилы. «Живым мертвым», поселенным возле погребального комплекса, запрещалось видеть живых людей и разговаривать с ними. «Живые мертвые» принимали жертвы, приносимые покойному, а сами ели ту пищу и носили те одежды, которые периодически приносили им живые родственники. Приближаясь к могиле, родственники «живых мертвых» трубили в рог, и по их сигналу «живые мертвые должны были немедленно скрыться. Оставив в условленном месте запас пищи и одежды, родственники удалялись, извещая «живых мертвых» о своем уходе новыми сигналами рога» .
Впрочем, и спустя сто лет положение буддизма не было прочным: буддистских монахов осмеивали и преследовали. Ралпачан вынужден был издать указ, гласящий: «Тот, кто будет с ненавистью указывать пальцем на моих монахов и будет злобно смотреть на них, тому выколют глаз, отрубят палец» .
Аналогичный закон был издан и в XVI веке: «Любой, кто оскорбит монаха или ламу, будет сурово наказан. Если мы узнаем, что кто-то тайно хранит статуэтки с изображениями умерших, мы разрушим дом того, кто скрывал их. Вместо них люди могут держать в своих домах изображения Ешей Гонпо» . И вообще во всю историю Тибета «наказания за преступления против религии были жестоки: содержание в темнице и битье плетьми, отсечение рук, ног, смертная казнь…» .

Комм:
У сильных людей сильные наказания, у слабых – слабые… (Надеюсь, что эти живые мертвые все же втихомолку жили – и с кем-то из живых общались… Ведь если бы все «оппоненты» были на том свете, то кто бы посмеивался… Это у них работа была такая?!)

Инет, Розанов:
Вот арктический полюс. Пелена снега. И ничего нет. Такова смерть.

Комм:
 У смерти множество лиц (это может быть просто острый угол красивой тумбочки в комнате)

3 книга:
У них любовь уже начинается с конца, с «тыры-пыры» и потому, закончив, они почти всё время умирают со скуки, дожидаясь, пока пиписька самца наберется сил для новых «тыры-пыры» и самка частенько ртом высасывает капельку  блевотины… Такие перспективы мне не светят и потому, когда она мне намекнула, что надо попросить лишь и не быть стеснительным, я ответствовал, что скучаю, если общаюсь с вашим полом, не влюбившись…

Комм:
Вывод: бабы не только живительны, но и смертоносны – причем, в любом состоянии…

4 книга:
Русских воодушевляют  гигантские проекты, типа БАМа или олимпиад. Поворот северных рек им обязательно надо делать, пусть в Средней Азии возникнет новый Китай… Немцев воодушевляет прогресс - обложены  техникой и геометрией, умирают от них и поневоле становятся экологами (неужели тоже не к жизни, а к чистенькой смерти?) А вот азиатов воодушевляет множество, они породят пять океанов товаров…
В открытом мире надо найти свою нишу, это в закрытом можно было тужиться делать все – да и то только в период изобилия ресурсов…

Комм:
Я умираю от всех этих воодушевлений! (Пора не только немцам, но и нам с азиатами становиться лютыми экологами! Одни немцы ничего, кроме чистенькой смерти не породят – тут нужны и гигантские  проекты, и великое множество участников…)

ЦИТАТЫ, Кураев:
сказали ему: “Если ты не отречешься от Христа, мы бросим тебя  в пропасть”. Страх охватил его, но он положился на Христа. Когда индусы поняли, что он не отречется, они толкнули его в бездну. Это было чудо - он не разбился насмерть. Что было потом, он рассказывал мне сам: “Когда я смог поднять голову, то увидел себя в крови и совершенно без сил. Я подумал: Вот, я один и нет никого, кто мог бы помочь мне. И вдруг слышу голос: Нет, ты не один. Я оглянулся, вижу подходит человек, помогает мне придвинуться к скале и опереться на нее. Я попросил пить. Незнакомец  пошел к ручью и принес мне два раза воды в пригоршне. На третий раз, когда я пил из его рук, я заметил, что руки его пробиты. Тут я понял, что это Христос. Через час я уже мог встать и пойти в  ту же деревню, чтобы свидетельствовать о том, что сделал со мною Бог”.

Комм:
Верить таким сказкам невозможно, что-то было не так. С другой стороны, человек мог находиться в отчаянной ситуации – и стал привирать, выдавать себя за великого пророка всемогущего Бога, чтобы из нее выбраться или даже победить… Есть же совершенно отчаянные люди – они попадают в отчаянные ситуации и пускаются во все тяжкие… (и вполне возможно, что таких людей и убить непросто! – как тех же пьяных, например…)

Инет, Флоровский:
В христианском опыте впервые смерть открывается во всей глубине своего трагизма, как жуткая метафизическая катастрофа, как таинственная неудача человеческой судьбы…

Комм:
 Да, на неудачи мы все просто обречены (хоть одна-то точно будет! – но скорее всего им не будет числа…) Я, кстати, уверен, что в древнем языческом мире слов было на порядок меньше, чем у нас – наверное, существовали только те слова, что связаны с материальными объектами и прочей объективностью. Слово «боль», наверное, было, а вот слово «страдание» - нет. И слово «неудача» тоже могло отсутствовать… Сама длина их фраз была на порядок короче… (Но с другой стороны, не избыток ли слов у нас в наше время?! Не был ли оптимальным тот мир, когда явился Христос? Лишние слова похожи на сырость – огонь духа в такой атмосфере не горит, а чадит…)

3 книга:
Мальчик на перекладине ворот для врага готовит петлю виселицы и бедняжке там холодно и зябко, а профиль его на фоне сиреневого неба нежен почти бесконечно… (П.С.: НТВ начало работу свою?!)

Комм:
На улицах в любом возрасте свою нежность быстро теряешь – но в домах в любом возрасте она восстановиться может?! Или просто я ее так никогда и не терял, несмотря на временные трудности и холодрыги… Хотя чувствовал, кстати, иногда, что начинается не жизнь, а какая-то наждачная бумага…

4 книга:
Пенопласт: пользуешься его белым телом – живешь, дышишь его черным дымом – умираешь…

Комм:
Удивительно, но все палки имеют два примерно равноценных конца – смерть ни за что, ни в одной точке  не хочет уступать жизни… Хотя я так и не понимаю, почему у нас хотя бы процентов на 80 не перешли на пенопластовые дома… Видимо, настолько привязаны к идее многоэтажного Муравейника и настолько завязаны на подражание западным образцам… (и настолько заморожены!)

ЦИТАТЫ, Кураев:
Через грех в мир вошла смерть. Можно сказать, что в мире взорвался Чернобыль.

Комм:
Через грех в мир вошла смерть или через смерть вошел в мир грех?! Это как курица  и яйцо – их нельзя представить по отдельности…  Эта земля изначально черная – и все ее были в той черноте не могли не испачкаться… (Без чернобылей мир бы сейчас был еще более безмозглым – но даже и их еще мало, судя по всему…)

Инет, Флоровский:
Что же значит для человека умирать?. Умирает тело, именно тело и смертно, – говорим о «бессмертии души». Прекращается в смерти эта внешняя, видимая и земная, телесная жизнь. Но по некоему вещему инстинкту уверенно говорим всегда, что умирает человек… Смерть разбивает человеческое существование, хотя личность человека неразложима и душа его «бессмертна»… Вопрос о смерти есть вопрос о человеческом теле, – о телесности человека… И вот, христианство учит не только об этом загробном бессмертии души, но именно о воскресении тела. В христианском благовестии о телесности человека открывается, что это есть изначальный и вечный образ человеческого бытия, – а вовсе не какой-то случайный и придаточный элемент или приращение в человеческом составе… И это было очень трудной новизной в христианском учении. Не только «слово Крестное», не меньше и «слово Воскресное» бывало для эллинов безумием и соблазном. Ибо эллинский мир телом всегда, скорее, гнушался1. И проповедь воскресения могла только смущать и пугать античного человека. Он грезил и мечтал скорее о конечном и полном развоплощении. Мировоззрение среднего «эллина» времен первохристианских слагалось под преобладающим влиянием платонических и орфических представлений, и было почти общепринятым и самоочевидным суждение о теле как о «темнице», в которой пленен и заточен павший дух, – орфическое «;;;; – ;;;;». Не пророчит ли христианство, напротив, что этот плен будет вечным, нерасторжимым… Ожидание телесного воскресения больше подобало бы земляным червям, издевался над христианами известный Цельс2, – издевался от лица именно среднего человека и во имя здравого смысла.

Комм:
 Лично я ничего не знаю о том, в каком теле и с насколько умной головой мы окажемся на том свете. И в  материальное воскресение тел и голов совершенно не верю… Они вовсе того и не стоят… Но голова, если честно для меня важнее! – хотя ничего принципиального и личного я тут не вижу, так что согласен  на любые замены! Лишь бы душа моя оставалась… Видимо, будут какие-то духовные тела (или все-таки головы?!) Может быть, на том свете мы будем видеть духовные вещи с такой же ясностью, с какой на этом видим вещи физические… (Собственно, и на этом свете некоторые обладают удивительными способностями в этом плане – какая-то девчонка в 7 лет знает 5 языков, другой пацан обгоняет в счете калькулятор и прочее…)

3 книга:
Да, я застрял, устал – так что же? – глупо умирать из-за неумности своей…

Комм:
Очень уж умных смертей не бывает (может, еще будут когда-то?!) Сейчас, кстати, я лучше понимаю, почему тогда меня Бог проучил, почему провел через новое десятилетие глупости – без неудач я слишком быстро становлюсь хамоватым; при том, что  настоящей закалки так бы и не было; и настоящего контакта с реальностью – иллюзии тогда кружили меня… Боюсь, и сейчас я еще подвластен и иллюзиям и страхам и каким-то соблазнам… - окончательно   горбатого только  могила исправит!  (Любая каторга, если не ломает, то делает крепче – что, правда, значимо для нашей нынешней жизни, если только она когда-то кончается…)

4 книга:
Собака Тишка умирает, собака Альба цветет, играет… - но не с кем ей играть, впустую хвостом виляет, вечно ей "погоди" говорю… Как жутко собака Тишка умирает… И собака Альба когда-нибудь умрет. А сначала мы будем ухаживать за ней – допустим, тоже парализованной… Может, у меня четыре лишних компьютера и одна лишняя собака?...

Комм:
Собака Тишка умерла, собака Альба убежала и ее украли – свобода! (правда, есть две кошки, но они ж не лают…)  Собака Тишка, кстати, первой умерла – до этого у нас в Отарах все в безмятежной вечности  жили-поживали…

ЦИТАТЫ, Кураев:
Внешне в Чернобыле все спокойно. Но человек, пьющий тамошнее молоко - пьет смерть. Он дышит лесным воздухом - он вдыхает смерть. Он собирает грибы - он собирает смерть...

Комм:
Внешне в цивилизации все спокойно… (Чтобы скрыть все беспокойства, всегда существовали стены – а теперь еще и целый виртуальный мир за ними же… - так что, и в комнатах может показаться, что все спокойно! Наша болезненность и смертоносность загоняется вглубь…)

Инет, Флоровский:
Соблазн развоплощения отведен и отвергнут с полной решительностью уже у ап. Павла. «Ибо… не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор. V. 4)… «Здесь он наносит смертельный удар тем, которые унижают телесное естество и порицают нашу плоть», – объясняет Златоуст. «Смысл его слов следующий. Не плоть, как бы так говорит он, хотим сложить с себя, но тление; не тело, но смерть. Иное тело и иное смерть; иное тело и иное тление. Ни тело не тление, ни тление не тело. Правда, тело тленно, – но не есть тление. Тело смертно, – но не есть смерть. И тело было делом Божиим, а тление и смерть введены грехом. Итак, я хочу, говорит, снять с себя чуждое, не свое. И чуждое – не тело, но тление… Грядущая жизнь уничтожает и истребляет не тело, но приставшее к нему тление и смерть»

Комм:
 «Если зерно, павши в землю не умрет, то останется одно» - и этим зерном является в том числе и наше тело… Мы должны быть достаточно решительны и смелы, чтобы достойно умереть… На вечную жизнь могло бы быть рассчитано только тело без жопы и прочего! Вообще, каким-то особенно прекрасным могут считать человеческое тело только неволосатые нарциссы!  (оно же  при жизни зарастает травой!) Нам вечно суют под нос тела юных  голых баб - но обязательно холеных и  обработанных в фотошопе, ведь иначе и у них легко заметить массу недостатков… Вообще, голый человек обычно вызывает чувство легкого отвращения, раздражения и смеха – которое приходится подавлять… И голая баба вызывает только похоть – и то, если  ей удастся пробиться через отвращение… Хотя с другой стороны, в какой-то первооснове и человеческое тело и все в природе очень красиво… - но значит ли это, например, что воскреснет каждый нежный листочек с деревьев?!... Безгрешный человек жил бы настолько правильно, так бы питался, жил бы на таком свежем воздухе, что никогда бы не умер телесно?! (В общем,  это все вопросы отвлеченные, очень далекие от нынешнего времени и места…)

3 книга:
«Наша цивилизация родом из Антики» - и всё, по-моему, уже тайна всякая снята; нет ничего таинственного и святого в цивилизациях и уже известно, что они умирают. Уже невозможно говорить про любовь  тому, кто знает через какую еблю происходит зачатие…

Комм:
Нет, тайн все равно очень много… Только недавно поразился книжке Брайсона: люди начинали с самого начала, с НУЛЯ, с собирательства, не знали как землю копать, что сажать… Может быть, первый построенный дом неизбежно ведет к первому построенному городу, а первый построенный город – это уже цивилизация, не может быть вне цивилизации ни городов, ни даже домов? Поэтому и цивилизации воскресают (пусть и не за три дня, а за тысячу лет…) Или же дело не в доме, а в поклонении бабе? В ориентации на всяческую гладкость и плавность – на «красоту»… Впрочем, баба как улитка – ее невозможно представить без теремка в качестве раковины… Среди домов, когда природа отодвинута, баба не может не побеждать? Она только природе проигрывает… (Сказал «А» - скажешь и «Б»)

4 книга:
Лешка, видимо, будет эгоистом и пофигистом – ну что же, я уже сейчас начинаю платить ему тем же!
Их квартира – странная загадка: все живут и ничего, один я из этой бетонной коробки, наглухо запаянной пластмассовыми окнами, как пуля вылетаю. Просто умираю, не до игр с Лешкой. Проветривания и увлажнения помогают всего процентов на тридцать. Придется форточку вообще не закрывать… А их ждет такое же высокое давление, как у  родителей. Если только они не пластмассовые сами…

Комм:
Подтверждаю и сейчас: такие бетонные коробки - сущие душегубки; на самом деле, эта их (наша) квартира – один из главных кошмаров в моей жизни… Хочется видеть родных, но я слишком рискую здоровьем… И, кроме Вовки, остальные его там тоже теряют – просто юны и обладают хорошим запасом… (У Вовки носорожья шкура, специфический, непробиваемый организм – такой же был и у папаши… Хотя в старости и ему придется несладко…)

ЦИТАТЫ, Ахмадулина:
Средь живых-прав навеки, кто волен,
средь умерших - бессмертен, кто прав.

Комм:
Воля бессмертна, жизнь права и так далее (но уже болезнь ставит под сомнение нашу правоту и волю…)

Инет, Розанов:
Смерть — конец. Параллельные линии сошлись. Ну, уткнулись друг в друга, и ничего дальше. Ни «самых законов геометрии».

Да, «смерть» одолевает даже математику. «Дважды два — ноль».

(смотря на небо в саду).

Мне 56 лет: и помноженные на ежегодный труд — дают ноль.

Нет, больше: помноженные на любовь, на надежду — дают ноль.

Кому этот «ноль» нужен? Неужели Богу? Но тогда кому же? Зачем?

Или неужели сказать, что смерть сильнее самого Бога. Но ведь тогда не выйдет ли: она сама — Бог? на Божьем месте?

Ужасные вопросы.

Комм:
 Все, кто верит в цивилизацию, не могут верить в Бога? Нет, верить все-таки могут, а вот знать Его  - нет… Цивилизация дуракоустойчива – это способ обеспечить и дураков с бабами (чтобы они не проснулись)… Смерть спрятана – и люди не становятся мудрыми и знающими даже в старости. Меланхолично умножают свою жизнь на ноль… (по-моему, и ужасаться они не в состоянии)

Может, труд отдельно и любовь отдельно действительно дают ноль, но труд с любовью – это уже явно что-то… (причем, я все-таки сомневаюсь, что возможны отдельно труд и отдельно любовь – это надо умудриться, чтобы стать таким роботом или же поэтом…)

3 книга:
Ради них не стоит жить, но ради них не стоит и умирать – пока займусь другим и, скорее всего, буду жить, а не умирать, всё больше жить, хотя - вопросительным знаком свешиваясь вниз, чтобы посмотреть на них, отсутствующим Богу, людям и себе не перестану задавать недоуменные вопросы…

Комм:
Я живу в танке только потому,  что вокруг почти что Марс. Проектирую и выращиваю такие снаряды – похожие на кокосовые орехи?! – которые смогут тут приняться, прорасти… (Т.е. рядом множество параллельных вселенных – и в некоторых почти что джунгли – правда,  и много-много диких обезьян – и только в той вселенной, где обитает моя духовная родня, ситуация настолько плоха… - при том, что я уверен, что именно за ней будущее, именно ее надо густо населить…)

4 книга:
Я ухожу, мой милый, умираю, меня в огне ты больше не ищи, словами другую крепко обними…

Комм:
Из чужой поэзии делаю свою? Нет, все это остается в рамках эксперимента над чужой поэзией – только ехидное выражение «словами другую крепко обними», кроме меня, вряд ли кто-то здесь мог употребить. Да и поиски в огне доступны далеко не каждому…

В огне мы умираем? Или в тумане пропадаем? Или окончательно заблуждаемся в лесу - где уже стемнело, ночь… (Или спускаюсь в подземелье? – свет сверху кончился, но ты еще идешь, конечно…)

ЦИТАТЫ, Бонавентура (Гофман):
Какие бы глазки не строила нам личина, она никогда не обходится без мертвой головы, и жизнь – лишь наряд с бубенчиками, облекающий Ничто, и бубенчики звенят, пока их не сорвут и не отбросят в гневе. Всё лишь Ничто, и оно удушает само себя, жадно само себя оплетает, и это самооплетание есть лукавая видимость, как будто существует Нечто, однако если бы удушение замедлилось, отчетливо проявилось бы Ничто, перед которым нельзя не ужаснуться; глупцы усматривают в таком замедлении вечность, однако это и есть доподлинное Ничто, абсолютная смерть, и, напротив, жизнь заключается лишь в непрерывном умирании.

Комм:
Чтобы понять этот сильный текст, надо везде добавить слово «цивилизация»: личина цивилизации, ее жизнь, ее Нечто и Ничто, ее самооплетание и непрерывное умирание (ну и бубенчики, конечно! Бубенчик мертв, но звенит как дюжина живых! – все это очень характерно…) …И те же экологи лишь пытаются замедлить умирание, а не перейти к настоящей жизни…

Инет, Розанов:
Смерть «бабушки» (Ал. Адр. Рудневой) изменила ли что-нибудь в моих соотношениях? Нет. Было жалко. Было больно. Было грустно за нее. Но я и «со мною» — ничего не переменилось. Тут, пожалуй, еще больше грусти: как смело «со мною» не перемениться, когда умерла она? Значит, она мне не нужна? Ужасное подозрение.
Итак, мы с мамой умрем и дети, погоревав, останутся жить. В мире ничего не переменится: ужасная перемена настанет только для нас.

Комм:
 Насколько действительно нам хоть кто-то нужен сам по себе, безотносительно приносимой пользы или привычки? Даже самые близкие родные нужны нам все же далеко не абсолютно. Если бы смерть была безболезненной и приятной, мы бы вряд ли  ужасались ей (может быть, даже завидовали?! И обязательно устраивали бы торжественный ритуал проводов, какой-нибудь хоровод с пением…)



3 книга:
Всё так ужасно, что  даже не представляю, как себя буду чувствовать, когда рядом со мной начнут умирать не приборы, а люди, хотя они и наебщики...

Комм:
Сколько прочности у меня еще оставалось в запасе в те ужасные времена? Явно был смертным тогда, сбитым летчиком, пробитым кораблем… (Кстати, очень вовремя  компьютер помог – и Вовка, как приложение к оному… Компьютер – с инетом – для меня был как вовремя брошенный спасательный круг… Хотя  в то время там только помойка была, наследие 90-ых…)

4 книга:
Мать уверена, что прожила жизнь «под сенью Бога», а сама полна скупости, жестоковыйности, гордости, нечестности, самодурства... Причем, ей действительно случалось обращать к Богу умирающих, проявлять смелость с гэбистами или говорить речи в собраниях(с речами ветхозаветного толка  у нее вообще полный порядок - даже в троллейбусах). Поучительный пример незаметного проникновения чего угодно в окна человека, пока он охраняет двери…

Комм:
Но намного ли лучше и я? И ведь ее достоинств я не проявлял ни разу… Ветхозаветные во все века  неизменно догматичны? - подозреваю,  есть догмы и у меня! Примерно как у либералов… Может быть, догматизм вообще умирает последним! – как то свойственно самым твердым предметам… Рабы характера?  - А я?! (к старости, правда, моя гневливость резко пошла вниз, но, наверное, это всего лишь влияние возраста…)

ЦИТАТЫ, Чиладзе:
я бессмертен,
 но от бессмертия смертельно я устал.

Комм:
Я  тоже устаю писать эти свои книги! (таскать эти сети, полные улова…) Умственный, духовный труд может утомлять ничуть не меньше, чем физический… (особенно устаешь бесплодно упираться в стенку! прокручивать! брать на себя больше, чем можешь снести…)

Инет, Розанов:
Сказать, что Шперка теперь совсем нет на свете — невозможно. Там, м. б., в платоновском смысле «бессмертие души» — и ошибочно: но для моих друзей оно ни в коем случае не ошибочно.

Все бессмертно. Вечно и живо. До дырочки на сапоге, которая и не расширяется, и не «заплатывается», с тех пор как была. Это лучше «бессмертия души», которое сухо и отвлеченно.

Я хочу «на тот свет» прийти с носовым платком. Ни чуточки меньше.

Комм:
 Да, я тоже думаю, что мой отец и мой брат сейчас где-то есть (отчего и не очень терзаюсь их отсутствием). Память о них не случайно полностью сохраняет свое крепкое ядро, свой уникальный, только им свойственный вкус (хотя наверняка где-то и существуют – или существовали – или будут существовать - крайне похожие на них люди…)

Что касается носовых платков или дырочек – мне ближе листочки и зверюшки! – то все же память обо всем этом на порядок более смертна…; и нас их вечность не касается… (Этот Розанов непомерно мелкий, жадный и упорный)

3 книга:
У нее крыша поехала, потому что от чтения текстов моих мозги закипели и пар ударил под крышу. Если б была крепка она, получился бы суп из мозгов, но и так я её  вполне понимаю. Стараясь не закипеть и держа крышу руками, я все же трачусь и её понимаю, но роняю огромный талмуд «Книги мертвых», что был у меня под рукой, после чего, наверное, не от любви умираю с резью в желудке от супа и крышей в кармане, что тоже напрочь ветром снесло, когда в противоположном полушарии у меня внутри закипело, а она, чтобы понравиться, выдала мне смеха копейку, распустив уже волосы вместо мозгов, на которые я, выходит, напрасно затратился…

Комм:
Вот она, польза от смерти  - пишутся гениальные тексты… Любой, умиравший от баб, если все же разберется в проблеме, будет до конца жизни уже гением по части смеха над ними… (Правда, если все-таки женится – то, в основном, про себя или в отсутствие женушки!…)

4 книга:
Негритянский парнишка-студент мерзнет вместе со всеми в автобусе… - какой «расизм» может быть в нашей замороженной стране, здесь вообще ничего нет по полгода, ни искусства, ни танцев, ни любови, ни моркови, и даже политиканы горлопанят, уверен, лишь для того, чтоб согреться (а кончится нефть, станем умирать и ломиться в чужие железные двери…)

Комм:
Так разгорлопанились нынче, так согрелись, что возмечтали, по-моему, будто уже тут Европа у нас (но слишком близко еще царство не только холодных, но даже и мертвых…)

ЦИТАТЫ, Даниэль Шагал:
Жизнь и смерть - всего лишь отвлеченные абстракции, умышленно инспирированные параболическими рефлекторами Б-га.

Комм:
По себе судит еврей… (тут каждое слово как самохарактеристика)

Инет, Айвз:
ТРОЦКИЙ: Так. Ладно. Двадцать первое августа 1940 года. День, когда я умру. Интересно. Подумать только — я пережил столько двадцать первых августа, точно человек переступающий собственную могилу…
МИССИС ТРОЦКАЯ: За тобой чудесно было быть замужем, Лев.
ТРОЦКИЙ: Спасибо, миссис Троцкая.

Комм:
 Эта мысль мне уже приходила в голову (еще не попала в книгу?!)

3 книга:
Я выполнил свой долг:  посмотрел кино, которое они снимали. А вчера  почитал книжку, которую написал один из них. Это было очень трудно, я буквально умирал и задыхался в той среде, которую они  вроде бы для своего отдыха и даже развития  разума создали. Глобализмы завалили их глыбами и, чтобы выбраться, они должны были отдать свою жизнь и превратиться в манекенов и манекенщиц. В 18-ом веке такие носили парики, но и в 20-ом кое-где все ещё писали в рифму стихи. Рифмы как парики.  Днем по образу и подобию своему творятся ими предметы, а вечером они приходят в большой предмет, состоящий из помещений, напичканных до невозможности манекенной мебелью, и  смотрят кино ни про что, потому что всё завалено глыбами…

Комм:
Прошло 20 лет и что же? – только вчера я буквально умирал, отводя на хоккей племянника. Хотелось взорвать всю эту индустрию как неслыханную обузу… (каждая секция должна сама заниматься сбором своих инсургентов! Разве сейчас мало транспортных средств и средств связи?! Только оптовый сбор малышни мог бы эту чепуху оправдать… Или же надо строить крупные малышковые комплексы, где все воспитатели и  секции  будут вместе…)

4 книга:
На самом деле жизнь моя видится сейчас как душевная боль по вечерам и ночам – пока не встану. Возгорание, гниение, воспаление на борту моей конструкции. Напрасно я в делах думал забыться и покупками украситься.   Сначала озабочивался покупкой, а потом  использованием купленного, хотя душе  не нужно было ни то, ни другое.  Считал, что человек только физически портится со временем –  душа   так же заболевает и умирает, а в построенном духе, как в ковчеге, спасается  часть…

Комм:
Да, я променял душу на дух, жену и общество на творчество. И дух творчества уврачевал мои болячки и воспаления. Душа вне теплицы обязательно болеет – а потом умирает и заменяется либо дубовым телом, либо дубовым духом… Моя душа внутри моего духа как внутри ореха… Часть души умерла, и только часть успела из теплицы перебраться в орех? Правда, он у меня большой, огромный – действительно, как настоящий ковчег… Даже слишком большой – наличной души для него теперь маловато, наверное, придется больше выращивать – например, в аквариумах и цветочных горшках…

ЦИТАТЫ, Д-р Питер С. Ракман:
Много лет назад в этой стране жил человек по имени Блек Джек Кетчел. Блек Джек Кетчел, родился в 1866 и был повешен в 1901 году. И Блек Джек Кетчел стал для меня воплощением совершенно плохого человека. У него не к чему было придраться, приятель. Его арестовали за убийство и грабеж. И до сего дня никто не знает точно, был ли он виновен в грабеже. Ох, ух, убийство. Знали, что он виновен в грабеже, но никто не мог доказать, что он действительно кого-то убил, но он убил пару человек. И он, естественно, до конца прикидывался невиновным, но он из тех, кто действительно убил бы. Но, как бы там ни было, его повесили. Этого приятеля повесили, его приготовили и спросили перед повешением: “Вам позвать священника?” Он сказал: "Нет, я не хочу никакого кристально чистого священника". Он ни о чем не хотел говорить ни с каким священником. Его спросили: “Какова ваша последняя воля перед смертью?” Он ответил: “Мое последнее желание, что бы кто-то играл на скрипке, когда меня будут вешать”. Он поднялся по лестнице, что бы быть повешенным, он взошел на вершину лестницы и спросил: “Зачем вы поставили вокруг ограждение?” Ему ответили: “Чтобы не было зрителей”. Он сказал: “Уберите его! Пусть видят, как вешают парня, который ни разу в жизни не убил человека”. Он взошел и затем сказал: “О’кей, ребята, давай полный ход! Я буду в аду, прежде чем вы позавтракаете. Давай полный ход, ребята, я буду в аду, прежде чем...” АП, они выбили подставку и неправильно рассчитали разновес и это оторвало голову от туловища. Какой несчастный человек. Вы говорите о качествах, там есть один “Давай полный ход!” Ход был полный, дружище! Тело свалилось, разновес был неправильный, полный ход! Голова, висящая вверху, и тело шлепнулось на... Это плохой человек, плохой парень, приятель. Умерший плохой смертью. 

Комм:
Империи создают только жесткие страны… Древняя Греция не могла создать империю, потому что была слишком мягкой – а гораздо более жесткие горцы-македонцы смогли… Хотя ведь там творил воинственный Гомер? Видимо, самые древние греки еще были достаточно жесткими… Все империи и все благополучные народы (хотя есть ли таковые вне империй?) размякают со временем…

Если на этом свете тебя наказывают несправедливо, то на том должна быть компенсация?! (Похоже, схватили какого-то пьянчужку из народа, может быть, даже бродягу – у которого, конечно, полно грехов, но вовсе не тех, в каких его обвиняют… Вечная басня про стрелочника…)
 
Инет, Чистяков:
Он умер на Кресте как преступник. Мучительно. Туринская плащаница со страшными следами кровоподтеков, со следами от язв, по которым современные патологоанатомы в деталях восстанавливают клиническую картину последних часов жизни Иисуса, – вот действительно подлинная святыня для ХХ века. Весь ужас смерти, никем и никак не прикрытый! Посмотрев на картину Гольбейна «Мертвый Христос», герой Достоевского воскликнул, что от такой картины можно веру потерять. А что бы он сказал, если бы увидел Туринскую плащаницу, или гитлеровские концлагеря, или сталинщину, или просто морг в детской больнице в 1995 году?

Комм:
 От многих художничков можно веру потерять – такой мертвечиной веет (да что там – я от обоев могу веру потерять!)

Думаю, Достоевский и в свои времена видел вполне достаточно всяческой боли и смерти (тем более, что на каторге был!)

А «плащаницу» надо, разумеется, сжечь  в рамках борьбы с суевериями…

Дураков и слабаков в морги водить? – боюсь, прибавится маньяков и  психованных… Вообще, искусственная воспитательность дает эффект только в виде того же флюса, с которым сравнивают всех специалистов… (Несколько специалистов – каждый из которых урод, имеет флюс специализации (видимо, вместо горба мудрости!) – образуют идеальное целое, ибо закрывают собой все 360 градусов человеческого кругозора и деятельности?!... Коллективизм столь актуален и ценен только потому, что каждый из нас – несовершенный урод и стремится дополнить себя тем, чего ему так не хватает, общаясь с другими?!)

 3 книга:
Есть программа обязательная, есть и программа произвольная. Как в фигурном катании – я теперь хочу не воли, а полного набора программ. Обучение компьютеру, языкам и прочие дела – это обязательная программа и она нужна. А без произвольной  будешь роботом. Сметь столь же важно как уметь. Сколько воли, столько человека, но все умения у человека от обязательной программы, а вся свобода – от меня. Я ничему был не в силах научиться, если в обязательной программе как на свободе не чувствовал себя. Замучивался к минуте третьей и дальше занимался мертвый, забыв, что даже улицу освещает наивное солнце. Очень наивное, его, как хочешь, рисуй, и всё выйдет удачно. Понятно, что желание умирать исчезает. Солнцепоклонники не самоубийцы, себя не убивают делами. С помощью языков и компьютера хочу сказать это всем иностранцам, засранцам, издателям, читателям, близким, знакомым, а также себе. Да, себя убеждать на трех языках будет клево. Трехголовым только б не стать. И сделать дела…

Комм:
Вообще, с годами солнце все меньше внимания мне уделяет (или я солнцу?!) Типа, мудрость есть, чего же боле… А мудрость и порыв – две вещи несовместны? (С порывами однако слишком трудно было б умирать…)

4 книга:
«Мам, ты, когда будешь умирать, все свои сбережения с собой, пожалуйста, возьми – чтобы нам, глядя на них, обесценившихся, не плакать горючими слезами»

Комм:
Кажется, она их потихоньку любимому сыночку раздает… (Копить, по крайней мере, слишком уж явно не стоит – все есть, никуда не ходит… Порывы жмотиться из-за каждой копейки, правда, возникают по-прежнему, но, видимо, быстро вспоминает, какие прячутся суммы…)

ЦИТАТЫ, Диникин Диа:
Тогда мне было шесть, я был мудр и уверен в своем бессмертии. Становясь взрослее, люди заметно глупеют, ограничивая себя по половому, социальному, профессиональному и прочим третичным признакам. Потом, легко предсказуемые и уже высчитанные, они тупо исчезают.

Комм:
Судя по всему, у этого Диа общая судьба… Констатация фактов – это одно, а способность с ними бороться – совсем другое… (Хотя я мог бы дать таким констататорам шанс!)

Инет, Чистяков:
За последний день я навестил трех больных: Клару (Марию), Андрюшу и Валентину. Все трое погибают – тяжело и мучительно. Клара уже почти бабушка, крестилась недавно, но можно подумать, что всю жизнь прожила в Церкви – так светла, мудра и прозрачна. Андрюше – 25 лет, а сыну его всего лишь год. За него молятся десятки, даже, наверное, сотни людей, достают лекарства, возят на машине в больницу и домой, собирают деньги на лечение – а метастазы повсюду. И этот день не какой-то особенный, так каждый день.

Прошло полдня. Умерла Клара. Умерла Валентина. В Чечне погибло шесть российских солдат – а сколько чеченцев, не сообщают… Умерла Катя (из отделения онкологии) – девочка с огромными голубыми глазами. Об этом мне сказали прямо во время службы.

Легко верить в Бога, когда идешь летом через поле. Сияет солнце, и цветы благоухают, и воздух дрожит, напоенный их ароматом. «И в небесах я вижу Бога» – как у Лермонтова. А тут? Бог? Где он? Если Он благ, всеведущ и всемогущ, то почему молчит? Если же Он так наказывает их за их грехи или за грехи их пап и мам, как считают многие, то Он уж никак не «долготерпелив и многомилостив», тогда Он безжалостен.

Бог попускает зло для нашей же пользы либо когда учит нас, либо когда хочет, чтобы с нами не случилось чего-либо еще худшего – так учили еще со времен средневековья и Византии богословы прошлого, и мы так утверждаем следом за ними. Мертвые дети – школа Бога? Или попущение меньшего зла, чтобы избежать большего?

Если Бог все это устроил хотя бы для нашего вразумления, то это не Бог, это злой демон, зачем ему поклоняться, его надо просто изгнать из жизни. Если Богу, для того чтобы мы образумились, надо было умертвить Антошу, Сашу, Женю, Алешу, Катю и т. д., я не хочу верить в такого Бога. Напоминаю, что слово «верить» не значит «признавать, что Он есть», «верить» – это «доверять, вверяться, вверять или отдавать себя». Тогда выходит, что были правы те, кто в 30-е годы разрушал храмы и жег на кострах иконы, те, кто храмы превращал в дворцы культуры. Грустно. Хуже, чем грустно. Страшно.

Может быть, не думать об этом, а просто утешать? Давать тем, кому совсем плохо, этот «опиум для народа», и им все-таки хотя бы не так, но будет легче. Утешать, успокаивать, жалеть. Но опиум не лечит, а лишь на время усыпляет, снимает боль на три или четыре часа, а потом его нужно давать снова и снова. И вообще страшно говорить неправду – особенно о Боге. Не могу.

Комм:
 Кто знает, где кончается Бог и начинается дьявол? С дьяволом ведь тоже все очень неясно… И ведь явно жесток был Бог Ветхого Завета, далеко не сразу захотел Он милости, а не жертвы…. Может быть, Христос умирал не только за грехи людей, но и за грехи Бога?! – который творил их по образу и подобию Своему и воспитал такими жестокими… Это был гордый Бог, каменный, железный, поклонявшийся одной только силе, требовавший лишь подчинения… Но сотворение человека плотяным уже было отступлением… Да что там: настоящим переворотом… Просто грехи наши тяжкие даже после переворота за нами тянутся… Бог как влюбившийся в человечество рыцарь – Он был железный, но эта любовь зажгла в Его груди мягкий костер… Мы в Нем – и поэтому Бог может достигнуть совершенства только вместе с нами! Мы сами должны сделать любящим и праведным этого Бога!  (Может, дьявол – это бес, которым одержим Сам Бог?! – и мы должны изгнать его костром своего ума и доброты!) ..Итак, первая человеческая революция была при сотворении Адама – мягкое тело. Вторая революция была при явлении Христа – мягкая душа. Осталась третья революция – связанная с мягкостью и гибкостью духа… Нужно преодоление губительного господства геометрии, догматизма и механической логики… Пока людей держат хотя бы одни из трех оков, им настоящего счастья не видать – хотя в этих оковах их уже хорошо кормят и прочее…

3 книга:
Так помочь нам с компьютером – тогда как другие девять надурили, а ещё девяносто  пытались надурить – а теперь вот оказалось, что он давно уже СПИДом заболел. Все хорошие люди чуть ли не умирают, а все плохие здравствуют и преисполнены энергией, могу вам это подтвердить. Хотя, может, все же умирают и они?! И выздоравливают хорошие, родные?!

Комм:
Какой период моей жизни не возьми, и вспоминать других людей не хочется… Похоже, все хорошие вымерли еще до моего рождения (и задолго – боюсь, еще во времена Толстого с Достоевским!)  Брат Вовка мог бы быть хорошим человеком, но такой же дуболом (попросту – дурак), как и его папочка… К тому же, помешался на.. хоккее! – вы не поверите, на чем… Хотя как технарь очень даже умный… – так всегда бывает, что технари в жизни дураки… (Говорят, Бог запретил людей дураками называть – но Он же не видел технарей!)

4 книга:
Киркоров избивал поклонниц прямо на концертах и вешал их  на случайных прохожих. Умирающий от рака Майкл Дуглас тоже плюет на Генпрокуратуру. И Артемий Лебедев, полапав голых стриптизерш сразу после встречи с больными детьми, признался, что он гораздо умнее евреев. Теперь помогает одной из них, украинской феминистке, показывать  сиськи посольству, чтобы свергнуть Лукашенко за то, что тот гораздо глупее плебеев...

Комм:
Киркоров, Майкл Дуглас и Артемий Лебедев (совсем уж фуфловый, но загадочный) вешали  поклонниц, голых стриптизерш и украинских феминисток на двери посольств, прокуратур, а то и прямо на концертах… (Пока Дуглас не откинулся, Лебедев не пропал, а Киркоров за ум не взялся – благо наука пришла ему на помощь…)

ЦИТАТЫ, Гельдерлин:
И нас охватывала удивительная торжественная скорбь, когда пробивший час расставанья омрачал наш восторг, и когда, бывало, я говорил:
- Вот, Диотима, мы опять стали смертными.
А она отвечала:
- Смертными? Да ведь наша бренность только мнимость, радужные пятна, мелькающие перед глазами, если долго смотреть на солнце!

Комм:
Да нет, мы сами мнимость и радужная пятна (и Гельдерлин испытал это на собственной шкуре…)

Инет, Чистяков:
Если апостолы утверждают, что Иисус умер на Кресте за наши грехи и искупил их Своею Кровию, то мы выкуплены (см. 1 Кор. 6, 20; а также 1 Петр. 1, 18–19), значит, мы страдаем не за что-то, не за грехи – свои, родительские, чьи-то. За них уже пострадал Христос – так учат апостолы, и на этом зиждется основа всего их богословия. Тогда выходит, что неизвестно, за что страдаем мы.

Тем временем Христос, искупивший нас от клятвы законныя честною Своею Кровию, идет по земле не как победитель, а именно как побежденный. Он будет схвачен, распят и умрет мучительной смертью со словами: «Боже, Боже Мой, почему Ты Меня оставил?». Его бросят все, даже ближайшие ученики. Его свидетелей тоже будут хватать и убивать, сажать в тюрьмы и лагеря. Со времен апостолов и вплоть до Дитриха Бонхоффера, матери Марии и Максимилиана Кольбе, вплоть до тысяч мучеников советского ГУЛАГа.

Зачем все это? Не знаю. Но знаю, что Христос соединяется с нами в беде, в боли, в богооставленности – у гроба умершего ребенка я чувствую его присутствие.

Комм:
 Христос назван Спасителем, а Дух Святой только Утешителем – мне всегда казалось, что должно быть наоборот: Христос может только утешить, а спасает нас только духовная сила… Те же апостолы без силы явно шатались – и окрепли, спаслись в своей крепости только получив духовную силу, причем получили ее они явно уже после ухода Христа… Из Евангелий видно, что во времена Христа они еще были котятами, учениками, они чуяли силу Христа, но природу ее не понимали, пока она не коснулась и их… По-моему, и Сам Христос говорил, что Сам от Себя Он ничего не может творить – только с помощью действующего в Нем Бога и Духа… Христос – это путь ко спасению, а Дух – это само спасение… Христос – это путь к духу, к духовности, к настоящей силе. И кто пытается стать умный и духовным и сильным мимо Христа – а таких легионы – тот обязательно промахнется…

3 книга:
Правда, есть и такие, что хвастаться любят, мол, жизнью рискуем, и, как будто всерьез умирают, но ведь было б чему умирать в человеке, а то, очень часто случается, что атлеты веником только мусор после них подметают, чтобы было что  сбросить  на несущественный город…

Комм:
Атлеты и умники как мусор друг друга подметают – и в итоге все сметаются с этой городской доски… (Сметаясь с этой городской доски, мы желаем хотя бы умереть всерьез… Проживая на этих городских асфальтах, желаешь ли ты в земле хотя бы быть похороненным?...)

4 книга:
Антироссийский памятник лежит под корягой простуженный, злой. Омут в столице Эстонии. И ведь податься ему некуда - американский суд вдруг разрешил местному парализованному инвалиду стрелять из дробовика. Ой, перестали совсем уважать нашу нечистую силу, живым мертвецам снится типичный футбольный репортаж, в  то время как из-за перевода часов ежегодно умирает 70 тысяч россиян, а  во Вьетнаме после химической атаки до сих пор рождаются мутанты...

Комм:
Антироссийский памятник лежит под въетнамской корягой простуженный, злой -  американский суд вдруг разрешил местному (т.е. тоже въетнамскому) парализованному инвалиду стрелять из дробовика….

ЦИТАТЫ, Гельдерлин:
Афины стали прислужницей Александра, и мир, как олень, был насмерть затравлен великим охотником.

Комм:
Может быть, надо не Александром восхищаться, а тому миру ужасаться – он же развалился как гнилой пень… В политической истории те же процессы, что и во флоре и фауне…

Многие вовсе не рождаются, потому что нет вакансии, многие погибли, только родившись, потому что от избытка родившихся развелись хищники, многие рождаются, выживают, но мыкаются, потому что, опять же, нет вакансий и избыток родившихся. Многие вроде бы реализовались, но в старости стали никому не нужны, избыточны и все же попали в пасть хищников…

Инет, Чистяков:
Что мы знаем о Боге? Лишь то, что явил нам Христос (см. Ин. 1,18). А Он явил нам, кроме всего прочего, и Свою оставленность Богом и людьми – именно в этой оставленности Он более всего соединяется с нами.

Комм:
Чувствуя оставленность Богом – и желая жить -  атеисты устремляются к коллективизму - не оставленности людьми… Всеми оставлены – и всеми приняты – только боги… Любой коллектив, однако – это частность среди других коллективов и, как в любой частности, в нем любому мужику тоже можно себя неудовлетворенным почувствовать – это же только бабам достаточно даже самой малого коллектива, семьи… Ведь информационная сфера в наше время всемирна – это знание по любому будет подталкивать к созданию Одного Всемирного Коллектива… В коллективе выживают, грея друг друга телами, дыханием – но без Бога по краям будет жуткий холод – и те, кто в коллективе на краях оказался, будет в муках умирать… слоями умирать! До полного уничтожения коллектива (который ведь всю дорогу соглашается с такими «издержками», закрывает глаза на своих бедняков, инвалидов, больных, маргиналов…)

3 книга:
И телом долго никуда не выходил, и мыслью от людей далеко отъехал – и уже поминутно мерещится-кажется, что куда-то в глухомань забрался, в сибирские леса, в избушку с дровами и лежанкой, что уж забыли здесь меня. И  значения не имеет, что  сплю под флагом с подкладкой, а  демонстрирую себя как раз с одеялом, ведь  иначе мне и не спится, и из леса выбираться не хочется, и лучше на ночь прелестные книжки читать. В одной из них слышится звон нового мига, но следом зверям Зоологического сада волокут трупы расстрелянных, а гвозди и стекло продаются только в муке или хлебе. В другой хирургам можно прочесть похвалу – мол, с душой работают, перерабатывают, не мелочатся ребята. Видимо, влюблены в кровь, в спасение жизней посредством сшиваний или  разрезов, хотя это если уже и написано, но ещё не прочитано мной. Прочитано же, что можно на 40% прибавить зарплату таким молодцам, вот только в бухгалтерии надо со всем разобраться, выявляя жирок посредством опять же разрезов, сшиваний.  Попутно ещё о трудной зиме умирающего ракового больного размышляешь, а ведь раньше вместе пили коньяк – он пристрастил – и это было прекрасной приправой к знакомству. Да, как хлеб хорошая книга, с ней и без флага легко засыпаешь, чувствуешь, что, переработав, тем не менее, с пользой время на лежанке провел. Поэтому в секрете имя  автора её сохраняю, ничего полезного бесплатно не хочу говорить,  этой  зимой даже  пишется плохо, потому что урезана, расстреляна и зверюшкам подброшена моя небольшая по меркам сибирского леса зарплата…

Комм:
Некоторые зимы – и даже лето 2003-го года – и у меня были очень трудны (и уже в этой избушке, и еще в той…), но все же с зимой умирающего ракового больного им не сравниться… Т.е. буду умирать в еще большем отчаянии, если так и не проклюнется никакая надежда? Неужели после меня останется только три кирпича внешних винчестеров, странички в земном инете и облака в интернет-небесах… Ведь почти что уверен, что и после смерти моей  брат палец о палец не ударит – что особенно горько в связи с его ежедневными подвигами на базе тренировок его совершенно нехоккейных сыновей (при том, что и все настоящие хоккеисты полные дурни…)

4 книга:
Работать в конторах ночью – «материалистический космос профессий» - жить днем в раю, а спать – на том свете, да и то лишь восемь условных часов…

Если есть баба, то лучше жить ночью, работать днем… На сон никогда не хватает времени, мы целую вечность недосыпаем, поэтому и умираем…

Комм:
Сейчас старательно стал досыпать – при том, что в ночной охране работаю – остаток жизни не желаю себе сокращать… Хватает мне одной гири неисправного желудка… (Помимо гири недосыпа, еще и гири избыточной ходьбы стараюсь избегать…)

ЦИТАТЫ, Николаев:
Лишился всякой надежды на справедливое решение суда, пошла черная моча и глаза сами по себе вывалились наполовину… Это было состояние конца. Я даже вроде пытался их вставлять обратно, напрямую давил на глаза, но боли не чувствовал. Всё шло к смерти.

Комм:
На себе испытал, что беды по одной не приходят (обычно по схеме: расстройство от одних несчастий приводит к другим… Ты становишься как вскрытая консервная банка… И попытка остановиться в такой ситуации приводит лишь к протуханию…)

Инет:
Мы просто не в состоянии на вопрос «Может ли Бог все?» – ответить ни «да», ни «нет». Поэтому, кто виноват в боли, я не знаю, но знаю, кто страдает вместе с нами – Иисус.

Как же понять тогда творящееся в мире зло? Да не надо его понимать – с ним надо бороться. Побеждать зло добром, как зовет нас апостол Павел: больных лечить, нищих одевать и кормить, войну останавливать и т. д. Неустанно. А если не получается, если сил не хватает, тогда склоняться перед Твоим крестом, тогда хвататься за его подножие как за единственную надежду.

Комм:
 Понимание зла – это тоже борьба с ним, но вообще описанный подход мне по душе…  Я бы наверняка был задействован в чем-то подобном, но всю жизнь вокруг меня совсем другие люди – ни одного подвижника, «волонтера» в жизни не встретил! Максимум – хоккеисты и футболисты, православные и баптисты… Чтобы лечить, надо иметь знания и дар; одевать и кормить? – в наше время это слишком утилитарно, с одной стороны и порождает иждивенцев, с другой; а войну маленьким людям остановить невозможно…

3 книга:
Впрочем, с другой стороны, на данный момент я в такой форме, что могу даже новым Диккенсом стать. Правда, странно выглядит Диккенс в Татарии и кому потом объяснишь, что я практически не общаюсь с дегенеративным её населением, что в голове  всю жизнь были Нью-Йорк и Лондон, и Версаль, небоскребы и дворцы такие, что если загрузить ими нашу улочку – потонет, а если город загрузить – начнется третья мировая казанская война. В общем, настолько приятно себя Диккенсом представлять, понять, что ты, собственно, не путаный философ и горемычный персонаж, а замечательный писатель, что, хотя нет толку, а женщины что мимо бродят, лично мне не помогают, а мешают, все же мы ещё посмотрим и лет сорок в писаниях не будем умирать, микроскопические движения продолжим совершать, выделывая свои миниатюры словно микросхемы, хотя они и не ценятся, как минимум, на улице, в городе, в стране…

Комм:
А что, с помощью многочисленных творчеств своих  очень хорошие себе создам места и… лет 30 еще проживу как на теплой печке… (Не только все сделаю, но и как в раю еще и отдохнуть успею?! И горе не мне, а им самим, если не на моих трех «кирпичах» (внешних винчестерах) будет основана новая цивилизация! В этом случае я просто как Пилат умываю руки…

4 книга:
Только сейчас понял: комар, как моль, он легко убивается, если смочить руки!

Комм:
Наверное есть способ, когда легко и умирается…

ЦИТАТЫ, Николаев:
Дали страшно боялся физической боли и смерти. Он написал однажды, что ничто так не действует на него, как зрелище вагона третьего класса, набитого трупами рабочих, попавших в катастрофу.

Комм:
Дали страшно боялся физической боли и смерти – и только это останавливало его от убийств… - хотя бы и тех же рабочих вагонами… (хотя рабочие, пожалуй, ему накостыляют! Всем этим дутым еврейским «классикам» только интеллигентики  позволяют себя убивать в таких количествах… На остальных приходится натравливать какого-нибудь очередного пилата…)

Инет, Чистяков:
Один, причем не очень молодой, священник как-то сказал мне, что ему очень трудно судить о смерти и учить своих прихожан не бояться ее, поскольку он сам никого из людей по-настоящему близких никогда не терял. Честно. Очень честно. И очень верно. Мне всегда страшно смотреть на вчерашнего семинариста, который важно и мягко, но чуть-чуть свысока втолковывает матери, потерявшей ребенка, что на самом деле это хорошо, что Бог так благословил, и поэтому слишком уж убиваться не надо.

«Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы», – да, об этом говорит нам Христос в Своем Евангелии (Лк. 20,38). Но для того, чтобы эта весть вошла в сердце, каждому из нас необходим личный опыт бед, горя и потерь, опыт, ввергающий нас в бездну настоящего отчаяния, тоски и слез, нужны не дни или недели, а годы пронзительной боли. Эта весть входит в наше сердце – только без наркоза и только через собственные потери. Как школьный урок ее не усвоишь. Смею утверждать: тот, кто думает, что верит, не пережив этого опыта боли, ошибается. Это еще не вера, это прикосновение к вере других, кому бы нам хотелось подражать в жизни. И более: тот, кто утверждает, что верит в бессмертие и ссылается при этом на соответствующую страницу катехизиса, вообще верит не в Бога, а в идола, имя которому – его собственный эгоизм.

Комм:
 Христос есть Бог страдающих и умирающих, а Бог-Отец и Бог-Дух есть Боги очень живых (даже Бог-отец очень живых не может прикончить – например, как цветущих и здоровущих мусульман, надеюсь, даже сейчас не  прикончит их убийственная религия – и даже мертвых Бог-Дух может воскресить для супер-жизни…)

3 книга:
На бойне скот страшно пугается и его мясо становится почти что опасным для жизни, поэтому наша фирма строит бойни только для радостно умирающего скота. Для примера скажу, что там есть герани, водопады и романтическая музыка. Результат превзошел ожидания – мясо действительно стало нежным, сочным и вкусным и один из наших мясников даже изъявил желание превратиться в скота…

Комм:
Пока не поймешь скотскость своего состояния, не рванешься с достаточной силой, чтобы достигнуть божественного… (Я был и там и там, я падал и рвался – а теперь  обустраиваю завоеванную в этих перипетиях середину…)

4 книга:
С возрастом мне стало гораздо легче бороться не только с похотью, но и с телетрансляциями… Впрочем, телевизор на глазах умирает – все теперь качаю через инет, оптом, чтобы смотреть в удобное для себя время и в удобном режиме – к примеру, пунктиром… Причем, более востребовано не видео, а аудио: руки  - и глаза – обычно заняты – а вот уши свободны... Уже полгода слушаю не менее 5  часов в день разных интервью, лекций, рассказов и т.д. Признаюсь, преобладают актуальности, а не худ. литература. Политику не люблю, но слушаю и ее, ибо именно там в наше время основной нерв жизни и, соответственно, все наиболее интересные и страстные люди. Литература явно устарела, похожа на вышивки из бабушкиного сундука…
Политика для меня – это реалити вместо Дома-2, которое ушло вместе с остатками молодости… А реалити – заменители по-прежнему отсутствующей жизни… Конечно, мне скорее повезло, но я-то надеялся найти исключения среди бушующих океанов из соломы и говна… Ведь удалось же мне найти довольно интересные передачи…

Комм:
Телевизор живуч, собака, оказался. Но уже старичок, конечно и малость отодвинут… Телевизор питается вечной жизнью, но создан он для вечного сна… (если все будут только смотреть телевизор, то показывать будет нечего!) Сей парадокс приведет не к смерти, а к увяданию? Сии ящики нас уже придавили и еще придавят – и живучими ли мы, собаки, окажемся?...)

ЦИТАТЫ, Лейбград:
Бессмертная душа мерцает, как медуза.

Комм:
Похоже, имеется в виду специфическая еврейская душа… (У евреев души каких-то древних ихтиандров и всплыть они никак не могут…)

Инет, Чистяков:
Но откуда все-таки в мире зло? Почему болеют и умирают дети? Попробую высказать одну догадку. Бог вручил нам мир («Вот я дал вам» – Быт. 1, 29). Мы сами все вместе, испоганив его, виноваты если не во всех, то в очень многих бедах. Если говорить о войне, то наша вина здесь видна всегда, о болезнях – она видна не всегда, но часто (экология, отравленная среда и т. п.). Мир в библейском смысле этого слова, мир, который лежит во зле, т. е. общество или мы все вместе, вот кто виноват.

Комм:
 Виноваты ли мы в том, что еще не достигли совершенства? Настолько виноваты, что нас можно убивать? Можно ли судить нас за гнев, вспыхивающий произвольно, за ошибки, совершенные не нарочно, за слабость, что поселяется в нас еще в детстве… Виноваты ли мы, если даже наша собственная совесть не очень-то обвиняет нас?...  Ясно только, что смерть призывает нас делаться радикалами, а жизнь – эклектиками… (Что почти никакое зло без людей не обходится тоже ясно – но как и то, что почти все оно делается во имя борьбы со злом же! Никакой наш  шаг  несовершенен и не свободен от зла – и борьба со злом в первую очередь…)

3 книга:
Теперь столько стен внутри, что, возможно, меня ждет духовная тюрьма. Сегодня, как зимой, весь день читал чужие книги.  От чужого скорее умираешь, а не отдыхаешь, однако, жаден и глотаю все наживки. А не всякой рыбе жадность сходит с рук, с хвоста и с плавника. Но о мрачном в глухих местах я больше думать не желаю. Вот телевизор – там всё  просто и происходит наверху. Быть может, я нынче даже аморален – как и все, в ком только функции, а после сон, а не мечты…

Комм:
Умирать, продолжая спешно глотать все наживки! – вот это «коллекционер»… (Проглотил сто куч и столько же высрал – вот она, жизнь… И ведь действительно ценнейшим удобрением срал – в него палку воткни и то воскреснет…)

4 книга:
Князь Андрей: «стыдно вам, господин офицер, ложиться перед гранатой» - и в этот момент я почувствовал такое презрение к князю Андрею, что и вся книга превратилась в бред…
Главное, чувак перед этим доказывал, что с врагом нечего церемониться – правильно доказывал, но другую сторону церемоний как-то упустил из виду. Обычная, конечно, история, но все же офицер обязан давать пример  правильного поведения под пулями и перед гранатами, иначе он для меня всего лишь очередное дерьмо, которым переполнен мир (дерьмовые врачи, учителя, журналюги, писатели…)

Комм:
Наверное, им все эти гранаты внове были – привыкли иметь дело с саблями, когда действительно уместней нападать и не бояться… Технически мир был уже новый, а психология у многих еще была старая… А, может, и снайперов еще было совсем мало… (не говорю уж про автоматы)

ЦИТАТЫ, Лейбград:
Где вы, легкие в зарине?
Где нелегкая вас носит?
Только посылать за смертью...

Комм:
Еврейские легкие – т.е. души – действительно отравлены; действительно, их только посылать за смертью… (Нелегкая их носит по всем, какие только есть на свете, коллективам – чтобы своего зарина малость там развеять и тем себя на время облегчить…)

Инет, Чистяков:
В наших храмах среди святых икон довольно заметное место занимает «Нисхождение во ад» – Иисус на этой иконе изображен спускающимся куда-то в глубины земли, а вместе с тем и в глубины человеческого горя, отчаяния и безнадежности. В Новом Завете об этом событии вообще не говорится, только в Апостольском символе веры есть об это два слова – descendit ad inferos («спустился во ад»), и довольно много в наших церковных песнопениях.

Иисус не только страдает Сам, но и спускается во ад, чтобы там разделить боль других. Он всегда зовет нас с Собою, говоря нам: «По Мне гряди». Часто мы стараемся, действительно, идти вслед за Ним. Но тут…

Тут мы стараемся не видеть чужой боли, зажмуриваем глаза, затыкаем уши. В советское время мы прятали инвалидов в резервациях (как, например, на Валааме), чтобы никто их не видел, как бы жалея психику своих соотечественников. Морги в больницах часто прятали на заднем дворе, чтобы никто никогда не догадался, что здесь иногда умирают. И проч., и проч. Мы и теперь, если считаем себя неверующими, пытаемся играть со смертью в «кошки-мышки», делать вид, будто ее нет, как учил Эпикур, отгораживаться от нее и т. д. Иными словами, чтобы не бояться смерти, используем что-то вроде анальгетика.

Если же мы считаем себя верующими, то поступаем не лучше: говорим, что она не страшна, что на то воля Божия, что не надо горевать по усопшему, потому что тем самым мы ропщем на Бога и проч. Так или иначе, но подобно неверующим также отгораживаемся от боли, заслоняем себя от нее инстинктивно, словно от удара занесенной над нами руки, то есть тоже используем если не наркотик, то во всяком случае анальгетик.

Это для себя. А для других мы поступаем еще хуже. Человеку, которому больно, пытаемся внушить, что это ему только кажется, причем кажется, ибо он Бога не любит и т. д. и т. п. А в результате человека, которому плохо, тяжело и больно, мы оставляем наедине с его болью, бросаем одного на самом трудном месте жизненной дороги.

А надо бы просто спуститься с ним вместе в ад вслед за Иисусом – почувствовать боль того, кто рядом, во всей ее полноте, неприкрытости и подлинности, разделить ее, пережить ее вместе.

Комм:
 Возмутительный бред: многократно в Новой Завете, в Посланиях апостолов об этом говорится! (настолько много занимается больными, что ему некогда Писание читать?!) Вообще, смерть  и ад – это почти синонимы: смерть – это путь в ад; ад – это всякое  убийство… Если в ад не спускался, то и не умирал…

А с другой стороны, человеку смерть часто не по силам – сталкиваясь с ней, он ломается и наполняется суевериями, а не верой…  Тепличные люди заложники своей теплицы и не могут жить в открытом мире… Их только постепенно, как детей во взрослую жизнь, из теплицы можно выводить…

Этот священник, кстати, всего-то 50 с небольшим прожил – наверное, тоже с больными здоровье терял… Болеть еще и с другими, когда собственных болезней полно? Причем, с тобой-то никто болеть не желает… По-моему, только  близкому человеку мы можем сострадать по настоящему… «Возлюби ближнего своего как самого себя» - никто не должен близко около нас ошиваться, если  он не «коллега» или если нами он не возлюблен… Христос приводит пример избитого до полусмерти и ограбленного – помощь такому действительно долг всякого нормального человека, вот только часто ли такие встречаются? И многим ли ты можешь помочь… Всякий в чем-то избит до полусмерти и в чем-то ограблен? И именно любовь высвечивает это в нем, именно разморозка… Т.е. всякий не только сам до полусмерти избит, но еще и других так же избить способен в отместку, так сказать, в злобе на все человечество…  (Дар понимания есть во мне, а дара любви  все-таки нет… Тоже избит до полусмерти и озлоблен на всех?! И как же нам, избитым любить?! Сначала кто-то неизбитый нам должен помочь – запустить цепную реакцию добра…)

3 книга:
Во мне что-то агонизирует, но раз в целом я чувствую себя хорошо и лучше, чем прежде, значит, быть посему. Многие поумирают, раз я по-прежнему ни в чем не добиваюсь успеха…

Комм:
Да, все перемены, хоть внешние, хоть внутренние без неких смертей не обходятся…

4 книга:
Говорят, умирающих жалеют и любят – может, стоит начать умирать, чтобы вспомнить это давным-давно забытое чувство…
(А я, может, и начал уже? – боль за грудиной. Родные упорствуют, ни хера не жалеют, ухмыляются даже – за что Вовке чуть в рожу не дал – но помог-то мне только нитросорбид… Интересная, кстати, таблетка – ощущение, что хлопнул водки стакан: сосуды расширились, кровь потекла, зашумела, но в голове начались косоглазие, боли…)

Комм:
И все-таки правы были не врачи, а родные? – опять нет никаких болей за грудиной у меня… (врачам доверился в первый и в последний раз)

ЦИТАТЫ, Лейбград:
Говорят о кризисе литературы, образования и культуры, о полной исчерпанности гуманистической энергии и смерти «смерти искусства», то есть постмодернизма - не оправдавшего надежд на социальное спасение профессионального слоя скрипторов и популяризаторов с каким ни каким, но классическим образованием.

Комм:
Жизнь воскреснет только тогда, когда вновь человек встретится лицом к лицу с другим человеком – и сразу воскреснет, с удивительной легкостью (пока же машины, заборы, дома… - и пока деньги, чтобы это все покупать,  и измы, чтобы это все осмыслять…) Две головы – это как два кремня, с помощью которых всегда высекаются искры…

Инет:
Когда у моей восьмидесятилетней родственницы умерла сестра, с которой они вместе в одной комнате прожили всю жизнь, примерно через год она мне сказала: «Спасибо вам, что вы меня не утешали, а просто все время были рядом». Думаю, что в этом и заключается христианство, чтобы быть рядом, вместе, ибо утешать можно человека, который потерял деньги, или посадил жирное пятно на новый костюм, или сломал ногу. Утешать – это значит показывать, что то, что с кем-то случилось, не такая уж большая беда. К смерти близкого такое утешение отношения не имеет. Здесь оно больше чем безнравственно.

Комм:
 От своих формальных утешений и не бывает, а от чужих большего  требовать не приходится… Дар стать своим для кого-то буквально за полчаса – или даже с одного взгляда (разумеется, сочувствующего, грустного!)…  Я, кстати, в таких ситуациях молчу и озабоченно стараюсь что-то сделать, как-то помочь – хотя и без особого успеха… (Кстати, в потере денег и прочего пустыми словами утешить тоже непросто! и деньги имеют свою цену – большую слов… Слова вроде постного салата – они не насыщают!)

3 книга:
Компьютер –  мощнейший насос и катализатор, всё то духовное, что раньше воплощалось руками и ногами, теперь становится очень легко, надо лишь волшебной палочкой несколько раз ударить по клавишам. Т.е. если раньше искусства, науки и прочее ценились как вино, то теперь этого будет так много, как будто перед нами просто вода -  и мы все через 10 взрослых  лет будем духовно умирать от пьянки. И  пожизненно будем голы, если не найдем новую трезвость, при которой, в частности, уже ничего не тащат в музеи или хотя бы на выставки, или хотя бы на выставки в сети Интернет – ничего, ни воду, ни эти деревья, что по-своему – и даже без яблок – еще какое вино, и я рад, что они  продолжают строить себя…

Комм:
К пьянкам привыкаешь так, что это уже как новая трезвость?! (Уже с  бессмертием вкупе или пока еще нет?!) «Не пьянит ничего – раньше вода больше пьянила, чем нынче вино…» (Главное, музыку за делами уже не включаю – только отвлекает, словно это всего лишь жужжащий комар или муха… Но не с отказа ли от музыки начинается подготовка к смерти…)

4 книга:
Между тем, спорт от меня вроде совсем отошел – захлебнулся в океане информации? В ощущении бренности и смертности мира?

Комм:
Не без этого… Но еще политика его заместила – войны сильнее спорта… А также сказываются мой трудоголизм - породивший огромные проекты, заслонившие даже баб – старость – заставляющая помышлять о смерти – и  пресыщенность, день сурка… (хотя он все-таки жив! Бессмертен, видимо…)

ЦИТАТЫ, Лейбград:
На глубине, в подкладке ремесла
Мерцание не смерти, но химеры...
А жизнь – когда из меньшего числа
Ты вычитаешь большее. Примеры
Подобной арифметики везде,
На всех погостах, как на школьных досках.

Комм:
Химерический ремесленник – видимо, злоупотребляющий рекламой, а реального таланта и мастерства не имеющий. Или же это профессионал, занимающийся обслуживанием химер цивилизации. И в числах те же химеры в полный рост; хотя и можно сказать, что жизнь – это все операции с количествами в тайной надежде добиться нового качества… (Автор вроде ботаника и сетует на свою беспомощность в жизни, на то, что все больше берут, чем дают. Или – хоть удавись -  берут больше, чем он. И все ходы у него тут записаны…)

Инет, Солодов:
Христианство – странная религия. Странная и мрачная. Посудите сами: черные одежды, посты и поклоны, самоистязания и ограничение своей воли, послушание, терпение и смирение – никаких человеческих радостей не остается! Все настолько серьезно, что возникает соблазн объяснить суровость обычаев позднейшими влияниями: католическими, манихейскими, эллинскими, римскими… По этому пути пошли протестанты: мол, засохла первоначальная апостольская чистая радость под чуждыми культурными наслоениями.

Но дело оказывается еще хуже. Не только в крайностях и уклонениях, но и в самом идеале христианской жизни – те же мрачные тона. Мученики и монахи-подвижники – вот два главных образца для последователей Христа – и сегодня, и в глухие средние века. Мучеников, как понятно из самого названия, мучили – детали изощренных пыток (со строганиями и прижиганиями) занимают практически весь объем их жизнеописаний.

Преподобные отцы-отшельники тоже принимали мучения, но не публично, а в уединении пустыни, и не от жестоких правителей, а по доброй воле, в борьбе со своими страстями. Продвинемся еще дальше – дальше от внутреннего опыта Церкви, взглянем на христиан глазами стороннего наблюдателя – и зрелище откроется поистине жуткое. На каждом углу и в каждом храме орудия пыток и убийств выставлены для поклонения и прославления, изображения умирающих и гробницы умерших – это самые почитаемые предметы. Со времен первых христиан литургия, общее собрание за трапезой, совершается на кладбищах, вместо столов – гробы мучеников. До сих пор на престолах православных храмов полагаются останки святых. Так что нет ничего удивительного, что для прямолинейных и честных римлян новый мрачный культ был под большим подозрением.

Странно другое: как может мириться со столь негуманной религией современный постхристианский мир, как может либеральное сознание записывать православие в свои союзники и даже терпеть «православную культуру» в школах?! Вероятно, все дело в традиции: память поколений, опыт дедов и прадедов, что-то родное, светлое, хоть и малопонятное… Чем еще объяснить столь явное недоразумение, когда веру апостолов и мучеников, «жестокое слово» которой выдержит не каждый даже подготовленный слушатель, сводят к общей доброжелательности и добропорядочности?

Комм:
 И все же правы те, кто отвращается от религиозного мрака – ибо он иллюстрирует лишь то, что те, кто под законом пребывают в сени смертной… В итоге, любая религия может обеспечить лишь богатые похороны – а не воскресение к жизни… Такова суть любых ритуалов, они все подменяют истину магией, жизнь регламентом… Хотя с другой стороны, религии лечат духовные болезни не хуже, чем медицина - болезни физические (обе – отвратные лекари! В основном, способны «лечить» только то, что само проходит… Или облегчать отдельные симптомы…) Причем, используются исключительно горькие или даже ядовитые лекарства – «смертью смерть поправ»…