Смерть-11

Изо: Сижу перед чашей, рядом лестница в никуда


3 книга:
«Мужик должен быть немного красивее обезьяны» - все остальные под подозрением у наших самцов… Заработаны и пропиты в усмерть и утешают себя тем, что от обезьян еще всё-таки  отличны. Причем работают-то на вроде бы прекрасный бабский мир, квартирки и прочие дела… Бабы, кстати, согласны на «обезьяну»: не будет заслонять меня-королеву этот рабочий муравей…

Комм:
Перед тем, как умереть, человек сначала превращается в обезьяну! – проходит обратный путь эволюции (после обезьяны идут звери поменьше – заяц или кролик, к примеру – а потом наступает черед муравья, мокрицы, амебы – последние самостоятельно под землю уходят и не надо их хоронить…)

Превратиться в обезьяну, тем не менее, Дарвина все-таки смочь воскресить – чтобы надавать ему по балде... (попутно отслеживая всю эволюцию взглядов…)

2 книга:
Умереть, если твой облик остался на бумаге, если остался твой голос на магнитофонной ленте  - и всё это во всем многообразии - если остались твои дневники и воспоминания о тебе других людей – я думаю намного легче… Это лучше, чем дела, которые мог бы сделать и кто-то другой, которые покрываются другими делами, которые принципиально безымянны.

Комм:
Еще лучше компьютер, но лучше всех – сама жизнь, причем с любовью в качестве главного орудия («путь превосходнейший»)

Я не смог возлюбить, потому что никто не воскрес или никто не воскрес, потому что я не смог возлюбить? Меня же прерывали при первых словах и попытках, убивали в самом зародыше. Я настойчиво стучался и звал, хотя, по слову апостола уже после 2 или 3-го вразумления, т.е. очень давно мог уже отвратиться… Все же, я виноват… - но в том ли, что выбрал дела? В завалах из дел мне, в наказанье, предстоит затеряться? А в мире дел и вовсе на цунами уже набралось; на огромные стены, которые могут друг с другом столкнуться… Любой обречен оказаться в завале? быть смытым толпой? сорвать себе голос, испортить глаза и оглохнуть?

ЦИТАТЫ, ША-ЛИ:
Когда бросаешь курить, всплывают все психологические проблемы, которые курение решало. Маленькие белые палочки, естественные, как хлеб и чай, - полноценная зависимость. Они могут компенсировать серьезные вещи. Для меня сигарета - прирученный огонь и одновременно контроль над смертью.

Комм:
Прирученный огонь и прирученная смерть…; седой пепел как покойник после крематория – развеиваешь по ветру…; сгораешь как длинный белый шнур…; мое дыхание невидимо – зато видим дым моих сигарет…; я – маленький паровозик…; перед глазами моими часто чувств моих дым и туман…; моя жизнь  не костер, но если захочу, хотя бы чуть-чуть она заискрится…; у табака природный запах, в конце концов, это не химия – не так много природных запахов в городе…; и в нашей жизни столько вредного, что маленькие сигаретки в этом раскладе почти ничего не меняют… (с ними воюют, как и со всей природой в городе – они же нарушают стерильность, что является главным признаком божественного совершенства цивилизации… Но с другой стороны, я не хочу дымить, как маленький металлургический завод! И терять свой натуральный запах…)

Инет, Арьес:
Римская литургия в Subvenite призывает ангелов Господних: «Возьмите душу его и несите ее пред очи Всевышнего, дабы ангелы ввели ее в лоно Авраамово». Авраама средневековая иконография представляет в виде сидящего старца, держащего на коленях множество младенцев, олицетворяющих души усопших.

 Душу чаще всего изображали в виде нагого младенца, иногда в пеленках, как, например, в сцене Страшного суда. Умирающий выдыхает душу изо рта, и ее подхватывают и пеленают белым полотном два ангела, унося ее затем к вратам рая.

сцена успения Богоматери, где ее душу воспринимает сам Христос.

Комм:
 Вот откуда, оказывается, такое количество младенцев на старых картинах… (всегда удивляли, но так никогда и не задумался!)

3 книга:
 Неожиданно интернет-порталы запестрели сообщениями: «Смерть Бузовой», «Причины смерти Бузовой», «Последствия смерти Бузовой». Я, конечно, был ошарашен – как?! Я же ее недавно видел… правда, коричневой, но это солярий... Или сие очередная шутка, утка? Как в детском саду, «смерть тебе, Бузова»? Нет, вроде действительно… Тогда это такая же сенсация, как гибель сборной Англии в матче с Хорватией, позволившая нашим  воскреснуть из гроба…

Бузова, конечно, срочно созвала пресс-конференцию для разъяснений и ликвидации недоразумений, села на морозе в неком  крестьянском дворе, как аргумент выставила части действительно погибшего, но ведь не своего, а чужого какого-то тела, около ворот их, пока никто не пришел, прислонила. Оно задубело… Вдруг входит крестьянин, хозяин и сразу берется за мясо – ты что, коровью голову украсть у меня захотела?! Этим вопросом  Бузову застали врасплох, весь строй мыслей, заготовленных ею для журналистов, нарушился, она даже попыталась шевельнуться в смятении. Мол, и сама я подозревала уже, что это тело не девочки… но где журналисты? Тот отвечает, не знаем. Машина застряла через три дома отсюда – может, они. Позовите, позовите же их поскорее – оживилась она. Коровью башку – она точно коровья? – однако, оставьте, это прикол, давно уж лишили хороших приколов меня; как Ромка пропал – сплошные мытарства…

Тут я захожу, опередил журналистов, которые бОльшие  циники, потому не спешат, да и не могут проехать. Сразу вижу, что просто она задубела. Солярий ж не греет. Звони Ромке, кричу, не строй из себя героиню. Давай в эту крестьянскую избу я  тебя занесу – пока они голосованьем решат, что и отсюда тебя надо выселить, ты уже критическую точку минуешь…

(В общем, сон продолжался – и Бузову я в своих руках подержал, хотя она и желала одних журналистов и образование высшее в сфере  лиги второй, торговле путевками в обратную сторону…)

Комм:
Бузова до сих пор все там же кажись! – видел мельком, но сразу дальше продолжил щелкать каналы… (А Ромка все какой-то дивной ***ней занимался после проекта, хотя и на ней зарабатывал на порядки больше меня – а уж удовольствий…)

2 книга:
Например, мог бы утопить себя в ванне, в которой прохлаждался в жаркий день – и, наверное, от неимоверной скуки и баловался такими попытками: но ведь надо сделать усилие и задержаться под водой: на усилие же он не способен…

Комм:
Утопить себя так же трудно, как и вытащить за волосы…

ЦИТАТЫ, Лидия Мониава:
Я отвлекалась и случайно съела крабовые палочки. И ничего не случилось. Обалдеть, может, моя смертельная непереносимость морепродуктов - фикция?..

Комм:
Я с обычными продуктами никак не разделаюсь, поэтому до сколько-нибудь необычных дело у меня крайне редко доходит: палочки – фигня, в них, кажется,  нет морепродуктов, но самих креветок я вроде и не ел ни разу… - хотя ничто не мешает купить.  Да что там -  к примеру, сто лет горчицу не пробовал, майонез годами в холодильнике без всяких последствий лежит… Новый продукт – это новая проблема сначала с хранением, а потом и с  готовкой…

Инет, Арьес:
стоит на коленях умерший каноник, сложив ладони, в позе, которую историки искусства называют «донаторской». Мы узнаем в этой фигуре вторую основную модель надгробной скульптуры: «молящегося».

утверждается модель, располагающая одного над другим «лежащего» и «молящегося»,

«молящийся», даже если он представлен еще живущим, не земной человек. Преклонив колени перед Отцом Предвечным во всем Его величии, перед Святой Девой с Младенцем или перед несколькими выдающимися святыми, он сам являет собой образ вечности. Он перенесен не просто в рай, но в средоточие божественной силы. Его поза выражает предвосхищение вечного спасения, как поза «лежащего» выражает наслаждение вечным покоем.

«молящийся» входит в мир сверхъестественного, и это представление будет упорно сохраняться до тех пор, пока протестантские и католические реформы не принудят живущих к большему смирению и страху. Но пока образ «молящегося», на коленях, со сложенными ладонями, оставался в силе, граница между миром земным и миром потусторонним была неощутимой и зыбкой.

 В дальнейшем «лежащий» исчезает, как будто, несмотря на давление теологии и высокого спиритуализма, победу одерживают старые представления, отвергавшие дробление человеческой сущности и не принимавшие помещения на одном надгробии двух различных изображений одного и того же человека.

Отныне, с XVI по XVIII в., скульптурное надгробие почти всегда включает фигуру в молитвенной позе. Модель эта могла иметь две формы. Миниатюрная форма: стенное надгробие или табличка с надписью внизу и барельефным или выгравированным изображением «молящегося» или «молящихся» в соединении с религиозной сценой. Монументальная форма: большое цокольное надгробие со статуей «молящегося», часто воздвигнутой над каменным или металлическим саркофагом.

Особенно распространена была эта композиция в XV–XVI вв. Небесный патрон стоит в полный рост позади человека в молитвенной позе, иногда положив ему руку на плечо, и как бы представляет его судьям. Святой заступник ходатайствует за умершего, говоря от его имени, как адвокат на процессе.

Статуя «молящегося» могла быть водружена на крышку псевдосаркофага, но могла и стоять в любом другом месте; в хоре церкви, в углу фамильной часовни. Множество таких статуй было размещено в церкви, словно присутствуя на мессе: знатные сеньоры, должностные лица короля, прелаты.

Во Франции XVII — начала XVIII в. они имеют вид сосредоточенный и суровый, вид благочестивых приверженцев галликанской церкви, отвергающих чрезмерные проявления духовного переживания. Напротив, в Риме эпохи барокко, эпохи таких мастеров экспрессии, как Джан Лоренцо Бернини и Франческо Борромини, «молящиеся» предстают перед нами в волнении, их мистические эмоции переданы в их выразительных жестах. На высоких галереях, откуда они при жизни имели обыкновение слушать мессу, они стоят в натуральную величину, иногда даже наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть, точно в театральной ложе. С помощью богатой мимики и жестов они как бы передают друг другу свои чувства, в их экзальтации соединяется земное и небесное.

Комм:
 Русские не переняли, потому что слишком сложно делать, а у них там уже была индустрия по производству этих статуй? Или слишком фальшивой эта «молитва» показалась… (Все проще: брали только у Византии, а католикам лишь кукиши показывали – хотя я лично существенной разницы между двумя Западами и не вижу… Как Византия копыта откинула, так наши и осиротели, бедняги тупорылые…; сами ничего нового не придумали; точнее, робели придумывать – пожизненные холуи…)

3 книга:
С помощью оракала я даже на пол, на линолеум десятки рисунков «посадил»! Мы ж, в основном, как раз на пол смотрим, а не в альбомы. Пусть «звучат», как музыка, всегда. Без музыки, картинок, слов дух мой тускнеет, зябнет, как без одежды тело… Замечательное чувство: ты ходишь по ним, а им хоть бы что, протри пол и они засияют опять белоснежной бумагой и яркою краской – т.е. достигли бессмертия (впрочем, посмотрим, «полевые испытания» на прочность лишь начались…)

Комм:
Испытания показали, что оракал держится только на ровных полах, да и то лучше рисунки размещать в сторонке от главных троп… Долго я бился, чтобы среди моих неровностей рисунки подольше протянули, пережил вместе с ними немало неприятностей, но некрасивость их все же убила… (а у Вовки лежат)

2 книга:
Мы переходим в стадию, напоминающую о римских императорах последней эпохи – дегенератах и извращенцах. Они ничего так не любят, как убивать и копаться во внутренностях убитых, но ничего так не боятся, как умереть самим…

Комм:
Кажись, пафосный поклеп на римских императоров… (хотя среди них и затесались парочка садистов и пяток дегенератов)

ЦИТАТЫ, Лидия Мониава:
Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо приобрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших».
О. Павел Флоренский

Комм:
«Павлуша, иди-ка, я тебя придушу маненько…»

«В монастыре надо выучиться  умирать от скуки без последствий»

Монастырь – это тюрьма, только не для преступников, а для праведников… Монастырь – это банка, где даже праведники, хочешь не хочешь, превращаются в пауков (или дятлов с молитвами)… Монастырь – это дурдом, ведь «праведность» есть лишь одна из маний величия (и все спасение опять-таки в дятле, в трудоголизме на почве молитв и прочих «послушаний»…)

Инет, Арьес:
Лишь с середины XIV в. наш воображаемый музей надгробий становится музеем портретов. Начало было положено надгробиями королей и епископов, затем надгробиями могущественных сеньоров, образованных нотаблей, меж тем как мелкое чиновничество и ремесленники еще долгое время должны были довольствоваться костюмными и декоративными атрибутами своего общественного положения. Далеко не всем развитым цивилизациям свойственно было подобное стремление к сходству. Тенденция к портретному реализму, характеризующая последний период Средневековья, оригинальный и весьма примечательный факт истории культуры, который можно сопоставить с тем, что мы сказали выше по поводу завещания, системы образов иконографии macabre, любви к жизни и желания «быть». Ибо между портретом и смертью существует прямая связь, как существует она и между чувством macabre и жадной привязанностью к земной жизни.

Мне кажется, что признак, если не доказательство, такой связи между портретом и смертью можно найти в памятнике Изабеллы Арагонской, королевы Франции, в Козенце в Калабрии. После смерти Людовика Святого в Тунисе она со всем двором и войском крестоносцев возвращалась во Францию через Италию: то была необычайная траурная процессия, быть может, первая в таком роде. В 1271 г. в Калабрии падение королевы Изабеллы с лошади вызвало преждевременные роды, от которых она скончалась, и ее муж, Филипп Отважный, воздвиг на месте ее кончины вертикальное надгробие с «молящейся» фигурой — несомненно, одной из первых в надгробной пластике Средневековья. Королева стоит на коленях перед Святой Девой с Младенцем. Копия этого памятника находится в парижском музее Трокадеро. Поражает это распухшее лицо, перерезанное шрамом, с закрытыми глазами. Можно предположить, что скульптор использовал посмертную маску, снятую сразу после смерти. Мы знаем, что в XV–XVI вв. такая практика была весьма распространена, возможно, она была известна и в 1271 г. Соблазнительная гипотеза: молодая женщина на коленях с лицом умершей, не для того, чтобы внушать страх, как в образах искусства macabre, a для достижения портретного сходства.

Сегодня эта гипотеза отвергнута. Как замечает А.Эрланд-Бранденбург, нет никаких свидетельств существования практики посмертных масок в XIII в. Особенности лица на памятнике могли иметь причиной глиняную жилу в известковом туфе, использованном скульптором. Но как же в таком случае быть с закрытыми глазами королевы? Глаза у «молящихся» всегда открыты. Если и не было восковой или гипсовой маски, снятой с лица умершей, то, может быть, лицо на памятнике все же имитирует его? Люди издавна умели манипулировать трупами, особенно когда их приходилось переносить с одного места на другое. Обычно их зашивали в кожаный мешок, как это происходит в романе о Тристане и Изольде. Но перед этим вынимали сердце и внутренности, добавляли благовония, бальзамировали. Существовала молчаливо признававшаяся связь между сохранением тела и сохранением сущности, ведь тела святых чудесно сохранялись. Извлечение сердца и внутренностей позволяло умножить число мест погребения и видимых надгробий, их обозначавших. Внутренности Вильгельма Завоевателя похоронены в Шалю, тело в аббатстве в Кане, сердце в Руанском соборе. Много лет спустя король Карл V также имел три гробницы, а его прославленный коннетабль Бертран дю Геклен, умерший в 1380 г., даже четыре: для плоти, сердца, внутренностей и костей.

В эпоху «второго Средневековья», когда нужно было перенести тело умершего в другое место, его не зашивали больше в кожаный мешок, но погружали в кипяток, чтобы отделить мясо от костей. Плоть хоронили на месте, воздвигая там первое надгробие. Кости же предназначались для самого желанного из мест погребения, и над ними сооружался самый пышный памятник, ведь высохшие кости рассматривались как благороднейшая часть человеческого тела, несомненно, именно потому, что самая долговечная.

Комм:
«В мешок его!» В ящик! В багажник… «Распух уже – надо его срочно где-то прикопать!» - «Постой, дай сфоткаю – прикольно»

Варили покойников! Хоронили по частям! Со скелетами тоже поступали разнообразно…

3 книга:
Действительно, почему мы не сдаем себя на органы даже после смерти, когда есть лакомые кусочки, которые для кого-то вопрос жизни и смерти… - при жизни настолько действенно никому не поможешь! …Камень преткновения, что помогаешь неизвестно кому – скорее всего, богатому или блатному - что берет твои органы в оборот какая-то фабрика, просто рабочие в белых, а не синих халатах…

Сдать себя на органы при жизни – может, другой  поживет получше, чем ты бы пожил. А если нет, тоже может успеть сдать себя на органы. Комбинируйте,  люди в белых халатах, грех такое добро  в землю зарывать. Где наша бережливость? Это же кусочки жизни! Крошки со стола… И это индульгенция для умирающего – уж никак в ад не попадет, раз спас кого-то от смерти… И вдруг выскочит что-то необычное – например, когда человек совместит в себе семь разных тел?

Комм:
Альтернатива: умереть молодым, зато классно послужить другим своими органами, или умереть стариком, чьи органы уже ни на что не годны (как и одежда – полное тряпье), но зато успеть сделать что-то для тех же самых, выживших с новыми органами (которые, однако, верят в одну медицину и знаться с нами обоими совсем не желают, хотя и по разным причинам…)

2 книга:
Мама, подбадривая кого-то по телефону, рассказала историю про то, как Лютера, пришедшего  домой в мрачном настроении, жена встретила словами: «Что, разве Бог умер?» Когда тучи, то хотя солнце не умерло как таковое, но для нас оно действительно умерло. Т.е. наш Бог, Христос – это смертный Бог, Его отличие от человека не в том, что Он не умирает, а в том, что воскресает.

Комм:
С юмором жена у Лютера была? Или она-то и была главной фанатичкой, а муженек лишь исполнитель? Или она искренно удивилась мужу своему – а ему нетрудно удивиться, по-моему, он был тот еще гад, этот церковный реформатор – и в любом случае отличался вовсе не благообразной верой. Обычный деятель – такой мог бы и политикой заниматься, или наукой – и тоже все реформировать, тоже везде выбиваться на самые видные места… Вроде нашего Навального, чувак; или Ельцина… (В молодости пробовал читать его писанину –  ненамного вразумительней марксовой! Особенно тезисы о предопределении и оправдании верой вызывают у меня отвращение – прямой путь к мании величия и лицемерной болтовне, коими с тех пор веками  и полнятся протестантские религиозные собрания…)

ЦИТАТЫ, Вересаев:
В 1884 году Коллер ввел во всеобщее употребление одно из самых
драгоценных врачебных средств - кокаин, который вызывает прямо идеальное
местное обезболивание. Гуземан полагал, что смертельная доза кокаина для
взрослого человека должна быть "очень велика". Горький опыт Коломнина и
других научил нас, что доза эта, напротив, очень невелика, что нельзя
вводить в организм человека больше шести сотых грамма кокаина эта доза в
двадцать пять раз меньше той, которую назначил своей больной несчастный
Коломнин.

Комм:
Сейчас тоже эпоха ввода в оборот многих новшеств – и на каждом люди еще наобжигаются… (да и кокаин так и остался  дубиной о двух концах… Кстати, раз кокаин в медицине пригодился, то и остальные наркотики где-то могут быть полезны?... Устроить предельно жесткий режим – который, однако, будет жестко и четко распределять безопасные дозы наркотиков! Как и все остальное, кстати – никаких злоупотреблений! ни в чем, ни в еде, ни в одежде, ни в играх, ни в просмотрах телевизора… – но все имеют доступ ко всему… А то ведь сейчас у каждого сплошные злоупотребления в одном и достойная сожаления недоступность другого… Лишить людей свободы в соблазнах, но дать им возможность все перепробовать – включая сюда, может быть, даже космические полеты!)

Инет, Арьес:
Только соломенная циновка, на которой распростерто тело, указывает на то, что человек только что умер и его труп, по обычаю, выставлен на соломенной подстилке.

Комм:
По-моему, на соломе и живые спали… Сначала все подстилки были из соломы, потом знать стала богатеть, развела цивилизацию, разные цветастые материи – но солома лучше! Не говоря уж об аромате и приятной близости с природой, чем проще устроена жизнь, тем она и беззаботней – а  в отсутствии забот главный секрет свободы! (Всю жизнь мечтаю поспать на сене, но пока не довелось…)

3 книга:
Тургенев вдруг поразил, вот дела! «Стихотворениями в прозе» (есть такой подраздел на прозе-ру, мог бы разместить!). Умный, тонко чувствующий мизантроп – я к тем же выводам унылым прихожу (досрочно, не дожидаясь старости – и  скорой смерти?!). Чем же он мне раньше не нравился? А сюжетностью, на «любовях» настоянной – чисто коммерческий жанр…

Комм:
Да, Тургенев, умирая, очень тосковал и чувствовал себя абсолютно одиноким… (и о любвях с литературой вкупе, насколько помню, уже не вспоминал…)

2 книга:
Ищу истины, которая бы убедила меня и красоты, которая действительно бы радовала. Разве я не предпочел бы, просто протянув руку, взять книгу и найти их там. У всего свой срок жизни – и жившие раньше истины и радости уже умерли.
 
Богу придется прийти ещё раз, повторить Своё слово – тем, кто жаждет услышать, ибо встрепенулся и встревожился при первой встрече – случившейся, к сожаленью, при дороге. /Да, Господи, в первый раз Ты сеял семя при дорогах./ «После двух или трех вразумлений отвращайся»…

Комм:
Первый раз Христос сеял при дорогах, а в следующий будет сеять на каменистой почве?! Сейчас все люди как камень с этой, христианской стороны… Вместо ослика на тракторе ездить придется, чтобы бузу тут устроить… - среди радующихся истинам вечно живым, хотя и давно уже попсовым, банальным, избитым…

ЦИТАТЫ, Mariquita:
"Хочешь, я стану дождём после смерти.
И буду слезинками трогать твой зонт..."

Комм:
Такой водянистый… Зонт лучше ножиком резать – чтобы на бабу потом накричать…(так накричал, что она буквально растаяла, т.е. превратилась в какую-то лужу,  на мочу вся изошла, осталась одна оболочка, куртка как пустой, из полиэтилена пакет…)

Инет, Арьес:
Получило распространение вертикальное стенное надгробие: в нишу наверху помещена голова умершего, под ней надпись, и все вместе обрамлено архитектурным орнаментом. Такой тип надгробия, представленный почти повсеместно, особенно был популярен и лучше всего поэтому сохранился в Риме. Он придает церквам Вечного города обаяние и живость музея портретов, и притом чудесных портретов. Когда интерьер церкви погружается в сумерки, все эти скульптурные головы, располагающиеся одна за другой вдоль стен или у колонн, кажутся выглядывающими из своих ниш, точно из окон. В зыбком свете свеч желтые пятна играют на безмолвных лицах, контрасты света и тени выявляют выражение их черт, вдыхая в них жизнь, исполненную неподвижной сосредоточенности.

В ту же самую эпоху лицо нередко заменяется другим, более абстрактным знаком идентичности — гербом.

Комм:
Герб как соперник лица; кто без герба – без лица… (дурацкие, кстати, в ту пору были гербы – схематичные детские картинки - но надеюсь, что рисовались коряво и смачно…)
 
3 книга:
Злодей, но надави на него угрозой близкой смерти и он всё же, может быть, дрогнет, т.е. выдавится и из него хоть капля души, эссенция для известного маньяка-парфюмера, делающая приведение угроз в исполнение почти невозможным…

Комм:
Любые проблемы – в том числе, и проблемные люди – требуют своих исследователей и решателей, а вовсе не убийц. Новые Толстые и Достоевские появятся, когда мир их призовет на помощь (а до того будут душить не только их, но, может, и  меня…) Кстати, вот России стало трудно и вдруг появляются такие люди, как Сергей Михеев или Дмитрий Куликов (в помощь таким, как тот же Макс Шевченко…) Но, кстати, и прежние Толстой и Достоевский во многом могут и сейчас помочь…

2 книга:
Жилец из дома 158А, подъезд 4, квартира 82 не знает, что умер жилец из дома 185Б, подъезд 3, квартира182 – а это по соседству…

Комм:
Да в том же самом доме минимум  половина ничего не знает… (но я вовсе не за возврат крышки гроба возле подъезда… От гробов и венков воняет не только смертью, но еще и какой-то зловещей отравой! Самое лучшее – на эту шушеру не обращать никакого внимания, не брать ни в рот, ни в глаза, ни в душу – это маскарад, который мы тоже закопаем (или бросим прямо на кладбище)

ЦИТАТЫ, Вовка Сорокин:
Солженицын, эта совесть народа, уговаривает сегодня Путина вернуть в России смертную казнь, а я вспоминаю эпизод из романа «В круге первом», где Александр Исаевич описывает, как министр ГБ Абакумов слезно просил того же у Сталина. Это уже не трагедия, а фарс.

Комм:
Не прочел ни одной книги Солженицына, но образ его старости запомнил… Плохо отношусь в Солженицыне ко всему, кроме этого последнего… - может, он втайне ото всех покаялся?  (или на мне розовые очки были – потому что страшновато пересматривать…)

Инет, Арьес:
«Молящийся» показался нам более близким к бессмертной душе. «Лежащий» стал в конце концов идентифицироваться с бренным телом.

В начале XVII в. исчезает «лежащий», в конце следующего столетия приходит очередь «молящегося».

Комм:
 «Лежащий» - это проза, а «молящийся» - это поэзия. Смерть  на самом деле взывает и к тому, и к другому – и к деловому погребению, и к печальной возвышенности…

Без смерти жизнь была бы машиной без тормозов? Она бы лишилась не только ограничителей, но и опор – сама земля ушла бы у нас из под ног… Кстати, нашу планету можно было назвать и «Жизнью» и «Смертью» - а в качестве компромисса, она могла бы называться «Природой» - ведь земля лишь часть природы. Просто «природа» - прикладное слово… Если же говорить о земле, то это гигантское кладбище – ради каждого черного комка ее кто-то умирал… (Скоро  будем называться «Планетой городов»?)

3 книга:
Да, остановка для самолета не отдых, а смерть, сразу  падение….  Чтение газет про мир псевдодвижущийся чуть не убило меня, все пассажиры взмолились, чтобы я потерпел и еще пописал, пофантазировал, в мечтах полетал, и не читал, в особенности, о работах, с одной стороны и товарах, с другой объявления всякие…

Комм:
Когда мечты кончились, я завел себе другой модели самолет (железный?! ученый?! особо зоркий и с тонким нюхом?!  стимулированный – летает, лишь завидев тексты, причем в полете от скуки их потом комментирует…; в общем, тексты – основное топливо его, и лишь летом он перейдет на другую пищу…)

2 книга:
Когда, например, зубы болят, тоже хочется устроить какую-нибудь "реформу"! Сами же они отцы, да и только; когда Брежнев умер, мне казалось это непостижимым: "Брежнев вечен и  ему же замены не  найдут!" /действительно не нашли сразу/; Сталин деток любил... Каждый раз их  рассматривали как временные фигуры, чтобы только передохнуть от шебутных Ленина - Хрущева - Горбачева, а они сидели по 20-30 лет /устраивая себе покойную старость!/ - и дай Бог, чтобы г-н Е. просидел только 10!

Комм:
Слезла Россия от таких раскладов на самое дно – и только тогда он, расклад поменялся: теперь шебутной и умный Путин правит долго (в столь северной стране дураки и крикуны -  недопустимая роскошь? Должны бы, как в Скандинавии, вымирать на корню – а у нас их чуть ли не культивируют, если говорить о том же кино или телевизоре с музыкой. И в  психологию «трын-трава» похуизма заложена… Типа, пьяный  не убьется, когда с высоты упадет, а на дне  веселее с алкашами, шутами… Жили как дикари, только не в набедренных повязках, а в тулупах сразу на голое тело… Шнур и теперь этот стиль проповедует… А что, постмодерн чистой воды, елы-палы!… И лучше уж алкаши, чем серая масса с их завистливым скрежетом про чью-то «коррупцию»!... Но как завяжет алкаш, так скрежет в нем начинается… В общем, серой массе в нашей стране можно посоветовать либо умнеть, либо глупеть, но становиться не менее раскрепощенным и  ярким с помощью одного алкоголия…)

ЦИТАТЫ, Вовка Сорокин:
Когда идешь по пешеходной зоне вдоль роскошных магазинов, кажется, что по улицам ходят некие эйдосы и эйдосы же покупают, возникает впечатление, что нет смерти, нет рака, нет гнилой прямой кишки, нет кровавой блевотины... Я называю это комплексом полноценности, им заражены 95% западных людей.

Комм:
Эйдос – дух… Когда идешь вдоль роскошной больницы,  кажется, что смерть и болезни – это лишь вид роскоши! «Культурно поболею – а может даже помру». «В обиду не дадут – от всех болей избавят». «Накажу врачам смертью и неизлечимыми болезнями меня не пугать – а то взяли моду! это чтоб на дорогие лекарства раскручивать! – а там уж пусть будет, как будет; никто не больной, коли от боли избавлен»…

А комплекса полноценности не может быть ни у кого, кроме клинических идиотов! Ни на Востоке, ни на Западе этой Земли! Весь лак – это пустая видимость! Они просто не знают, чем же утешиться в клиническом горе своем и сговариваются, что вот это и это их вроде бы утешает, но лишь умножают свою клинику… (лаком вместо масла смазывают раны!)

Инет, Тургенев:
У меня был товарищ – соперник; не по занятиям, не по службе или любви; но наши воззрения ни в чем не сходились, и всякий раз, когда мы встречались, между нами возникали нескончаемые споры.
Мы спорили обо всем: об искусстве, о религии, о науке, о земной и загробной – особенно о загробной жизни.
Он был человек верующий и восторженный. Однажды он сказал мне:
– Ты надо всем смеешься; но если я умру прежде тебя, то я явлюсь к тебе с того света… Увидим, засмеешься ли ты тогда?
И он, точно, умер прежде меня, в молодых летах еще будучи; но прошли года – и я позабыл об его обещании, об его угрозе.
Раз, ночью, я лежал в постели – и не мог, да и не хотел заснуть.
В комнате было ни темно, ни светло; я принялся глядеть в седой полумрак.
И вдруг мне почудилось, что между двух окон стоит мой соперник – и тихо и печально качает сверху вниз головою.
Я не испугался – даже не удивился… но, приподнявшись слегка и опершись на локоть, стал еще пристальнее глядеть на неожиданно появившуюся фигуру.
Тот продолжал качать головою.
– Что? – промолвил я наконец. – Ты торжествуешь? или жалеешь? Что это: предостережение или упрек?… Или ты мне хочешь дать понять, что ты был неправ? что мы оба неправы? Что ты испытываешь? Муки ли ада? Блаженство ли рая? Промолви хоть слово?
Но мой соперник не издал ни единого звука – и только по-прежнему печально и покорно качал головою – сверху вниз.
Я засмеялся… он исчез.

Комм:
По-моему, смысл ясен: верующий соперник печально качал головой, глядя на Тургенева, вперившегося в пустой полумрак; мол, ты уже сед, а все еще попусту теряешь время… (Однако, сам Тургенев всколыхнулся совсем другими, часто нелепыми вопросами и о себе критически лишь за компанию подумал…)

3 книга:
Философское гуляние с больными ногами – постоянное зоркое подмечание, осмысление и одновременно поиск лавочки, плиты бетонной, пня вывороченного на худой конец… Нет, чтобы не сеять смерть, мне нужны ролики или велосипед – как будто местный, королем тихонько по тротуарам катить, как в мешки с добром заезжая во дворы…

Комм:
Сейчас меньше хожу и ноги почти не болят (сейчас время не  разбрасываться, а собираться…; не разбрасывать, а собирать  все – хотя бы и в такие тематические кучки…)

2 книга:
"И я должен спеть то, что должен" -  споешь, не бойся, но, спев, нужно еще и что-то сделать.  Христос проповедовал, а потом умер на кресте -  мы вряд ли заслужим смерть, но должны тоже пытаться сделать то, что в наших силах.

Комм:
Казненные на том свете образуют отдельное государство (с девизом «казнь надо заслужить») Именно они там будут получать усиленные радости (все остальные – лишь естественные); их будут там лечить и даже отрубленные головы осторожно приклеивать (хотя на ночь они все равно будут сниматься…)

ЦИТАТЫ, Фелусс:
Когда роман был опубликован, мой отец очень этим гордился. Книгу он не читал, но сам факт того, что я стала писательницей, очень ему льстил. Однако я очень боялась, что роман его шокирует, так как он, хотя и был достаточно образованным и культурным человеком, но все же никогда не принадлежал к литературным кругам. К тому же, повествование в нем велось от первого лица, потому что в то время я и представить себе не могла, что можно писать как-то иначе. Я знала, что он очень трепетно относится к вопросам нравственности, в частности, он никогда не поощрял мои встречи с юношами и всегда контролировал каждый мой шаг. Поэтому мне совсем не хотелось хоть как-то его травмировать. Однако он сразу же стал спрашивать меня: «Ну где же твоя книга, почему ты не хочешь мне ее подарить?» В конце концов я пообещала ему принести свой роман, когда в следующий раз к нему приду, хотя и твердо знала, что не собираюсь давать ему эту книгу. К тому же я была уверена, что сам он вряд ли пойдет в книжный магазин, так как он был слишком занят и все время работал. Однако буквально на следующий день я узнала, что он умер от сердечного приступа прямо за рулем своей машины. И я сразу же подумала, что это я виновата в его смерти, потому что накануне вечером мне позвонил мой брат и сообщил: «Ты знаешь, я сделал папе сюрприз, подарил ему твою книгу, которую специально купил в книжном магазине.» Естественно, я стала возмущаться и упрекать его, зачем он это сделал, не посоветовавшись со мной, но было уже поздно. А когда я узнала, что рядом с ним на сиденье в машине лежала моя книга, то окончательно почувствовала себя виноватой в его смерти. И до сих пор я не могу себе этого простить, хотя на самом деле неизвестно, успел ли он хоть что-то прочитать.

Комм:
Смерть собственного отца как повод для стеба, для иронии, для литературы, для заработка… «Смерть – это коронка моя, примерно как у глотателя шпаг его шпаги…» (но отец ее, возможно, жив – просто она опасается, и разыгралось воображение… Писательство от первого лица по-прежнему ее коронная обманка)

Инет, Тургенев:
Чудилось мне, что я нахожусь где-то в России, в глуши, в простом деревенском доме.
Комната большая, низкая, в три окна; стены вымазаны белой краской; мебели нет. Перед домом голая равнина; постепенно понижаясь, уходит она вдаль; серое, одноцветное небо висит над нею как полог.
Я не один; человек десять со мною в комнате. Люди всё простые, просто одетые; они ходят вдоль и поперек, молча, словно крадучись. Они избегают друг друга – и, однако, беспрестанно меняются тревожными взорами.
Ни один не знает: зачем он попал в этот дом и что за люди с ним? На всех лицах беспокойство и унылость… все поочередно подходят к окнам и внимательно оглядываются, как бы ожидая чего-то извне.
Потом опять принимаются бродить вдоль и поперек. Между нами вертится небольшого росту мальчик; от времени до времени он пищит тонким, однозвучным голоском: «Тятенька, боюсь!» – Мне тошно на сердце от этого писку – и я тоже начинаю бояться… чего? не знаю сам. Только я чувствую; идет и близится большая, большая беда.
А мальчик нет, нет – да запищит. Ах, как бы уйти отсюда! Как душно! Как томно! Как тяжело!… Но уйти невозможно.
Это небо – точно саван. И ветра нет… Умер воздух, что ли?
Вдруг мальчик подскочил к окну и закричал тем же жалобным голосом:
– Гляньте! гляньте! земля провалилась!
– Как? провалилась?!
Точно: прежде перед домом была равнина, а теперь он стоит на вершине страшной горы! Небосклон упал, ушел вниз, а от самого дома спускается почти отвесная, точно разрытая, черная круча.
Мы все столпились у окон… Ужас леденит наши сердца.
– Вот оно… вот оно! – шепчет мой сосед.
И вот вдоль всей далекой земной грани зашевелилось что-то, стали подниматься и падать какие-то небольшие кругловатые бугорки.
«Это – море! – подумалось всем нам в одно и то же мгновенье.- Оно сейчас нас всех затопит… Только как же оно может расти и подниматься вверх? На эту кручу?»
И, однако, оно растет, растет громадно… Это уже не отдельные бугорки мечутся вдали… Одна сплошная чудовищная волна обхватывает весь круг небосклона.
Она летит, летит на нас! Морозным вихрем несется она, крутится тьмой кромешной. Всё задрожало вокруг – а там, в этой налетающей громаде, и треск, и гром, и тысячегортанный, железный лай…
Га! Какой рев и вой! Это земля завыла от страха…
Конец ей! Конец всему!
Мальчик пискнул еще раз… Я хотел было ухватиться за товарищей, но мы уже все раздавлены, погребены, потоплены, унесены той, как чернила черной, льдистой, грохочущей волной!
Темнота… темнота вечная!
Едва переводя дыхание, я проснулся.

Комм:
Они в больнице и приговорены к смерти своими болезнями? Но тогда почему разом им всем поплохело? Или умирать стал один Тургенев, а остальные просто раздавлены и потоплены его смертью…

Или это предчувствие технической, «железной» революции, что убьет все тургеневские идиллии - заменяя их своими…

Чем болел Тургенев, кстати? Духовно он же так же ужасно, как Чехов, умирал… (Физически умер он от злокачественной опухоли костей позвоночника – причем страшно мучился несколько лет, имея очень сильный организм. А врачи «лечили» его от грудной жабы и т.п…. И еще: его мозг взвесили и он оказался на 600 граммов больше нормы, рекордсменом… - хотя владелец его в особой умственности замечен и не был!)

3 книга:
Осу ножом ополовинил – живет; вообще одну голову оставил – живет, усами шевелит! Хорошо еще, можно прихлопнуть или в компоте скисшем утопить. Бессмертная оса…

Комм:
Есть ли у насекомых сердце? (Вот на подобные «детские» вопросы хорошо бы в школе отвечать… А науки запретить! Формулы раньше 9 класса не писать! Они детству злейшие враги! А кто детству враг, тот и счастью человека неприятель…)

2 книга:
Лука, 2гл.
27-32ст.    "Можно теперь расслабиться", а как расслабился, так и умер.

Комм:
Всю жизнь  не желал расслабляться, хотя кроме хозяйственной суеты жизнь мне ничего не предлагала…  И действительно, только тонус позволял мне не падать… Сейчас же спокойно расслабился бы, но уже столько сам себе предложил… Все же, расслабляюсь, как только появляется повод; и еще больше расслаблюсь, когда заложу все  новые свои  корабли – причем, с уверенностью, что в свое удовольствие  гораздо дольше проживу… (с другой стороны, расслаблюсь и для самодисциплины – сейчас мне некогда собой заниматься и я, например, переедаю – как Бальзак, который, как известно, несмотря на весь свой ум, прожил недостаточно долго…)

ЦИТАТЫ, Вишня:
в цивилизованной собственной нише
молча гнию, как норвежское небо.
ставлю кино и немного нелепо
молча мечтаю о смерти ф.ницще

Комм:
В цивилизованной собственной нише ф.ницше гнил, как средиземноморский южанин, хотя над ним молча стояло немецкое небо – это кино немного нелепо… (могла ли Норвегия его исцелить? Или даже Россия? Сначала замерз бы, а потом в баньке попарился – глядишь, все «сверхчеловечность» и слезла с него… Хотя я предложил бы крестьянам его на поруки на целый год взять для пущей надежности…)

Инет, Тургенев:
У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник.
Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон.
Она застала ее дома.
Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой.
Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви.
«Господи! – подумала барыня. – Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»
И вспомнила тут барыня, как, потеряв несколько лет тому назад девятимесячную дочь, она с горя отказалась нанять прекрасную дачу под Петербургом и прожила целое лето в городе!
А баба продолжала хлебать щи.
Барыня не вытерпела наконец.
– Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
– Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые.
Барыня только плечами пожала – и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево.

Комм:
 Вышло какое-то карикатурное подражание Толстому (хотя, видимо, все написанное – чистая правда; только не вся… У меня, кстати, бывают такие же загибы от крестьянской жадности и хозяйственности – кто-то умрет, а я все равно позабочусь, чтобы еда не прокисла…)

3 книга:
Разговорчивый, но совсем плохо выглядящий старичок. Из тех, что могут не пережить эту зиму. Перед смертью не наговоришься, не надышишься. Расслабился и подобрел, чтобы почувствовать дыхание рая. В отношении суеты, может быть, многие умнеют  в самом конце. Мне уже сейчас хочется, например, пойти на базар не для того, чтобы напряженно товары разглядывать, не обращая внимания на снующих вокруг, а с целью ровно обратной…

Комм:
Да, расслабиться, разговориться – или, вот, расписаться…  (но, надеюсь, все-таки не в самом конце!) Были бы люди еще поумнее и подобрее – т.е. поинтереснее не только в качестве фриков… Горький, к примеру, не знал проблем с общением, но разве мог знанием интересных людей похвалиться? разве к старости не повесил уныло свой нос… С Серегой Михеевым, правда, общаюсь, но односторонне и лишь в политическом плане – слушаю все его передачи… И других так же слушал – правда, малость поднадоели за годы; уже слишком изучены мной – почти как те же Толстой, Ван Гог, Достоевский!…)

2 книга:
Лука, 2гл:
38ст. Почитание авторитетов прошлого – как шлагбаум всем молодым талантам. Авторитеты нужно не отбрасывать, а омолаживать, если они на это способны. Израиль умер, когда перестал быть народом движения. Почитать мертвых так, что самим не осмеливаться жить после них! Фарисеи /интеллигенты/ охраняют авторитеты, как свои синекуры. "Зачем нам  нужен новый передел мира?"  Они/авторитеты/ умрут в иудействе, чтобы воскреснуть в новой жизни, в христианстве  - так апостолы постоянно поминают пророков и эти пророки выходят похожими на апостолов!       "Трудно богатому, ибо в мире устремляющемся вперед - а только жизнь        в нем является настоящей жизнью - постоянно меняются критерии ценности, постоянно обесценивается и оставляется заднее.

Комм:
Да, бессмертность авторитетов тоже палка о двух концах – и может быть не менее вредна, чем смертность «простого народа». Мы в идолах, с одной стороны и в грехах, с другой – и то, и другое смертоносно, хотя обещают нам учительство и довольство…

Но я никогда не умел «оставлять заднее на смерть и устремляться вперед» - а стоит промедлить и уже  слишком большие заторы там, впереди (клубишься на месте, формируя свой плод – вот моя идея вместо идеи «пути»…) Авторитеты, впрочем, с легкостью отправляю на свалку – слишком уж большие болваны; и я их никогда не любил, ни единого дня – так что, оставлять как свое вовсе ничего не приходится… Некоторых пытался любить, делать своими – к примеру, Есенина – но тоже оказался жуткий болван (и я ужаснулся – такое общение порочит мою репутацию!)

ЦИТАТЫ, Heid:
мы живы.
и деремся на смерть.
кирпичами. когтями.
прутьями. плетками.
избиваем друг друга.
забыл. за что мы это делаем.

Комм:
Полмира может перевернуться из-за одного кирпича – и ты забудешь, как же он выглядел раньше…

Инет, Тургенев:
Я стоял перед цепью красивых гор, раскинутых полукругом; молодой зеленый лес покрывал их сверху донизу.
Прозрачно синело над ними южное небо; солнце с вышины играло лучами; внизу, полузакрытые травою, болтали проворные ручьи.
И вспомнилось мне старинное сказание о том, как, в первый век по рождестве Христове, один греческий корабль плыл по Эгейскому морю.
Час был полуденный… Стояла тихая погода. И вдруг, в высоте, над головою кормчего, кто-то явственно произнес:
– Когда ты будешь плыть мимо острова, воззови громким голосом: «Умер Великий Пан!»
Кормчий удивился… испугался. Но когда корабль побежал мимо острова, он послушался, он воззвал:
– Умер Великий Пан!
И тотчас же, в ответ на его клик, по всему протяжению берега (а остров был необитаем) раздались громкие рыданья, стоны, протяжные, жалостные возгласы:
– Умер! Умер Великий Пан!
Мне вспомнилось это сказание… и странная мысль посетила меня. «Что, если и я кликну клич?»
Но в виду окружавшего меня ликования я не мог подумать о смерти – и что было во мне силы закричал:
– Воскрес! Воскрес Великий Пан!
И тотчас же – о чудо! – в ответ на мое восклицание по всему широкому полукружию зеленых гор прокатился дружный хохот, поднялся радостный говор и плеск. «Он воскрес! Пан воскрес!» – шумели молодые голоса. Всё там впереди внезапно засмеялось, ярче солнца в вышине, игривее ручьев, болтавших под травою. Послышался торопливый топот легких шагов, сквозь зеленую чащу замелькала мраморная белизна волнистых туник, живая алость обнаженных тел… То нимфы, нимфы, дриады, вакханки бежали с высот в равнину…
Они разом показались по всем опушкам. Локоны вьются по божественным головам, стройные руки поднимают венки и тимпаны – и смех, сверкающий, олимпийский смех бежит и катится вместе с ними…
Впереди несется богиня. Она выше и прекраснее всех, – колчан за плечами, в руках лук, на поднятых кудрях серебристый серп луны…
Диана, это – ты?
Но вдруг богиня остановилась… и тотчас, вслед за нею, остановились все нимфы. Звонкий смех замер. Я видел, как лицо внезапно онемевшей богини покрылось смертельной бледностью; я видел, как опустились и повисли ее руки, как окаменели ноги, как невыразимый ужас разверз ее уста, расширил глаза, устремленные вдаль… Что она увидала? Куда глядела она?
Я обернулся в ту сторону, куда она глядела…
На самом краю неба, за низкой чертою полей, горел огненной точкой золотой крест на белой колокольне христианской церкви… Этот крест увидала богиня.
Я услышал за собою неровный, длинный вздох, подобный трепетанию лопнувшей струны, – и когда я обернулся снова, уже от нимф не осталось следа… Широкий лес зеленел по-прежнему, – и только местами сквозь частую сеть ветвей виднелись, таяли клочки чего-то белого. Были ли то туники нимф, поднимался ли пар со дна долин – не знаю.
Но как мне было жаль исчезнувших богинь!

Комм:
 Попытка обмена христианской церкви на гурий и богинь - вкупе с олимпийскими играми! – а ведь Тургенев уже был стар и болен. Взгляды-то у него были весьма «прогрессивные», недаром во Франции сидел и за танцовщицей увивался (говорят, когда ее мужа парализовало, он ее таки оттрахал; хоть уже немолода была та «нимфа»…)

 Молодые нимфы повсюду дороги, даже такой миллионер и красавец, как Тургенев, легко мог разориться… Хотя в целом мечта, конечно, неплоха: на благодатном и дешевом юге жить с бабами в кадре и рабами за кадром. И ****ей своих крестами и прочими запретами не пугать – а то еще монашками станут…

3 книга:
Художественная гимнастика похожа на женское, кружевное нижнее белье. В инопланетян  без мужиков превращаются. Причем, техничны, словно роботы. Каждый шаг до смерти зубрят, чтобы не мешали живые человеческие нервы…

Комм:
Блевотней только синхронное плавание (именно в нашей стране такими «спортами» бабы увлекаются – они блевотней тех, что в других странах?! А ведь нахваливаются как русские красавицы и мастерицы останавливать коней….  Дурости из них выливается целые бассейны!)

2 книга:
Религиозная преданность Богу - лишенная дерзновений, движений  - такая же крайность, как и атеизм.  Бог умер, так построили Ему  храм-пирамиду, захоронили как фараона и служат заупокойные мессы.       Бог не умер, а ушел - с тем, чтобы пришел Другой (так и Христос в  Свою очередь сделал, сказав: "если не уйду, то не придет к вам Дух"). Бог подобен человеку - Он также сменяется, умирая в каждом поколении, изменяется, когда изменяется эпоха.

Комм:
Материя и ум, Бог-Отец и Бог-Дух неизменны, а вот Христос да, находится в вечном движении, в пути, в трансформации – но равно живы и актуальны все Трое… Богов нельзя ни останавливать, ни хоронить…

ЦИТАТЫ, по причине чахотки озлобившийся Чехов:
Подрядчик-плотник всю свою жизнь строит в городе дома и все же  до  самой  смерти  вместо  "галерея"  говорит "галдарея", так и эти шестьдесят тысяч жителей поколениями читают и слышат о правде, о милосердии и свободе и все же до самой  смерти  лгут  от  утра  до вечера

Комм:
Галереи с правдой, милосердием и свободой разве связаны?! Разве про эти материи важнее всего слышать, читать или ходить посмотреть на них в галереи? Плотники и нынче ни в галереи не ходят, ни  книг  не читают – у них и на телевизор-то времени нет (а у кого есть, те не только знают, как «галерея» пишется, но и что в них находится – ведь они с легкостью кроссворды решают; что, впрочем, нисколько не приближает к правде и милосердию – но, надеюсь, и не удаляет от них…) С другой стороны, если подрядчик и плотник будут лгать с утра до вечера, то они никогда ничего не построят! Да и строить не будут – сразу выбьются в люди!

Инет, Тургенев:
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но первый стих остался у меня в памяти:
Как хороши, как свежи были розы…
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове всё звенит да звенит:
Как хороши, как свежи были розы…
И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка – и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею – но как она мне дорога, как бьется мое сердце!
Как хороши, как свежи были розы…
А в комнате всё темней да темней… Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрыпит и злится за стеною – и чудится скучный, старческий шёпот…
Как хороши, как свежи были розы…
Встают передо мною другие образы… Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино – и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара…
Как хороши, как свежи были розы…
Свеча меркнет и гаснет… Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ… Мне холодно… Я зябну… И все они умерли… умерли…
Как хороши, как свежи были розы…

Комм:
 Невинных девушек через деньги, старый хрыч, развращал… (хотя, скорее, там была игра в невинность?)  Небось, и вальс играла дочь помещицы, желающая выйти замуж за нашего героя… (может, это была одна и та же дева, один и тот же дом?! Сначала назван «загородным», потом «деревенским»…) И дома, и девы слишком схожи…; да он и умел выбирать в своем вкусе дев – сентиментальных деревенских дурочек, свежайших, как только что снятые сливки…

3 книга:
Хосписы, «помогите больной раком девочке», «нужно еще 100 тысяч рублей на ближайшие две недели»… - Бог ты мой, любому больному и умирающему можно жизнь продлить, и перед лицом смерти до небес взлетают цены даже на всякие обманки. Боязнь смерти весь мир загонит в гроб…

Комм:
Чудовищно выгодным может быть только чудовищный бизнес… Кто-то может вполне успешный бизнес иметь, но потом заболеть раком и вконец разориться… Лучше детей не иметь – слишком многие раком болеют… Слишком многие больные требуют теперь, чтобы ты продал свой дом… Всего-то, типа, надо 2 миллиона, чтобы оказаться в израильской клинике (шансы, правда, все равно 50 на 50 и через пару лет возможны рецидивы…)

2 книга:
Дела – это еще не всё: жизненный подвиг выше. …Сбылся Царь, но не было подданных и потому не сбылось Царство. Он – Царь, пророчащий Царство. …Бог сделал свой шаг к исполнению лучших мечтаний и пророчеств, а человек медлит – и в итоге человек остался без Бога – Он ушел вперед. Реанимируют /воскрешают!/ старого Бога, делая себя богами и творя Его по своему образу и подобию. Слышат собственное эхо и говорят, что с ними говорит Бог /в этом ракурсе Ницше прав, говоря «Бог умер». Один умер на кресте, а другой воскрес, сотворившись из Него - крест как непорочное зачатие!/.

Комм:
Продажа дома для раковой больной – это жизненный подвиг или все-таки боязнь смерти и глупость? Уже бесплатная химиотерапия вводит в большие сомнения – не лучше ли умереть, чем вот так тотально травить свой живой организм? Быть может, ты грешил против требований жизни и потому раком наказан? Может, ты слишком ослабил свой организм на том же диване и жрал непомерно мясо, пирожные… Если у природы нет средств для болезни твоей – каких-нибудь трав, водных процедур, голодания… - то это не повод обращаться к алхимии… Видел недавно Эла Пачино и Сильвестра Сталлоне – и ужаснулся этим еврейским героям: очень похоже, что оба лечатся химией – но лучше уж умереть, чем так выглядеть! С одной стороны, требуют разрешить эвтаназию, а с другой так тянут, как будто опасаются оказаться в аду…

ЦИТАТЫ, чахоточный Чехов:
Вам  говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях... И такое легкомыслие в старости,  когда  смерть  не  за  горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!

Комм:
Предки и традиции – это не легкомыслие, гражданин Чехов (хотя они вам и чужды, вы в сатирическом журнале работали и даже с чахоткой в Бога поверить не смогли, лишь дурное окрепло в вас настроение – которое, впрочем, тоже не превозмогло изначальной интеллигентности вашей…)

Горько пишет,  как Горький… (на здоровье собранье сочинений своих обменял бы?!)

Инет, Тургенев:
Я шел среди высоких гор,
Вдоль светлых рек и по долинам…
И все, что ни встречал мой взор,
Мне говорило о едином:
Я был любим! Любим я был!
Я все другое позабыл!
Сияло небо надо мной,
Шумели листья, птицы пели…
И тучки резвой чередой
Куда-то весело летели…
Дышало счастьем все кругом,
Но сердце не нуждалось в нем.
Меня несла, несла волна,
Широкая, как волны моря!
В душе стояла тишина
Превыше радости и горя…
Едва себя я сознавал:
Мне целый мир принадлежал!
Зачем не умер я тогда?
Зачем потом мы оба жили?
Прошли года… прошли года –
И ничего не подарили,
Что б было слаще и ясней
Тех глупых и блаженных дней.

Комм:
 Зачем писал романы я, во Франции  занимал весьма активную позицию, зачем была мне Виардо (и даже охота – только повод для единения с природой) Кто разжигал в Иване честолюбие? Кроме баб, некому – но без них он и по горам бы окрыленным не скакал, он же сладко и блаженно в них влюблялся… (По сути, тут скрыт бабам упрек: я вам отдал себя, а вы мне ничего не подарили… И касалось это прежде всего, конечно, француженки – русские его пассии, насколько известно, относились к нему гораздо теплее. Для Виардо он был диковинкой вроде негра из дальних стран?!)
По сути, это настроение весьма близкое к толстовскому – и ясно, кто на кого повлиял (только Толстой  искал ума, а Тургеневу было довольно и глупости)

3 книга:
Классицисты – то ли ожившие покойники, то ли ходячие памятники. Реинкарнации, блин. Мол, бабы – а не Христос – эликсир бессмертия. А также красивые «хитоны» - подобный, кстати, Виссарион надел…

Комм:
Классицисты изгоняют жизнь, но оставляют благообразие – антиподы авангарда, но два сапога пара. Бабам близка благообразная безжизненность, а мужикам – ужасная и безобразная (и мужиков мне гораздо легче понять, чем бабские румяна!)

2 книга:
41-56ст. «Я чувствовал силу, исшедшую из Меня; «она не умерла, но спит». О силах Христа ведь больше нигде не говорится, будто бы Он действовал волшебной палочкой – как и о связи сна и смерти.

Он как бы пошел напролом через возросшее препятствие. Он как бы влетел к ней, словно бы стремясь успеть до того, как погаснет вера в Нем самом, оставляя позади всех, от кого исходил дух неверия.

«Набежали больные и расхватали силу Его, так что Он и идти дальше не мог и чуть не умер».

…Она, наверное, умерла уже в момент ходатайства отца - отец дотянул с ним до самой последней крайности /всё это время, падши, молясь Иегове/. …Суровый, ужасный, отчужденный голос: «дочь твоя умерла. Не утруждай Учителя». «Отойди, сатана, у тебя человеческое на уме, для таких утруждений Я и послан». Тут не только Христос, но и родители воскрешали свою дочь, Христос как-то использовал их силу. …В каждом, кто стоит – дух /«и дым поднимается вверх…»/.

Женщина издержала всё имение на врачей, а отец всё имение веры своей – на религию.

Как же можно утаить воскресение мертвой, когда рядом толпа? …Первая стадия после смерти – это сон!? Дух еще не отлетел далеко и умерший ощущает/?/ себя заснувшим. …После смерти дух, выйдя из человека, первым проводит освидетельствование трупа, тыкается: «нет ли еще живого?» Обряд прощания духа со своим хозяином.

Если б женщина не призналась в сделанном, то умерла бы.

Комм:
Воскрешение мертвых лучше бы мне не комментировать… Между нами и тем временем 2000 лет, между нами и тем местом – 2000 км, между нами и Христом – 2000… (джоулей?!) Воскресил Христос не только ту мертвую (которая через некоторое количество лет вновь умерла – причем, не исключено, что пожалела о том, что когда-то воскресла), но и магию – которая теперь умирать не желает, в том числе и потому, что опирается на самого Христа… (и не только магию, но и веру в особенных людей, веру в революцию…) Мне даже кажется, что как только Христос проявил сверхъестественные способности, вся его Миссия пошла насмарку!! По сути, Он раздвоился между Богом и человеком – а раздвоившийся лишь все запутывает, Его последователи тоже разделяются – и не могут устоять… За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь… (Павел был последовательнее и не искал чудес? Павел не только развил и раскрыл Христа, но и поправил?! Не поэтому ли Павел сказал: «подражайте мне, как я подражаю Христу», а не «подражайте Христу, как и я ему подражаю»…)

ЦИТАТЫ, Торо:
Старые, больные и боязливые люди обоего пола и любого возраста больше всего думали о  болезни,  несчастном  случае  и  смерти; 
Они считали, что разумный человек должен селиться там, где он всегда имеет под  рукой  доктора  Б.

Комм:
А что, бывают волшебно хорошие доктора, настоящие таланты (при нашей потогонной системе их уже не вычленить – но зато появился компьютер, который – при наличии еще и собственной головы на плечах -  вполне может заменить даже и хорошего врача)

Инет, Тургенев:
Все говорят: любовь – самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое: ты расширен – и ты нарушен; ты только теперь зажил - и твое я умерщвлено. Но человека с плотью и кровью возмущает даже такая смерть… Воскресают одни бессмертные боги…

Комм:
 Возмущается, что под каблуком подыхает – не в ту влюбился… И да: я не знаю примеров, кто бы из под каблука вырвался, воскрес… (хотя при чем тут каблук? – член как сильным магнитом в дырку тянет; домашний уют, с одной стороны и каблук (все-таки!) некоторых законов, с другой…)

3 книга:
Некоторые веганы не едят даже яйца – уму непостижимы такие претензии на святость, ведь, по сути, этим неродившимся птенчикам только повезло – кто из нас не благословил бы такую участь, зная, что впереди не только жизнь в стойле, но и насильственная смерть…

Комм:
Веганы оцеживают комара – тоже живое существо – но с легкостью проглатывают верблюда – а иначе были бы сильней Христа (который, как-никак, даже рыбу ел)

Вдруг подумал: мы не помним свои предыдущие рождения только потому, что наши прошлые жизни были слишком неяркими  - эту серость невозможно запомнить…

2 книга:
Христос именно не смог спасти еврейский народ - Он  сделал всё, что мог, раз умер за них.

Комм:
Христос – это душа, а душа – это амортизатор, это подушка: она все-таки спасает всякого падающего, воскресает всякого умирающего (и убивающего!). Спасает, но вовсе не поднимает в небеса – для этого уже нужен Дух (а духи разные бывают – отчего многие взлеты кончаются очередной катастрофой – и очередным  спасением при падении…) Те же евреи делают все, чтобы погибнуть – но остаются в живых; и у них это повод для  гордости даже; долбятся головой об стену едва ли не непрерывно, но стена непрерывно превращается в подушку! Кусают других как ядовитые змеи, но всякий раз находится противоядие! Евреи (да и все нехристиане) – это камни, помещенные в кисель, где ни сами они не могут разбиться, ни других собою ударить… Если бы Дух пришел без Христа, то история человечества была бы крайне короткой, едва ли не мгновенной: почти все  бы разбились, а отдельные избранные улетели на небеса… Христос дал нам срок, чтобы мы успели подумать, Он всех нас прощает, чтобы мы сделали правильные выводы из своего поведения, Он дает шанс…

ЦИТАТЫ, Желанная:
Просто, чтоб не петь “ля-ля-ля”, вставляются стандартные наборы из примитивных  понятийных, знаковых выражений - неба, крыльев, ворожбы, кружев, ночи, смерти.

Комм:
Умирать дуэтом – и в рифму, т.е. музыкально: один, допустим, стонет «а», другой «о», причем в определенной последовательности, меняя длительность и интонацию… Даже движения могут быть зарифмованы! даже взгляды… (но редко сия божественность удается)

Инет, Тургенев:
– Почему вы так дорожите бессмертием души? – спросил я.
– Почему? Потому что я буду тогда обладать Истиной вечной, несомненной… А в этом, по моему понятию, и состоит высочайшее блаженство!
– В обладании Истиной?
– Конечно.
– Позвольте; в состоянье ли вы представить себе следующую сцену? Собралось несколько молодых людей, толкуют между собою… И вдруг вбегает один их товарищ: глаза его блестят необычайным блеском, он задыхается от восторга, едва может говорить. «Что такое? Что такое?» – «Друзья мои, послушайте, что я узнал, какую истину! Угол падения равен углу отражения! Или вот еще: между двумя точками самый краткий путь – прямая линия!» – «Неужели! о, какое блаженство!» – кричат все молодые люди, с умилением бросаются друг другу в объятия! Вы не в состоянии себе представить подобную сцену? Вы смеетесь… В том-то и дело: Истина не может доставить блаженства… Вот Правда может. Это человеческое, наше земное дело… Правда и Справедливость! За Правду и умереть согласен. На знании Истины вся жизнь построена; но как это «обладать ею»? Да еще находить в этом блаженство?

Комм:
 Глупейшие разговоры, ведь никакой правды и справедливости без высшей истины не существует! Наступает сплошная относительность и субъективность – миллионы правд. Я бы даже сказал, что никакой музыки без истины не могло бы существовать – а раз она таки существует и здравствует, то существование истины и гармонии мира можно считать совершенно доказанным…. Кроме того, правда – это понятие о правдивости и лжи, а вовсе не о справедливости; справедливость в соответствии истине и гармонии мира – справедлив только истинный, гармоничный мир (и он наступает всякий раз, когда вам петь хочется!)

«За Правду и умереть согласен» - Тургенев как зеркало русской революции, как отражение падкости дураков русских на пустую демагогию…

3 книга:
Машины – диваны-убийцы. Кто бы мог подумать, кстати. А всё из-за наркотика скорости. Цивилизация «прогресса»  никак не может его запретить…

Почему бы не делать и снаружи мягкие машины? По крайней мере, спереди…

Что это за цивилизация такая, при которой рядом вечно несется мгновенная смерть…

Комм:
Машина – это два кресла и диван, гарнитур в консервированном виде…

2 книга:
«Возлюбите ближнее»: ближнее – это весь наш мир /поэтому не запирайтесь в 4-х стенах – трудно любить стены/. Ван Гог – это тот редкий случай, когда ближнее любят больше самого себя. Никто вас не научит любить самого себя, кроме того, кто возлюбил ближнее – без этой учебы любовь к себе неизбежно будет вырождаться, извращаться, а может и вовсе умереть. Всякий эгоист душит самого себя, он самоубийца. Человеку необходимо вступить с кем-то в связь – это условие роста. Так для того, чтобы торговать, нужно не только покупать, но и продавать.

Комм:
Да, Ван Гог недостаточно любил самого себя, слишком уж был самоотверженным (А БГ любит себя слишком сильно?) Правильному отношению к себе меня научили Толстой, Достоевский и Бах… Любить только себя, значит отрицать наличие у себя и корней и кроны…; я не один, со мной всегда и земля и небо, причем и то и другое давным-давно населено… (жаль только, что население это нынче существует отдельно и на него в активном состоянии  я могу посмотреть лишь через экран компьютера… Если закроют компьютеры, закроется последнее окошко в мир… – но тогда уже самый ленивый и боязливый ринется делать революцию! Ринется или в хиппи-бомжи или сядет за трактор, чтобы все стены ломать без разбора! Т.е. сейчас это окошко служит для спуска пара, для контроля…)

ЦИТАТЫ, журнальчик:
Голос Желанной иногда, если прислушаться, чрезвычайно мягок и человечен, но сама  по себе “world music” и без того несёт в себе некий планетарный заряд чего-то  стоящего за гранью человеческой жизни и смерти, и оттого наводит некоторый тайный  внутренний страх и ужас на слушателя. Вообще, она сильно перегружена барабанами  и поэтому расплющивает зрителей о стену. Неопытный барабанщик не может  удержать себя и играть мало, ему хочется шуметь, показывать себя.

Комм:
За гранью стоят все те же: классицизм и авангард… (классицизм изображает жизнь без смерти, а авангард – смерть без жизни, но у авангардистов  получается  чушь, а у классицистов – декларация… А страх вкупе с восторгами на неопытного слушателя наводит чуть ли не любое «искусство» - как непонятная магия… (Где взять такого? – у всех уже состояние скуки… Сначала белые господа покупали дикарей за маленькие искусные побрякушки, а теперь скупают за побрякушки побольше? Но те же азиаты, к примеру, уже слишком искушены и циничны – самим белым фору дадут – и кто остается?... Даже в Африке по этому поводу уже сплошные ухмылки – хотя СПИД с Эболой им и втюхивают, едва ли не силом навязывают, несмотря на протесты местных жителей…)

Инет, Тургенев:
Лежа в постели, томимый продолжительным и безысходным недугом, я подумал: чем я это заслужил? за что наказан я? я, именно я? Это несправедливо, несправедливо!
И пришло мне в голову следующее…
Целая семейка молодых куропаток – штук двадцать – столпилась в густом жнивье. Они жмутся друг к дружке, роются в рыхлой земле, счастливы. Вдруг их вспугивает собака – они дружно, разом взлетают; раздается выстрел – и одна из куропаток, с подбитым крылом, вся израненная, падает – и, с трудом волоча лапки, забивается в куст полыни.
Пока собака ее ищет, несчастная куропатка, может быть, тоже думает: «Нас было двадцать таких же, «как» я… Почему же именно я, я попалась под выстрел и должна умереть? Почему? Чем я это заслужила перед остальными моими сестрами? Это несправедливо!»
Лежи, больное существо, пока смерть тебя сыщет.

Комм:
Каждый находит себе близкие примеры, из собственной жизни… (даже в шахматах поедают фигуры; даже макаронина на человека похожа!)

Тургенев так мучился, что хотел, чтобы его собственная собака загрызла – мол, если бы знала, что я от куропатки  почти не отличаюсь…

3 книга:
Музыкальный фестиваль затянулся и я, чтобы успеть на автобус, ушел прямо посреди Ману Чао, единственного, кто за весь день и зажег. Однако, автобуса уже не было: я ждал, нервничал, потом шел пешком на смертельно уставших, болевших ногах, оглядывался, надеясь, что он всё же одумался и догоняет меня – ведь в газетах писали, что  обязательно будет ходить в это время… Фестиваль же продлился еще полтора часа и на нем была сотня тысяч народу – может, именно к его окончанию появился бы транспорт, и я прогадал, не доверившись музыке?...

Комм:
Прожил я не только без машины, но даже без ног…; час на автобусе, час на ногах – а дольше я почти что не хожу и не езжу, дольше уже Путешествие…

Слишком поздно и ненадолго Ману Чао явился, я был уже без ног, без ушей… Да и зажег ли он самого себя, раз я про его жизнь  больше не слышу? Рубка бабла для себя? А доброе дело – рубка бабла для команды… Опять же, семья… Тот же Тургенев, похоже, всю жизнь молодость свою вспоминал – тоже зажигал по-своему…  Шлягеры как флаги, а одному человеку все-таки много флагов не надо – и так замаешься по часу махать ими над каждой толпой… (В общем, мне беречь свой огонь надо в такой ситуации…)

2 книга:
Христос бы не умер естественной смертью, если бы Его не распяли! Он пошел на смерть, чтобы до конца уподобиться людям.

Комм:
Бог, которого можно убить – ненадолго – но который сам не умрет…

Стоило Христу умереть, как из Него сразу произошли волшебные травы, на них тут же позарилась скотина и тоже стала волшебной; на нее тут же позарился человек – и вот тебе и новый Христос уже день на третий… (новый-то новый, но что ему делать среди старых скотов, сорняков? Они скоро новизну Его стерли…)

ЦИТАТЫ, сайтик:
   В ответ на вполне прилично, для студенческой аудитории, исполненной нашим  мужским хором народной песни со словами “ Догорай, гори, моя лучина, догорю с  тобой и я!” , одна из девиц закатила истерику, вменяя нам в вину накликание бед, зов  смерти и тому подобные несчастья, просто обязанные свалиться нам на голову.

Комм:
Одна из девиц врубила бодрый попсовый музон прямо во время исполнения хора… Лучину, разумеется, нечего жалеть, а «я» - это ведь непонятная неконкретная  фигура – как и ее «догорание». Вероятно, просто вечер подходил к концу и «я» запланировал отойти ко сну, как только освещение закончится… Да, есть бабы, которые не переносят никакие темные или грязные места – и никакие смыслы - кругом пастельная стерильность (но в качестве оружия у них – чисто черные истерики…)

Инет, Тургенев:
Я получил письмо от бывшего университетского товарища, богатого помещика, аристократа. Он звал меня к себе в имение.
Я знал, что он давно болен, ослеп, разбит параличом, едва ходит… Я поехал к нему.
Я застал его в одной из аллей его обширного парка. Закутанный в шубе – а дело было летом, – чахлый, скрюченный, с зелеными зонтами над глазами, он сидел в небольшой колясочке, которую сзади толкали два лакея в богатых ливреях…
– Приветствую вас, – промолвил он могильным голосом, – на моей наследственной земле, под сенью моих вековых деревьев!
Над его головою шатром раскинулся могучий тысячелетний дуб.
И я подумал: «О тысячелетний исполин, слышишь? Полумертвый червяк, ползающий у корней твоих, называет тебя своим деревом!»
Но вот ветерок набежал волною и промчался легким шорохом по сплошной листве исполина… И мне показалось, что старый дуб отвечал добродушным и тихим смехом и на мою думу – и на похвальбу больного.

Комм:
 Не себя ли описал?! Думая о случае из своего прошлого, описывал себя настоящего… Дубы, кстати, не производят на меня впечатления – какие из них исполины? у них достаточно средний размер – да и вид достаточно средний… Может, тому дубу было лет 150 всего? Я ведь не знаю, за какой срок они вырастают на воле… Сам хозяин, по крайней мере, говорил про века, а не тысячелетие…  (Ввиду таких преувеличений и все остальное встает под сомнение… Я уж не говорю про скрытую иронию приветствия больного – он же явно играл, усмехался… Как можно приехать к больному товарищу и тут же думать о нем как о червяке?! И смех старого дуба – это такая литературщина и пошлятина. Дуб - он потому и дуб, что не способен ни на какие мысли и чувства…)

3 книга:
Миллиардами гибнут котята, щенята – вон, жмутся… Страшный закон: кроличье, взрывообразное размножение жизни сдерживается только смертью и невыносимым страданием…

Комм:
Жизнь – это важно для радости рая, но жизнь сама по себе смерть победить не способна – хотя жизнь и сильнее смерти, но ненамного. Надо истинный разум добавить к естественному плодородию и естественным чувствам для этой победы (однако, цивилизация добавляет разум ложный – и ее геометрия загоняет жизнь в катакомбы…)

При одном контакте двух существ происходит зарождение новых особей, но при другом контакте  происходит размножение гнили и прочей смерти… (и можно сказать, что на этой планете все бы сгнило и была бы только черная Земля, если бы жизнь испугалась, сдалась и ослабла…)

2 книга:
Высота – это когда много, с целую гору умерло под ногами.

Комм:
Тут про опыт – это он от всякой скрытой, а тем более, явной смерти накапливается – но высота – это больше знания с чувствами… (мои чувства закончились? – значит, выше гора уже не вырастет!)  И в этой связи: горе не от ума, а от опыта; в своей основе горек всякий опыт (только на ошибках учатся). Опыт определяет крутизну твоей горы: чем его больше, тем гора становится более пологой (при той же высоте) Т.е. с одной стороны, от опыта горе, а с другой несомненная польза («трудно в ученье, легко в бою» - это об этом же)

ЦИТАТЫ, Джен:
Лживый автор будет расписывать смерть собаки, в то время как Апдайк строит горы смысла вокруг смерти хомячка. Хомячок лживому автору даже в голову не придет.

Комм:
Эта баба безмерно любит хомячков – они теперь чуть ли не все на зверушек переключились; мужики к любви не дают достаточного повода… Причем, вы бы знали, как тех же собак иные бабы любят! Ничуть не меньше собственных детей – которых, впрочем, нету (или они выросли уже и как чужие стали…)

Инет, Тургенев:
Несколько лет тому назад у другого моего соседа в деревне мужик в овине обгорел. (Он так бы и остался в овине, да заезжий мещанин его полуживого вытащил: окунулся в кадку с водой, да с разбега и вышиб дверь под пылавшим навесом.) Я зашел к нему в избу. Темно в избе, душно, дымно. Спрашиваю: где больной? «А вон, батюшка, на лежанке», — отвечает мне нараспев подгорюнившаяся баба. Подхожу — лежит мужик, тулупом покрылся, дышит тяжко. «Что, как ты себя чувствуешь?» Завозился больной на печи, подняться хочет, а весь в ранах, при смерти. «Лежи, лежи, лежи… Ну, что? как?» — «Вестимо, плохо», — говорит. «Больно тебе?» Молчит. «Не нужно ли чего?» Молчит. «Не прислать ли тебе чаю, что ли?» — «Не надо». Я отошел от него, присел на лавку. Сижу четверть часа, сижу полчаса — гробовое молчание в избе. В углу, за столом под образами, прячется девочка лет пяти, хлеб ест. Мать изредка грозится на нее. В сенях ходят, стучат, разговаривают: братнина жена капусту рубит. «А, Аксинья!» — проговорил наконец больной. «Чего?» — «Квасу дай». Подала ему Аксинья квасу. Опять молчанье. Спрашиваю шепотом: «Причастили его?» — «Причастили». Ну, стало быть, и все в порядке: ждет смерти, да и только. Я не вытерпел и вышел…

Комм:
 Я и сам до сих пор не знаю, напевный или чурбанистый русские народ. Конечно, все больше с чурбанами бесчувственными дело имеешь, но во-первых стеснительными чурбанами, ни петь не умеющими, ни музыки или картин понимать, а во-вторых, в напевность деревенскую все-таки веришь… Жизнь надо облегчить в деревне народу – тогда запоет; а если в страду к ним зайдешь, то хоть бы и все помирали, нет сил переживать особо… (и настолько все деловые, что даже умирая человек все еще в делах, в житейских мелочах – о чем Тургенев рядышком и пишет; только опять не понимая пишет -  как о варварской диковине, с оттенком осуждения…)

3 книга:
Полноты коллектив не дает, но – разнообразие. И облегчение – намного легче в стае плыть… И даже смерть принять в компании гораздо легче - особенно, если еще и набегался до полусмерти, на войне от нее убегая…

Комм:
Коллектив дает разнообразный опыт, но ум там трудно нарастить – слишком выгодно плыть по течению… Ты становишься частью стаи и баста… Сейчас с помощью СМИ весь народ, все частные стаи хотят в одну стаю сбить – но без войны это всегда будет величина виртуальная… (а то бы и вовсе поглупели?! Причем, не теряя общенародной эффективности!)

2 книга:
Женщина улучшает душу мужчины. …А Христос пришел, потому что появилась в мире дева, на которую захотел сойти Дух Святой! …Но Мария-дева умерла и осталась другая женщина, народившая /после Христа-то!/ кучу других сыновей, которые – с нею вместе! – первые гнали Христа.

Комм:
До дурочек Дух святой не стал бы снисходить… - эта Машка в юности была крайне умна и дерзка и видимо, проводила некие эксперименты с собственным оплодотворением… Это потом она превратилась в бабу, с которой достаточно мужика под каблуком и кучи детей в повиновении. Но и тогда она весьма дерзко объявляла Иисуса отбившимся от ее семейки сумасшедшим… Потом, однако, что-то переменилось – и хотя нет ни малейших свидетельств, что она уверовала в собственного сына, все же просто так Иисус – кстати, в евангельских текстах никогда не называвший ее своей матерью! -  не стал бы поручать ее одному из апостолов… И истории про видения ангелов-архангелов и прочие детали могла рассказать евангелистам только она сама…

ЦИТАТЫ, бредовый Битов:
Сервантес левою рукой
Писал копье и рвался в бой.

В бою бессмертны только бредни

Комм:
А в раю потребны только песни… (но если в песнях бред, но это не для рая песни? Но ведь во всех же песнях бред?! они для боя? что-то не похоже…; они сдружили коня и трепетную лань примерно как диван с мотором…; поэты стихи для боя или после боя пишут – а после боя рай! – а певцы с певицами, не разбирая, с этими стихами прутся в рай! Короче, нестыковка…; но в наших снах она прокатит…)

Сервантес левою рукой придерживал свое копье - и пИсал, а вовсе не писАл…; в бою бессмертие обрести всегда успеешь, сначала бы проссаться надо и мочой, может, последнее в жизни слово написать…; и это слово «бред»…; в бою все бредят, он протекает как во сне, в нем трезвы только мусульмане – а Сервантес прямо во время боя даже книгу написал – она в один миг перед его взором пронеслась, но он все успел запомнить… (у некоторых память как липкая лента, к ней все прилипает – чего им книги не писать? даже выдумывать ничего, кроме новых фамилий, не надо – при том, что и старые помнятся в полном комплекте, т.е. вместе с именами и отчествами. Не только же Путин такой…)

Инет, Тургенев:
Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет страшная, неистовая буря.
Собака сидит передо мною – и смотрит мне прямо в глаза.
И я тоже гляжу ей в глаза.
Она словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает – но я ее понимаю.
Я понимаю, что в это мгновенье и в ней и во мне живет одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы. Мы торжественны; в каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек.
Смерть налетит, махнет на него своим холодным широким крылом…
И конец!
Кто потом разберет, какой именно в каждом из нас горел огонек?
Нет! это не животное и не человек меняются взглядами…
Это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга.
И в каждой из этих пар, в животном и в человеке – одна и та же жизнь жмется пугливо к другой.

Комм:
 Всю жизнь животных убивал и на тебе! Или он только со своей собакой так сроднился… (опять же, вместе убивали и друг друга понимали… Сами смертью были, а теперь…) Вообще, нигде не заметно, чтобы он своей писаниной гордился – наверное, понимал, что неважнецки писал; да и как живое существо явно не лучше собаки; оба жили с огоньком, работали членом, ели мясо; у собаки своя шкура, а у человека содранная с барана (но нет в животных своего огонька – в их глазах только внешний свет отражается…; одна и та же свеча в их глазах трепетала, но в человечьих она замазывала его собственную искру…)

3 книга:
«Ей 30, а выглядит на 15 или ей 20, а выглядит на 50? И ведь с виду богатая. Может, «давать» пришлось, или неудачный кредит, смерть родителей, изнасилование…»

Комм:
Существуют как сильно омолаживающие, так и сильно старящие процедуры – а бабы иногда как пластилин…

В комнатах вместе с нежной кожей мы сохраняем молодость, но «что-то слишком бледен этот мальчик» (я уж не говорю про седину!)

2 книга:
О мертвых говорят только хорошее, потому что каждый умерший  претерпел смертные муки.   

Комм:
Но мертвых нет, они все где-то живы – и можно о них всяко говорить! молчанием мы их во второй раз хороним… В наше время слишком уж молчат о мертвых, но по другой причине – СМИ ошпаривает целой толпой виртуальных персонажей и эта толпа затаптывает даже и живых. Без конца бьются самолеты и взрываются смертники на базарах – где тут вспомнить про обычных единичных мертвецов…; тем более, что все мы одинаковы… Чтобы через толпу пробиться, надо взрываться изнутри; надо устроить для толпы событие…(с другой стороны, так всякий самолет летит и всякая машина едет – на микровзрывах…)

ЦИТАТЫ, некто Субботин:
Скажем, в «Каникулах в коме» Марронье играет с гостями клуба «Нужники» в «три «зачем?»: предполагается, что после третьего «зачем?» любой собеседник начинает вспоминать о смерти. И они это делают – среди прочих и такой герой наших дней, как Борис Ельцин.

Комм:
А о Боге не начинают вспоминать? Все еще стесняются и в чем-то сомневаются…; только перед собственной смертью это пропадает… (а если смерть мгновенная? – все равно успевают в Бога поверить, ведь в  тот самый момент мощная струя воздуха (но этот воздух уже из иного мира!) вверх их направляет, приподнимая локти и ты ощущаешь просто дикий восторг…)

Инет, Тургенев:
Я возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня.
Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.
Я глянул вдоль аллеи и увидел молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки.
Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой – и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.
Он ринулся спасать, он заслонил собою свое детище… но всё его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!
Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке… Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.
Мой Трезор остановился, попятился… Видно, и он признал эту силу.
Я поспешил отозвать смущенного пса – и удалился, благоговея.
Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным ее порывом.
Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.

Комм:
 Но любовь к своему имуществу разве намного слабее? (у некоторых даже сильнее!) Т.е. любовь – это все-таки  чувство; любое чувство должно пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы приобрести драгоценные свойства; без высших смыслов она будет лишь защитой имущества (не знаю, как дети – особенно, если они не свои или свои, но от рук напрочь отбились – но жена точно может казаться имуществом…) В Евангелии с одной стороны любовь проповедуется, а с другой ни к чему не привязанность (женатый должен быть как не женатый, к примеру….)

Чувство любви друг к другу приводит к тому, что вы начинаете делать друг другу добро – и размер этого добра потихоньку нарастает, если чувство любви велико – и даже до самопожертвования может подняться… (иное дело – любовь в состоянии страсти: тут и без взаимности можно обойтись, и до самопожертвования сразу доходишь – но страсть, как костер, без  подброшенных дров она прогорает, т.е. в конечном итоге общий закон подтверждает…; и будучи необогащенной смыслами, страсть вырождается, превращается в дикое чудачество…)

3 книга:
Человек с плохими зубами – смертный, «достоевский», христианский; со здоровыми – просто аполлон, и ему место среди беломраморных колонн и статуй…

Античные развалины как труп человека – все исчезло, а скелеты строений и колонны, как зубы, остались…

Комм:
Мало знаем о том, как в России в те годы зубы лечили – почти не болели, наверное; сладкого же ели меньше в разы;  если что,  какой-нибудь травой рот полоскали – травы хорошо помогают; в противном случае, при крайне настойчивой боли -  а ведь говорят, что нервы поболев, умирают – обычными клещами их выдирали… (И Достоевский, кажется, о зубной боли не пишет – по-моему, только с Чехова начались описания?)

Человек со здоровыми зубами безгрешен?!  крепость его в полном порядке… (Сколько кариеса, столько грехов?)

2 книга:
Остаться одному - словно умереть и попасть в ад.

Комм:
Вдали еще кое-кто остался, но рядом уже почти никого (а совсем близко никого и не было)

Узнав, что кончаем мы свой срок в темной могиле, я решил прожить его в одиночестве, чтобы было поменьше контраста… (Умереть на курорте в веселой компании – может ли худшим быть издевательство? Или все курорты скрыто скучны, все компании скрыто ужасны? «Не отдыхал, только расходы считал – и ничего умного ни от кого не услышал. Покупаться, побегать, в волейбол поиграть я мог прекрасно и дома…)

ЦИТАТЫ, Ophion:
Тонкая прохладца внутри, будто все потеряно, жизнь проиграна – и свобода, какая-то абсолютная свобода, когда уже не за что больше держаться. Что-то похожее на бессмертие.

Комм:
Бессмертием веет от любого проявления жизни – было бы желанье вникать (а лишь у богов желанье сие постоянно…)

И еще после купания – даже в ванной – бывает такая тонкая прохладца внутри (бегаешь мокрым, в плавках по городу и даже в супермаркет в таком виде заходишь!)

Инет, Тургенев:
Роскошная, пышно освещенная зала; множество кавалеров и дам.
Все лица оживлены, речи бойки… Идет трескучий разговор об одной известной певице. Ее величают божественной, бессмертной… О, как хорошо пустила она вчера свою последнюю трель!
И вдруг – словно по манию волшебного жезла – со всех голов и со всех лиц слетела тонкая шелуха кожи и мгновенно выступила наружу мертвенная белизна черепов, зарябили синеватым оловом обнаженные десны и скулы.
С ужасом глядел я, как двигались и шевелились эти десны и скулы, как поворачивались, лоснясь, при свете ламп и свечей, эти шишковатые, костяные шары и как вертелись в них другие, меньшие шары – шары обессмысленных глаз.
Я не смел прикоснуться к собственному лицу, не смел взглянуть на себя в зеркало.
А черепа поворачивались по-прежнему… И с прежним треском, мелькая красными лоскуточками из-за оскаленных зубов, проворные языки лепетали о том, как удивительно, как неподражаемо бессмертная… да, бессмертная певица пустила свою последнюю трель!

Комм:
Все давно уже отправились в рай, а черепа атеистов здесь ошиваются, скалят зубы в ожидании, когда современная наука начинит их электроникой своей… (Время Достоевского и Толстого, а все равно в обществе не было никакой особой духовности – и в знаменитости попадал даже Тургенев, у которого под бородой, шевелюрой тоже голой была черепушка…)

Он ведь всю жизнь по театрам таскался, но пришел момент, когда понял: певицы пустили для меня последнюю трель – смерть слишком близко и уже отравляет любое искусство…

3 книга:
Каждый год болею гриппом – гипервосприимчивость ко всему, в том числе, и вирусам? – но к смерти ведь не был близок ни разу. Откуда огромное число смертей от гриппа?  Наверняка от перенесения его на ногах, без больничного, пренебрежения как простой простудой… (За компом его надо переносить!)

Комм:
Говорят, что в последние годы вирус стал сильнее, а так лишь от последствий гриппа люди умирали (он лишь помогал другим убийцам)

2 книга:
"Почему всё не так, когда плохое настроение? Может, что-то умерло      во мне?" 

Комм:
Что-то умерло в душе  - само, от невнимания – но еще не захоронено; надо подождать – кисель души всосет умершее в себя не хуже, чем болото (а еще во сне бывают похороны…; и я всегда думал, что не днем, а ночью покойников надо хоронить: ни зги не видно, и счастлив тот, кого живым не закопали, кого не искалечили лопатой, кто просто не сошел с ума…)

ЦИТАТЫ, Gunilla:
Мясо, следующая остановка - смерть.

Комм:
Хирурги работают на этой остановке…

Инет, Тургенев:
Мы были когда-то короткими, близкими друзьями… Но настал недобрый миг – и мы расстались, как враги.
Прошло много лет… И вот, заехав в город, где он жил, я узнал, что он безнадежно болен – и желает видеться со мною.
Я отправился к нему, вошел в его комнату… Взоры наши встретились.
Я едва узнал его. Боже! что с ним сделал недуг!
Желтый, высохший, с лысиной во всю голову, с узкой седой бородой, он сидел в одной, нарочно изрезанной рубахе… Он не мог сносить давление самого легкого платья. Порывисто протянул он мне страшно худую, словно обглоданную руку, усиленно прошептал несколько невнятных слов – привет ли то был, упрек ли, кто знает? Изможденная грудь заколыхалась – и на съёженные зрачки загоревшихся глаз скатились две скупые, страдальческие слезинки.
Сердце во мне упало… Я сел на стул возле него – и, опустив невольно взоры перед тем ужасом и безобразием, также протянул руку.
Но мне почудилось, что не его рука взялась за мою.
Мне почудилось, что между нами сидит высокая, тихая, белая женщина. Длинный покров облекает ее с ног до головы. Никуда не смотрят ее глубокие бледные глаза; ничего не говорят ее бледные строгие губы…
Эта женщина соединила наши руки… Она навсегда примирила нас.
Да… Смерть нас примирила.

Комм:
 Смерть женщиной быть не может – это он слишком много с бабами общался и у него перемешалось все, даже возле умирающего они мерещились…

Смерть – старуха? И это вряд ли… Смерть – мужик? Возможно, но тоже есть сомнения. Она загадочно безлика (как Христос!) Смерть – это все же волшебство, а волшебники почти что не имеют пола… (хотя тоже скорее мужики?! Женообразные, холеные мужчины?! Женообразных всех эстетика обманывает – ее они принимают за нечто чудесное и волшебное… Но это лишь муляж!)

3 книга:
Холодные сумерки, белый дом из бесчисленных кирпичиков, где  желтый свет и тепло не экономят, но почему одно окно совсем открыто и бухающий кашель оглашает пространство?…

Комм:
Кто-то был слишком здоров или же наоборот безнадежен? Кто-то желал покурить, несмотря ни на что – хотя уже прокурил свои легкие (у всех начинается кашель, когда их легкие табак уже не принимают…)

2 книга:
"Умерла моя нога, что справа, та, что слева - еще нет". И всё бредит левая нога о правой.

Комм:
Гангрены раньше очень опасался…; кажется, Хемингуэй в этом виноват – в одном его рассказе америкос умудрился сдохнуть на этой почве в районе горы Килиманджаро – наверняка брехня, их, в свою очередь, раньше кто-то напугал – и с тех стерильно чисты все американцы… (хотя привычка часто руки мыть в меня и въелась; а так же в обязательном порядке все свои многочисленные  ранки смазываю йодом…)

ЦИТАТЫ, Кулик:
У меня есть идея акции (пока кишка тонка провести) с поеданием человека: ведь если мы едим части животных, надо предоставить возможность животным есть человеческое мясо.
Идея гастрономической демократии в действии: сначала я отрезаю часть ноги у животного, потом отрубаю у себя, например, палец и кормлю им его. Пока я к этому не готов.

Комм:
Настолько круто,  что я тоже не готов – на первой же порции сойду с ума…

Инет, Тургенев:
Я вижу громадное здание.
В передней стене узкая дверь раскрыта настежь, за дверью – угрюмая мгла. Перед высоким порогом стоит девушка… Русская девушка.
Морозом дышит та непроглядная мгла, и вместе с леденящей струей выносится из глубины здания медленный, глухой голос.
– О ты, что желаешь переступить этот порог, – знаешь ли ты, что тебя ожидает?
– Знаю, – отвечает девушка.
– Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?
– Знаю.
– Отчуждение полное, одиночество?
– Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.
– Не только от врагов – но и от родных, от друзей?
– Да… и от них.
– Хорошо… Ты готова на жертву?
– Да.
– На безымянную жертву? Ты погибнешь – и никто… никто не будет даже знать, чью память почтить!
– Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.
– Готова ли ты на преступление?
Девушка потупила голову.
– И на преступление готова.
Голос не тотчас возобновил свои вопросы. Знаешь ли ты, – заговорил он наконец, – что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?
– Знаю и это. И все-таки я хочу войти.
– Войди!
Девушка перешагнула порог – и тяжелая завеса упала за нею.
– Дура! – проскрежетал кто-то сзади.
– Святая! – принеслось откуда-то в ответ.

Комм:
 Громадное здание цивилизации… Так америкосы совершают всевозможные злодеяния, но «девушки» и женообразные пареньки им все прощают – ведь именно у них самые громадные здания! самая громадная цивилизация…

Преступления не преступления, но русская девушка даже из города могла не видеть дома выше 3 этажей – а тут их, допустим, сто (хотя во времена Тургенева ничего подобного еще и не было – он тут пророчит, уважуха!) – как не ошалеть-то? Любознательность русская и Сибирь-матушку таким образом освоила. А что нам на нашем гадком Севере терять? Распространяться будем и на юг, и в сторону теплиц громадных, т.е. зданий… (плодят их у нас нынче как грибы, никак успокоиться не могут – и согреться…)

3 книга:
Две недели назад он жил  как обычно (ему говорили «ну, будь здоров» и он кивал в ответ), неделю назад он умер, а сегодня его уже забыли! За две недели ни в чьей жизни ничего не изменилось, а вот в его успело измениться всё! (Помнит кое-кто кое-как, но это не имеет никакого значения…)

Комм:
Чтобы забыли, не надо умирать – достаточно покинуть ту или иную тусовку. Мы все уже полузабыты – и сами едва-едва кого-то помним. И это повод спокойней относиться к смерти, к окончательному забвению… (Люди с исключительной памятью – исключение? Они словно для другой жизни – лет в 900! – рождаются… Каждая клеточка у них вибрирует и что-то помнит – ну как такому умирать?! Умрет и тут же ведь воскреснет, что-то вспомнив…)

2 книга:
Два желания: чтобы умер и тот, кто слева или чтобы был жив и тот, кто справа.   

Комм:
Среди тяжелобольных в чистенькой больнице как на грязном поле боя среди раненых…

ЦИТАТЫ, Кулик:
Тогда же в СССР активно обсуждался вопрос о смертной казни. Во время первого голосования в Верховном Совете ни один человек не проголосовал против смертной казни.

В таком коррумпированном государстве, как наше, смертной казни быть не должно.

Комм:
Именно коррупцией часто обосновывают необходимость казни! Но лучше имущество у воров, причем с лихвою, отбирать – для них это почище казни будет…

В СССР боялись против смертной казни голосовать, потому как это наводило на подозрение: наверное, вор и боится умереть (сразу два повода для презрения!)

Инет, Тургенев:
Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, – если я только буду в состоянии тогда думать?
Буду ли я думать о том, что плохо воспользовался жизнью, проспал ее, продремал, не сумел вкусить от ее даров?
«Как? это уже смерть? Так скоро? Невозможно! Ведь я еще ничего не успел сделать… Я только собирался делать!»
Буду ли я вспоминать о прошедшем, останавливаться мыслию на немногих светлых, прожитых мною мгновениях, на дорогих образах и лицах?
Предстанут ли моей памяти мои дурные дела – и найдет на мою душу жгучая тоска позднего раскаяния?
Буду ли я думать о том, что меня ожидает за гробом… да и ожидает ли меня там что-нибудь?
Нет… мне кажется, я буду стараться не думать – и насильно займусь каким-нибудь вздором, чтобы только отвлечь собственное мое внимание от грозного мрака, чернеющего впереди.
При мне один умирающий всё жаловался на то, что не хотят дать ему погрызть каленых орешков… и только там, в глубине его потускневших глаз, билось и трепетало что-то, как перешибленное крыло насмерть раненной птицы.

Комм:
Грызть перед смертью семечки! Жевать жвачку… Смотреть хоккей, причем заглядывая и в турнирную таблицу (примерить гроб, съездить посмотреть на уже готовую могилу…)

Позвать кого-то попрощаться? Или позвать кого-то познакомиться?! (стеснялся раньше) Или поспорить с кем-то в последний раз. Или пообщаться с целью обретенья дружбы, которая раньше не давалась… (но веры нет в людей – в себя–то мало… Все умрем; пусть даже Атомные Бомбы кинут на все большие города и где-то в джунглях жизнь заново начнется…)

3 книга:
…Не надо без конца разрывать себе душу, надо спокойно умереть. Ей Богу, раздвоенный не мир объемлет – «так велик» – а портит беспрерывно всё во всем. «Не суй своих нелепых рук, придурок».

Комм:
Добро и зло душу взрослого всегда разорвать пытаются. Взрослость, с одной стороны, самое плодотворное время, а с другой самое противоречивое. В итоге, весь мир покрыт противоречивыми вещами. В старости на это все приходится махнуть рукой… (Раз беспокойно умираешь, то, конечно, преждевременно? Настолько провалил экзамен, что тебя даже не хотят дослушать… О, несчастный человек! (но, вероятно, другим он приносил еще большие несчастья – а иначе где же справедливость?...)

2 книга:
"Земля не умерла, она только притворилась мертвой".

Комм:
И все жуки в ней притворились, замерли на время, пока я мимо с лопатой проходил…

Земля – это голимая смерть, небеса – это жизнь в чистом виде, но что такое зерно? Это капсула с тайной, это секрет, за которым – последнее знание и зеленое знамя победы над смертью… Корни – осьминог жизни, сторукий борец, побеждающий смерть в ее логове… (зелень все росла и росла, и я на этой зеленой подушке поднимался все выше, к самим небесам…)

ЦИТАТЫ, Рой:
когда-то держал в руках толстый томик немецких анекдотов — о ком бы вы думали? О Гитлере. Анекдотов, имевших хождение в Германии в зените его «тотального» обожания той самой нацией. Другой пример, скорее всего столь же мало известный, из того же периода: уставное приветствие в немецкой армии (“Heil Hitler!”) частенько звучало как более близкое солдатской душе “Halb Liter!” (свидетельство участника событий в частной беседе). Что называется, morituri te salutant: идущим на смерть ни к чему было поддерживать миф о тотальности.

Комм:
Все анекдоты, наверное, производились уже в конце, когда  фюрер обанкротился – и действительно, в основном, в действующей армии… (Впрочем, Гитлер так смешон, что и в самом начале, наверное, тоже нарывался на насмешки – например, со стороны тех же коммунистов…)

Инет, Тургенев:
Стой! Какою я теперь тебя вижу – останься навсегда такою в моей памяти!
С губ сорвался последний вдохновенный звук – глаза не блестят и не сверкают – они меркнут, отягощенные счастьем, блаженным сознанием той красоты, которую удалось тебе выразить, той красоты, во след которой ты словно простираешь твои торжествующие, твои изнеможенные руки!
Какой свет, тоньше и чище солнечного света, разлился по всем твоим членам, по малейшим складкам твоей одежды?
Какой бог своим ласковым дуновеньем откинул назад твои рассыпанные кудри?
Его лобзание горит на твоем, как мрамор, побледневшем челе!
Вот она – открытая тайна, тайна поэзии, жизни, любви! Вот оно, вот оно, бессмертие! Другого бессмертия нет – и не надо. В это мгновение ты бессмертна.
Оно пройдет – и ты снова щепотка пепла, женщина, дитя… Но что тебе за дело! В это мгновенье – ты стала выше, ты стала вне всего преходящего, временного. Это твое мгновение не кончится никогда.
Стой! И дай мне быть участником твоего бессмертия, урони в душу мою отблеск твоей вечности!

Комм:
Вот ведь чушь собачья… – опера, что ль? Все-таки, Тургенев – деревенщина… (деревенский либо вовсе ничего в опере не поймет, либо предастся вот таким восторгам, словно после первого оргазма… Восторги наивного неофита… Сколько их у него было?... Все «искусство» на баб и наивняков рассчитано, на всех любителей богатства… (Любители смыслов или демократии иногда пытаются вмешаться, но в основном погоды не делают – в политику все это отошло…)

3 книга:
Ничто в жизни не греет. Все обещает, но в итоге не греет. Придешь из прозрачного холодного леса, включишь телевизор, желая согреться, но - не греет. И родители не греют. И книги, и картины, и проповеди - ничто в жизни не греет. Светит, но не греет. Или слегка греет в одном месте, но до него трудно дотянуться и не будешь же в неудобной позе около  часами  простаивать. Или грело, но вчера – завтра, может быть, завезут, а может - нет, причем занимать надо заранее - замерзнешь, а не согреешься. Так что лучше не надеяться; ни на что не надеяться. Жить чистым - без надежды. Грей сам себя - или умри. Кто в тяжелую минуту согрел самого себя, тот и ближнего согреет в обычную минуту. А в тяжелую хотя бы умереть не даст. Но на благодарность не надейся - и она не греет, ничто в жизни не греет...

Комм:
Тургеневы не греют, а Толстые – все-таки да… Да и лес интернета меня все-таки греет (телевизор мог бы и не включать…)  Да что там – меня даже каждая настольная лампа греет (каждый чая глоток? – нет…)

Если я сам себя руками греть начну, то чем работать буду?...

Каждый может меня согреть - подать заявку и поучаствовать…

Каждая удачная мысль или фраза тоже греет меня, но недолго – быстро сгорает, как спичка… (каждый день новый нужен их коробок…)

2 книга:
"Кто сделал землю мертвой и кто сказал, что она умерла". 

Комм:
Да, откуда взялась эта смертная планета, эта гора земли, т.е. перегнивших трупов и трупиков? И сколько еще мы будем на ней умирать… Сейчас этого перегноя, может, всего-то 20 сантиметров – а нужно 2 метра (например, для того, чтобы стали произрастать вечные растения, у которых столько же плодов, сколько у нынешних листьев бывает. Тогда, мол, без всякого напряга и ненужных жертв  настанет коммунизм и люди будут жить как боги… У нас пока слишком трудные условия и слишком мало опыта; первые блины всегда выходят комом…)

Жизнь не умрет, потому что городские декаденты скорее успеют выродиться и доконать себя, чем оставшихся рабочих и крестьян (к каковым относился и Высоцкий). Деревни – это жизнь, а города – это смерть – и деревни еще снова расцветут, окрепнут, обратят против городов их же оружие (все эти дрели, болгарки, электрические пилы и даже лобзики…)

ЦИТАТЫ, Кариша:
Вода на Москва-реке мертвая совершенно и льды кусками. Если захотите покончить жизнь самоубийством, не прыгайте туда, потому что смерть будет не мгновенной.

Комм:
«Жизнь в Москве» - и далее по тексту…

Инет, Тургенев:
Опять я лежу в постели… опять мне не спится. То же летнее раннее утро охватывает меня со всех сторон; и опять под окном моим поет черный дрозд – и в сердце горит та же рана.
Но не приносит мне облегчения песенка птицы – и не думаю я о моей ране. Меня терзают другие, бесчисленные, зияющие раны; из них багровыми потоками льется родная, дорогая кровь, льется бесполезно, бессмысленно, как дождевые воды с высоких крыш на грязь и мерзость улицы.
Тысячи моих братий, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братий, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми вождями.
Они гибнут без ропота; их губят без раскаяния; они о себе не жалеют; не жалеют о них и те неумелые вожди.
Ни правых тут нет, ни виноватых: то молотилка треплет снопы колосьев, пустых ли, с зерном ли – покажет время.
Что же значат мои раны? Что значат мои страданья? Я не смею даже плакать. Но голова горит и душа замирает – и я, как преступник, прячу голову в постылые подушки.
Горячие, тяжелые капли пробираются, скользят по моим щекам… скользят мне на губы… Что это? Слезы… или кровь?

Комм:
 Тогда наши на Балканах освобождали болгар и сербов от турок – благородно, но не без поражений, насколько я знаю… Думаю, что благородство в конце концов всегда оправдает себя… Неблагородство, некрасивость убивает даже победителей (Сталинский режим был слишком некрасив и он подтачивает даже нашу самую великую победу… Я бы снимал фильмы не столько о героизме и стойкости наших воинов, сколько об их благородстве; из колхозников в ватниках они должны превратиться в сказочных героев…)

Что это?  и слезы, и кровь – но и воды у Тургенева немало… (что это, сопли или кровь? – у меня из носа кровь бывает… Кстати, смутно помню, что я тоже когда-то в подушку плакал – в детстве? юности? Ничего не помню, кроме мокроты, солености – и противно было; действительно, постылые подушки…)

Не будь турок и болгар, все газеты занимались бы умиранием Тургенева?!

3 книга:
…Словно бы старый лечащий врач вышел, исчез, уволился или только ушел в отпуск – и вошел новый врач, молодой и какой-то чужой, с прохладными руками. Он сказал, что я привыкну к нему, что мое лечение продолжится и я несомненно выздоровею, но в моем сердце стало меньше надежды…
(Запахло какой-то халатностью…; меняются словно в картах вольты…; работнички, блин… дипломаты…винтики в этой больнице…)

Комм:
Я был склонен как мальчик доверять «положительным» людям, а также всем, кто со мной обращался приветливо – и пугаться-стесняться всех новых людей… (В таких вещах отец или друзья должны были поправить меня, но мой отец почти ни в чем мне не был примером – немец во мне сидел и так – а друзья слишком быстро испарились, оказались всего лишь приятелями – хотя в этом и «межеумочная» религия моя виновата…)

2 книга:
"Земля умерла? Землю сожгли?" - "На время" - "На долгое время?" - "Вот бросили семя, но никто не знает, сколько длится у Бога 9 месяцев!"

Комм:
Ни земля не горит, ни небо – вот она, вечность богов… И семена нам все-таки богами даны, они компактно и незаметно к нам были заброшены (даже ковчега строить не надо…) В семена запрятан был рай, растения райские (хотя на земле многие из них в сорняки превратились или же корой обросли). Непорочное зачатие жизни на этой земле…; палками дырок никто вроде не делал, но семена все же взошли…; на смерть окружавшей земли, своим ответили взрывом, протестом – и сразу потянулись туда, откуда родом они…

ЦИТАТЫ, Сукачев (хриплая птица):
- Дурацкая смерть от наркотиков никому не нужна. Толик Крупнов, Леша Ермолин - потрясающие люди. Толик вообще был как ребенок, люди смотрели на него и улыбались. И оба сгорели от «дури». Ненавижу за это 90-е годы. Целое поколение легло в могилу из-за наркоты. И ничего рокерского в этом нет и быть не может.

Комм:
На самом деле распространенность наркотиков для меня загадка и тайна – есть ли она вообще? В отличие от алкашей и бутылок с наркоманами и дозами совершенно не сталкиваюсь – и на улице наркомана отличить не могу… (Знал всего человек шесть наркоманов, но вроде бы все живы, все завязали, до крайностей, если кто и дошел, то лишь потому, что бухал параллельно…)

Инет, Тургенев:
День за днем уходит без следа, однообразно и быстро.
Страшно скоро помчалась жизнь, – скоро и без шума, как речное стремя перед водопадом.
Сыплется она ровно и гладко, как песок в тех часах, которые держит в костлявой руке фигура Смерти.
Когда я лежу в постели и мрак облегает меня со всех сторон – мне постоянно чудится этот слабый и непрерывный шелест утекающей жизни.
Мне не жаль ее, не жаль того, что я мог бы еще сделать… Мне жутко.
Мне сдается: стоит возле моей кровати та неподвижная фигура… В одной руке песочные часы, другую она занесла над моим сердцем…
И вздрагивает и толкается в грудь мое сердце, как бы спеша достучать свои последние удары.

Комм:
Арьес мог бы Тургенева анатомировать, анализировать, классифицировать…

Кто всю жизнь берег себя, тем трудно умирать…; вот Тургенев удивлялся, что народ просто умирает – так он же замордован трудом чрезмерным, ему не о чем особенно жалеть, у замордованного сознанье почти как у скотины… Вы дайте подышать ему, подождите 9 месяцев, чтобы новые ростки в нем проросли… (а в наше время труда не так и много, но зато с другой стороны народ мордует телевизор, уже вокруг живого нет примера, все в мертвых городах…)

3 книга:
Здоровые процессией сопровождают заболевшего в больницу; потом больные - умершего на кладбище... Последнее приветствие заболевшему; последний укол умершему... Четыре ребенка пеленают родившегося;  четыре старика хоронят умершего. Четыре старика  пеленали родившегося мертвым, четыре ребенка хоронят умершего, который воскреснет... В больнице туман, а на кладбище черная ночь. В больнице запотели все оконные стекла, а на кладбище все колодцы до краев полны черной водой. В коридорах больничных под ногами шуршат опавшие листья...  Детский сад привели в дом престарелых и все льются и льются бабушкины сказки: «здоровый ударился о серый камень и так ушибся, что попал в больницу, а там он ударился о камень черный... На воле вольным ходил, а в больнице уже пошли всякие целебные ящички и в один прекрасный день  гробы завезли... Все было как-то странно, противоестественно: ясное утро; днем вдруг падает туман, и туман этот упорно не желает рассеиваться - так и провалился в ночь...» Детский сад привели в туман, а старшеклассников сводили на кладбище, они уже с удовольствием пробовали черную воду... «Что здесь?» - спросил в туман. – «Больница» - ответили из тумана. – «А кто говорит со мной?» – «Больные»...  «Дети, в больнице тоже есть школа, только в ней изучают не гранит знаний, а туман знаний. После окончания школы, т.е. больницы всех ведут в черную ночь, на черную землю, в которой вырыты черные ямы, под черное небо, с которого машут черные дубины. Задача в том, чтобы попасть только под свою дубину и свалиться лишь в свою яму – из чужих ты всю жизнь будешь вылезать» «Больные деревья спиливали и свозили в больницу...»

Комм:
Теперь я чурбанистей стал и почти без поэзии? Но с другой стороны наивности меньше… Слишком много делов… Болезней потенциальных полно, но реально беспокоит пока лишь чревоугодие, неспособность себя контролировать в отношении вкусной еды (мне бы монастырь подошел или армия? Или голод в стране…)

2 книга:
…На весь день меня не хватает и время, когда нет сил есть ежедневно – вот и буду полеживать, предаваясь воображениям. Это лучше, чем «заниматься», себя пересиливая – толку нет, одно умерщвление. «Что не по силам, то не от Господа».

Комм:
Так и не получилось у меня полеживать – да и странные получались результаты в те редкие разы, когда я что-то в этом роде пробовал… Хотя по-прежнему меня на целый день не хватает, но за счет опыта и инерции мощных занятий моих все же удается почти без потерь досидеть до упора за какой-то работой… (Никто не заметит, что я уже мертвый!)

ЦИТАТЫ, Новелла Матвеева:
Казалось, что благодаря своей веселости и творческому настрою он никогда не уйдет из жизни и что он в самом светлом смысле бессмертный человек. Такие люди в самом деле долго живут. Но у него были какие-то болезни, которые не спрашивают, какое у него настроение.

Комм:
Этот веселый творец, очень может быть, в той или иной форме еще и самопожертвованием занимался – а это всегда здорово сокращает продолжительность жизни; в упоении теряешь осторожность, меру, зарываешься… Романтики долго не живут (или это очень специфические романтики, заспиртованные и алкоголем, и поэзией, к примеру; большие болтуны, собой не жертвующие ни на какой практике…)

Инет, Тургенев:
Все говорят: любовь – самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое: ты расширен – и ты нарушен; ты только теперь зажил… - и твое я умерщвлено. Но человека с плотью и кровью возмущает даже такая смерть… Воскресают одни бессмертные боги…

Комм:
Читаю для Аудио Канетти сейчас – Тургенев мне напомнил тамошнего «профессора Кана»! Хотя это типическая для артистов и прочих «творческих личностей» позиция… Она даже моя?! Ведь действительно большинству баб нужна лошадь; говорят, что нужна голова лошади, но на самом деле, скорее, остальные ее части и органы… А мужику нужен бублик - мол, сентиментальные чувства, память из детства… – но на самом деле ему нужна только дырка от бублика… Стоит ли умерщвляться при таких раскладах? И как не запить, если они таки случаются… И даже для того, чтобы работать приходящим мужиком, надо слишком много времени терять… Правда, у всяких полубезработных артистов и полутворцов этого времени как раз до фига, и еще они надеются получить новый творческий импульс от двусмысленных сношений – дело ведь тонкое, щекотливое, рискованное, по его поводу завсегда можно даже и романы писать (ну а стихи - ежедневно…)

3 книга:
«Экономическая революция», «сексуальная революция» – все человеческие желания уже умерли, хочется только брюхо набивать и сношаться.

Комм:
Новому уровню сытости – новый уровень секса. Новому количеству свободного времени – новое количество секса. Новому качеству техники – новое качество секса…

Недавно видел фото: 84-летний Иван Краско хохочет рядом с 24-летней женой, писаной красавицей тургеневского типа,  невинной и свежей – голубой мечте кого угодно, хоть бы даже моей. Видимо, нажрался виагры, старый хрен, и таки жену свою выебал – а она-то, наверно, надеялась… Зато «ее карьера артистки пошла в гору» (роль в сериале смогла получить по протекции?) И еще один штрих: женушка пишет стихи – и теперь разразилась творением «браво, Эрос» (продолжение в следующей серии…; там ведь наверняка и имущества много; может, дева усадьбу тургеневскую хочет…)

2 книга:
Мертвыми глазами вожу по бесчисленным строчкам стихов бесчисленных поэтов – ищу того, кто воскресит. Умер от одних, воскрес от других.

Комм:
Схоластика меня жутко губила (после 20 лет просиживания штанов в «учебных» заведениях я не мог не попасть в ее объятия… Сбежал на свободу, но в местах весьма безлюдных и каменистых… Даже Толстому с Достоевским, Ван Гогу с Бахом трудно пересилить весь остальной кагал Авторитетов, ведь он включает в себя тысячи Имен и десятки тысяч Талмудов, «произведений искусства». К тому же, уже появился БГ, а его влияние было двусмысленным, как это и всегда у поэтов бывает…)

ЦИТАТЫ, Лоретти:
 с Марчелло мы были лучшими друзьями. Видите туфли? (Лоретти задирает ногу и показывает свою обувь.) Это он подарил. А еще пальто, шляпу, в которой сыграл свою последнюю роль. Про туфли он сказал: «В них ты должен объехать весь мир». Эти туфли он надевал всего раз, когда ехал к своей жене – Катрин Денев. А я их не снимаю уже 3 года. Только подошву поменял. Марчелло тогда было совсем плохо, и я пошел его навестить. Он сказал мне: «Робертино, это конец моей жизни, моей дороги». Я начал его успокаивать: «Да ладно. Выкарабкаешься». На что он ответил: «Я чувствую, что смерть дышит мне в горло. Видишь эту ручку? Я хочу, чтобы ты подписывал ею свои контракты. Она принесет тебе удачу. А теперь открой шкаф. Там тебя ждет несколько подарков. Я все равно из дома больше не выйду. А тебе останется память».

Комм:
Я отцовскую шапку вместо колпака зимой на ночь надеваю. Носил бы и другие вещи ради памяти, но у нас разная комплекция… (С братом одинаковая, но вкусы разные и в вещах он щепетилен так, что и на память брата плюнет… Щепетильность возникает по законам компенсации – вместо творчества? В этом они с матерью схожи – отцу на такое было наплевать – как и на творчество – а эти ревнуют, кочевряжатся, все время что-то против говорят – и даже делают, на горе мне и в трудность…)

Инет, Тургенев:
У-а… У-а!
Я проживал тогда в Швейцарии… Я был очень молод, очень самолюбив – и очень одинок. Мне жилось тяжело – и невесело. Еще ничего не изведав, я уже скучал, унывал и злился. Всё на земле мне казалось ничтожным и пошлым, – и, как это часто случается с очень молодыми людьми, я с тайным злорадством лелеял мысль… о самоубийстве. «Докажу… отомщу…» – думалось мне… Но что доказать? За что мстить? Этого я сам не знал. Во мне просто кровь бродила, как вино в закупоренном сосуде… а мне казалось, что надо дать этому вину вылиться наружу и что пора разбить стесняющий сосуд… Байрон был моим идолом, Манфред моим героем.
Однажды вечером я, как Манфред, решился отправиться туда, на темя гор, превыше ледников, далеко от людей, – туда, где нет даже растительной жизни, где громоздятся одни мертвые скалы, где застывает всякий звук, где не слышен даже рев водопадов!
Что я намерен был там делать… я не знал… Быть может, покончить с собою?!
Я отправился…
Шел я долго, сперва по дороге, потом по тропинке, всё выше поднимался… всё выше. Я уже давно миновал последние домики, последние деревья… Камни – одни камни кругом, – резким холодом дышит на меня близкий, но уже невидимый снег, – со всех сторон черными клубами надвигаются ночные тени.
Я остановился наконец.
Какая страшная тишина!
Это царство Смерти.
И я здесь один, один живой человек, со всем своим надменным горем, и отчаяньем, и презреньем… Живой, сознательный человек, ушедший от жизни и не желающий жить. Тайный ужас леденил меня – но я воображал себя великим!…
Манфред – да и полно!
– Один! Я один! – повторял я, – один лицом к лицу со смертью! Уж не пора ли? Да… пора. Прощай, ничтожный мир! Я отталкиваю тебя ногою!
И вдруг в этот самый миг долетел до меня странный, не сразу мною понятый, но живой… человеческий звук… Я вздрогнул, прислушался… звук повторился… Да это… это крик младенца, грудного ребенка!… В этой пустынной, дикой выси, где всякая жизнь, казалось, давно и навсегда замерла, – крик младенца?!!
Изумление мое внезапно сменилось другим чувством, чувством задыхающейся радости… И я побежал стремглав, не разбирая дороги, прямо на этот крик, на этот слабый, жалкий – и спасительный крик!
Вскоре мелькнул предо мною трепетный огонек. Я побежал еще скорее – и через несколько мгновений увидел низкую хижинку. Сложенные из камней, с придавленными плоскими крышами, такие хижины служат по целым неделям убежищем для альпийских пастухов.
Я толкнул полураскрытую дверь – и так и ворвался в хижину, словно смерть по пятам гналась за мною…
Прикорнув на скамейке, молодая женщина кормила грудью ребенка… пастух, вероятно ее муж, сидел с нею рядом.
Они оба уставились на меня… но я ничего не мог промолвить… я только улыбался и кивал головою…
Байрон, Манфред, мечты о самоубийстве, моя гордость и мое величье, куда вы все делись?…
Младенец продолжал кричать – и я благословлял и его, и мать его, и ее мужа…
О горячий крик человеческой, только что народившейся жизни, ты меня спас, ты меня вылечил!

Комм:
 Вот тоже пример того, до чего скверные авторитеты могут довести – и как мало они, на самом деле, стоят…

Горцы – неровные люди? Очень спокойные в одном и очень нервные в другом? И они все со странностями? (Не исключено, что я в горах стал бы сходить с ума! В одиночестве, по крайней мере… Хотя в одиночестве и в равнинном путешествии у меня сильно съедет крыша… - и я птицей, внутри безмолвной и слепой, к дому поскорее полечу!)

Он хотел добраться  туда, где нет даже растительной жизни, но не добрался – уже стемнело, а лишь деревья кончились и камни начались – травы вокруг было полно (но в темноте и ниже-то могут прийти мрачные мысли! В темноте исчезает трава…)

3 книга:
Слушал Настю Полеву – и находил в себе ту же степень безумства, но большую свободу – им сильнее приходится пьянствовать, чтобы раскрыть свои слишком закрепощенные мозги; слушал Талькова – и находил в себе ту же жесткость. «Мы пьяны своей готовностью умереть. Наши души рвутся ввысь столь сильно, что, пожалуйста, возьмите наши тела, если хотите». … Некому вопль гуманизма издать и он как-то тут неуместен… Богатые материально беззаботно относятся к своей духовной бедности – что мешает мне, богатому духовно так же относиться к бедности материальной?! А богатыми и тем, и другим мы можем быть только в раю: земля – место креста и противоречий. Если считаешь, что всем богат, то знай, что наверняка заблуждаешься, что тут что-то не так, что тебя обманули, расслабили...

Комм:
«Евроремонт» - иллюзия богатства материального, «культурка» - иллюзия богатства духовного. Такие «иллюзионисты» и составляют «средний класс»…

А Тальков был слишком жестким (Настя слишком безумной? В какой-то короткий период… – как и многие бабы, кстати; вспомнил Земфиру с Ренатой Литвиновой… Бабы слишком хотят, чтобы у них была «нормальная» жизнь и «нормальная» смерть – да, даже смерть их в случае нормы мало пугает… Даже то, что они «нормально» спиваются, может их успокаивать?!)

2 книга:
В семьях своих злость  изливают так, словно жрут собственные хвосты. Ни церкви у них, ни клуба – ни святого /звезд-картин, к примеру – даром не надо/, ни веселого – один баян, постный шиш, в дополнение к водке и кобелиности, к милицейской вдове /тут и менты мрут!/. Только эта тропинка и протоптана, только это крыльцо и утоптано – в остальных местах делателей нет и снега по горло. Замерли в плаче-крике полусонные, полумертвые. Вот такой «славный мороз» /«мороз и солнце, день чудесный, сельчанин, торжествуя…»/, в который волки, как научил их лис Ленин-Сталин, в реке жизни хвостом пропаганды ловят свой коммунизм.

Комм:
Вот такой Башлачев без симпатии в виде юмора… Картины и церкви где-то уж отжили, но ведь многое живо – и вязания-вышивки древние и всякие телевизором порожденные танцы-театры-пения… Про кулинарию и прочее домоводство со строительством вкупе и вовсе молчу… Да и картины, наверное, скорее в деревне рисуют; и там же бы фоткали, но нет денег на хороший аппарат, нет дорог для путешествий – да и времени… В общем, я очень надеюсь на ручные ремесла, на творчество во всех его видах – и на деревню… Только это мир украшает, согревает – и может его воскресить и  развить… У Башлачева описана брежневская  глухомань, время творческой нищеты (а в моем переложении  глухие и жестокие 90-ые годы… - только волк хвостом уже капитализм вылавливал)

ЦИТАТЫ, Кох (вредитель?):
Многие, может, имеют о православии приблизительное понятие, но в бессмертие верят хотя бы потому, что должен же быть Высший Суд. Надежды на земную справедливость нет – значит, она должна быть где-то там.

Комм:
Земная справедливость тоже есть, просто надо прозреть, чтобы ее увидеть (и на том свете без зрячести будет сплошная тьма…) …Земной справедливости в чем-то нет, но надежда, что она все таки будет  должна быть – без такой надежды ты не сможешь верить  и в небесную справедливость…

Инет, Тургенев:
Памяти Ю. П. Вревской
На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке – с лишком две недели умирала она от тифа.
Она была в беспамятстве – и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка.
Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились… два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез.
Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастия… не ведала – и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась – и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.
Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда – а теперь, конечно, не узнает.
Да и к чему? Жертва принесена… дело сделано.
Но горестно думать, что никто не сказал спасибо даже ее трупу – хоть она сама и стыдилась и чуждалась всякого спасибо.
Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!

Комм:
 «Об ней осведомлялись даже сановники» - это намек?! из протеста против этого ****ства умотала в Болгарию (но там тоже… штыки…; может, ей еще повезло…)

3 книга:
Отец породил Сына, но Сам исчез – видимо, как полагается, умер и унесся в рай. То же повторилось и с Сыном. Причем Своего Сына, Духа, Он воспитал так, чтобы Тот походил на Его Отца – второе пришествие Отца! А потом будет и второе пришествие Сына?!

Комм:
Это такое треугольное колесо…

Бог-Отец за три дня полностью воскресает на природе, причем это весьма радостный процесс – но стоит спрятаться в комнатах и Он заболевает (а если три дня не выходить даже во двор, то и совсем умирает). Христос за три дня воскресает среди людей… - и т.д. У меня чаще всего только Дух здравствует, а два других Бога болеют, еле дышат, редко я их выпускаю на волю, в их любимую, родную среду…

2 книга:
Понял, в чем позор смерти на кресте – висеть приходится несколько дней на театральном обозрении и в жалком виде; и: «даже не надо рук марать - сами сдохнут».  …Христос быстро умер, потому что уже был истощен всей своей деятельностью?

Комм:
Сам тогда понял или все-таки уже и тогда где-то прочел? но додумал хотя бы… Странно, что потом никого не распинали – идея-то ведь больно хороша (вот только караулить привязанного – и даже прибитого – надо – а то сообщники отвяжут или утащат прямо вместе со спиленным крестом… И, конечно, самому привязанному было совсем не до позора – он испытывал страшные муки… Кстати, они все должны были кричать на кресте – почему им на заткнули рты?!)

ЦИТАТЫ, Дроздова (может поменять фамилию):
За несколько лет до смерти его по здоровью списали на берег, назначили большим начальником, но, видимо, бывшие моряки не могут на суше. У папы обнаружилось сто болячек, по врачам ходить он не любил и быстро угас…

Комм:
Раз списали начальника, значит, уже был совсем плох (и все-таки, не отказался от новой начальнической должности! Умирать, так начальником…; хоть чем-то, но покомандовать руки чешутся…; и думал, как раз, что работа его будет поддерживать, держать в тонусе – и в самоуважении…)

Инет:
Казнь через распятие была известна в Вавилонии, Греции, Палестине, Карфагене. Но самое широкое распространение казнь получила в Древнем Риме, где она стала основным видом жестокой, позорной и мучительной смертной казни. Так казнили особо опасных преступников (бунтовщиков, изменников, военнопленных, разбойников, беглых рабов). После подавления восстания Спартака все взятые в плен рабы, около 6 тысяч человек, были распяты на крестах вдоль Аппиевой дороги от Капуи до Рима. Марк Лициний Красс так и не отдал приказа снять тела.

Крест использовался деревянный, как правило, Т-образный (Crux Commissa), хотя использовались и другие его формы:
Crux Simplex — простой вертикальный столб.
Сrux Immissa — два перекрещенных бруса (крест).
Crux Decussata — крест в форме «X».

Иногда в центре креста прикреплялся небольшой выступ, на который распятый мог опереться ногами.

Как правило, римляне использовали Т-образные кресты — (Crux Commissa).

Часто самому распятию предшествовала позорная процессия, в ходе которой осуждённый на смерть должен был нести patibulum (патибулум), деревянный брус (весящий порой до 30—50 кг), который клали на плечи и привязывали к рукам, и который потом служил горизонтальной перекладиной креста.

По прибытии на место с осуждённого снимали одежду, укладывали на землю, широко растягивали руки и гвоздями (реже деревянными кольями) приколачивали их к концам перекладины, которую затем с помощью верёвок подтягивали на вершину заранее вкопанного в землю столба (в другом случае распинали уже на кресте, который потом поднимали вертикально). Осуждённому прибивали руки и ноги к концам креста гвоздями или деревянными кольями, либо фиксировали конечности при помощи верёвок. Если гвозди и забивали в ладони, то, чтобы казнимый не спрыгнул с креста, пожертвовав при этом своими ладонями, его запястья привязывали веревками к перекладине.

В некоторых случаях, чтобы продлить агонию казнимых, на ночь снимали patibulum (и только его) с телом осуждённого, а с наступлением утра снова водружали его на вертикальный столб.

Суданский уголовный кодекс, основанный на интерпретации правительством шариата, включает казнь через повешение с последующим распятием тела казнённого в качестве наказания. В суданском уголовном правосудии такой казни подвергаются лица, осуждённые за богохульство.

23 ноября 2009 года в Саудовской Аравии 22-летний мужчина был приговорён к отсечению головы и посмертному распятию, так, чтобы его обезглавленное тело было привязано к деревянным балкам и выставлено на всеобщее обозрение. Этот человек признался и был осуждён за похищение и изнасилование пятерых детей в возрасте от 3 до 7 лет, которых он оставил в пустыне умирать

В обзоре научной литературы[12] отмечаются следующие возможные причины смерти при распятии: инфаркт[13], остановка сердца[14], гиповолемический шок[15], ацидоз[16], асфиксия[17], аритмия,[18] и эмболия лёгких[19]. Смерть может наступить от любого из этих факторов или от комбинации нескольких из них, а также по другим причинам, включая сепсис вследствие инфекции ран от гвоздей либо ран, полученных при бичевании, которое часто предшествовало распятию, от обезвоживания организма либо от хищных животных[20][21].

По теории Пьера Барбе смерть при распятии наступала главным образом от асфиксии, вызванной якобы тем, что при подвешивании на растянутых руках трудно вдохнуть из-за перерастяжения мышц груди[22]. Распятый поэтому должен подтягиваться на руках, чтобы вдохнуть (либо опираться ногами на специальную подпорку), и когда наступает переутомление, он задыхается. Однако в эксперименте подвешенные таким образом люди не испытывали затруднений с дыханием, зато ощущали быстро нарастающую боль в руках[23][24], что согласуется с представлением римлян о распятии как об особо мучительной казни.

Комм:
Наверное, на кресте лучше не метаться, а постараться тихо потерять сознание…

3 книга:
У всех в мире опущены головы, у всех; так, по крайней мере, кажется; все говорят: «не думай, не пытайся, опусти голову, как все». А я решил поднять голову - все замерли, скосили глаза, ожидая, что на меня обрушится град убийственных ударов: град действительно обрушился, но не такой убийственный - всего лишь весь в крови. К тому же, чем больше ее поднимаешь, тем ударов меньше и они слабее: «можно выжить, можно». А какой ландшафт, какие горизонты видит мое окровавленное лицо: «увидеть такое и умереть».

Комм:
Увидеть такое, что осмыслять увиденное надо десять лет…; и все-таки осмыслить увиденное и дальше жить уже на уровне увиденного… (осмыслить увиденное не удалось, и ты потух печально, ведь ничто другое с этим не сравнялось – и лишь в глубине твоей, как вечный источник огня, тлеют неугасимые угли…)

2 книга:
Увидевшему убийство в принципе надо бы умереть от боли.

Комм:
Пока ему везло – если и убивали,  то где-то за углом, за забором, в соседней квартире…; правда, другой сосед в лотерею миллион выиграл…

Тебе больно? Значит, где-то кто-то кого-то бьет - а раз бьет, то и к убийству примеряется…

ЦИТАТЫ, поэт Горшков (Бочкин, Тарелкин…):
Влюбиться в смерть, сгореть и красной охрой стыть,
Пристав к подошве ввысь шагающего бога…

Комм:
Влюбиться в подошву и сгореть под нею от трения…

Мужик под каблуком вниз шагающей богини, а баба, значит, под подошвой ввысь шагающего бога… Вернее, бабы ввысь шагают, но почему-то вниз попадают, а у мужиков все наоборот… (и в итоге, оба в середине?! И  в нормальной обуви… Любовь и смерть аннигилировали друг друга…)
 
Влюбиться в смерть, сгореть и,
Пристав к подошве, углями жечь  ввысь шагающего бога…
 
Влюбиться в смерть, сгореть и попытаться сжечь еще и ввысь шагающего бога…

Инет, Тургенев:
Как пуст, и вял, и ничтожен почти всякий прожитой день! Как мало следов оставляет он за собою! Как бессмысленно глупо пробежали эти часы за часами!
И между тем человеку хочется существовать; он дорожит жизнью, он надеется на нее, на себя, на будущее… О, каких благ он ждет от будущего!
Но почему же он воображает, что другие, грядущие дни не будут похожи на этот только что прожитой день?
Да он этого и не воображает. Он вообще не любит размышлять – и хорошо делает.
«Вот завтра, завтра!» – утешает он себя, пока это «завтра» не свалит его в могилу.
Ну, а раз в могиле – поневоле размышлять перестанешь.

Комм:
«Сегодня по телику полно интересного – значит, ничего не выйдет…; а вот завтра, смотрю, почти ничего нет! – можно попробовать что-то самому поделать!» - а у богатых в те времена была не жизнь, а живой телевизор…

3 книга:
Силом поселился. Раздвинул толщу океана и поместил в ней свой дом. Почти сухо в доме. Впрочем, и небольших сыростей достаточно, чтобы сильно нервничать -  живешь же  на дне морском. Страшный напор напирает на дом. Он держится, я верю, что  был на века построен, для вечности годен, но все же гнетет психологически этот безрадостный пейзаж за окном... Так что же делать? Умереть и всплыть на небо, качаться на райской яхте, на ласковых волнах или же что-то делать с океаном…

Комм:
Всего боялся – начиная с сумерек (постоянно сумерки в моих текстах мелькают). Т.е. не то, чтобы много боялся, но напрягало чуть ли не все… (а от комплексов все-таки мат помогает!)

И еще, конечно, тысячи авторитетов и миллионы произведений искусства на меня напирали… Да и шире – весь телевизор, все СМИ (а теперь и весь интернет – по сути, он должен был меня похоронить окончательно, если бы я не успел измениться…)

Летом ложусь на гамак и качаюсь; мой двор – моя яхта… (небо - мой океан…)

2 книга:
Не будь оппонента, консерваторы были бы добры /только б умерли от скуки/.

Комм:
Не будь оппонента, все консервы оказались бы просроченными… Представьте себе полностью машинальное существо…

ЦИТАТЫ, Шишкин (писатель или просто?):
В 1949 году в мире было не мало мест, где человек влачил жалкое существование. Кажется, тогда Альбер Камю сказал, что всегда найдется причина, чтобы убить человека. Но правда и то, что всегда найдется причина, чтобы перед смертью привести его в скотское состояние.

Комм:
Опять только что Сталина хором хвалили – не только Проханов, этот горе-писатель, но и в студии  «русский народ». А ведь это обычный восточный деспот – даже на рожу точно такой же, как Саддам или Каддафи. И ведь именно из-за таких «кормчих» нас и считают веками рабами и мерзкой страной… (Еще вспомнил, как мать описывала свою молодость – везде были «1 отделы», гэбисты, и чуть что, и ты мог получить, допустим, в виде плохой характеристики черную метку – с ней никуда не возьмут на работу; у нее, как баптистки, была в этом смысле нервная жизнь – а ведь уже при Хрущеве да Брежневе, которые были подобрее, послабже…)

Конечно, и восточный деспот, бывает, человеком не без достоинств, но ведь тогда и Гитлера можно похвалить; я, например, если выбирать между этими двумя, точно бы выбрал Адольфа – идея сверхчеловека гораздо мне ближе идеи сверхгосударства (хотя сам он был и комар…). Сверхчеловек убивает чужих, а сверхгосударство убивает своих…

Полный бред, что Сталин произвел техническую революцию в стране – она шла во всем мире! И без этого полуграмотного осетинского дурня, шла бы точно в 20 раз быстрее и качественнее! Мы могли бы второй Америкой стать, а стали Верхней Вольтой с ракетами и Юркой Гагариным (который тоже погиб ни за что в этих военных гонках…)

Но Сталин – это только восточная реакция, а расшатали страну западники со своей  революцией… (какое зло хуже?! я лично только так могу ставить вопрос…)

Инет, Тургенев:
Мне снилось: я шел по широкой голой степи, усеянной крупными угловатыми камнями, под черным, низким небом.
Между камнями вилась тропинка… Я шел по ней, не зная сам куда и зачем…
Вдруг передо мною на узкой черте тропинки появилось нечто вроде тонкого облачка… Я начал вглядываться: облачко стало женщиной, стройной и высокой, в белом платье, с узким светлым поясом вокруг стана. Она спешила прочь от меня проворными шагами.
Я не видел ее лица, не видел даже ее волос: их закрывала волнистая ткань; но всё сердце мое устремилось вслед за нею. Она казалась мне прекрасной, дорогой и милой… Я непременно хотел догнать ее, хотел заглянуть в ее лицо… в ее глаза… О да! Я хотел увидеть, я должен был увидеть эти глаза.
Однако как я ни спешил, она двигалась еще проворнее меня – и я не мог ее настигнуть.
Но вот поперек тропинки показался плоский, широкий камень… Он преградил ей дорогу.
Женщина остановилась перед ним… и я подбежал, дрожа от радости и ожидания, не без страха.
Я ничего не промолвил… Но она тихо обернулась ко мне…
И я все-таки не увидал ее глаз. Они были закрыты.
Лицо ее было белое… белое, как ее одежда; обнаженные руки висели недвижно. Она вся словно окаменела; всем телом своим, каждой чертою лица своего эта женщина походила на мраморную статую.
Медленно, не сгибаясь ни одним членом, отклонилась она назад и опустилась на ту плоскую плиту.
И вот уже я лежу с ней рядом, лежу на спине, вытянутый весь, как надгробное изваяние, руки мои сложены молитвенно на груди, и чувствую я, что окаменел я тоже.
Прошло несколько мгновений… Женщина вдруг приподнялась и пошла прочь.
Я хотел броситься за нею, но я не мог пошевельнуться, не мог разжать сложенных рук – и только глядел ей вслед, с тоской несказанной.
Тогда она внезапно обернулась – и я увидел светлые, лучистые глаза на живом подвижном лице. Она устремила их на меня и засмеялась одними устами… без звука. Встань, мол, и приди ко мне!
Но я всё не мог пошевельнуться.
Тогда она засмеялась еще раз и быстро удалилась, весело покачивая головою, на которой вдруг ярко заалел венок из маленьких роз.
А я остался неподвижен и нем на могильной моей плите.

Комм:
 Издали прекрасными кажутся чуть ли не 50 процентов женщин – так научились за собой ухаживать – но вблизи вся красота немедленно тает, выдерживают близость несчастные доли процента… И это не только красоты касается, но и душевных качеств – допустим, в телефонном разговоре, опять же чуть ли не 50 процентов разговаривает мило и обаятельно… Но эту тему можно и развернуть: 50 процентов можно развить и из иллюзии (которая делает из них только обманщиц) перевести в состояние реальности (которая даст им крепкую силу… - а именно крепости не хватает их бесформенным личикам, чтобы превратиться в красивые…)

А Тургенев гнался за бабой, которая его не любила (у которой был муж! Без мужа-то почти любую можно взять штурмом, осадой, тем более, при наличии денег) – которая, может быть, даже и переспала с ним, но только в качестве статуи, а сразу после опять убежала… Тургенев – это наглядный пример того, как можно жизнь бездарно на бабу профукать… (при том, что ради него портили свои жизни другие бабенки! И вовсе не хуже этой французской штучки…)

И что ему оставалось на его бобах? Кряхтя, кое-как, в качестве писателя, смерть свою описать и могилу…

3 книга:
Жили два брата. Один был нормальный -  ходил на работу, надевая шляпу на вымытую голову, приходил с работы, снимая ботинки, где ноги потели - а другой непутевый, пропащий. И спокойно жил первый брат только в те периоды, когда тот пропадал настолько, что вовсе терялась с ним всякая связь. «Может, он умер где-то под забором». Спокойно было, но скучно,  не было же больше у первого брата ни единой родной души - одно лишь море здоровканий. Поэтому когда второй вдруг все же объявлялся - падая как снег на голову - первый не только озабочивался, но и радовался втайне. А забот уж с этим вторым всегда был полон рот. «Крестные муки ради тебя каждой день принимаю, голову некогда вымыть, носки, стыдно сказать, пятый день не меняю»...

Комм:
Эта притча всегда была натяжкой, а уж теперь и вовсе ни про меня, ни про брата (хотя, может,  где-то в Отарах и помру под забором…) Вообще, я ни в путевых, ни в непутевых равно не верю; упрямые дурни и бесхарактерные – вот и вся разница; примерно один и тот же ералаш в голове… (живут с ним, считая свои буреломы натуральной природой?! Осуждая «искусственность»?! Пережидая шторм  в голове посредством сиденья в бетонных коробках – или бредя в никуда, чтобы развеяться…)

2 книга:
Я могу ощущать себя бессмертным и полным великой ценности даже зная, что одновременно я - разбитая тарелка. Это вопрос метафизики и экзистенции. Когда есть крест, есть и Христос. Лучший выход – написать исповедь и умереть.

Комм:
Все-таки, я сомневаюсь, что имярек – личность, если он не написал не только исповеди, но и воспоминаний. (Он трус? Он эгоист?) А если все-таки начинал писать, да бросил, то это его тайное банкротство… («Зачем писать?» для меня сродни вопросу «А зачем жить?» И зачем человеку дана старость?)

ЦИТАТЫ, журнальчик:
известный эксперимент с лягушкой. Если лягушку поместить в кастрюлю с холодной водой и медленно довести эту воду до кипения, то лягушка, так и не поняв, что происходит, сварится, даже не попытавшись выпрыгнуть из кастрюли. Однако если бросить лягушку в ту же кастрюлю, но наполненную уже кипятком, то лягушка немедленно выскочит, спасая себя от неминуемой смерти.
Вы спросите – что общего у этой истории с цифровой фотографией? Я вам отвечу: большинство людей не понимает, что технологические изменения, происходящие вокруг нас, смахивают на кипящую воду.

Комм:
Через эволюцию до революции… А с человеком такой эксперимент проводили? Когда ему становилось очень горячо? Ведь человек и в ванной очень быстро к температуре привыкает… (Та же самая писанина моя кому-то покажется обжигающей?!)

Инет, Тургенев:
Когда меня не будет, когда всё, что было мною, рассыплется прахом, – о ты, мой единственный друг, о ты, которую я любил так глубоко и так нежно, ты, которая наверно переживешь меня, – не ходи на мою могилу… Тебе там делать нечего.
Не забывай меня… но и не вспоминай обо мне среди ежедневных забот, удовольствий и нужд… Я не хочу мешать твоей жизни, не хочу затруднять ее спокойное течение.
Но в часы уединения, когда найдет на тебя та застенчивая и беспричинная грусть, столь знакомая добрым сердцам, возьми одну из наших любимых книг и отыщи в ней те страницы, те строки, те слова, от которых, бывало, – помнишь? – у нас обоих разом выступали сладкие и безмолвные слезы.
Прочти, закрой глаза и протяни мне руку… Отсутствующему другу протяни руку твою.
Я не буду в состоянии пожать ее моей рукой – она будет лежать неподвижно под землею… но мне теперь отрадно думать, что, быть может, ты на твоей руке почувствуешь легкое прикосновение.
И образ мой предстанет тебе – и из-под закрытых век твоих глаз польются слезы, подобные тем слезам, которые мы, умиленные Красотою, проливали некогда с тобою вдвоем, о ты, мой единственный друг, о ты, которую я любил так глубоко и так нежно!

Комм:
«Отсутствующему другу протяни руку твою. Я не буду в состоянии пожать ее моей рукой» – но буду шевелить пальцами… Буду плакать там долго-долго, сладко-сладко (ну и время сна удвою, раз нечего делать…)

На кладбище с магнитофонами уже  чуть ли не сто лет можно очень сильно нашалить! (В принципе, можно вообще сделать говорящую могилу! – приезжать раз в неделю и менять батарейки у на повтор поставленной записи… И вместо фото, можно уже видеоэкраны в могильные обелиски вмонтировать! Идешь по аллее, а вокруг сплошное кино…)

3 книга:
То хорошо горит печка, а то тянет угарным газом тоски: «ничего не изменишь, никого не переделаешь, ни одну стену не пробьешь головой, а тем более кулаком. А пинаться -  это так вульгарно и злобно, что  сначала надо  умереть...»

Комм:
Я регулярно своей лютой руганью чиркаю это смертоносное дно – хорошо еще, обошлось без аварий… Да и по жизни, может, не совсем уж несправедливо я никем не возлюблен? Весьма напряжен и напорист по тону бываю, но крайне невнятен и неприятен по тембру (даже странно, что с некоторых пор с  легкостью делаю уникальные Аудио!)

2 книга:
Человек, имея 3 части, должен иметь 3 собственности, чтобы эти части  были не голодны. В частности, мои писания – это пропаганда духовной собственности. Но что-то не так, раз я всё еще в пессимизме и не имею желания продолжить род и не верю в успех своей общественной миссии. «Моя жизнь слишком фантастична – тут не могло обойтись без ошибок; но если бы тут был кардинальный тупик, то я бы уже умер. Или тупик только ждет, пока ты в него заберешься поглубже – но он не захлопнется, если ты будешь верить, что выберешься из любых глубин».

Комм:
И духовную собственность я слишком долго в ступе месил, топтался с нею на месте, а уж с душевной и вовсе плоховаты дела – с людьми общается лишь вывеска моя, да и то нечасто. Физическому миру отдал немало сил и времени, но больших способностей не обнаружил – как и больших учителей (ведь именно учителя меня вывели на путь истинный и горячий в мире духовном). Впрочем,  как ремонтер что-то все-таки из себя представляю (только стоило ли за хлам так держаться?!)

ЦИТАТЫ, Петрарка:
                Надеялся, что страх превозмогу,
                Но всем благим и злым, что я имею,
                И светом дней, и смертью связан с нею,
                Увижу взор ее - и не могу.

Комм:
Петрарка – это человек, к которому я чувствовал очень сильную любовь (какое-то родство душ у нас? Любой скажет, что «и не подумаешь»! Любовь моя к девицам, к людям так и остается втуне…)

Петрарка был слишком умен и талантлив, он слишком опережал свое время и не мог быть правильно понят – женщины всего этого не любят…; а нежности у них своей хватает…

Инет, Тургенев:
Я встал ночью с постели… Мне показалось, что кто-то позвал меня по имени… там, за темным окном.
Я прижался лицом к стеклу, приник ухом, вперил взоры – и начал ждать.
Но там, за окном, только деревья шумели – однообразно и смутно, – и сплошные, дымчатые тучи, хоть и двигались и менялись беспрестанно, оставались всё те же да те же…
Ни звезды на небе, ни огонька на земле.
Скучно и томно там… как и здесь, в моем сердце.
Но вдруг где-то вдали возник жалобный звук и, постепенно усиливаясь и приближаясь, зазвенел человеческим голосом – и, понижаясь и замирая, промчался мимо.
«Прощай! прощай! прощай!» – чудилось мне в его замираниях.
Ах! Это всё мое прошедшее, всё мое счастье, всё, всё, что я лелеял и любил, – навсегда и безвозвратно прощалось со мною!
Я поклонился моей улетевшей жизни – и лег в постель, как в могилу.

Комм:
 А ведь Тургенев не только в последний год своей жизни эти унылые предсмертные записки писал – нет, они писались года четыре (если не пять) – и, наверное, почти весь этот срок он был на ногах и в своей Франции играл свои немаленькие литературные и прочие роли? Мне это знакомо: днем бодр, а ночью почти умираешь. (Или днем трезв, а ночью сумбурные сны) Думаю, такие расклады – плохая примета и жизнь нужно как-то менять… (Честен в доску? – значит, фальшивить будешь через бодрячество… Как отец? Он, кстати, никогда темы снов своих не касался, но утром вставал весьма замороченным…)

3 книга:
Воскрешение Лазаря: пошел его воскрешать к врагам, в опасное место. Украл у убийц мертвеца…

«Господи, уже четвертый день, смердит» – но не смердел, напрасно привалили камень, он хотел воскреснуть, он почти не умер, почти спал; на нем уже поставили крест, а надо было только скорбно крикнуть. …Вообще-то, это не было неслыханным делом: кажется, Илия воскресил ребенка, упав на него и согрев его… Интересно, насколько часто люди впадают в летаргический сон…

Комм:
Одни учатся воскрешать мертвецов, а другие… к примеру, строить огромные заводы …; я, собственно, тоже с трудом верю, что все гигантские сооружения обычными людьми построены… И то, и другое меня заставляет только пожать плечами: зачем, например, мертвецов воскрешать? Чтобы еще лет десять пожили? Чтобы дрожали, дожидаясь второй своей смерти? Чтобы несли на себе отпечаток загробного мира и больше уже никогда не смеялись? И все равно же люди наверняка не верили, что он умирал – без сознания больные часто валяются, и их в таком виде нередко тогда хоронили…; да и летаргический сон вроде случается…; возможен и сговор…; возможны и слухи, все исказившие…

2 книга:
Не умерши, не очистишь своё жизненное пространство – а при первых опытах несовершенного человека его нельзя не замусорить.

Комм:
Чем больше взрослым умираешь, тем больше как личность растешь (но пороков это не касается! От пороков спасает только бегство, только ампутация, только трудотерапия? Одними переживаниями и раскаяниями от них избавиться невозможно… Как невозможно и очиститься от мелких грешков через одни  благие намерения и  самоправедность… Мои творчества – это рассказы о моих умираниях и это трудотерапия, позволяющая вытеснить пороки на периферию…)

ЦИТАТЫ, Петрарочка:
                Что ждет меня, когда, казнимый роком,
                Лишусь я снисхожденья божества,
                В чьем взоре милость теплится едва?
                Неужто смерть приму в огне жестоком?

Комм:
В Средневековье были какие-то двойные стандарты – с одной стороны, женщины ставились ни во что, а с другой, им посвящали стихи и прочие рыцарские вещи…

И еще непонятны взаимоотношения Петрарки с Богом (и неужто баб он плохо понимал?!)

И он явно не был страстным человеком – он был мягким, музыкальным, интеллигентным, нежным (и свои стихи он писал ради любви вообще; и ради музыки стиха – которая у него несравненна… - сравнима с баховской!)

Инет:
Академик И. П. Павлов описывал больного Ивана Кузьмича Качалкина, проспавшего 22 года с 1896 по 1918 год. Он находился в кататоническом состоянии — «лежал живым трупом без малейшего произвольного движения и без единого слова» . Его приходилось кормить с помощью зонда. В последние годы до своего шестидесятелетия он начал постепенно делать какие-то движения, в конце концов он смог вставать в туалет и иногда есть без посторонней помощи. По поводу его прошлого состояния Иван Качалкин объяснял, что «всё понимал, что около него происходит, но чувствовал страшную, неодолимую тяжесть в мускулах, так что ему было даже трудно дышать». Он умер в сентябре 1918 года от сердечной недостаточности.

Комм:
А как он в это состояние впал? А нельзя ли было выход из подобного маразма как-то ускорить? Ведь спящих, например, можно просто разбудить! (не ударили ли его по башке и не был ли он шизофреником…)

3 книга:
Иоанна 20, 16 Плачу, по-моему, это любовь. …«Не прикасайся ко Мне, иначе Мне трудно станет уйти с земли». Кто «хранит своё девство», тот имеет шанс быть взятым живым на небо. «Хранил, но умер»? – может, не сохранил всё-таки, хотя бы в мыслях.

Комм:
Есть тут ехидный подтекст? (или сохранил я себя от подтекста?!)

Заплачу, опять же, легко – и тоже удивительно, что особо никогда не опозорился в нашем железобетонном краю…

2 книга:
  Одни: "нынешнее смехотворное добро - остатки прошлого добра-раздобра», другие: "нынешнее, прямо сказать, еще не совсем доброе добро всё же сулит нам в будущем добро-раздобро". /Будущее настолько удаленное, что мы успеем смыться – умереть./

Комм:
Да, уже многие герои 91-го сдохли – нет ни Собчака, ни Немцова, ни Афанасьева, ни Гайдара, ни самого ЕБНа… Каждая смерть  праздником была для меня! Мол, какая-никакая, но вот и справедливость на свете… От любой тюрьмы миллиардер откупится, но не от смерти же… (Мечтаю Чубайса пережить! Вексельберга, Фридмана и Дерипаску! И даже с длинным Прохоровым посоревноваться… )

ЦИТАТЫ, бедный Петрарка:
                Скорей во все поверю чудеса,
                Чем кто-то, кроме смерти, мне поможет

Комм:
«Сначала во все другие поверю чудеса и только после – в то, что кто-то мне поможет…»  Петрарка про любовь писал, чтобы забыться в этом жестоком мире, это его медитация и терапия была; любовь от нас не ближе, чем на Марс полеты…

Кстати, могли бы устраивать конкурс на самую знаменитую или самую сильную в мире, в истории любовь!  Хотелось бы, чтобы огласили результаты… (Ромео и Джульетта? – чушь собачья!)

Инет:
Известно, что Николай Васильевич Гоголь очень боялся быть заживо погребенным и поэтому просил своих близких похоронить его только тогда, когда появятся явные признаки разложения тела. Однако в мае 1931 года при ликвидации в Москве кладбища Данилова монастыря, на котором был похоронен великий писатель, при эксгумации было обнаружено, что череп Гоголя повернут набок, а обивка гроба разодрана.
 
Случай со знаменитым итальянским поэтом ХIV века Петраркой был бы точно таким же, но закончился он благополучно. В 40 лет Петрарка тяжело заболел и «умер», а когда его стали хоронить, то очнулся и сказал, что прекрасно себя чувствует.

Комм:
Неужели Гоголя похоронили без признаков разложения? Или у него была такая болезнь, что он уже при жизни разлагался? При каких тяжелых болезнях легко обмануться со смертью? 

 Надо было Гоголю ручку с бумагой в гроб положить…

Под землей нечем дышать и полная тьма, ничего сообразить не успеешь, как уже задохнешься…

3 книга:
Так хочется, чтобы никто не умер, родившийся умершего не заменит…

Комм:
Надо отстраняться, чтобы было легче смерть воспринимать? Дело важнее человека, по крайней мере, с точки зрения двух из трех Богов. А с точки зрения третьего Бога важен  не столько сам человек, сколько Любовь в человеке; без любви мы – прах (и любить в нас нечего!) Любить надо любовь… – и в этом справедливость…

2 книга:
Набоков /и А. Толстой/: «большое умерло, зато мелкое теперь ничем не заслонено». Наряжают мелкое так, как раньше наряжали большое…. А потом наступила пустота «экзистенционализма»…

Комм:
Большое переместилось в другие сферы? Сейчас, например, миллионы играют в некие онлайн-игры – а я уже совсем смутно представляю, что это такое… - вряд ли очень большое, но карты с шахматами, а  то и весь спорт, может заменить?! Как на все занятия людей хватает?! Хотя бы маленьких? Так ведь и людей сейчас миллиарды, и денег – триллионы, и сил свободных до фига…

Размер – это объем помноженный на интенсивность, а интенсивность – это тонкость в мелочах (в конце: корабль огромный, но внутри – сплошные микросхемы?!)

Большое – это материальный мир, мелкое – человеческий, а пустота – это условие для рождения мира духовного…

ЦИТАТЫ, simon benjamin:
Умершие насильственной смертью,
выглядели на смертном одре спокойно,
порою даже гордо, как будто только что
окончили учебное заведение.

Комм:
Еврейский почерк…

Инет, Тургенев:
Проживая – много лет тому назад – в Петербурге, я, всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу.
Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками, бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой – в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк господам.
Вот однажды нанял я такого извозчика… Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армячишко на эти богатырские плеча!
Однако красивое безбородое лицо извозчика казалось печальным и хмурым.
Разговорился я с ним. И в голосе его слышалась печаль.
– Что, брат? – спросил я его. – Отчего ты не весел? Али горе есть какое?
Парень не тотчас отвечал мне.
– Есть, барин, есть, – промолвил он наконец. – Да и такое, что лучше быть не надо. Жена у меня померла.
– Ты ее любил… жену-то свою?
Парень не обернулся ко мне; только голову наклонил немного.
– Любил, барин. Восьмой месяц пошел… а не могу забыть. Гложет мне сердце… да и ну! И с чего ей было помирать-то? Молодая! здоровая!… В един день холера порешила.
– И добрая она была у тебя?
– Ах, барин! – тяжело вздохнул бедняк. – И как же дружно мы жили с ней! Без меня скончалась. Я как узнал здесь, что ее, значит, уже похоронили, – сейчас в деревню поспешил, домой. Приехал – а уж заполночь стало. Вошел я к себе в избу, остановился посередке и говорю так-то тихохонько: «Маша! а Маша!» Только сверчок трещит. Заплакал я тутотка, сел на избяной пол – да ладонью по земле как хлопну! «Ненасытная, говорю, утроба!… Сожрала ты ее… сожри ж и меня! Ах, Маша!»
– Маша! – прибавил он внезапно упавшим голосом. И, не выпуская из рук веревочных вожжей, он выдавил рукавицей из глаз слезу, стряхнул ее, сбросил в сторону, повел плечами – и уж больше не произнес ни слова.
Слезая с саней, я дал ему лишний пятиалтынный. Он поклонился мне низехонько, взявшись обеими руками за шапку, – и поплелся шажком по снежной скатерти пустынной улицы, залитой седым туманом январского мороза.

Комм:
Я думал, что холера бывает только на югах, только в жару, а тут северный апрель, что ли, получается? Но парень-то мог как раз с юга приехать… С месяцами мог Тургенев  напутать… (и да, оказывается с 1865 года появилась  у нас холера…)

Бедность в России нашей не меньше мне сделала больно… Почему и тогда столь чудовищным, азиатским был разрыв между богатыми и бедными? Одни не вылезали из нужды, другие – из удовольствий. А ведь только средний класс развивает технические науки и прочее благоустройство… Ни один царь до Александра Второго о народе не думал, одна геополитика была на уме… Да и после… (Александр Третий думал о промышленности?  Николай Второй о потребительском рынке?) Странная Россия страна – вроде бы добивалась геополитических успехов (через кровь и труд тех же бедняков), а ее по-прежнему презирали в мире как страну деспотического ига и нищего народа… Только через страх, как некое чудище, заставляла себя уважать! (и теперь любителей такого расклада хоть отбавляй!) Немецкие цари были добросовестными, но слишком воинственными и народ русский, крестьяне, был им совсем чужд и непонятен. И таким же геополитиком был и Сталин (Вот в Хрущеве была крестьянская жилка – и сразу народ зажил, повеселел, и страна вперед рванула…. Путин всем хорош, но крестьянской жилки в нем нет, и он бессмысленные стадионы строит, двусмысленную экономическую политику проводит (правда, ее и гибкой можно назвать)… Если он и думал  о народе, то лишь потому, что тот до ручки дошел, а как народ поправился, так опять геополитика на первом плане (правда, в этом он чуть ли не гений, причем с благородным оттенком) …Вот Лужков знал бы что  делать! И даже Зюганов недавно опять о народных предприятиях вспомнил…)

3 книга:
Обделывал свои грязные делишки, служа в охране за железными воротами. Темные дела за темными воротами темной ночью. Потом темный сон. Но однажды приснилось, что раскрылись ворота, а за ними не обычная темная, как сон ночь, а темные машины и люди в униформе. Один даже с автоматом, а другой с собакой... И спящий так испугался во сне, что умер и его за железный забор посадили, то ли в тюрьму, то ли на кладбище. Он и пожитки не успел собрать, и последнюю зарплату получить, и долги отдать, и хлеба белого  купить на обратной дороге. Он как выглянул в дверь-то и как увидел, что ворота-то раскрылись, так и упал тут же и почти ни одно свое грязное дело скрыть не сумел; правда, половину из них всё равно не нашли, таким они слоем грязи покрылись, в такие свалочные узлы завязались. Пожитки его, грязные, опять-таки, побрезговали перетряхнуть. И домой не сходили...

Комм:
Эти чертовы вахтерства с молодости ко мне привязаться пытались…; бедность прилипла ко мне и всякие страхи, и психология выживальщика… (и мутные сны)

Так пугался проверок ночных, что сонным чуть с узкой лавки не падал… (и ментов с детства боялся)

2 книга:
Патетические речи /в парламенте и т.д./ - глупая гордыня здорового государства. Жил Рим как Адам 9 веков, но всё же умер.

Комм:
Да, государство как люди (государство – это гражданин под огромной лупой!)

И, может, Адамы – это действительно об империях притча?! …Сначала каждый человек был как государство, а потом людишки измельчали и жить так долго им стало просто ни к чему…

ЦИТАТЫ, хитрый Уэльбек:
Говорят, дети – наше бессмертие. Мне кажется, люди предпочли бы сами стать бессмертными, чем иметь детей.

Комм:
Да, детки – это на безрыбье раки! Но западной разобщенностью попахивает (да, это Уэльбек). Даже с собственными детьми на Западе на диво мало дружат (какие могут быть дети у винта? У специалиста, которого всего раздуло? Мой папаша-немец, кстати, был таким. А у него - его собственный отец… Но мать-то почему тоже родительской любовью почти не отличилась? Баптизм – он ведь с Запада пришел! Да и крестьяне не сентиментальны… Опять же, хочешь, чтоб тебя родители любили? – становись их копией. Для этого тебя родили…)

Инет:
до позапрошлого столетия мир не знал о существовании такой болезни, как холера. Неприятную привилегию знакомства с ней имели лишь народы полуострова Индостан. Однако с начала XIX века холера стала наносить удары в виде массовых пандемий, охватывавших практически всё Восточное полушарие. Эпидемия холеры в России началась примерно в 1865 году и имела вялотекущий, но весьма смертоносный характер на протяжении более чем 50 лет – вплоть до 1925 года эта болезнь унесла около 3 миллионов жизней. Причём более полумиллиона человек погибли от вспышки этой болезни, совпавшей со сложными условиями Гражданской войны и последовавшей за ней разрухи

Комм:
 Люди стали много путешествовать – и привозить не только новые растения или изобретения, но и болезни… И это не было мелким побочным эффектом, досадным недоразумением… (тех же американских индейцев уничтожили с помощью заразных болезней…;  и наши северные народы еле выжили, да и то лишь потому, наверное, что север есть север, там огромные пустые пространства, мало контактов…; а южноамериканские индейцы едва уцелели с помощью джунглей и гор…; это теперь они, как крестьяне, снова размножились, благо их страны еще не были полностью урбанизированы, как Соединенные Штаты, где остаткам индейцев приходится чучелами жить в резервациях…)

3 книга:
Разум всюду чертит линии, но жизнь бесконечно вариативна, «всё возможно» и потому можно каждую из этих линий, использовав ее как позвоночник, хребет, раздуть в целое тело и жаль, что «рациональный человек» умертвляет все эти возможности, живет жестко, с душой, худосочной как линия и слепой как точка...

Комм:
Искусственно что-то раздувать – лишь нули получать… (я и этим занимался)

2 книга:
Если хочешь расти, надо начинать заново каждый раз, как почувствуешь боль. Всегда надо ощущать, что всё уже закончилось и ничего еще не началось – иначе будут одни повторы. «Я свободен, потому что уже умер».

Комм:
Так и топтался, каждый раз начиная сначала… Болью своей как мазохист упивался… (Смерть как кисель по тарелке размазываю, сдабриваю кой-каким маслицем – вот и обед…)

ЦИТАТЫ, профи Уэльбек:
– Вас читаешь, и кажется, что предложение о самоубийстве стало бы для вас привлекательным...
– Это было бы профессиональной ошибкой. Описать процесс смерти – да, это привлекательно. А умирать? Нет, это ошибка.

Комм:
Мол, я и так уже мертв, и так уже покончил с собой, чтобы стать профессионалом! И ведь я как профессионал не банкрот! Вот банкроты-профессионалы пусть вешаются, причем, желательно у меня на глазах – это было бы настоящей удачей…

Уэльбек, кстати, вполне съедобный писатель, его как хлеб (как Христа?!) на куски можно ломать и кушать за чаем… Правда, он молодежный, почти подростковый, но взрослых на Западе почти не бывает (взрослость там, в основном, имитируют – «профессионалы» в одном остаются неопытны, невежественны и наивны во всем остальном… Да и смерть там запрятана…)

Инет, Тургенев:
Ни на Юнгфрау, ни на Финстерааргорне еще не бывало человеческой ноги.
Вершины Альп… Целая цепь крутых уступов… Самая сердцевина гор.
Над горами бледно-зеленое, светлое, немое небо. Сильный, жесткий мороз; твердый, искристый снег; из-под снегу торчат суровые глыбы обледенелых, обветренных скал.
Две громады; два великана вздымаются по обеим сторонам небосклона: Юнгфрау и Финстерааргорн.
И говорит Юнгфрау соседу:
– Что скажешь нового? Тебе видней. Что там внизу?
Проходят несколько тысяч лет – одна минута. И грохочет в ответ Финстерааргорн:
– Сплошные облака застилают землю… Погоди!
Проходят еще тысячелетия – одна минута.
– Ну, а теперь? – спрашивает Юнгфрау.
– Теперь вижу; там внизу все то же: пестро, мелко. Воды синеют; чернеют леса; сереют груды скученных камней. Около них всё еще копошатся козявки, знаешь, ты двуножки, что еще ни разу не могли осквернить ни тебя, ни меня.
– Люди?
– Да; люди.
Проходят тысячи лет – одна минута.
– Ну, а теперь? – спрашивает Юнгфрау.
– Как будто меньше видать козявок, – гремит Финстерааргорн. – Яснее стало внизу; сузились воды; поредели леса.
Прошли еще тысячи лет – одна минута.
– Что ты видишь? – говорит Юнгфрау.
– Около нас, вблизи, словно прочистилось, – отвечает Финстерааргорн, – ну, а там, вдали, по долинам есть еще пятна и шевелится что-то.
– А теперь? – спрашивает Юнгфрау, спустя другие тысячи лет – одну минуту.
– Теперь хорошо, – отвечает Финстерааргорн, – опрятно стало везде, бело совсем, куда ни глянь… Везде наш снег, ровный снег и лед. Застыло всё. Хорошо теперь, спокойно.
– Хорошо, – промолвила Юнгфрау. – Однако довольно мы с тобой поболтали, старик. Пора вздремнуть.
– Пора.
Спят громадные горы; спит зеленое светлое небо над навсегда замолкшей землей.

Комм:
 Человечество, кстати, не только тайну богов, но и тайну жуков не раскрыло. Почему существует сей «микромир»? Это воинство смерти? Первоначальной земли? А каков его аналог у неба? Может, дожди… Или бесплотные духи…  Птицы и рыбы? – они между землею и небом…

А Тургенев – язычник, вот и думает, что горы как боги (они сами растрескаются и станут словно ровное место – ведь не только тысячи, но и миллионы лет «быстро» проходят…)


3 книга:
Авангардист всё время доказывает абсурдность жизни, но глупо доказывать, что надо умереть, тем более, что люди-то  все же как-то живут. И сам авангардист живет. Правда, уже одними  этими доказательствами как Святым Духом питается... «Я почему-то умный, только когда на ушах стою».

Комм:
Парадокс жизни – и истории новейшего времени – заключается в том, что именно абсурд  раскрепостил людей, именно убийство жизни  сделало людей совершенными технарями. В итоге, мы имеем удивительного колосса из преображенной, но неодушевленной глины, видим вавилонскую башню, где половина населения говорит на английском языке… Т.е. смерть породила свои удивительные джунгли! И идет война джунглей природных и рукотворных, причем, казалось бы, со стопроцентно предрешенным исходом… (Вот только технари – это мертвецы и они все попадают, когда кончится заложенный в них механический завод, когда сядут их батарейки и когда иссякнет топливо в недрах, заменяющее им естественную жизненную энергию… И вот только борьба с природой имеет столько же смысла, как и надевание пластикового пакета себе на голову… Перед очевидностью самоубийства большая часть человеческого стада все-таки отвернется от «прогресса», от цивилизации…)

2 книга:
Спор благодатен: «где два или три мнения, там я среди вас». Одно не стоит – нужно две, а лучше три опоры /или: одно стоит в точке, две – идут на поверхности, три – летают в объеме, пространстве/. Спор – это семейная ситуация. «Плохо человеку одному – с одним мнением».

…Не согреют друг друга полчища исторгнутых. Нужно слиться с миром, умереть, породить антитезу себе и компромисс с собой…

Комм:
Я очень надеялся, что спор разогревает и, в конечном счете, сдруживает людей, и истратил массу энергии и на то, и на другое, но ни разогреть иных флегматиков совершенно невозможно, ни переспорить. Пришлось отвергнуть идею компромисса – я-то умираю, а они-то нет! У них лишь напрасные надежды на мою податливость… (А антитезы себе я легко порождаю, что прекрасно видно и из этой книги… Проходит некоторое количество лет и я обязательно становлюсь сам себе антитезой! Я продолжаю «творить» только потому, что прошлые мои «творения» сильно захворали, обнаружили признаки смертности, дефекты и раны…)

ЦИТАТЫ, Петрарочка:
                О эта злополучная бойница!
                Смертельной ни одна из града стрел
                Не стала для меня, а я хотел
                В небытие счастливым погрузиться.

Комм:
Петрарка юморит… (град пуль почище будет…; я смутно представляю, как сейчас бои ведутся – слишком много длиннорукой и суперсмертоносной техники…)

Инет, Тургенев:
Я шел по широкому полю, один.
И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за моей спиною… Кто-то шел по моему следу.
Я оглянулся – и увидал маленькую, сгорбленную старушку, всю закутанную в серые лохмотья. Лицо старушки одно виднелось из-под них: желтое, морщинистое, востроносое, беззубое лицо.
Я подошел к ней… Она остановилась.
– Кто ты? Чего тебе нужно? Ты нищая? Ждешь милостыни?
Старушка не отвечала. Я наклонился к ней и заметил, что оба глаза у ней были застланы полупрозрачной, беловатой перепонкой, или плевой, какая бывает у иных птиц: они защищают ею свои глаза от слишком яркого света.
Но у старушки та плева не двигалась и не открывала зениц… из чего я заключил, что она слепая.
– Хочешь милостыни? – повторил я свой вопрос. – Зачем ты идешь за мною? – Но старушка по-прежнему не отвечала, а только съежилась чуть-чуть.
Я отвернулся от нее и пошел своей дорогой.
И вот опять слышу я за собой те же легкие, мерные, словно крадущиеся шаги.
«Опять эта женщина! – подумалось мне. – Что она ко мне пристала? – Но я тут же мысленно прибавил: – Вероятно, она сослепу сбилась с дороги, идет теперь по слуху за моими шагами, чтобы вместе со мною выйти в жилое место. Да, да; это так».
Но странное беспокойство понемногу овладело моими мыслями: мне начало казаться, что старушка не идет только за мною, но что она направляет меня, что она меня толкает то направо, то налево, и что я невольно повинуюсь ей.
Однако я продолжаю идти… Но вот впереди на самой моей дороге что-то чернеет и ширится… какая-то яма…
«Могила! – сверкнуло у меня в голове. – Вот куда она толкает меня!»
Я круто поворачиваю назад… Старуха опять передо мною… но она видит! Она смотрит на меня большими, злыми, зловещими глазами… глазами хищной птицы… Я надвигаюсь к ее лицу, к ее глазам… Опять та же тусклая плева, тот же слепой и тупой облик.
«Ах! – думаю я… – эта старуха – моя судьба. Та судьба, от которой не уйти человеку!»
«Не уйти! не уйти! Что за сумасшествие?… Надо попытаться». И я бросаюсь в сторону, по другому направлению.
Я иду проворно… Но легкие шаги по-прежнему шелестят за мною, близко, близко… И впереди опять темнеет яма.
Я опять поворачиваю в другую сторону… И опять тот же шелест сзади и то же грозное пятно впереди.
И куда я ни мечусь, как заяц на угонках… всё то же, то же!
«Стой! – думаю я. – Обману же я ее! Не пойду я никуда!» – и я мгновенно сажусь на землю.
Старуха стоит позади, в двух шагах от меня. Я ее не слышу, но я чувствую, что она тут.
И вдруг я вижу: то пятно, что чернело вдали, плывет, ползет само ко мне!
Боже! Я оглядываюсь назад… Старуха смотрит прямо на меня – и беззубый рот скривлен усмешкой…
– Не уйдешь!

Комм:
У дурака все направления дурацкие…

Эта бабка похожа на рыбачку, а сам Тургенев – на глупую рыбку…

В те времена полно было нищих страшноватых старух и Тургенев их, конечно, пугался; «куда ни пойдешь – всюду они! Это же ходячая смерть!»  Тургенев по-западному бегал от неприятностей и зрелища смерти (может, и милостыни не подавал?!)

А с чего для меня не внутренняя, а внешняя смерть началась? с пузика?! с постоянного недовольства желудка и с моей неспособности сесть на диету, поголодать даже три дня… Был, правда, кол в груди, вроде, грудная жаба, но он попугал меня пару лет да и исчез куда-то (хотя изредка возвращается…) Остальные болячки лишь текущую жизнь мою испортить пытаются, где-то в жопе сидят, да в коленях…

3 книга:
«Эдакая национальность и «великий художник»? Не может  быть!» - «Почему?» - «Не знаю, ощущение такое... Базарный, мелкий народ. У них же нет ни одного великого спортсмена, их футбольная команда никогда не становилась чемпионом! Всё же  параллельно протекает, я в этом убежден. Нет у них воли. Вы бы лучше искали великих писателей и художников среди  тех горцев. Их все считают неграмотными, годными только совсем для другого, но они уже что-то царапают - и наверняка сразу что-то великое! Как кинжалом пронзит!» (Мы же все умереть хотим - одни высшей смертью, летая кинжалами вверх, а другие низшей: «добей меня, я всё еще живой, всё еще хочу!» - «Клинок сломался; все сломалось, абсолютно - всю фантазию исчерпал» - горемыки ада.) - «Ты плохо осведомлен: и у них есть икс, игрек и имярек  - вполне великие спортсмены. И их команда занимала почетное 2-ое место в икс и игрековых годах, только в другом, параллельном чемпионате...»

Комм:
«Войну футболом же почти заменили, так и смерть каким-нибудь пинг-понгом – или прятками -  заменим когда-то» (сейчас, правда, опять война заменяет футбол; по-моему, наши футболисты уже без воодушевления играют, не чувствуют нужность, и сами часто смотрят новости – а военные, напротив, воспряли, вспомнили свои тысячелетние традиции и прочее, прямо рвутся в бой - не только к кассе…)

У всех кинжалы вверх торчат эпизодически – и все желают умереть исключительно в доблестном труде, на боевом посту. В провинции иных не жалуют, над импотентами не хуже, чем над геями смеются; а если кто и не женат, то значит ебарь, хочет сразу всех, к двоим приходит сам, еще троих к себе приводит… (и сдохнут все, конечно, с превеликой радостью – ведь сколько можно притворяться  и из себя героев строить…)

2 книга:
Такое желание жить, как если бы ты до этого был мертвый. …Рванешься, а мир не отпускает: «ты всё же не умер для меня» – тогда начинаешь желать этой смерти. И, может, кому-то удается умереть быстро, но я, например, уже много лет только хвораю.
Я еще только попал из одной камеры – где школы-институты, армии-работы – в другую: под домашний арест.

Комм:
Сейчас мне полегче стало для мира умирать – но и жить в нем стало, как ни странно, легче (правда, смысла жить в нем пока что не прибавилось)

ЦИТАТЫ, Петрарка:
                Увидел я любезный уголок -
                И ожил: в этих родилась местах
                Весна моя - смертельный враг ненастья.

Комм:
Торжественный строй Петрарки  - враг смерти (пусть и не убийственный! …Смерть убивается где-то на природе, это место надо только отыскать…; но, может быть, не только отыскать, может быть, стихи там пригодятся, их надо разные набрать, но от Петрарки бы я никак не отказался…)

Инет, Тургенев:
Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек.
Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь… Он изнемогал.
Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками – и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль.
Он вспоминал…
Вспоминал он, как и он был некогда здоров и богат – и как он здоровье истратил, а богатство роздал другим, друзьям и недругам… И вот теперь у него нет куска хлеба – и все его покинули, друзья еще раньше врагов… Неужели ж ему унизиться до того, чтобы просить милостыню? И горько ему было на сердце и стыдно.
А слезы всё капали да капали, пестря седую пыль.
Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени; он поднял усталую голову – и увидал перед собою незнакомца.
Лицо спокойное и важное, но не строгое; глаза не лучистые, а светлые; взор пронзительный, но не злой.
– Ты всё свое богатство роздал, – послышался ровный голос… – Но ведь ты не жалеешь о том, что добро делал?
– Не жалею, – ответил со вздохом старик, – только вот умираю я теперь.
– И не было бы на свете нищих, которые к тебе протягивали руку, – продолжал незнакомец, – не над кем было бы тебе показать свою добродетель, не мог бы ты упражняться в ней?
Старик ничего не ответил – и задумался.
– Так и ты теперь не гордись, бедняк, – заговорил опять незнакомец, – ступай, протягивай руку, доставь и ты другим добрым людям возможность показать на деле, что они добры.
Старик встрепенулся, вскинул глазами… но незнакомец уже исчез; а вдали на дороге показался прохожий.
Старик подошел к нему – и протянул руку. Этот прохожий отвернулся с суровым видом и не дал ничего.
Но за ним шел другой – и тот подал старику малую милостыню.
И старик купил себе на данные гроши хлеба – и сладок показался ему выпрошенный кусок – и не было стыда у него на сердце, а напротив: его осенила тихая радость.

Комм:
Старик умирал и вдруг нашел свое призвание! (Выходит, Тургенев милостыню-то подавал…) Но верится с трудом (и Тургенева старуха не зря не отпускала, тоже чем-то была недовольна…) Ведь иначе нищие бы все веселились и чувствовали себя богами, людей экзаменующими! Раз руку протягиваешь, то уж бога из себя не строй! Напротив, унизься по полной – на коленки, вон, иные встают…

«- ты не жалеешь о том, что добро делал? – Не жалею, – ответил со вздохом старик» – раз вздыхаешь, значит, жалеешь! Более того, эту притчу можно истолковать и как предостережение против расточительства (о чем, слышал, маменька Тургеневу постоянно талдычила…)

3 книга:
Ведь  должен умереть сейчас - настолько всё плохо - а я не только не умираю, но, напротив, впущен в рай. Смерть где-то там, на подступах разбивает себе лбы, уже огромный завал образовался, а здесь у нас всё тихо и сосредоточенно...

Комм:
Да, уходил и ухожу в работу, чтобы не слишком устраивающее меня  окружающее перестало существовать (чтобы так и не включенными остались многие ТВ-передачи! Мою духовную прожорливость столь же трудно ограничить, как и физическую!) Однако, ни мира, ни, тем более, счастья нет  в душе (и хорошо еще, что с помощью этой писательской терапии и смерть ночная присмирела… Только счастливый не прожорлив?! не жаден, не гневлив… - ты во всем неправилен, несчастный! Но с виду не очень-то заметно, а изнутри не очень-то понятно, в чем причина…) Затемнения и всякие болезни лично я в себе искоренить не в силах (в этой связи завидую таким людям, как Дрон Михалков – кто видел, тот поймет… Есть такая жилистая, супербодрая порода…)

2 книга:
Собственно, синедрион не был скопищем дружных скорпионов. Они все неплохие люди, но с тем, чтоб один умер, чтоб не повредить всем, согласятся, особенно, если это скажет начальник. Собственно, и Христос предлагал вредоносные члены отсекать.

Комм:
Христос – бродяга, а этих бродяг и за людей-то никогда (т.е. тысячи лет!) и нигде (т.е. в тысяче мест!) не считали…; метелками их подметали, бросали, как мусор,  в помойки… (можешь выжить как зверь или бог – твое счастье…)

ЦИТАТЫ, Петрарка:
                Узнав из ваших полных скорби строк
                О том, как чтили вы меня, беднягу,
                Я положил перед собой бумагу,
                Спеша заверить вас, что, если б мог,
                Давно бы умер я, но дайте срок -
                И я безропотно в могилу лягу,
                При том что к смерти отношусь как к благу
                И видел в двух шагах ее чертог,

Комм:
Ну как не быть влюбленным в этот стиль… Он вдохновляет жить меня, но редко чертог с его бумагами под боком… (в этом огромном мире даже царям нетрудно затеряться – причем, уже и в собственном дворце…)

Инет, Тургенев:
Снилось мне, что сидит нас человек двадцать в большой комнате с раскрытыми окнами.
Между нами женщины, дети, старики… Все мы говорим о каком-то очень известном предмете – говорим шумно и невнятно.
Вдруг в комнату с сухим треском влетело большое насекомое, вершка в два длиною… влетело, покружилось и село на стену.
Оно походило на муху или на осу. Туловище грязно-бурого цвету; такого же цвету и плоские жесткие крылья; растопыренные мохнатые лапки да голова угловатая и крупная, как у коромыслов; и голова эта и лапки – ярко-красные, точно кровавые.
Странное это насекомое беспрестанно поворачивало голову вниз, вверх, вправо, влево, передвигало лапки… потом вдруг срывалось со стены, с треском летало по комнате – и опять садилось, опять жутко и противно шевелилось, не трогаясь с места.
Во всех нас оно возбуждало отвращение, страх, даже ужас… Никто из нас не видал ничего подобного, все кричали: «Гоните вон это чудовище!», все махали платками издали… ибо никто не решался подойти… и когда насекомое взлетало – все невольно сторонились.
Лишь один из наших собеседников, молодой еще, бледнолицый человек, оглядывал нас всех с недоумением. Он пожимал плечами, он улыбался, он решительно не мог понять, что с нами сталось и с чего мы так волнуемся? Сам он не видел никакого насекомого – не слышал зловещего треска его крыл.
Вдруг насекомое словно уставилось на него, взвилось и, приникнув к его голове, ужалило его в лоб повыше глаз… Молодой человек слабо ахнул – и упал мертвым.
Страшная муха тотчас улетела… Мы только тогда догадались, что это была за гостья.

Комм:
 Все видели, что бледнолицый явно нездоров, но сам он бодрился, а остальные тоже отгоняли свои опасения, как муху, но вдруг действительно, прямо при них сей человек вдруг падает и умирает! Все гости в шоке… - как не повезло! причем, всем сразу…

«А вы заметили, что над ним все время муха огромная летала? – он сам, видно, к мухам привычный и внимания на нее не обращал, но я заметил… Думаю, может, он чем-то испачкал платье?.. И когда он так неожиданно упал, та муха села на него…»

3 книга:
«Я был бы избит давно, но все парализованы видом моим» – «Не все» - «...Я ничего не выдумываю - эту музыку, например, вы сами можете услышать на многочисленных кассетах - и  ничего не даю читать тайно. Впрочем, каждый обречен на то, чтобы в жизни его разок побили или ограбили...  и умертвили. ...У меня не разбои, а бои, я не разбойник а простой воин - мудрый, кроткий и очень меткий».

Комм:
До сих пор есть подозрение, что все парализованы – великоватый размер и неуловимо странноватый вид. Хотя странноват каждый второй – но ведь каждый второй и ни с кем не общается… Иногда даже кажется, что половина боится, что я их сам изобью. А может и вовсе – маньяк. Причем, действительно, как уж мне не быть маньяком, когда такие книги пишу… (мудро? кротко? метко? написано…)

2 книга:
Достоевский умер от спора с родными о деньгах /и Толстой от ссоры с женой/.

Комм:
Проживи Достоевский столько, сколько прожил Толстой, к чему бы пришел? Может быть, они бы сошлись в одной точке…

Оказывается, у Достоевского был туберкулез! Но почему он про него не знал? Ему говорили, что у него некая «эмфизема легких»… (опять врачебные диагнозы!)

ЦИТАТЫ, убитый Хлебников:
Один почтенный американский господин впервые за много лет навестил Москву.
«Не было пожилых людей, — поделился он со мной своими впечатлениями. — Шли приготовления ко Дню Победы, и везде старики с медалями на всю грудь, но, кроме них, я не видел больше никаких пожилых людей. Они что — уехали куда то?»
На самом деле — погибли. Их настигла волна смертности, унесшая миллионы русских людей в 1990 е годы. Без пенсии, без сбережений, без медицины, без правильного питания, без всякого внимания — у них отняли все, они оказались в условиях самой дикой Африки.

Комм:
В Москве-то навряд ли кто-то погибал. Но старики старались поменьше из дома вылезать из-за боязни преступности… Кроме того, они свои репы чесали, все никак не могли осмыслить происходящее… – им было стыдно являться на День Победы! Они оказались идиотами…  С другой стороны, я сам помню, как тогда КПРФ полнилась стариками. Но зачем им на приготовления к Дню Победы приходить? В любой стране  полно «вымерших» улиц! Постылые мегаполисы – в них мало кто гуляет, разве что собак выгуливают…

Инет:
последняя эпидемия другой невероятно опасной болезни - сибирской язвы. В 1979 годы вспышка этого заболевания была зафиксирована в Свердловске (нынешнем Екатеринбурге). С апреля по июнь 1979 года было зафиксировано от 64 (по официальным данным) до 120 смертей от сибирской язвы. Правительственная комиссия огласила впоследствии заключение, согласно которому причиной эпидемии было резкое увеличение заболеваемости среди домашнего скота, от которого болезнь передалась людям. Однако существует как минимум две альтернативные версии причин эпидемии: первая гласит, что имело место непреднамеренное распыление бактериологического оружия на расположенных в Свердловской области секретных военных объектах. Согласно второй, эпидемия стала следствием диверсии, проведённой американскими спецслужбами с целью испытаний своего бактериологического оружия на вероятном противнике;

Комм:
 Сотни разнообразных «ружей» висят на стене – и все они когда-нибудь выстрелят – чтобы совсем в другую эпоху, совсем с другим человечеством изобретение орудий убийства, наконец, стало табу… (в иных местах люди уже хлебали и  хлебают эту смерть полной ложкой…; быть может, уже пора переселяться в какие-нибудь крайне далекие и мирные, забытые и Богом и политикой пустыни, горы, джунгли, острова…

3 книга:
«...Я не страдаю и то хорошо»  - «Тебе это только внушить себе удалось. Ведь страдания и неудобства, и неудачи, и неудовлетворенности бесконечно разнообразны  и настолько постоянны, настолько срослись с нами, что их почти не замечаешь - немного буддистского тренинга и их вообще не видишь - но они есть, тем не менее; и болезни, и неправильности, и неистинности, которые им причиною, тоже есть... Я уж не говорю о том, что жизнь так хитро устроена, что вместе со страданием всегда убивается и радость - человек просто замирает, пытается замереть, умереть, не умирая... Ты и сейчас со мной говоришь с вызовом и нервным беспокойством - о каком же не-страдании может идти речь?! Покой не там, не у истукана Будды...»

Комм:
Проповедовал весьма цветисто, но сейчас сам примерно в той же точке (хотя и без Будды): ни страданий, ни радостей; совсем немного и того, и другого (а, может, и действительно довольно таки много и того и другого, но я так привык, так сросся, ведь и то и другое точно не ново… Я замер? Ну да – но ведь в точке работы; для личной жизни я умер пока, но работа идет – и менять ситуацию на обратную мне что-то не хочется… Перефразируя песню: работа – это и маленькая жизнь, и маленькая смерть, это вещь в себе, раковина, в которой совершаются таинственные пассы…

Покой и спокойствие – разные вещи? Покой – это ведь истина почти, а спокойствие бывает даже от самого банального опыта…

Будда по-западному – это статуэтка, а не человек; ее можно стругать и стругать – как физически, так и философски; рукоделие и разминка языка успокаивают; и то и другое религию вполне заменяет (тем более, что и в «настоящей» религии едва ли не самое главное – художественная самодеятельность…)

2 книга:
Читаю Евангелие от Иоанна: как всё-таки много в Христе от Бога. Он не отвечает прямо ни на один вопрос, всё время пророчит и разговаривает с Богом. Он не хладнокровно и деловито учреждает «церковь». Чтобы исцелять сумасшедших, надо самому дойти до какого-то сумасшествия. Поэтому будьте крайне осторожны, люди: вновь придет Христос и вновь будет проклят как друг мытарей и грешников, вновь будут говорить «в нем бес», «странные речи», «чем ты себя делаешь», «вышел из себя», «лучше одному умереть, чем всему народу погибнуть» и т.д. Лучше помиловать разбойников и упразднить казни. Не можете судить, кто разбойник, а кто Христос, кто мытарь, а кто апостол, кто рьяный Савл, а кто рьяный Павл, кто Иуда…

Комм:
За Христом последовали не праведники, а грешники, и даже один разбойник (может, и не один -  к тем же баптистам часто приходят бывшие зэки) Вообще, никаких праведников нет, есть лишь «правильные» люди – те, что подражают авторитетам и следуют правилам, т.е. это люди скучные и несамостоятельные, всякой свободы и ответственности боящиеся. Грешники же всерьез этот условный мир не воспринимают – обычно их затягивают пороки, но может затянуть и праведность. Известно, что наиболее активны и успешны в реальной жизни троешники – это из этой же оперы. Надо лишь понятие праведности дополнить понятием творческой активности: вера без дел мертва…

ЦИТАТЫ, сластена Лешка Толстой:
Что прикажешь делать? Убито полтора миллиона отборных самцов... Поневоле обрежешь юбочку.
 
 Деникин, говорят, возмутился, но за короткой  юбкой преимущество - безопасность от тифозных вшей и минимум материала...

 - Тиф - наша основная забота. Но, может  быть,
и наше главное оружие. Мы широко снабжены медикаментами...  У  большевиков их нет, у красноармейцев нет сменных рубах... Смертность у них – семьдесят процентов, у нас вдвое меньше. Лучше пуль и штыков за нас борется тифозная вошь...

Комм:
Да, коммуняк могло остановить только бактериологическое оружие… (они ведь и сами были вроде бацилл)

Вообще, коммуняки вызывают у меня недоумение: коммунизм обанкротился практически сразу, вместе с «мировой революцией», люди себя выказали не идеалистами – без идеализма ни нового человека, ни коммунизма быть не может! -  а прожженными материалистами и  сущими зверьми  (уже Зощенко на 100 лет вперед расписал наш коммунальный быт и все «советские» учреждения!) Значит, надо хотя бы схватиться  за голову и  просто разбежаться от стыда с глаз долой. Вместо этого они устраивают диктатуру, не хуже «буржуазии» начинают дурачить людей  словесными руладами и объявляют уже скучнейший – мухи мрут -  давным-давно известный и сугубо эволюционный социализм! Как говорится, почувствуйте разницу… (Их марксистский, т.е. еврейский коммунизм – это какие-то сапоги всмятку уже изначально, и идеалы так истреблены даже в теории и ничего веселого там никогда и не ожидалось? Да,  но народ-то ждал настоящего коммунизма, царства справедливости и прогресса, а не бесчисленных контор и репрессий…)

А сейчас еще круче укорачивают юбки, потому что видят жизнь как тотальное ****ство? (причем, вовсе не вкладывая в это слово отрицательного смысла! Потребительское и гедонистическое общество, купля-продажа, каждый торгует и атакует, чем может, другие ценности или тотально девальвированы или стали достоянием одной лишь «элиты»…)

Инет:
в течение 1990-х годов и в начале 2000-х в российской прессе активно обсуждалась тема СПИДа. Эпидемия СПИДа в России называлась катастрофической, прогнозировалось, что в сложной социально-экономической ситуации, при неблагополучных условиях жизни населения и отсталости медицинской сферы через 10-20 лет количество ВИЧ-инфицированных достигнет десятков миллионов человек. Однако страна пережила пик заболеваемости на рубеже веков, после чего последовал спад эпидемии. К 2006 году официальное число заболевших в стране составляло примерно 400 тысяч человек, неофициальные оценки давали цифры в четыре раза больше;

Комм:
СПИД – одна из многочисленнейших западных афер и преступлений. Нет никакой заразы, есть лишь дефицит иммунитета у наркоманов… И есть сговор  наркоманов и СПИД-врачей и фармацевтов – одни зачисляют себя в СПИД-больные, получая взамен дозы, а другие получают клиентуру и сумасшедшие зарплаты… - ведь болезнь-то стра-ашная и лекарства, соответственно, дороги-ие… Мертвые души – коронка бюрократических обществ… Дурачки, берегитесь: попадете к онкологу и у вас обнаружат рак, попадете к СПИДологу и у вас обнаружат СПИД… - и так далее, по списку… (на днях видел сюжет: мастера по ремонту стиральных машин тут же обнаруживают несуществующие поломки – два из трех; аналогично вел себя и мастер в автосервисе… Кстати, единственного честнягу по внешнему виду было невозможно вычислить…)