Смерть-3

Изо:  анархист и мальчик

3 книга:
Двигаться бы легкими рывками и небольшими передышками. «Запои» же где-то усиливают, но больше уродуют меня…

Комм:
Двигаться бы ровно, с небольшими рывками и легкими передышками… Осмысленные проекты и без запоев уже никуда не денутся – и они так велики, что запоем с ними не сладить, зараз не исчерпать…

1 книга:
С обязанностями дело обстоит так же плохо, как и с любимыми занятиями – всё стало убийственно мучительным, чувствую, что я – лошадь, а не человек. Для действительно живого слишком многое смертельно: усиливается жизнь – усиливается и смерть.

Комм:
Усиливаешь попытки вырваться – сильней впиваются веревки. И слишком бушуют чувства, чтобы можно было вспомнить про мозги…

ЦИТАТЫ, Данилова (может бросить писать):
Она убегала от смерти. Нехотя и лениво. Она не боялась ее, но надо было
завершить столько дел, что приходилось убегать. Смерть была не страшная и не
такая, какой ее описывают. Она не была женщиной в черном плаще, скрывающем
бледное лицо. И у нее не было огромной блестящей косы, которой она сметала всех
на своем пути.
Ее смерть была сухеньким старичком, еле-еле поднимающимся за ней по бесконечным
лестницам бесконечных зданий, в которых она бегала. Этот старичок был маленьким
и на нем был потертый черный вязаный свитер, который часто можно увидеть на
пожилых людях. И почему-то он не знал, как она выглядит, и шел за ней словно
собака-ищейка - по запаху.
Наверное, от нее пахло смертью. Старичок это почувствовал и хотя безумно устал
выполнять свою однообразную работу и произносить бесконечное количество
однообразных слов всем убегающим от него (почему-то они все убегали, боялись
его, а он не мог понять почему), поплелся вслед за ней.
Это была его работа. Эта работа раздражала его: каждый день приходилось догонять
этих пахнущих смертью, а они каждый день убегали и прятались, думая, что смерть
здесь их не найдет. Но он находил. И вот теперь она убегала от него и он
медленно шел, зная, что все равно нагонит ее.
Она узнала смерть в лицо. Когда сбегала вниз по ступеням увидела старика и
поняла, кто он. Старик упрямо шел наверх, туда, откуда она только что ушла.
Запах вел туда. Или он просто давал ей возможность убежать? И она бежала,
раскидывая обещания, поцелуи и улыбки. Вдруг остановилась: зачем? Зачем убегать?
Она молода, полна сил и этот старик, очевидно, ошибся. Надо его подождать и
договориться с ним, пусть подождет. Ей еще рано.

Комм:
Старички Ротшильд и Рокфеллер…

Этот автор зачем-то бросил писать – такие самоликвидации случаются примерно с той же частотой, что и самоубийства…

Инет, сухопутная Агата:
Моряк, моряк, почему ты грустишь
Возьми папиросу, хлопни винца.
И песенку спой про сундук мертвеца!

Комм:
Сундук мертвецов – наследие цивилизации! Все наследия в сундуках, все сундуки похожи на гробы (все встроенные шкафы похожи на захоронения в пещерных нишах…)

Каждому жителю земли, вместо школ, надо выдавать по сундуку, где все следы человечества уже тщательно отобраны – осваивай, как хочешь, это твое богатство и другого не будет… (В наше время можно выдавать по внешнему винчестеру – брикету; по кирпичу мертвеца… Что мы, умершие, можем оставить, кроме сундуков и кирпичей…)

Кстати, после каждого из умерших, сколько находится в среднем  наследничков… В старые времена, когда детей было много, их вполне могло быть и 15… А так, конечно, речь идет о дележки наследства умершего пирата… - у пиратов перед боем  был повод не только для грусти, но и для бодрости! Они же, наверное, иногда были богачами, не имевшими возможности истратить награбленное…

3 книга:
Женщина занавешивает окно кисейной занавеской, а мужчина – непроницаемой шторой. Семейная же жизнь – за ними обеими сразу…
А, может, пусть смотрят в мою душу?! А то из-за этих кисейных занавесей цветов на подоконнике практически не вижу. Как будто это выставка – из одних гераней, так что неоригинальная весьма…

Комм:
Занавесками, как ветками, наш труп прикрыт… Как откроешься? – заглянут, а ты тут не живешь, а умираешь; причем, в одиночку – это же выйдет приглашение для хищников и  любителей падали…

1 книга:
Вдруг мелькнуло: жить не стоит ни ради чего. Мир так огромен, что ты в любом случае живешь мелочью. И всё абсурдно, потому как всё исчезает, что бы ты ни сделал, не превозмог, не прокричал. «Суета сует» – сказал Екклесиаст. Наше рождение – это только дань, которую Жизнь жизней выплачивает смерти. Только и стоит, что стучаться в двери иного мира. Не обольщайся: смерть просто любит нас помучить, вот и продлевает срок пребывания в камере тюремной. Вместо того, чтобы обрести свободу, мы бегаем от смерти, а это-то она и любит наблюдать.

Комм:
Не дай Бог, опять такое начнет мелькать – после какого-нибудь пожара… Или когда увижу перед смертью, что так и не сдвинулся в своем беге на месте…

ЦИТАТЫ, журнальчик:
Побывал в гражданском суде по обвинению в убийстве некоторое  время назад и Валерий Леонтьев. Правда, обвинили его в смерти не человека, а животного. в одном из дворов сбил собаку - ризеншнауцера по кличке  Марта. После наезда песик от полученных травм скончался. Причину смерти зафиксировали вызванные врачи-ветеринары. Дело  должно было слушаться в Тверском муниципальном суде города Москвы, но хозяева Марты и Леонтьев договорились - на первом же досудебном слушании было решено оценить жизнь собаки в $200. На том и разошлись: именно столько певец заплатил владельцам животного прямо в стенах храма правосудия.

Комм:
Я даже собак никогда не убивал… На моей совести разве что мыши, да и то, одна-две; я их даже не помню; котят тоже не желаю топить – лучше нашу кошку кастрировать, пусть это нынче и дорого…

Инет:
Мне никогда не забыть, как однажды по вызову наша бригада приехала к пожилому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на кровати в тёмно-синем подряснике с небольшим крестом в руках. Объективные данные говорили о кардиогенном шоке. Давление крайне низкое. Больной был бледен, с холодным липким потом, сильнейшими болями. При этом внешне не просто спокоен, а АБСОЛЮТНО спокоен и невозмутим.
И в этом спокойствии не было никакой натяжки, никакой фальши. Мало того. Меня поразил первый же заданный им вопрос. Он спросил: «Много вызовов? Вы, наверное, ещё и не обедали?» И, обращаясь к своей жене, продолжил: «Маша, собери им что-нибудь покушать». Далее, пока мы снимали кардиограмму, вводили наркотики, ставили капельницу, вызывали «на себя» специализированную реанимационную бригаду, он интересовался, где мы живём, долго ли добираемся до работы. Спросил слабым голосом, сколько у нас с фельдшером детей и сколько им лет.
Он беспокоился о нас, интересовался нами, не выказывая и капли страха, пока мы проводили свои манипуляции, пытаясь облегчить его страдания. Он видел наши озабоченные лица, плачущую жену, слышал, как при вызове специализированной бригады звучало слово «инфаркт». Он понимал, что с ним происходит. Я был потрясён таким самообладанием.
Через пять минут его не стало...

Комм:
Нет, этот мужик просто верил в свою живучесть и при инфаркте; верил, что  привязанность к житейскому его на тот свет не отпустит; это был его протест против смерти…

3 книга:
Детям легко чудится и ужасное и прекрасное, но на самом деле в них и Бог и сатана – дитя…
Бог и сатана, еще не измотавшие друг друга, легко рисуют яркие картины…

Комм:
Да, мрак мне ныне уже не рисует яркие картины – но он по-прежнему достаточно настойчив – как постель ежевечерняя, как жуткая утренняя слабость…

1 книга:
Это было, как прыжок с огромной высоты – внизу есть шанс попасть на спасательный круг, поставленный для таких, как ты, но кто знает, насколько велик этот шанс, насколько хорошо ты всё рассчитал здесь, наверху, где бешеный ветер и страх…

Комм:
Страхи огромной высоты в весьма плоском мире…

Прыгаешь не в могилку, а в огромную пропасть; в этой же пропасти летают-парят спасательные круги – пролетая мимо, надо успеть ухватить один и стать парашютистом…

ЦИТАТЫ, скрылся под фамилией Платонов:
Как волна, Накрывает смерть. Однако,  Я с упёртостью сыча  Всё читаю Пастернака…

Комм:
Культура как религия, жиды как спасители…; самого Бога в бараний рог скрутили, распяли – может, и со смертью справятся? Нашаманят пастернаки и эйнштейны и станет смерть весьма относительной…

Инет:
Может, лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор...
Нет желания писать о смерти. Тем более смерти собственной. Даже в наших православных издательствах и СМИ тема кончины и загробного бытия проходит по касательной (назовите хоть одну толковую книжку на эту тему). Куда интересней говорить о раскладе епископских кафедр, границах Церкви и нужности иконостаса вместе с церковнославянским языком. Здесь блещут искрометными мыслями, приводят громоподобные аргументы вкупе с цитатами, а страсти накалены так, что от тихого вопроса, который надобно задавать всем и каждому ежедневно: «Како мне умирати будети?», просто отмахиваются.

Комм:
Страшенные реакторы и трактора – «а сколько для нашей жизни сделали?» Страшенная техника все сильнее нас будет окутывать – смертоносные объятия… Тепличный призрак, деградант и его кнопки… Кстати, живопись прекрасно иллюстрирует деградацию нынешней цивилизации – она только в повторах крепка, а почти все ее новации – ужас… (или это только бесстрашие перед оным? Мужественное исследование собственного ничтожества, нищеты в богатстве?!)

3 книга:
Рыночная экономика и демократия всего лишь древние обманы… Вообще, эксплуатируются и самые высокие человеческие порывы – высокопарная демагогия – и самые низкие – «ночной» жизни. И всегда дается заем, «помощь» - крючок заглотить. (Впрочем, в лакированных журналах и военные интервенции выглядят великолепно, так что и они в ходу.)

Комм:
Это писалось в 97 году, когда  эти обманы еще совсем не многие раскусили – да и сами они еще   были не на таком полном ходу, как сейчас…

Миллионы людей умирают под машинами, миллионы – в локальных войнах националистов и политиканов, миллионы от обманчивой медицины, миллионы от голода и т.д., но у нас действительно широко трезвонят разве что о миллионах умирающих от алкоголя и наркотиков… (Машины все слишком нужны, голодают далековато, медицина слишком хорошо обманывает – а вот локальные войны так разгораются и приближаются, что тоже уже вызывают неподдельную тревогу за свои собственные жизни…)

1 книга:
А что «странно» или «тяжело», так это ничего, это не смертельно…»

Комм:
Действительно «ничего», раз я, ежедневно подобное испытывая, все еще не умер… Смерть рядом, но за забором ошивается. Совсем слабые «воины» у меня тут внутри, они не смогут дать отпора, если забор сломается, и смерть вовнутрь ворвется… Я просто лягу и пущусь на волю волн; или даже продолжу сидеть за компьютером! -  чтобы успеть доделать хотя бы самое важное…

ЦИТАТЫ, Филатов:
      И стоя в переполненном метро,
      Готовимся увидеть это въяве:
      Вот он лежит. Лицо его мертво.
      Вот он в гробу. Вот он в могильной яме...      
      Переменив прописку и родство,
      Он с ангелами топчет звездный гравий.    
      Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг -
      И смерть бы проиграла в поединке...
      Она б взяла его за воротник,
      А мы бы уцепились за ботинки.

Комм:
Переменив прописку и родство,
      Он с ангелами топчет звездное метро

Инет:
стоя у гроба, невольно примеряешь его на себя

Комм:
Длинных хоронить не приходилось…

3 книга:
Бросить бы всё, что запуталось и начать заново, с чистого листа – но знания и опыт не желают просто так не только прибавляться, но и убавляться. «Комплекс» - это комплекс негативных знаний… это душевная зона беспрерывных поражений, т.е. в ней, вероятно, уже погибло всё…

Комм:
Странно, но кучи комплексов сформировались во мне в самую, казалось бы, блаженную пору. Зло ведь витало над головой и тогда – одна школа чего стоит – и оно зародило внутри пятна плесени. Я не был с детства завербован чем-то сильным и хорошим, и потому для разрастания плесени  было немало простора…

1 книга:
Кстати, врачи и хирурги иногда мне кажутся людьми зловещей профессии. В руках у людей в белых халатах и с загадочными химическими капельками наше здоровье, а то и сама жизнь. Они в человеке склонны видеть только тело. Они слишком часто общаются с болезнями  и смертью…

Комм:
Это как с евреями – где самое лучшее, там при почти неизбежном падении возникает самое худшее (цинизм и тех и других известен -  легендарен)

ЦИТАТЫ, Хазанов из кулинарного техникума:
У Пугачевой сегодня, я   абсолютно убежден, необходимость прорыва в другое измерение.  посмотрите, Образцова делает  спектакль у Виктюка – нормально. И     только у нас, на эстраде, найден раз и навсегда рецепт.   Кажется, что это гарантия. Это гарантия смерти творческой, потому что завтра и послезавтра ты начинаешь тиражировать  самого себя, клонировать себя самого, и выясняется, что ты  давным-давно умер.

Комм:
Давным-давно мертвы все - и Пугачиха, и Образцова, и указанный пидор… (пидор Образцову вряд ли воскресил)

Пугачиха с помощью Паулса когда-то изображала живую, хотя и была всего лишь паяцем… Паулс тоже сдох? Но, словно пытаясь что-то вспомнить, наигрывает на рояле все ту же пару мелодий…

Как не тиражировать «творчество», когда должны тиражироваться денежки, с его помощью зарабатываемые…

Инет:
Обратите внимание, что в Каноннике последование молитв на сон грядущий имеет разделение. После «Достойно есть» идет «Отпуст», а затем положена еще молитва свт. Иоанна Дамаскина. Там молящийся должен указать на место своего сна и произнести: «Неужели мне одр сей гроб будет...». Теперь вопрос. Как часто мы вдумчиво и серьезно совершаем это требование обязательной для верующего человека молитвы?

Комм:
Перед смертью  все скажут «неужели»… (и: «какая же у меня жизнь корявая была!» У меня она была жутко  корявая – с «помощью» родителей и общества…)

3 книга:
Когда кота гладишь по голове, он кайфует, как наркоман. Не надо делать его наркоманом?!

Комм:
Иногда кажется, что животные слишком хорошо знают про смерть – и потому только не хотят ничего говорить, как корой, покрываются шкурами и ведут звериную жизнь…

1 книга:
Смертельная беспроигрышность сюжетности

Комм:
И рифм, и измов… – и онанизма, в целом!

ЦИТАТЫ, Shrew:
Стал звонить частенько человек один..   Думала не станет больше меня беспокоить после того что было..  после того цирка что он устроил.. а цирк заключался в следущем     - Он прикинулся смертельно больным, придумал себе болезнь,  якобы опухоль в голове..и ему должны были делать операцию...и перед лжеотъездом хотел меня куда-нить пригласить.. это после моих многочисленных отказов до этого, съиграть хотел на жалости..        оказалось что врал.. а еще даже налысо побрился, операция же  на голову.. Мне реально было жаль его, искренне желала выздоровления...
Носил цветы... да как-то... не таяла..  Фрукты, когда болела..

Комм:
Болели оба и трахаться рискованно было – от напряга можно умереть – но уж слишком хотелось; мол, мы осторожно будем, потихоньку…

Пропотели оба – но один выздоровел, а другой все-таки умер… (одна не только выздоровела, но и родила… Правда, напряга родов уже не перенесла, слегла, а вскоре после подавилась фруктом и скончалась…)

Инет:
Практическая жизнь священника ежедневно и ежечасно прикасается к смерти. Нас даже воспринимают частенько, как напоминание о грядущем и неизбежном собственном отпевании. Кстати, именно поэтому и стараются загрузить несвойственными для священнослужителя неуставными делами социального и хозяйственного плана. Священник хозяйственник и строитель всегда более «выгоден» миру, чем тот, кто постоянно зовет к покаянию и твердит: «Ты о смерти подумал?»

Комм:
Город может жить тысячи лет – разве в этом нет посула такой же жизни и для его обитателей? Станем столь же каменными, изощренными, допингованными, ярко окрашенными, в конце концов – и для начала с помощью таблеток прекратим любые боли и мучения…

3 книга:
Совесть –  весть от Бога в нас. Но задубеть всё-таки можно…
Интроверты совестливее экстравертов?!

Комм:
А вот мои писания никогда не были корявы, они всегда побеждают смерть. Даже удивительно… Интроверт бездарен в «реальном» мире, а экстраверт – в «виртуальном»… (Хотя в инете сейчас процветают те же самые экстраверты – их просто в тысячи раз больше; они берут количеством, статистикой – и что они бездарны,  им просто некому сказать… Да и у экстравертов рот преобладает над ушами…)

1 книга:
Сильные факты легко представлять. Например, вот умер папа и лежит в гробу в зале. Выносить придется в обход, да и то можно на поворотах застрять – что случилось, когда мы в последний раз шкаф выносили. Такой ужас чувствую, словно этот гроб теперь вечно будет тут проходить – нельзя  больше жить в этом доме. Я люблю своих родителей, потому что жалею, что они приговорены к смерти.

Комм:
Реальность другой оказалась… Худо пришлось бы нам, если бы отец не в реанимации, а дома умирал…

Я всю жизнь страшился смерти близких, но сейчас этот страх почти  пропал – жизнь слишком бренна, и люди живут слишком неправильно, чтобы что-то значить…

ЦИТАТЫ, покойник Абдулов:
Мир Звезд: медики не говорят смертельно больному его диагноз.
- Говорят, и это правильно. Мне сказали, когда я лежал с ногами… Ко мне в
палату вошло человек пятнадцать, собрался консилиум. И врач меня предупредил:
Операция через сорок минут. Возможен летальный исход, позвоните родным и
близким. И они ушли. Я остался один в палате. И понимаю, что просто падаю в
обморок. Начинаю судорожно звонить. И ни до кого не могу дозвониться. Приходят
две девочки с каталкой: Ложитесь. Я: Как ложитесь? Я и пешком дойду. Нет,
ложитесь. Дальше меня везут по длинным коридорам. Я помню только потолок и
лампы… Лежу и не могу понять: Как так, летальный исход? Открываются и
закрываются двери… Меня везут. Лифт спускает меня вниз. Привозят в реанимацию. А
у меня все равно такое состояние, что ну не понимаю, не осознаю, что меня может
не быть. Мне еще говорят, что, возможно, будет больно, потому что нельзя делать
общий наркоз. И я еще на экране вижу, что со мной делают. Помню ощущение, когда
мне вскрыли вену: врачи стояли в зеленых халатах, а потом стали все в крови. И
меня повело… Когда закончилась операция, врач меня спросил: Что ты хочешь? -
Стакан виски. - Нет, стакан нельзя. Но грамм сто можно. А в это время Рустаму
Ибрагимбекову сказали, что я умер. Он все бросает, летит в центр, вбегает в
палату и видит картину: лежу я, справа и слева от меня капельницы, в одной руке
сигарета, в другой - виски, а сзади стоят два врача. Черный юмор.
Мир Звезд: Произошедшее заставило вас что-то изменить в своей жизни?
 - Нет. Меня другое изменило… Я до этой операции почти год лежал в
больнице, врачи не могли обнаружить, что у меня.  Если бы кто-то до этого сказал, что я могу год пролежать в одноместной палате, я бы назвал этого человека сумасшедшим. А так
было. Я только подходил к окну, открывал шторы: весна. Потом: лето. Потом:
осень. Потом: зима. Человек привыкает ко всему.

Комм:
Абдулов. Многих «звезд» знаешь так хорошо, что об их жизни и смерти можно не хуже, чем о том же у родственников думать (хорошо знаешь? нет, все-таки плохо – причудливыми пятнами, островами… Для каждого даже его ближний – полудохлый; видим надводную часть айсберга, да и ту лишь местами)

Инет:
Страх смерти верующего человека иной. Тут боязнь остаться вне любви Божией, то есть не наследовать Царство Божие.

Комм:
Вдруг не поверить, что попадешь в рай?! Вдруг не поверить, но потом все-таки в раю оказаться – и вдвойне обрадоваться, просто до безумия кайфовать, носиться как угорелый по какому-то пляжу… Или же железобетонно верить в рай, но после смерти оказаться на каком-то складе, среди железобетонных конструкций! Там неуютно, холодно, голодно – и даже работой согреться нельзя, потому как плиты огромные, предназначенные для подъемного крана. Да и сам такая же плита… Разве не как боги парят подъемные краны? Не менее сотни поэтов о том догадались, наверное…

3 книга:
Напротив нашего дома – больница. У больницы подъезд и автостоянка. На стоянке сейчас два «броневика»  и пяток обычных  машин. Остальные идут пешком, но более обеспеченные лучше одеты… Все, как положено,  по полочкам разложены – и все едут-идут в больницу…
Комм:
Раньше я думал, что по больницам почти никто не ходит – оказалось, там сотни людей (еще поздней обнаружил причину – помимо больничных, это  бесконечные анализы, их ныне шутя делают приборы-автоматы, но ты ходи, ходи, не вздумай раньше времени подохнуть, ведь для врача ты дойная корова, а анализы – его доильный аппарат…)

1 книга:
Жизнь обыкновенных людей не кажется мне жалкой и ни на что не годной – так почему же я так боюсь «ничего не совершить»? потому что только я съел яблоко, способное довести меня даже и до бессмертия.

Комм:
Сейчас я уже более бренный – и более бренную книгу пишу… Надеюсь, ближе окажется людям…

На самом деле, молодость только потому и молода, что верит в свое бессмертие; как только поверил в смерть, так сразу наступает старость…

(Но я по-прежнему самый избранный! Просто об этом, когда столько сделано, уже нет смысла говорить словами… Да и соседка - заурядность моя – очевидна…)

ЦИТАТЫ, Кравченко, хохловый историк:
Был схвачен, - но вот  милосердные времена! - не зарублен, а посажен в тюрьму на вечные времена.  не милосердие двигало крещёными братьями:   боялись серые, как бы смерть Всеслава не была столь же страшной, как и его рождение. Мало ли что могло произойти на эшафоте! Ты ему честно рубишь голову, а у него, например, из горла вылетает аспид крылатый и ну косить  честной народ, на дай бог - начиная с князей! Опасно! Лучше пусть сидит.

Комм:
Уже детьми начинали казнить скотину, а натренировавшись и повзрослев, как не перейти на людей?! Скучно же…

Инет:
что может быть важнее для христианского сердца праведнической, безболезненной кончины христианина? А этим праведником и был покойный брат ваш.
3 октября, т.е. в воскресенье, брат ваш служил в Великой церкви; служил с ним и я. Не могу вам объяснить того чувства, которое я испытывал при виде его, воздвигающим во время херувимской песни руки свои горе: он представился мне тогда, несмотря на то, что ничто не предуказывало его близкой кончины, праведнейшим мертвецом; именно – мертвецом, а не живым и священнодействующим Божьим иереем. Но тогда на это впечатление моей души я не обратил должного внимания, а между тем это прозрение сердца через две недели осуществилось на самом деле.
Во вторник брат ваш служил соборную панихиду. Во время вечерни он в сухожилиях под коленями внезапно почувствовал боль. Боль эта продолжалась всю ночь по возвращении его в келью, а поутру она уже мешала ему свободно ходить; поэтому в среду у утрени он не был. Днем, в среду, он почувствовал упадок сил, особенно в руках и ногах; аппетит пропал и уже не вернулся к нему до самой его кончины.
В четверг был легкий озноб. Чтобы согреться, он, по обычаю своему, лег на печку, после чего у него сделался легкий внутренний жар. Все это время мы с ним не видались: я страдал от зубной боли, а он не придавал значения своему нездоровью, полагая его простым, неопасным недомоганием, и потому не давал мне знать. Только в пятницу вечером я узнал о его немощи.
Когда в субботу утром я увидал его лежащим на постели, то он вновь мне представился тем же мертвецом, каким он мне показался во время Богослужения. С этой минуты я уже не мог разубедить себя в том, что он не жилец уже более на этом свете.
В этот день прибегли к лекарственным средствам, чтобы вызвать в больном испарину; но он, вероятно, чувствуя, что это для него бесполезно, видимо, принуждал себя принимать лекарство только для того, чтобы снять с окружающих нарекание в недостатке заботливости.
С этого времени он слег окончательно пищи не принимал, и даже позыв к питью в нем сокращался, как и самые дни его.
В понедельник над ним совершено было Таинство Елеосвящения. Святых же Тайн его приобщали ежедневно.
Во вторник ему предложили составить духовное завещание, на что он и согласился, чтобы заградить уста, склонные к кривотолкам. Затем ему было предложено раздать все оставляемое по завещанию имущество своими руками.
«А если я выздоровлю, – возразил он, – тогда я вновь, что ли, должен всем заводиться?»
Я ему сказал:
«Тем лучше, что мы всю ветошь спустим, а что вам потребуется, то выберите в моей келье, как свою собственность».
«Когда так, – сказал он, – тогда делайте распоряжение, какое вам угодно...»
Со вторника истощение сил стало в нем быстро усиливаться. В среду я доложил о ходе его болезни митрополиту. Владыка посоветовал призвать главного врача. Я сказал об этом больному.
«Когда по благословению владыки, – сказал он, – то делать нечего – приглашайте!»
В четверг его тщательно осматривал врач и дал заключение, обычное в докторской манере: и да, и нет – и может выздороветь, и может умереть.
В пятницу больной после причащения Святых Тайн подписал духовное завещание и тогда же потребовал проститься со всеми своими сотрудниками и дать каждому из них на память и благословение какую-нибудь вещь из своих келейных пожитков. Я приказал собрать около кровати больного все вещи, предназначенные для раздачи, и сам, кроме того, принес из своей кельи сотни три финифтяных образков. И когда стали допускать к нему прощаться, то прощание это имело вид, как будто отец какого-то великого семейства прощался со своими детьми. Этот вечер вся братия лаврская, каждый спешил проститься с ним и принять его благословение. Я стоял на коленях у изголовья больного и подавал ему каждую вещь в руку, а он отдавал ее приходящему. Уже более часу продолжалось это прощание и я было потребовал его прекратить, чтобы не утомить больного.
«Нет! – возразил он, – пусть идут! Это – пир, посланный мне милостью Бога».
Только ночь прекратила этот «пир», и он им нисколько не утомился. Глубокой ночью он обеспокоился о нашем спокойствии и настоял, чтобы мы шли отдыхать.
Возвратившись в келью, я получил от вас депешу, с которой в ту же минуту прошел к больному и сказал ему, что я об угрожающей его жизни опасности известил вас, о. Исаакию каждый день сообщаю о ходе его болезни. Он тут много говорил со мной и благодарил меня за содействие к приготовлению его к вечности. Под конец он спросил меня:
«А знаешь ты Власову, монахиню в Борисовке?»
«А что?»
«Да вот, эту фольговую икону перешли ей. Ее имя – Агния. Этой иконой меня благословила ее тетка, когда я ехал в Оптину Пустынь, решившись там остаться. Икону эту я всю жизнь имел как дар Божий».
«Приказывайте, батюшка, – сказал я – все, что вам угодно, – исполню все так, как бы вы сами».
«Да, пока – только!»
«А что чувствуете вы теперь?» – спросил я.
«Да, мне хорошо».
«Может быть, страх смерти?»
«Да и того нет! Я даже удивляюсь, что я хладнокровно отношусь к смерти, тогда как я уверен, что смерть грешников люта; а я и болезни-то ровно никакой не ощущаю: просто, хоть бы у меня что да нибудь болело, и того не чувствую; а только вижу, что силы и жизнь сокращаются... Впрочем, может быть, неделю еще проживу...»
Я улыбнулся. Он это заметил.
«О, и того, видно, нет?.. Ну, буди воля Божья!.. А скажите мне откровенно, как вы меня видите по вашим наблюдениям?»
«Я уже сказал вам третьего дня, что вы на жизнь не рассчитывайте: ее теперь очень мало видится».
«Я вам вполне верю. Но вот досадно что во мне рождается к сему прекословие... Впрочем, идите же, отдыхайте – вы еще не спали».
«Хоть мне и не хочется с вами расстаться, но надо пойти готовить телеграмму Федору Ивановичу».
«Что ж вы ему будете передавать?»

«Да я все же его буду ожидать хоть к похоронам вашим: все бы он облегчил мне этот труд, если бы он застал вас еще в живых и принял бы ваше благословение».
И много, много мы еще говорили, особенно же о том, чтобы расходы на похороны были умеренны.
«Да вы знаете, – сказал я, – что я и сам не охотник до излишеств; а уже что необходимо, того из порядка не выкинешь».
«Да, – ответил он, – и то правда!.. Ну, идите же, отдохните!»
Я поправил ему постель и его самого, почти уже недвижимого, и отправился отдыхать.
Отец Гервасий пришел за мной в 7 часов, чтобы я его приготовил к причащению Св. Тайн. Он его уже исповедовал в последний раз. Когда я стал его поднимать, он уже был почти недвижим; но когда я его поднял, он на своих ногах перешел в другую комнату и в первый раз мог сидя причаститься. После причастия он прилег и около часа пролежал покойно, даже как будто уснул. С этого часа дыхание его начало быть все более и более затруднительным; но он все же говорил, хотя и с трудом. В это время к нему заходил отец наместник. Надо было видеть, с каким сердечным сокрушением он прощался с умирающим! Со слезами на глазах он изъявил готовность умереть вместо него... Потом я ходил просить митрополита, чтобы он посетил умирающего, к которому он всегда относился с уважением. Не прошло и пяти минут после этого, как митрополит уже прибыл к изголовью больного, который, при его входе, хотел сделать попытку приподняться на постели, но не мог.
«Ах, как мне стыдно, владыко, – сказал он в изнеможении, – что я лежу пред вами! Вот ведь какой я невежа!»
Архипастырь преподал ему свое благословение.
В продолжении дня многие из старших и младших приходили с ним проститься и принять его благословение, а мы старались, чтобы он своими руками дал каждому какую-либо вещь на память. Умирающему это, видимо, доставляло удовольствие, и он всякого встречал приветливой улыбкой, называя по имени. Заходило много и мирских; и тех он встречал с такой же приветливостью, а мы помогали ему раздавать своими руками, что было каждому назначено... Начался благовест к вечерне; он перекрестился. Я говорю:
«Батюшка! Что вам, трудно?»
«Нет, ничего-с!»
«А как память у вас?»
«Слава Богу, ничего-с!.. А что приходящих теперь никого нету?»
«Нет, все к вечерне пошли... Хороша лаврская вечерня!»
«Ох, как хороша, – сказал он со вздохом, – вам бы пойти!»
«Нет, я не пойду: у меня есть к вам прошение».
«Извольте-с!»
«Теперь, – так стал говорить я, – уже ваши последние минуты: скоро душа ваша, может быть, будет иметь дерзновение ко Господу; то прошу вас, друг мой, попросите у Господа мне милости, чтобы мне более не прогневлять Его благости!»
«О, если, по вере вашей, – ответил он, – сподоблен я буду дерзновения, – это долг мой, а вы за меня молите Господа, чтобы Он простил все мои грехи».
«Вы знаете, какой я молитвенник; но, при всей моей молитвенной скудости, я всю жизнь надеюсь за вас молить Господа. Вы помните, какие степени проходила наша дружба? Но последние три года у нас все было хорошо».
«Да и прежде плохого не было!»
«Позвольте же и благословите мне шесть недель служить Божественную Литургию о упокоении души вашей в Царстве Небесном!»
«О, Господи! Достоин ли я такой великой милости?.. Слава Тебе, Господи! Как я этому рад! Спаси же вас, Господи!.. Да вот чудо: до сего времени нет у меня никакого страха!»
«Да на что вам страх? Довлеет вам любовь, которая не имеет страха».
«Да! Правда это!»
«Вы, батюшка, скоро увидите наших приснопамятных отцов, наставников наших и руководителей к духовной жизни: батюшку отца Леонида, Макария, Филарета, Серафима Саровского [3]...»
«Да, да!...»
«Отца Парфения [4]», – продолжал я перебирать имена святых наших современников... И он как будто уже переносился восторженным духом в их небесную семью...
«Да, – промолвил он с радостным вздохом, – Эти все – нашего века. Бог милостив – всех увижу!»
«Вот, – говорю я, – ваше время уже прошло; были и в вашей жизни потрясения, но они теперь для вас мелки и ничтожны; но мне чашу их придется испивать до дна, а настоящее время ими щедро дарит».
«Да – время тяжелое! Да и самая жизнь ваша, и обязанности очень тяжелы. Я всегда смотрел на вас с удивлением. Помоги вам, Господи, совершить дело ваше до конца! Вы созрели».
«Вашей любви свойственно так говорить, но я не приемлю, стоя на таком скользком поприще деятельности, столь близком к пороку, к которому более всего склонна человеческая природа» [5].
«А что, вы не забыли отца Исаакия?» – спросил он меня. более всего «Нет!»
«Вот, бедный, попался в ярмо! [6] Ах, бедный, как попался-то! Бедный, бедный Исаакий – тяжело ему! Прекрасная у него душа, но ему тяжело... Особенно, это время!.. Да и дальняя современность чем запасается – страшно подумать!»
«Вы устали! Не утомил ли я вас?»
«Нет, ничего-с!.. Дайте мне воды; да скажите мне, каков мой язык?»
Я подал ему воды и сказал, что он говорит еще внятно, хотя и не без некоторого уже затруднения.
«Вот, – прибавил я, – пока вы хоть с трудом, но говорите, то благословите, кого можете припомнить, а то и я вам напомню».
«Извольте-с!»
Я подал ему икону и говорю:
«Благословите ею отца Исаакия!»
Он взял икону в руки и осенил ею со словами:
«Бог его благословит. Со всей обителью Бог его да благословит!»
Подал другую.
«Этой благословите Федора Ивановича, все его семейство и все их потомство!»
«Бог его благословит!» – и тоже своими руками осенил вас.
Я ему назвал таким образом всех, кого мог припомнить; и он каждого благословлял рукой.
«Благословите, – сказал я, – Ганешинский дом!»
«А! Это благочестивое семейство, благословенное семейство! Я много обязан вам, что мог видеть такое чудное семейство. Бог их благословит!»
Итак, я перебрал ему поименно всех; и он всех благословлял, осеняя каждого крестным знамением. Потом я позвал отца Иоакима; он и его благословил иконой. Братия стала подходить от вечерни; и всех он встречал радостной и приветливой улыбкой, благословляя каждого. С иеромонахами он целовался в руку.
Было уже около десяти часов вечера. Он посмотрел на нас.
«Вам бы пора отдохнуть!» – сказал он.
«Да разве мы стесняем вас?»
«Нет, но мне вас жаль!»
«Благословите: мы пойдем пить чай!»
«Это хорошо, а то я было забыл вам напомнить».
Когда мы возвратились, я стал дремать и лег на диван, а отец Гервасий остался около о. Мелетия и сел подле него. Скоро, однако, о. Гервасий позвал меня: умирающему стало как будто хуже, и мы предложили ему приобщиться запасными Дарами.
«Да, кажется, – возразил он, – я доживу до ранней обедни. Впрочем, если вы усматриваете, что не доживу, то потрудитесь!»
О. Гервасий пошел за Св. Тайнами, а о.Иоаким стал читать причастные молитвы. Я опять прилег на диване.
В половине третьего утра его приобщили. Он уже не владел ни одним членом, но память и сознание сохранились в такой полноте, что, заметив наше сомнение – проглотил ли он св. Тайны, – он собрал все свои силы и произнес последнее слово:
«Проглотил!»
С этого мгновения началась его кончина. Может быть, с час, пока сокращалось его дыхание, он казался как будто без памяти; но я, по некоторым признакам, заметил, что сознание его не оставляло. Наконец остановился пульс, и он тихо, кротко, спокойно, точно заснул самым спокойным сном. Так мирно и безболезненно предал он дух свой Господу.
Я все время стоял перед ним, как перед избранником Божьим.
Многое я пропустил за поспешностью... Один послушник просил на благословение какую-нибудь вещь, которую он носил.
«Да какую?» – спрашиваю.
«Рубашку!»
«Рубашки он вчера все роздал».
«Да я ту прошу, которая на нем. Когда он скончается, тогда вы мне ее дайте: я буду ее беречь всю жизнь для того, чтобы и мне в ней умереть».
Я передал об этом желании умирающему: «Батюшка! Вот, брат Иван просит с вас рубашки на благословение».
«А что ж, отдайте! Бог благословит!»
«Да это будет не теперь, а когда будем вас переодевать».
«Да, конечно, тогда!»
«Ну, теперь, – говорю, – батюшка, и последняя рубашка, в которой вы умираете, и та уже вам не принадлежит. Вы можете сказать: наг из чрева матери изыдох, наг и из мира сего отхожу, ничего в мире сем не стяжав. Смотрите: рубашка вам не принадлежит; постель взята у других; одеяло – не ваше; даже иконы и книжечки у вас своей нету!»...
Он воздел руки к небу и, ограждая себя крестным знамением, со слезами промолвил несколько раз:
«О, благодарю Тебя, Господи, за такую незаслуженную милость!»
Потом обратился к нам и сказал: «Благодарю, благодарю вас за такое великое содействие к получению этой великой Божьей милости!»
Во всю его предсмертную болезнь – ее нельзя назвать болезнью, а ослаблением союзов души с телом – ни на простыне его, ни на белье, ни даже на теле не было ни малейшего следа какой бы то ни было нечистоты: он был сама святыня, недоступная тлению. Три дня, что он лежал в гробу, лицо его принимало все лучший и лучший вид.
Когда уже все имущество его было роздано, я вспомнил: да в чем же будем мы его хоронить?.. Об этом я сказал умирающему.
«Ничего-с, ничего-с! – успокоил он меня, – есть в чулане 60 аршин мухояру [7]. Прикажите сшить из него подрясник, рясу и мантию. Кажется, достаточно? Они ведь скоро сошьют!»
Утром принесли все сшитым. Он посмотрел...
«Ну, – сказал он, – теперь вы будете покойны... Да, вот еще: вы бы уж и гроб заказали, кстати; только – попроще!»
«Гроб у нас заказан».
«Ну, стало быть, и это хорошо!»
Теперь я изложу вам о том, что происходило по блаженной кончине вашего праведного брата, т.е. о погребении его честного тела.
Тридцать с лишним лет были мы с ним в теснейшем дружеском общении, а последние три года у нас было так, что мы стали как бы тело едино и душа едина. Часто он мне говаривал, чтобы погребение его тела происходило как можно проще.
«Какая польза, – говорил он, – для души быть может от пышного погребения?..» И при этом он высказывал желание, чтобы погребение его тела было совершено самым скромным образом. Я дружески ему прекословил в этом, говоря, что для тела, конечно, все равно, но для души тех, которые усердствуют отдать последний долг своему ближнему, великая в том польза; потому и св. Церковь усвоила благочестивый обычай воздавать усопшему поминовение в зависимости от средств и усердия его близких, а священнослужители, близкие покойному по родству или по духу, – совершением Божественной Литургии по степени своего священства. Отцу Мелетию и самому такое проявление дружбы к почившим было приятно видеть в других, но для себя он уклонялся от этого, как от почести незаслуженной, по глубокому, конечно, внутреннему своему смирению.
Живой он удалялся от почести, но, мертвый, он не ушел от них: они его догнали во гробе!
Когда отец Мелетий заснул на веки, мы одели его в новые одежды, им самим назначенные на случай его погребения, а я распорядился послать телеграммы вам и в Москву. Отец Иоаким все это исполнил и еще мог написать отцу Исаакию и отцу Леонтию, а отец Гервасий – в Петербург. Когда принесли гроб, мы тотчас положили в него тело почившего, и я начал панихиду; затем – другую и третью с разными предстоящими и певчими разных церквей. Когда стали отходить ранние обедни, то все иеромонахи, наперерыв, начали служить панихиды, которые непрерывно продолжались до самого выноса, последовавшего в половине третьего. В 10 часов я с о.Гервасием ездил в Китаев выбрать место для могилы, которое митрополит благословил выбрать «где угодно». Мы назначили при входе в церковь, по левую сторону от передней двери, аршинах в шести, не более.
В три часа наместник с соборными иеромонахами и с нами начал вынос, что очень редко бывает. Несли его в облачениях предстоящие иеромонахи. Гроб с останками почившего поставили в Предтечевский придел [8], где я в понедельник служил соборне Литургию. Во вторник, в день погребения, по особенному изволению митрополита, тело было перенесено в Великую церковь. Такого примера в наше время ни одного не было; только преосвященного Иосафа, митрополита Филарета и князя Васильчикова отпевали в Великой церкви, да вот еще и нашего о.Мелетия, семнадцать лет и семь месяцев бывшего неусыпным блюстителем Великой церкви.
При переносе тела один иеромонах произнес краткую речь. На Литургии, после малого входа, труженик был поставлен посреди церкви. Божественную Литургию служил митрополит. На погребении был еще преосвященный Александр. Литургию пели митрополичьи певчие. Погребение начинали певчие, а антифоны пели лаврские клирошане, что придавало чину погребения необыкновенное величие. День был будний, но народу было как в двунадесятый праздник. Два иерарха со всем собором провожали гроб за Святые врата. Против моей кельи, в память нашей дружеской любви, гроб был поставлен, и была совершена соборная лития. В проходе крепости встретились две команды солдат, которые пред погребальным шествием выстроились во фронт и отдали честь усопшему воину Христову барабанным боем, а трубачи проиграли на своих трубах. Всех удивило это: точно нарочно войска были поставлены для отдания почестей усопшему... Нашлось много усердствующих нести тело до места погребения, но так как от Лавры до него будет 10 верст, то я на это не согласился, потому что уже было два часа пополудни; скоро должны были наступить сумерки и ночь, да к тому же на двух мостах по пути стояла страшная грязь. Поставили гроб на монастырскую катафалку, а сами сели в экипаж и со многими усердствующими поехали в Китаев. В Китаеве гроб был встречен преосвященным Александром с литией. Отслужили в церкви соборную панихиду и так предали земле вашего достойного брата, память которого не умрет: он послужил достойным и святым украшением вашего рода.
Просил я его перед самой его кончиной молиться за вас и за весь род ваш перед Престолом Божьим, если он будет иметь дерзновение у Господа. Он сказал:
«Надеюсь, надеюсь на благость Божью!»

Это были его предсмертные слова...

Комм:
Напомнило, как я холодной водой обливался – а мне, типа, не холодно, отлично… (По доброй воле трудно себя заставить – только на летней жаре легко – но если уж, решился, но чувствуешь себя прекрасно. Дай Бог, так же и перед смертью будет…)

3 книга:
Раньше я людей смущался, сейчас же смущаюсь, в основном, только своей иронии – мол, извините, это я так…
Когда были у Д., что-то такое почувствовал – не знаю, как он. Вел себя очень свободно и вежливо…

Комм:
При правильной жизни, если бы смерть и колхозное ковырянье не гнобили меня, мог бы быть весьма холеным аристократом… (а так моя утонченность весьма своеобразно мешается с грубостью)

1 книга:
Ненависть, ненавидящая даже любовь, любовь, любящая даже ненависть. Ненависть ненавидит, потому что любовь любит, а любовь любит, потому что ненависть ненавидит. Тут чудится мне некое равновесие смертельной схватки.

Комм:
Схватка вечной жизни и чуть ли не вечной смерти (если бы смерть была вечной, то дьявол был бы равен Богу? Он и так настолько равен, что нам иного и не видно – из каких-то крайне отдаленных миров донеслась к нам весть о преимуществе Бога и жизни; может, миллионы световых лет доносилась…)

ЦИТАТЫ, Кравченко, хохловый историк:
Первыми поняли опасность   дружинники-особисты: послал бы ты, князь, кого-нибудь заколоть Всеслава. Но проблема состояла в том, что в камере Всеслава не было дверей.   Они были то ли заложены, то ли заклёпаны насмерть - еду колдуну подавали в   окошко. Был вариант подманить Всеслава к кормушке чем-нибудь вкусненьким и  перекрестясь бить его копьём, но тут уж ведьмак смотрел в оба.

Комм:
Всю бы мировую историю вот так рассказать – с верой в дурное, без всякой значительности… А то исторический позитив не только ничему не учит, но сеет иллюзии…

Инет:
Вся наша общечеловеческая «духовность», все наши «достоинства», которыми мы кичимся перед животным миром и которыми так неразумно пользуемся, – всего лишь жалкие обломки однажды утраченного богатства. Догнивающий труп, сквернящий природу.

Комм:
Сейчас на духовность мало кто надеется – больше на попсу. Засахаренность тоже обещает вечную жизнь. Ведь все великолепие цивилизаций – это сахар; и что? – они прославлены и по тысяче лет стоят. Поэтому «евроремонт» есть жизненная необходимость – полное изгнание смерти из квартир; и насыщение их жизнью при помощи бурлящего ею телевизора… Всех умирающих вовремя в реанимации припрячем…  Помрешь? – превратишься в свой фотопортрет (ты ж плоским и при жизни был!)

3 книга:
Соблюдать тонкое равновесие между принуждением – ведущим к переутомлению и искусственности – и расслабленностью – ведущей к распаду и выхолащиванию…

Комм:
Подпустить таки смерть, но в совсем уж переносимых, безопасных количествах (с двух сторон подойдет, а насчет третьей ты не догадаешься и в итоге напрасно станешь трепыхаться…; или вдруг вырастет, как пузырь надуется…; или как-то иначе окажется маленькой, да удаленькой…; а иногда и вовсе непонятно, почему вдруг сначала занервничаешь, а потом и сбесишься…)

1 книга:
Волосы – это не только украшение, но и знак смерти - этакий слой земли, покрывающий живого человека.
Кажется, волосы растут и на разлагающемся трупе.
 
Комм:
Волосы – знак травы, что над каждым из нас прорастет; такой же знак власти над нами, как для мужика кепка, а для бабы платок…

ЦИТАТЫ, Кравченко, хохловый историк:
в бою князья гибли крайне редко - накрошат русских с той и с той стороны, а сами       потом поцелуются, помирятся да поделятся, и поедут накапливать свежее   Чувство.

Комм:
Вся история – сказки про смерть…

Инет:
Тело, хотя в большинстве случаев и обременительно для души, но оно не позволяет враждебным сущностям «тонкого мира», а проще – бесам, пожирать уже принадлежащую им, по причине нашей богоотверженности, душу. Временная, телесная жизнь – как бы отсрочка исполнения вынесенного приговора. Возможность обрести помилование.
Вот почему произвольное лишение себя жизни – суицид – категорически неприемлем и определяется Церковью как преступление против Себя, Бога и Жизни. Такой исход ставит душу в необратимое, неспасаемое положение. Фиксирует в Вечности ее крайний эгоизм. Страдание, которого желает избежать душа, становится ее единственным и вечным достоянием.

Комм:
Обратно мыслю: тело есть искушение для нашей божественной души, но на это искушение, как на испытание, мы и родились. Самоубийца слишком серьезно относится ко своим потерям – а значит, недостаточно ценит собственную душу, которую у него невозможно отнять…

3 книга:
…С одной стороны, скакал от занятия к занятию, мешая самому себе сосредоточиться, а с другой давил на одну и ту же духовную сферу, перенапрягая и истощая её…  И мой консерватизм – с трудом могу себя заставить сделать что-то новое и непривычное – просто следствие усталости…

Комм:
Революционность в возрасте как консервативная привычка! Есть ведь и такое консервативное занятие, как окучивание молодежи… (Лимонова вспомнил)

Перенапрягаться в моем возрасте  так же опасно, как болеть… И вообще, я давно мечтаю ложиться в постельку еще свеженьким, живым – для более приятных сновидений. (Не то же ли и с вечной жизнью?! Если помрешь утомленным, то после долго будешь охать, страдать, пребывать в бредовых кошмарах…)

1 книга:
Жизнь проходит под знаком Забвения – обречен, предан ему каждый миг моей жизни, всё, что было, есть и будет, всё, что думаешь, говоришь и делаешь. Почему-то люди не вполне отдают себе отчет в том, в какой ситуации они здесь находятся. Конечно, забвение избавляет от многих испытаний, ответственностей и страхов, но ведь и от смысла, радости и надежды.
Получается, что сначала у нас жизнь и только жизнь, а потом только смерть и забвение.

Комм:
И в провинции и в глухие годы забвение совсем уж явственно царит и парит (футбол и хоккей – живинка чуть ли не единственная… Когда, кстати, сдохнут сии абсурдные «профессии», на смену, видимо, клоунам пришедшие… Мне так кажется – пора… Сдохнут, когда всем уже ясно станет, что на футболах тренируются фанаты войн, а на шахматах или картах – излишне расчетливые люди…)

ЦИТАТЫ, Фещенко-Скворцова:
Небеса, заключенные в смертную суть Ремесла…

Комм:
Ремесло – любовь к вещам; с любовью сделанные вещи как ангелы?! (Устройте рай на земле и Христос явится к вам не умирать, а отдыхать…) Геометрические вещи всегда излишне рациональны для любви; они обманывают, помимо любви суля нам пользу… Каждая прочерченная по линейке линия в этом мире – убийственный меч…

Инет:
Разбойник, казнимый за действительные преступления, спасается, входит в общение с Богом и обретает рай.

Комм:
«Казни меня, чтобы я хотя бы себя пожалел – через жалость открывается путь к нежности и прочим добрым чувствам»

На том свете может оказаться битком набитый огромный вокзал. Все разговаривают на одной языке, но никто не понимает жизни друг друга: «православные?! Есть здесь православные?» Объявление диктора: «убитые в таком-то году, просьба всем собраться у 5 причала»…

3 книга:
На Западе-Востоке множество потребностей, множество деталей каждой потребности, каждого товара и каждой машины  удовлетворяется множеством людей-собственников. Какая же свобода при этом, если они наглухо связаны со всеми своими «смежниками» и намертво зависимы от «феодалов», владельцев крупной собственности в своей «производственной цепочке»? Возможно, собственность дается только настолько, насколько отбирается свобода. «Рынок диктует»!

Комм:
Какая же свобода от смерти при этом…

1 книга:
Человек бессмертен и в самой жизни! Мучается душой всю жизнь, но и виду не подаст, живет себе, как ни в чем не бывало…. Изматывают его работой, гноят по тюрьмам… - ничего, живет, хотя и бывает такое, что ему снятся кошмары. Должен, казалось бы, умереть от своей незначительности и от того, что ничего не знает о мире, в который явился так бессмысленно жить… или от болезней и напастей загнуться, но – отнюдь, продолжает жизнь его катиться лавиной.

Комм:
Надеются на коллектив, на общество, на государство. На человечество, в конце концов. На миру и смерть красна. Один ум хорошо, а миллион лучше – а миллиард и вовсе, должно быть, хорошо… «Муравьем растворясь в миллиарде, я умру совсем без затей» Или наоборот: среди миллиарда затей, я умру как на сказочном шоу. На меня, смертельно больного, будут такие потрачены деньги, что загорятся даже самые волшебные огни… (Планетарий – вот хорошее место для смерти)

ЦИТАТЫ, Звягина (в очереди стояла?):
За жизнь нам в конце концов придется расплачиваться  смертью, и лишь смерть вознаграждается новой жизнью.

Комм:
Бабам этот мир тоже не нравится, что бы они не говорили – иначе они бы рожали кучи детей, как бы всех в него  зазывали…

Но и раньше они рожали лишь из-за отсутствия контрацепции… Все наши истинные мысли столь же самоубийственны и смертоносны? Ведь и сам я радуюсь только «большим античеловеческим фильмам»… - на самом деле, антигородским; люди власть помещиков и прочих феодалов поменяли на власть города и капиталистов… - но свободная жизнь на природе уже стучится в двери! (Стерлигов не даст соврать!) Жаль, я не доживу…

Инет:
В следующие десять лет моей жизни, слава Богу, никто не умирал.

Комм:
Есть люди, что ни разу в жизни не болели – есть и те, у кого никто никогда на глазах не умирал?

Смерть Женьки на меня подействовала так же сильно, как его «сумасшествие» (убийство психиатрами) 30 лет назад… (Та трагедия сделала меня философом, эта – мудрецом?)

А то, что Вовка проживает свою жизнь как сущая солома, разве не меньшая трагедия? (и разве она ничему не учит…)

3 книга:
…Испугался: «вы так хвалите меня, как будто у меня уже всё позади!» (Ведь так не бывает, чтобы человек, добившись больших успехов, потом добился их ещё раз.)

Комм:
Бывает, и еще как, если начинаешь достаточно рано, а живешь достаточно долго… - но тогда я еще был одноразовым; первой ласточкой для самого себя; знаменем, зарей нового мира невообразимых чудес под самым носом…

Например, Толстой тоже  дважды добился больших успехов (причем, его второй успех явно больше первого)

1 книга:
На следующее утро, едва написав всё это, я уже в саду работал, громогласно наслаждаясь. Эти мироощущения правы, только тогда, когда живут во мне одновременно. Давайте наслаждаться до жизни и мучиться до смерти! Они переходят друг в друга так же легко, как разговор переходит в молчание, а молчание в разговор; как действие и бездействие, сон и бодрствование, день и ночь легко переходят друг в друга. Живи с такой силой, чтобы уже не ощущать себя!

Комм:
И пиши о смерти, чтобы дольше и сильнее жить…

У меня громкий, но глуховатый голос – громкостью я тоже побеждаю смерть? (но картинка-то нелепая…) Глуховатость моя суховата, зато шепелявость с картавостью мокроваты! – в итоге, норма?!

Боюсь, моя победа над смертью подобна иным продуктам моим, от долгого хранения потерявшим минимум половину своих качеств и кондиций, но, тем не менее, «спасенных», т.е. потребленных после некоторых несложных манипуляций… Впрочем, мне их спасать от позорной смерти сам Бог велел, ведь кто иначе? Родители – свиньи, и брат; не могло же «само» с такой силой в самую душу вдолбиться…

ЦИТАТЫ, Кириллов Кирилл:
Как говорилось в книге Бусидо: Смерть это   подвиг, доступный каждому.   

Комм:
Кстати, почти ничего не знаю про численность азиатов в прежние века – при их-то естественной жизни… И не слышал, про их эпидемии чумы или супергубительные войны… Может, в Индии или Китае и в древности было по миллиарду? Что этому могло помешать, когда им даже «великий кормчий» совсем не помеха…  А если миллиардов все-таки не было, то это верный признак, что люди жили там отнюдь не всегда, и размножиться просто еще не успели…

Инет:
Мама всегда относились к Церкви с уважением, несмотря на то, что была воспитанником советского времени. И Бог послал ей человека - соседку по палате, такую же больную. Она и оказала на маму решительное влияние, убедила ее в необходимости исповеди и причастия перед операцией. Пришёл священник, причастил её. Операция, к сожалению, оказалась практически бессмысленной... Дальше процесс пошёл по нарастающей. Настал последний день, когда мама с утра была ещё в состоянии разговаривать и сама передвигаться, а к вечеру скончалась.
 Я настоял на том, чтобы всё происходило дома, чтобы не отдавать маму ни в какие хосписы, ни в какие больницы, где врачи вколют обезболивающие, и человек спокойно в полудрёме отойдёт. Обезболивающие удалось достать самим, уколы кололи дома.
Какие-то вещи невозможно выразить словами. Почему-то вдруг я понял, что это последний день ее жизни, поехал в ближайший храм, взял епитрахиль, Дары, причастил её, пособоровал, а потом мама впала в забытьё, сознание отключилось и постепенно стало угасать - тогда я стал читать канон на исход души.

3 книга:
Зараз человек может держать в голове не более 3 вещей – поэтому-то он способен временно забывать даже такие фундаментальные вещи, что он, к примеру, женат, что только что было лето… - ведь фундаментальных вещей более 3-х…

Комм:
Память у меня не лучшая, заурядная, смертная (странно, но кажется, срок жизни от качества памяти совсем не зависит – так же, как и от физической силы…)

Два дня могу не заметить, что заболеваю: в число моих Трех не то что возможной жене, которой в реальности  нет у меня, но даже болезни непросто попасть (я и умереть могу для себя почти незаметно?! Спохвачусь минут эдак за 9 до смерти…)

1 книга:
Сначала ощутил свою гениальность, а потом – ее заурядность. Всё, что рождается, кончает смертью, а всё, что умирает, потом возрождается.

Комм:
Очередное пророчество, многократно сбывшееся в важнейших  обстоятельствах… Нет гениев без своей ничтожности – и смертности… (чтобы не забывали, что они лишь орудия, лишь человеки… За силу Бог наградит, но за слабость все равно накажет - по полной, без скидок; у Него даже слишком исключений и любимчиков нет…)

ЦИТАТЫ, Моев:
открытые глаза его обращались к тропическому солнцу, чтобы отдать на сожжение в себе все смертное

Комм:
На любой природе вся слабость городская выветривается на ветру, сгорает на солнце и в разгоряченной крови, выходит с потом… Но на пляже, если плавать не горазд, остается надежда на солнце – и мне это тоже знакомо… Прокалиться до бессмертия под таким же жарким, как настоящая работа и настоящие приключения, солнцем…

Инет:
То, что говорит Господь с креста: «Господи, для чего Ты меня оставил?» - наверно, это самая страшная вещь, которую может пережить человек и с которой он может не справиться.

Комм:
Одно это место говорит, сколько в Нем было человеческого, насколько прав Толстой и не правы все «христианские» (а на самом деле ветхозаветные, смертные) религии…

3 книга:
Как перенапрягусь разумом, отхожу от письменного стола и пытаюсь, шатаясь, делать всякие рутинные домашние дела, надеясь «отойти» или как-то иначе развеиваюсь...

Комм:
Пошатывает меня всю жизнь – и как только не уронило еще окончательно... (за счет спортивности и работы на дачах в первой половине жизни, плюс к этому гармонии и мирности – во второй)

1 книга:
Будучи 3 года назад на свидании с Женей в больнице, мог ли я подумать, что и сам окажусь в подобном заведении…. Тогда я был такой «блестящий», что, конечно, устрашился бы подобных перспектив, но я не знал о них и все сошло благополучно. Зная будущее, нельзя жить в соответствии с ним. Даже предвидение смерти и неизбежного появления трудностей, работ и  семейной жизни слишком сильно определяет наше мироощущение…

Комм:
Знай я, что умру через 3 года - даже и через 10 или 20 – я мог бы сойти с ума?!

Если почувствую в своей смертельной болезни нечто несправедливое, душе моей по любому крайне трудно придется…

ЦИТАТЫ, Фаустов:
После смерти отца Андрей вновь стал ведущим, а   Иван сопливым

Комм:
Смерть всегда тасует  карты…

Инет:
Я помню мамин последний вздох. Дальше нужно было делать какие-то технические вещи, звонить кому-то и куда-то. В этот момент эмоции берут верх над разумом. Хоть ты и стараешься их как-то сдерживать - всё равно голос выдаёт какого-то совсем другого человека, потому что ты меняешься в этот момент.

Комм:
Как ни странно, смерть отца меня не изменила; он отшагал свою дорогу полностью, протянул, сколько мог; все последние годы ничего не делал; ни грамма незавершенности (просто ничего и не начато!) Меня он не слушал никогда, и мне оставалось только развести руками…

Вернее не так: в первый момент меня его смерть застала врасплох и очень сильно ударила.  Просто впечатление от нее быстро завяло – ведь мне почти нечего вспомнить! Я жил с ним всю жизнь и мне нечего вспомнить!! Он был как прибор, отслуживший свое, никогда не выходивший за пределы программы, всегда подчиненный жене…

3 книга:
На данный момент Вовка отчасти дает мне возможность, а Женька отчасти дает мне право жить без зарабатывания денег…

Комм:
Женька лишил меня возможности создать семью, а Вовка – возможности как-то «раскрутиться». Потому люди и прах, что почти никогда по настоящему не помогают друг другу; обычно – мешают… Мне нынче  почти  не мешают, да и  раньше помешать не могли – и это уже великое благо и шанс…

1 книга:
Вот вырос позитив и породил свое отрицание… - но, убивая, отрицание выполняет ту полезную роль, что выявляет бессмертное в позитиве  – которое пойдет в рост в свой черед, когда исчерпает себя очередная волна отрицания…

Комм:
Даже Гегель из-за диалектики казался мне лучом света в темном царстве института (потом заглянул в него за подробностями и ужаснулся… Все философы – голимая смерть…)

ЦИТАТЫ,  Гутман:
Измена, потом что-то вроде свадьбы, две смерти, похороны, гроза, - этим все двигается, так все было и так я помню.

Комм:
Две смерти, одни похороны, да и те грозой разметало – что-то вроде похорон; причем, были изменники, что совсем не пришли (может, знали прогноз погоды?!)

Инет:
В реанимацию в том виде, в каком она есть, пускают родных, но ненадолго. Если человек лежит в сознании, это непередаваемый, на мой взгляд, ужас и страдание от одиночества. Потому что умирать-то страшно, потому что есть то, за что совестно или больно любому человеку. Человек лежит, утыканный трубками и катетерами, понимает, что всё, это предел. Ты один на один с какой-то чудовищной медицинской машиной, которая к тебе относительно равнодушна, потому что через эту реанимацию проходят в год сотни, тысячи людей. И я не представляю, что значит там оказаться не в качестве священника, а в качестве пациента, человека, покидающего этот мир. Поэтому родные стены, дом очень важны, хоть это и очень тяжело переживается.

Комм:
Отец, вероятно, очень на медицину надеялся; кроме того, он весьма терпелив; в ужасе я его не видел ни разу… Если он о чем и жалел, так это об отсутствии жены; но ведь еще дома он уже был в полубессознательном состоянии, у него отнялась речь…; мать переживала, но она уже тоже очень стара и потому в реанимацию к нему не рвалась и так еле держалась… Все религиозные люди со смертью неплохо дружат (чего о жизни не скажешь)…

3 книга:
Лабиринт издали – стена. Очень часто только кажется, что всё логично; сдается, почти всё возможно – столько у жизни вариантов; то вдруг тихий ход, то – дерзко-парадоксальный, то целая карусель закручивается на малом пятачке…

Комм:
По капле пишется эта книга, по капле делаются другие мои огромные дела – и вся эта жидкость потихоньку просачивается в этот мир-лабиринт как лекарство от смерти, как допинг…

1 книга:
В любой момент же  может что-то случиться, включая смерть и равное смерти.

Комм:
В любой момент Бог может выкинуть меня? На полпути может выкинуть любого человека? Какая Ему разница кто и когда какое-то дело доделает – общий ток времени с такими проблемами справится; понудит кого-то другого, даст задание, обнадежит, воодушевит…

ЦИТАТЫ, Уолкотт:
Большинство нынешних поэтов заявляют: "Мне необходима вспышка, необходим повод для написания стихотворения". Для Иосифа таким поводом является сам по себе любой день. Конечно же, тень смерти, больное сердце и тому подобное. Он поминутно хватается за сердце, но ненавидит тех, кто начинает при этом суетиться вокруг. Суета приводит его в бешенство. Это, в свою очередь, бесит его друзей.

Комм:
Иосифы не нуждаются во вспышках; сойдет и так; вокруг них  бешенная суета и столько растет сорняков, что при известной наглости за цветочки выдать несложно…

Инет:
Нужно ли говорить человеку о том, что он умирает или нет, сильно зависит от самого человека. Ведь есть люди, которые смогут пережить это известие и соберутся внутренне. Уж не знаю, покаются или не покаются, мировоззрения-то разные у всех. А есть люди, для которых просто откроется бездна, и они впадут в состояние, в котором нет ни воли к жизни, ни готовности к смерти.

Комм:
Как доказать справедливость смерти? Ведь, например, по старости смерть точно справедлива. Несправедливой смерти не существует! – но во многих случаях это очень трудно доказать… Если у человека нет конкретного Задания от Бога в этой жизни, то любая его смерть может считаться справедливой? «Что сделал ты, чтобы быть небезразличным Богу?»

3 книга:
«Актер прекрасно сыграл высокие чувства» –  это означает, что всё можно подделать, сыграть. Хотя я-то уверен, что на самом деле не всё было   прекрасно...

Комм:
Актерам на сцене приходиться чуть ли не орать, чтобы их слышали в дальних рядах – о какой прекрасности речь?! А кино – это и вовсе достаточно мерзкая индустрия, где актеры обычно лишь пешки… (Выход: снимать на камеру  «тихие», естественные спектакли? Кстати, и с декорациями при съемках гораздо больше имеется маневра… Получится что-то среднее между спектаклем и кино, золотая, при таланте, середина…)

1 книга:
«Смертельная усталость» - устал и чувствую смерть свою. Устал в смертельном состоянии души. Смерть – это только предельная усталость…

Комм:
Не реже, чем через день, смертельно устаю, еле-еле добредаю до кровати… Причем, пока делаешь, дело держит тебя, а вот как отвяжешься от него, оторвешься, так сразу хоть падай на месте…

ЦИТАТЫ, Скидан:
Персонажи Введенского существуют в парадоксальной несвершаемости, абсолютной невозможности смерти. Сосбственно, эта невозможность и есть “смерть”. Смерть это смерти еж. Что скрывает эта тавтологическая фигура, какой детонатор срабатывает, подрывая (ре)презентацию смерти (денотата)?

Комм:
Введение в Введенского ежа…; абсолютная невозможность избежать ежа…; абсолютная невозможность об него не уколоться…

Решил презентовать нам смерть в виде ежа (смешно?), но сработал какой-то совсем другой детонатор… Экспериментатор взорвался  сам прямо на лекции – всех студентов закидало ошметками…

Инет:
Хотя сама болезнь у людей, живущих в Боге, может быть тяжелой, например онкозаболевания. Но, тем не менее, праведники умирают, если можно так сказать, прекрасно. У грешников такая же болезнь протекает страшнее. Например, тот же рак у грешника протекает в более тяжелых формах, всегда с такими, не то что метастазами, ну, например, мясо выпадает из человека.

Комм:
Глухо, без подробностей знаю, но, похоже,  очень много  несчастий в маминой церкви случалось… - туда ведь часто  и тянутся потенциально несчастные, слабые…

3 книга:
Зачем думать, если нет проблем? Зачем возбуждать в себе чувства, если нет интригующей ситуации? живи себе спокойно, не мучься, в этом случае время вовсе не уходит «бесплодно»: плод – покой. И у покоя есть свои занятия…

Комм:
Расслабляться блаженно почти не умею – а значит, и спать при малейших неудобствах или тревогах (как, к примеру, на вахте) Это тоже к смерти ведет? Я просто вынужден беспрерывно работать, я ведь один на огромных полях (поле смерти лишь одно из многих; хотя, может, и главное…; жалко оставлять без внимания – тут такой чернозем…)

1 книга:
Победа будет за знанием, потому что знание вечно, а жизнь смертна?!

Комм:
Бессмертна вся Троица: Дух (знание), Жизнь и Материя… Жизнь беспрерывно проигрывает, но дальше победно журчит… Жизнь разгадать невозможно (не случайно прогресс «психологий», «философий» и прочих ее «изучений» совершенно ничтожен) – человек может ей только следовать, ею дышать…

ЦИТАТЫ, Скидан:
Чудо возможно в момент смерти - тогда литература, познав самое себя, испускает дух: вспышка трансцендентного света, ослепление... и никакого чуда в дальнейшем. Нужно умудриться проспать место истины,  как просыпают рассвет или работу (но не ломку). Нужно преуспеть в сновидении, в котором чудо обещано, а слух отключен.

Комм:
Есть литература «сплошное бодрствование» и есть литература «сплошной сон» - но я в обе смерть все-таки добавил; хватит уже попыток умудриться без нее… Хотя чудесны любые крайности – и бесконечное бодрствование и бесконечный сон… (и я о них мечтаю регулярно..; но чтоб не в книжках мне попались! это - чур! не тот уж возраст у меня, чтобы обманываться книгой…)

Инет:
Праведник умирает в терпении, хоть и в скорби, но, тем не менее, как-то кротко. А грешник умирает страшно. На моих глазах было – и матом ругается, и вокруг него все страдают, и тому подобное…

Комм:
Матом ругаться точно не буду, но вот черта поминать, боюсь, придется; не без этого…; ведь даже перед смертью Христа чертяки явно станцевали и хором спели песенку…

3 книга:
Христос: «Я – путь». «Я – путь из плена», «Я долгий путь домой»…

Комм:
«Я – путь из смерти в жизнь». Путь и долгий, и узкий, и тонкий -  трудный… (но жизнь всегда легка!)

1 книга:
Ненормальности и отклонения нормальны как падения, просто одни падают удачно, у других остаются шрамы на всю жизнь, а третьи просто разбиваются насмерть.

Комм:
Я пока почти не падаю; первый звонок в этом смысле пока не случился…; не стал, кстати, учиться на коньках кататься, чтобы не подвергать себя лишнему риску… (да и маршрут до катка неудачный, от одной езды можно насмерть разбиться)

ЦИТАТЫ, Скидан:
Он цепляется за поверхность листа, продуцирая и пожирая свою смерть, временность и беспредельный предел.

Комм:
Кажется, уже готова научная критика моей еще ненаписанной книги…; эта тень от выстрела, как палка из плетня - бьет не насмерть, но все же несколько ранит…; хочется вдарить по «науке» в ответ… – с самолета…, с того света… (с того света по самолету – ведь все важные лица летают на них…)

Инет:
все эти предсмертные болезни нужны как воздух. Это настолько в подсознание, а лучше сказать, в душу человека вкрапляется, что человек об этом будет помнить всю вечность.

Комм:
Всю вечность помнить, как умирал?! Уж лучше пусть каждое мое матерное слово обратится в камень – с тем, чтобы все, мною обиженные, к космосе ими швырялись в меня…

3 книга:
«…Но я не дам, не могу…»  С жестокой усмешкой: «А я беру?» Все не дают, но дать им на самом деле и нечего…

Комм:
Да, за копирайты борются, за сохранность личной жизни – и даже за место на кладбище вкупе с качеством гроба…

1 книга:
Все-таки безмерно удивительно место, в которое человек попадает после смерти, ибо находится оно под землей. Пока он полон красок и значения  и в голову не придет закопать такого – абсурд и ужас. Подумаешь, «мертвый» – разве может быть такой конец у жизни?! Поэтому я уверен, что закапывают только тело…. Представьте только, как он лежит там, а доски понемногу гниют и образуются щели и первый червяк ползет по зловонному месиву и сыпется разноцветная земля… - весь этот процесс тоже своего рода жизнь и ее можно представить с тем же успехом, что и жизнь у соседей.

Комм:
Любители посещения могилок всегда меня поражали – такие, по-моему, способны поверить, что умерший живет под землей! (а значит, и любому другому суеверию, а значит, и атеизму…)

ЦИТАТЫ, Скидан:
царь, властелин, он и есть двойник/должник смерти

Комм:
Были ли легендарно добрые цари? – а вот легендарно грозные были…

Царь словно бы себе две жизни забрал – да еще и вдвойне убивает…

Если к телу первого удалось бы присобачить голову второго, кто бы жил, первый или второй?!

Инет:
болезнь перед смертью нужна. Я убедился в этом на своем опыте. Она последний шанс дает человеку, чтобы очиститься.

Комм:
Каждый в этой жизни доходит до ручки – и только потому каждому необходима смерть как сильнодействующее лекарство, которое, губя тело, через шок способно сделать переворот в душе, при жизни погрязшей в привычках…

3 книга:
Вот решился совлечь человека ветхого, старого, расслабленного и малодушного и облечься в нового, вооруженного, собрав всё оружие, какое выковал за эти годы…
Но те же соблазны не упразднились, а только слегка постарели. «Ствол срубить легко, а вот ты выкорчуй корни».

Комм:
Соблазны как вода; вода как лом, против нее тоже часто нет приема… И стареют соблазны лишь в действительной старости… Я всю жизнь на радикальные меры не мог решиться и оттого с соблазнами вполне безуспешно боролся… С водой и невозможно бороться – лучше от нее убежать, отвлечь себя на сухое, здоровое место… (в написание увлекательной книжки, допустим!)

1 книга:
Просто смертная тоска – в ней чуждо и противно выглядит даже самое обычное. Всё гибнет во мне, как растения под иссушающим ветром.

Комм:
Между интересной жизнью и смертной тоской очень тонкая грань; интересная жизнь как тонкая нить, которую всегда можно порвать или безнадежно запутать…  (с годами и с опытом меньше рвешь и путаешь, но зато и сама нитка уже послабее…)

ЦИТАТЫ, Збруев (был актер, стал ресторатор – какая нелепая смерть):
Самое страшное осталось позади.   Смерть матери, например. Я в то время снимался в фильме "Опекун". Первый раз в жизни играл комедию. Снимали в Ялте. Я молодой, красивый, знаменитый, вокруг девочки, рестораны, белые пароходы.

Комм:
Смерть девочки, например…

Инет:
Она умерла, но поверьте, качество души у нее было прекрасное!

Комм:
И на этом свете очень нужны прекрасные души…

3 книга:
А по радио всё про репрессии, но не про те репрессии, от которых мои депрессии…

Комм:
Лучше один раз в концлагерь, что ли, съездить, чем сто раз по радио услышать. Ведь слушающие-то ничего не сделали, палец о палец не ударили по данному поводу… (И вся их «учеба» за партами такова же)

1 книга:
Противопоставлю гордости смирение, ожесточению – любовь, чтобы росли в смертельных объятиях. Раз жизнь кончается смертью, то, наверное, мы должны стремиться навстречу  собственной смерти – и, по крайней мере, не бояться ее. Нагружайте меня, испытания, меня уже нельзя сгубить, я  только сильнее буду!

Комм:
Этим своим довольно бескомпромиссным настроем горжусь. «Я собой не дорожу» (будь дела мои закончены, будь у меня одни повторы, я бы очень просто сказал «до свиданья» - и уже сейчас принялся отдыхать!)

ЦИТАТЫ, Шамфор:
главный недостаток трагедии в том, что она придает слишком большое значение жизни и смерти.

Комм:
Этот недостаток называется «пафос» (а еще есть недостаток, который называется «жанр»)

Инет:
Конечно же, мне бы хотелось, чтобы у меня и сейчас был жив отец, семидесятилетним или восьмидесятилетним. А он умер в 47 лет. Почему? Произошла трагедия. Лет за двадцать до этого его избили, отбили ему почки. Конечно, Господь мог бы исцелить его, возможно, он бы смог прожить до 80-ти лет, но…

Комм:
А мой отец вовремя умер – всего пару лет был действительно дряхлым, когда уже тяжко и без всяких особых болезней (с обычными)… Хотя, судя по истончавшим ногам, у него мог быть рак (от сучьих врачей даже после смерти нормальных объяснений  не дождешься… Избить бы их до полусмерти – пусть сами себя лечат… В кои веки у них появится не денежный стимул…)

3 книга:
Щедрый человек: даже для людей, которых видел по делам, случайно, разово, расставаясь, вероятно, навсегда, не жалел своей теплоты, говорил: «Будете чай?» И у всех внутри теплело…

Комм:
Лучше быть умеренно теплым в словах и умеренно теплым в делах, чем вдвойне теплым в одних лишь словах…

По собственной дурости мне самому всегда было в жизни прохладно - где уж кого-то согреть (тем более, что мало кому для этого достаточно чая…) Но очень надеюсь, что в старости все будет иначе – ведь и многим людям попроще такое тепло с возрастом становилось доступным (видимо, как награда за некие тайные заслуги) Да что там, оно вполне доступно даже моим любимым  продавцам! (изображать доброго труднее, чем быть добрым?! Долго изображая доброго, поневоле становишься добрее?! Или же становишься гениальным артистом?!)

1 книга:
Мои подъемы – это борьба со смертью, т. е. смерть, с которой осмелились бороться, а мои спады – это сама смерть, ее победа…

Комм:
Невыносимо было подыхать, поэтому совсем проигравшим я недолго оставался; впрочем, трепыхаться обычно было бесполезно – надо было переждать; задержать дыхание под водой поражения хотя бы на пару часиков…

ЦИТАТЫ, Шамфор:
У г-на д'Омона  где-то в провинции скончалась жена. Не прошло и трех днем после ее смерти, а он уже сидел в чьеи-то гостиная за картами. Д'Омон, - говорят ему, - это неприлично. Нельзя же играть в карты через день после смерти жены. Ба! - отмахивается он. - Я еще не получил уведомления о ее кончине. Все равно, это нехорошо. Полно! Я же играю по маленькой.

Комм:
Даже игроманы себе жен находят, а я вот не удостоился… Для баб ум вроде смерти с косой! С таким супругом они мирятся лишь по причине денежной выгоды… Мужской ум и бабская эклектика – непримиримые антагонисты, они люто ненавидят друг друга…(Семейная жизнь Толстого – прекрасная иллюстрация, лучший роман на эту тему…)

Инет:
Когда отец умер, у нас кардинально все изменилось в семье. В лучшую сторону, поверьте. Я из троечника превратился в отличника, брат изменился внутри кардинально, сестры… Моя мама стала вдовой в 37 лет с четырьмя детьми. Она, предав себя воле Божьей, воспитала хороших детей. Я не могу, конечно, про себя говорить хорошее, но я принял сан, сестра — супруга священника, другие брат с сестрой являются воцерковленными людьми, имеют детей и внуков.

Комм:
Да, трудные времена, болезни, смерти мобилизуют, помогают взрослению… Мое детство было слишком легким и это потом сказалось; «легко на тренировке – трудно в бою»… (недостаточная тренированность многих сторон, недостаточная снаряженность для жизни…; когда недостатков целые «комплексы», это делает неполноценным, хромоногим по жизни…)

3 книга:
На вокзале увидел усталую женщину со шваброй. Она мыла грязный пол на вокзале  и мытью этому не было конца – толпа на вокзале… Так не должно быть…

Комм:
Жизнь нынче легче, но сильней атакуют наркотической силы соблазны… Те же экраны могут быть ничем не лучше швабры! И на диване весь день в сотый раз провалявшись можно до полусмерти устать!

1 книга:
Фото Шнитке: исступленный полубезумный взгляд. Похож и на гения и на покойника; это отчаянно уцепившийся за жизнь мертвец; быть может, и не знает, что обложен смертью – так увлечен … чем-то.

Комм:
Кого только жиды не подсовывают…

ЦИТАТЫ, или Меклина или Володимерова:
гейские  семьи много спокойней лесбийских, которые чаще всего разрушает смерть, ревность, убийство.

Инет:
Отношение к Богу изменилось после смерти отца. Было реальное понимание, нужда в Небесном Отце, и обещание моего родного отца, который умирал и сказал: «Я ухожу, но у тебя будет Небесный Отец, к нему обращайся».

Комм:
Отец тела – Иегова, отец души – Христос, отец разума – Дух…

3 книга:
Он переутомлен, а надо проблему решать. Вникает-вникает, никнет-никнет своей головой…

Комм:
Я еще не проснулся толком, а надо уже проблему смерти решать…

Проснулся, но меня так шатает, что ясно – смерть рядом, хотя, по сравнению с вечерней, и поменяла обличье… Скоро уйдет, но надо ждать дневные ее варианты… (они как шпионы! – работают под прикрытием…)

1 книга:
Как мэтр, сел слушать музыку – мол, буду думать; и еще что-то мелькнуло насчет «купания в звуках» - подержу их в пальцах, как воду. Поза, поза, а не сущность! Да, именно так всё распалось и получилась только тина, не прикрытая практическим трудом. Посидел, походил, позевал, попил чайку и всё это в таком расслабленном, в шлепанцах режиме… - а потом снова стал думать про «смертельный» уход! В итоге, мне уже трудно воодушевиться, как бывало, я вяло равнодушен к тому, что думаю, чувствую, пишу, равнодушен к своей судьбе. Решимости нет, ничего нет? – всё равно, я отплываю. Бросаю и «конструктивность», смахивающую на рассуждения хозяйственника. Не знаю, что творю? А разве знаю? Всё время  не знаем, что делаем. Просто мне надо сосредоточиться на сиюминутном, так  как раз можно узнать, что творишь…

Комм:
Одних слов мало, чтобы не умереть (замереть?) – особенно, если твой опыт (опять же, из-за отсутствия дел) весьма ограничен…

Смертельный уход в слова? – «заново начать учиться говорить»… Смертельный уход в себя? - «вернуться в утробу»…

ЦИТАТЫ, Акутагава::
Отчего моя мать сошла с ума? Отчего дела моего отца окончились крахом? Отчего я так наказан? Я готов без колебаний умереть, когда встречаюсь не столько со смертью, сколько с чем-либо неприятным. Жизнь это нечто более адское, чем сам ад. Муки в аду организованы по определенным правилам. Муки, ниспосылаемые жизнью, к несчастью, не так примитивны. Вообще жизнь похожа на Олимпийские игры, устроенные сумасшедшим. Мы должны учиться бороться за жизнь, борясь с жизнью. А тот, кто не может сдержать негодования, видя всю глупость этой игры, пусть лучше уйдет с арены.

Комм:
Со смертью он еще не встречался; он возопил, встретившись с неприятностями и стал прятаться; ушел с арены, но на бумаге стал вопить про глупость даже Олимпийских игр…

Это японский писатель писал – в Азии, как и во всей цивилизации, почти побороли жизнь – но с другой стороны, там еще сохранили непосредственность; по-моему, при таких раскладах, там действительно должно быть много и самоубийц, и сумасшедших… (и отличных фильмов!)

Инет:
Господь, значит, решил, что тогда отцу нужно было умереть, в 47 лет… Он избрал трагедию, даже зло! Это было зло – у отца были отбиты почки, его бандиты погубили, но даже зло Он сумел к добру направить.

Комм:
Бог избрал бандитов, даже дьявола?! Я бы на его месте все же больше думал, а то  может трагедия и по глупости случиться…; и больше бунтовал и бушевал – хотя научиться действенным приемам против кабанов-бандитов руки-ноги так и не дошли (а теперь уж поздно – придется смириться…)

3 книга:
Мальчонки играются за забором у туалета с буквой «М»: «Откройте дверь, это мужичок!»

Комм:
Жизнь – это туалет с буквой «С». К концу жизни ты ее расшифруешь… (Сейчас до конца эту книгу мне не написать? Я допишу ее в свой последний день…)

1 книга:
Я еще молод, но ввиду озабоченности жизнью взрослой и даже старческой должно быть переделываюсь… - глянь, а уже не юноша строчит за столом. Пока я молод…. Само прохождение времени не менее ужасно, чем смерть, чем труп. Максимальное утешение заключается в том, что из трупа приготовляют памятник. Пусть мгновение будет ничтожно, чтобы не жалеть о прохождении его!

Комм:
Пусть мгновение будет ничтожно, чтобы не жалеть о его смерти – «отдай себя и свои мгновения, чтобы не бояться умереть» Причем, всю жизнь так себя отдавай – тренируйся в потерях…

Сейчас я уже достаточно натренирован в отдаче, чтобы взглянуть в лицо смерти-забирательнице; придет время, смогу и жить с нею рядом (сейчас это было бы крайне тяжело…)

ЦИТАТЫ, покойник Мамлеев:
Между тем Федор  объедался;  во  тьме  у  него  -  после  долгих  месяцев безразличия - часто вставал член, и он не заметил, как стал  соединять  этот восход со смертию.

Комм:
Вставание члена – механизм такой же навязанный, как и смерть… Впрочем, нам и козявки в носу навязаны, и тигры в лесу и все остальное… (и собственное тело, и родители с родственниками, и человечество вокруг, и страна, и эпоха - и планета Земля)

Инет:
Помню, как мужественно умирала одна женщина. Она сознательно отказалась от всех обезболивающих. Как все люди вокруг нее вдохновились ее примером! Качество их души изменилось. Женщина вот этим своим подвигом сумела много пользы принести другим людям, которые сейчас болеют. Спустя уже много лет, некоторые из тех, кто за ней ухаживал, сейчас заболели и вспоминают: «Ох, как она страдала, терпела, а я не могу!» Воля мобилизуется.

Комм:
Может, боль – это как пружина: она после смерти распрямляется и ты дальше в рай улетаешь…

Или: чем больше страданий, тем больше закалки, тем больше зрелости и спелости – и вкуса. Умрешь недозрелым – и в загробной жизни это еще как скажется…

3 книга:
Общаясь, стараются не обидеть и не быть задетыми – вот и нет контакта. Из двух иллюзий – вражды и дружбы – выбирают, конечно, последнюю. Не лучше ли близко к драке и пьянке, красной роже подойти, но что-то выяснить…

Комм:
Не лучше ли близко к смерти подойти… (если уж нельзя быть от нее совсем далеко)

1 книга:
Снова читаю Онетти и уже почти нет впечатления. Наживается на смерти; пещерный, гнусавый пессимизм – каждая фраза пропитана этим – даже такая, как «иногда он замолкал и жевал колбасу и сыр». Всё равно в этом есть тенденциозность….

Комм:
К писателям баек нельзя относиться более серьезно, чем к бабкам на завалинке (Толстой подтвердит! Да и Достоевский – который из-за денег за месяц клепал свои «романы») Серьезен не сам писатель, а его блат!

Хотя и есть «бабки», которые мне весьма симпатичны – и я, так и быть, могу с ними пару дней «поболтать» (забесплатно, разумеется!)

Смерть  заведомо важнее любого писателя; а значит и собственная жизнь…(Наверное, и мне не удастся встать с ней вровень…)

ЦИТАТЫ, покойник Мамлеев:
…держался, чтоб кончить в тот момент,  когда  она умрет, на грань между смертью и жизнью.

Комм:
Мамлеев, как умиралось? С изысками?

Хотел, чтобы похоть убила смерть, а смерть убила похоть… Хотел смерть, похоть и все остальное сложить тесненько, стопочкой…

Инет:
Да, ты скоро умрешь, но зато, сколько ты сделаешь за это время! Скольких ты людей вспомнишь, кого ты обидел, кто тебя обидел. За каждого помолись. И человек с этой молитвой начинает забывать о своих физических страданиях.

Комм:
Человек с этими физическими болями начинает забывать о правильных молитвах, и ничтожными ему кажутся любые обиды; вообще, он начинает забывать обо всем, он глазами блуждает по белому потолку… (я бы старался беспрерывно разговаривать вслух; звук собственного голоса – лучшая музыка; собственные эмоции, остроумие, даже смех лучше всего уверят меня в моем бессмертии, в том, что я достоин лучшего и на том свете…)

3 книга:
…Во сне пытался объяснить, что кого-то я считаю банальным на 95%, а кого-то только на 85. «А вот ее всего на 65% …Да и сам я процентов на 40 такой же  пошляк». После продолжительной паузы девяностопятипроцентный ответил злобно: «пошел ты со своими утешениями знаешь куда?», восьмидесятипятипроцентный поддакнул, а шестидесятипятипроцентная отвернулась… (И я был очень пристыжен…)

Комм:
И смерть у всех прямо на лицах… У меня ее на лице с молодости процентов 75 – но как разгорячусь, так кровь смывает половину (а значит, я уже более жив, чем мертв…)

1 книга:
Итак, после долгого дня, похожего на нейтральную полосу и мертвую зону, остались: золото заходящего солнца и я, отсчитывающий последние минуты и настроенный не менее, чем космонавт на старте. Жар яростной атаки и странные творения ее пера! Встаешь и ходишь взад-вперед. Кругом разговор и тебе не избежать участия в нем. Тайно и незаметно стрелки приближаются к шести. Им неведомо, что сегодня, в отличие от предыдущих дней, я сойду с круга в заранее приготовленную комнату. Не знаете ни дня, ни часа. Как раз в эти последние дни я был разбит – то, что грех ведет к смерти, я ощущаю на себе буквально. Правда, я не могу сформулировать, что такое грех. Видимо, суть всякого греха в предательстве лучшего в себе. Но кто не грешит, тот, скорее всего, уже мертв и разрушен. Только для мерзавца не актуальны грехи. А многие желают только удовлетворять животные потребности и функционировать наподобие машины. Нет уж, лучше думать про грехи. Сам себя я обмануть не могу. Например, то, что я сбежал из армии, я не считаю малодушием; и то, что один раз меня заставили прочитать ругательства тоже могу довольно легко оправдать и простить себе – а вот иные включения телевизора и прочие многочисленные мелочи не имеют оправдания и потому разрушают меня…

Комм:
Еще чудес хотелось, еще в преображения верилось… В любом доме есть и твердые стены, и мягкая паутина – двухслойная смерть… Крупный кусок смерти может один раз в 5 лет ударить, а мелкой пылью полон каждый день… Причем, в ответ мы, разве что, на манер коровы, хвостом отгоняющей оводов, машем руками…

Зона моих грешков сузилась, но еще не пропала; причем, параллельно сужается и зона всех прочих эмоций (изначально мне их досталось слишком много для этого стылого края, заскорузлой, геометрической и механической жизни;  не случайно эти роботы еще не потеряли надежды и Марс своею «жизнью» осчастливить…)

ЦИТАТЫ, покойник Мамлеев:
"Ведь только что мне было совсем хорошо, я чудом выздоравливал", - застревал он на одной мысли. -  Наступает  пора  превращений,  -   злобно   произнесла   Анна   чьи-то предсмертные слова.

Комм:
Умирать неприятно – но, думаю,  большинству умирающих и жить тоже не очень-то весело. Иначе непорядок получается, преждевременная по причине вовсе не возраста, а жажды жизни смерть (сам я, повторяю, только о законченности своих дел буду беспокоиться)

Сам виноват, что не успел себя израсходовать, что не хотел себя загружать, что рай себе уже при жизни устраивал…

С другой стороны, к человеку с жаждой жизни болезни не пристают…

С третьей, трагическая смерть сильней влияет, действует как серьезное дело самим своим фактом…. (Я и сам готов в свою книгу брать все такие примеры …)

Инет:
Я когда хожу по больницам, всегда говорю: «Дорогие мои, не теряйте времени даром, вы здесь столько можете сделать!»
Вот мы реально, что мы можем в Москве? Мы бегаем туда-сюда, суетимся, а вы здесь целых 24 часа в сутки лежите. Я вам завидую. У меня нет такого времени, мне хоть бы час-другой выкроить, а вы здесь просто сидите.

Комм:
Там бегать по анализам приходится; и выпинывают оттуда достаточно быстро…

Представил миллионера, который на год в больницу попал и так проникся  страданиями, что всех там, насколько мог, осчастливил… (про такое даже фильмов не снято – родственников ведь нельзя огорчать; могут так огорчиться транжире, что перестанут ему помогать; или даже начнут отнимать и прятать миллионы…)

3 книга:
…И через 10 лет вдруг заподозрить, что кто-то лукавый тебя обманывает, заметить чью-то тень…

Комм:
Нас обманывают только потому, что мы сами обманываться рады. И мы умираем по этой же причине (если бы я по настоящему жизнью дорожил, разве бы не решился бы давно на настоящую чистку желудка голоданием?)

1 книга:
«Кто сохранит душу свою, тот потеряет ее» – в традиции. Исчезнет в мильоне. Как и смерть, людей это не пугает…

Комм:
Всякий, кто боится убить другого,  боится и сам умереть? «Знатный вышел из него сначала смельчак, а потом и убийца» (но палачом смельчаку не стать – ведь ему уже из себя романтику не вытравить; разве что, если бы можно было доказать  трусливость осужденных…)

ЦИТАТЫ, Мамлеев:
он хотел доказать в лице Анны  всем  этим  странным, взявшим на себя слишком многое, людям, что твердая вера в  Бога  по-прежнему является единственной крепостью человека посреди всего этого метафизического хаоса, среди этого листопада смертей, нелепых машин и выверченных мозгов.

Комм:
Твердая вера в Бога среди этих нелепых и выверченных религий,  листопада проповедей и чириканья художественной самодеятельности…

Листопад смертей превратил стройную метафизику в хаос, сделал нелепыми полезные машины, скособочил еще недавно исправные мозги…

Инет:
Скоро тоже хочу лечь в больницу и вот мечтаю, буду спокойно читать книги духовные и молиться.
Суета от человека забирает Божие, а болезнь дает Божие. Болезнь не приземляет, а к Богу приводит…

Комм:
Мечтает спокойно почитать книжки и выздороветь… Болезнь к более серьезным книгам приводит? Да нет, там тоже смотрят телевизор! Подыхать, но все-таки включать любимый сериал! «Чем кончится?» Или все так же включать «Уральские  пельмени», в поту вымученно улыбаться ебучим шуткам…

3 книга:
…Д. выживает в катакомбах, давно забыв, что такое яркий свет и яркий цвет. И не говорите больному про них, они его раздражают и утомляют. Веками и после нас будет только капать эта живая вода…

Комм:
Любой захиреет, чей дом как крепость. Чем лучше защищен от смерти, тем больше прячется жизнь – и ты превращаешься в призрака…

1 книга:
Полыхнул ветер огненный  подлинного неприятия своей писанины и не выдержало сотворенное, как дом, построенный на песке. Горят листы и сам спасаешься из пламени. Не любовь тебя ведет, а правильность – вспомни хотя бы все эти расчеты дней, недель, месяцев, времен года и годов! …Конечно, хочется влететь в летнюю радость, а не пребывать среди развалин своих еще горячих надежд, где приходится смотреть в их обезображенные смертью лица. Тело человека после смерти разлагается за 3 дня, а душа после смерти, думаю, мучится много-много больше…

Комм:
Душа, когда ты ей желаешь смерти, начинает послушно эту тему отрабатывать – но мучится-мучится, а умереть так и не может (это как с бессонницей! Бессонница у всех, кто свою душу убивает? Такому подумать надо, перемениться, а не спать…)

ЦИТАТЫ, Мамлеев (бредил при жизни, а перед смертью молчал?):
спасался от реального страха перед смертью или  неизвестным тем, что еще более разжигал этот  страх  в  себе,  разжигал  до  исполинских размеров, подтапливая его бредком.

Комм:
Если речь не об литературных, т.е. бумажных исполинах, то это верный путь к самоубийству и сумасшествию… (можно и всю округу спалить, превратиться в маньяка и в черта)

Вообще, можно даже каждое приготовление пищи «подтапливать бредком» размышлений о смерти всего живого (правда, можно закончить людоедством)

Инет:
Когда происходила агония у праведников, им легко удавалось уйти, они трепетали немножко и умирали как пташки, а у грешников агония — это вздохи, стоны, страшные видения, кошмары в последние дни, сутки перед смертью…

Комм:
Горе от ума – думаю, умным всегда тяжело умирать (и если имеешь тяжелый характер!) Кстати, смерть птиц часто тоже выглядит ужасно. И кошек (многие женщины живут как кошки). Даже щука тогда в раковине часами умирала…

И легкая смерть тоже может насторожить, ведь, допустим, и солома быстро сгорает…

«Я как айсберг, выведенный в жар болезни; большой айсберг и от меня еще долго будут отваливаться куски…»

«Когда я заболею, высадите меня на белоснежный айсберг с палаткой – лучше райского острова на этой туристической земле не найти; ни в каком другом месте от земного не смогу отрешиться»

3 книга:
Снились курочки, что облюбовали себе место под моим пальто;  дополнительно им укутывал, полы сверху запахивал. И вот выскакивала из этого куля сначала одна небольшая белая курочка и – шлеп яичко на пол, потом другая так же, третья… И я безумно  удивлялся, что яйца не разбиваются…

Комм:
Эх, сколько  и в жизни и в снах я всего разбивал; сколько было мучительных снов ночью, мучительных работ днем; настолько я делал что-то неправильно, что потом только диву давался… Явно смертный человек, гриппами за зиму болеющий в иной год по три раза (пишу эту книгу второй месяц - и уже заболел…)

1 книга:
А воспоминанья? – обнаружил, что не помню, что было на прошлой неделе, позавчера, сегодня утром. Вообще, прошлое всё время насмехается надо мной, унижает меня и уничтожает. Погрузившись в него, иногда с удивлением констатирую: «оказывается, я здесь, в этом времени!» Вот иду, шагаю куда-то, а потом вдруг обнаруживаю себя  в другом месте и шагающим в другом направлении – хотя тоже от себя. Обилие ошибок-уроков – с таким количеством мне просто не справиться. У нас много слов, но не в жизни, а около нее. Трудно передать, как всё осложнилось. В целом, тьма густеет и я на грани смерти. /Вспомнил, как из идеи самоубийства «пользу» извлекал./

Комм:
Трудно передать, насколько я тогда потерял веру в себя и стал жить вхолостую… Строительство и обустройство дачи – ныне заброшенной – мне тогда навязали в качестве «жизни»… (Но зато подружился с природой; открыл ее для себя  на порядок больше, чем раньше; она была таким контрастом с обычной тенью смертной городской жизни…)

ЦИТАТЫ, греховодник Мамлеев:
О  любви  она  впервые узнала - еще девочкой, в детстве - подсмотрев  соитие  умирающих,  затаенно, через окно низенького соседнего дома. Хозяин там был тяжело  болен,  недалек от смерти, но несмотря на это приводил к себе -  для  страстей  -  такую  же больную, обреченную, с которой познакомился в очереди у врача.

Комм:
Это очень по-русски – про других тяжелые гадости писать (говорить - тем более). Тут все потяжельше будет – но зато  не так жалко умирать. Сравни: человек живет в каком-нибудь Средиземноморском раю и, разумеется, из рая в рай переезжать ему нет никакого смысла. И необходимость смерти на пляже почти невозможно понять… Чревоугодничал? ****овал? И от этих невинных недостатков уже умирать?! (В общем, вся Россия злорадно смотрит на средиземноморских умирающих…)

Или там и смерть такая же легкая, как и их зима, но, будучи меньше нашего тренированы, они их воспринимают почти так же тяжело (было бы совсем  все тоже самое, но ведь знают про наш Север – и тоже злорадствуют и чужой болью утешаются…)

Инет:
Болезнь, страдания и скорбь очень важны для нас. Они — точка над «i», они венчают все, что мы в течение жизни собрали. Они помогают нам, наконец, объективно познать величину и губительность наших грехов и, вероятно, очиститься от части их. И, возможно, человек на каком-то уровне своего сознания успевает еще в этой жизни обрести категорическое неприятие греха, потому что он ведет к страданиям.

Комм:
Есть люди весьма упрямые – умирать будут, но привычкам своим не изменят. Таких очень много – и наш род, что по отцу, что по матери,  тоже такой. Это в генах и, значит, не грех? (Все привычки становятся «генами»? Или все «гены» оборачиваются привычками?…)

Упорным трудом убрал все камни с души  (априорно упорные)? Да, нынче душой почти не болею, но вокруг такие каменные громады настроены…; пока они лишь снаружи слегка холодят, но как бы опять что-то вовнутрь не засунули…

3 книга:
Еще снился двухэтажный деревянный дом с выбитыми окнами и выдранными внутренностями, перед которым рабочие вилами сено сметали в стога. Светило яркое закатное солнце и тихо было перед желто-коричневым домом. Каждая взлетевшая соломинка  звучала как музыка…

Комм:
В русской провинции у меня была бы одна жизнь, в столице - другая, заграницей – третья; так же мог бы успеть пожить ими всеми сразу… Однако, и в Казани я чем-то успел пожить, что-то хорошо рассмотрел на экранах, а что-то мне снилось…  - неохваченным вряд ли что-то осталось… Или же мимо всего проскользнул по причине рассеянности и ослабленной памяти?! Смертный вполне, проходящий по жизни не как хозяин – как странник… Листал без счета страницы и картинки на экранах – чем не странничество?... «Заведомо смертную пролистнул страницу». «Полна жизни страница, но закрыть ее все же пришлось»… Кинул ее в себя, как камешек в глубокий колодец. Что с нею там стало? Может быть, пропала она, утонула, умерла навсегда…

1 книга:
Для тела сначала жизнь, а потом смерть, а для духа сначала смерть, а потом жизнь и, значит, воссоединение тела и духа через смерть происходит – и ее надо перетерпеть, продержавшись всю ее ночь.

Комм:
«для духа сначала смерть» - школы и прочие отравы цивилизации. Из этого убийственного болота почти никому не удается выбраться; своими киселями, своей жижей все его только пополняют… «Просрался так, что образовалось болото. Высрал из себя столько, что сам стал маленький, как лягушка…»

ЦИТАТЫ, Мамлеев:
Ты знаешь, - прервав, начала Люда.  -  Одному  моему  приятелю  удалось съездить в Индию, и он встретил там Гуру. Учитель спросил его, что он больше всего боится в жизни. Мой приятель ответил, что смерти. В  ответ  индус  так захохотал, просто невероятно, он хохотал почти четверть часа, настолько  ему было дико, - что человек боится такой ерунды, такого простого перехода,  как смерть. «Лучше бы он хохотал не над смертью, а  над  жизнью»,  -  мрачно  ответил Леня.  «Да, непонятно еще над чем и почему этот индус смеялся» - заметила  Люда. Потому что другой индус, которого встретил там мой приятель, на  вопрос  о смерти только молчал, и серьезно так молчал, чтобы понятно было, что есть  в смерти какая-то «заковычка»...

Комм:
Давно замечал: у индусов явно головы на солнце перегретые. Опять же, и хохот по поводу смерти  в Индии мне очень понятен: тот край кишмя кишит и жизнью, и смертью… Да что там, и в России над таким вопросом вполне могут расхохотаться, как над надуманной заумью. Живи, пока живется, умирай, как придется! А «заковычки»? – так они, опять-таки, всюду! Не раздувай муху «заковычки» в слона философии и всемирной скорби! Крестьяне и убивают и умирают просто… (ИГИЛьские крестьяне даже бравируют этими своими умениями)

Инет:
Я видел человека, который умирал в тяжелейших страданиях от физических болей, но при этом с молитвой на устах, даже в бреду, в агонии, он кричал: «Господи, помоги, Господи укрепи! ». И видел другого, в такой же агонии, так там стоял трехэтажный мат, из этого человека летела скверна. У него волосы стояли дыбом, энергия смерти распространялась во все стороны.

Комм:
Бывают слишком схоластичны «праведники» и бывает сердитый, но не грязный мат… Лучше живенько ругаться, чем умирать в схоластике…; а, впрочем, это две стороны одной медали – и меня, как надоела схоластика, перебросило на другую сторону (стал так ругаться, словно не в келье, а в камере 10 лет просидел). Сейчас не горжусь ни тем, ни другим (но и других судить не спешу…)

3 книга:
Еще велосипедист ехал по бескрайнему полю и то я видел, что поле бескрайне, а его фигурка мала и ему никуда не доехать, а то, что поле бугристо и ему никуда не доехать, если даже ехать вдоль борозды – поэтому, я думаю, он просто летел…

Комм:
Все-таки  был молодой – как уж снам про жизнь не присниться… Велосипед мне много жизни добавил… Хотя нет чистой жизни здесь на земле без полета и плавания (да и те ведь всякий миг грозят обернуться падением…) Вдаль посмотришь – там опасная для существ ограниченных бескрайность, вблизь – ужасные бугры…

2 книга:
…Любезно скажут «подождите» или «пройдите» и ты не откажешься, и будешь умирать медленной крестовой смертью, войдя  и ожидая.

Комм:
В 20 веке так умирал тысячи раз, а в 21-м уже всего лишь десятки – и я, и страна сделали выводы… (И как я счастлив, что с «пробками» почти  не знаком!)

Смерть на кресте действительно ведь полна ожиданий… Во время ожидания меня всегда разрывало. Сотни раз хотелось бросить очередь! Тогда ведь не было ни музыки, ни дебатов в наушниках (я уж не говорю про целые фильмы прямо под носом…)

Сейчас жизнь у любого на раз, как сеанс в кино пролетает? Как футбольный матч, как концерт… - кому что нравится…; правда, и книг для запоя уже лет 200 хватает…: зато живут вдвое те, кому книг и прочего для приключений достаточно…; персонажам все риски…; а мы сами проснемся, разве что, если рядом западают бомбы маньяков, себя называющих «летчики»…

ЦИТАТЫ, Мамлеев:
Было такое впечатление, что весть о близкой смерти камнем  лежит  на  его сердце, но в то же время он как будто имеет еще какую-то заднюю  мысль,  или даже гипотезу, от которой только - осуществись она - сплошное веселие должно сотвориться на земле, если, впрочем, от нее  что-либо  останется... 

Комм:
Некоторые алкаши бомжеватые вспоминаются; есть ведь совсем мало изученные и мало понятные носители жизни и смерти…

Инет:
Один раз слышал, как просили помолчать, чтобы дать человеку спокойно умереть. И точно так, спокойно, все и случилось. Там в комнате было человек шесть, которые, услышав просьбу, немного отошли от постели умирающей, и она со словами «Господи, Господи» спокойно умерла в тишине.

Комм:
«Не зудите, дайте спокойно умереть» - сама сказала…

3 книга:
Парадокс – это поворот кругом. Поворачиваясь кругом в горизонтальной плоскости, я успевал убедиться в существовании мира, поворачиваясь кругом в вертикальной плоскости, я успевал убедиться в существовании Бога. Без парадокса – а значит, и столкновения – нам не достичь полноты, не высечь искру из кремня…

Комм:
Истинна лишь диалектическая, т.е. крестная философия. Крест смерти – это обязательная  распорка для колеса жизни!

2 книга:
Значимость высоты: листья-небожители первыми встречают солнце и последними с ним расстаются. Они почти не знакомы со смертным запахом земной сырости.

Комм:
Пахли бы покойнички хотя бы как прелая листва. А еще лучше – благоухали; все бы сразу поверили в рай…;  с ежедневным говном из жопы в него тоже трудно поверить…; мы не просто смертны, мы еще и воняем…; жопа как пророк, после каждого переедания нам ад обещающий…

ЦИТАТЫ, нетипичная Щербина:
Я пыталась задавать вопросы, волнуют ли их проблемы смерти, бессмертия, на меня  смотрели круглыми глазами. Это не волновало никого. Была непонятна сама  проблематика, будто это не то, что касается жизни любого, а какой-то специальный  философский вопрос. Есть некий порядок жизни: ты умираешь, жизнь продолжается в  детях, внуках, наследниках, это и есть бессмертие.

Инет:
Я слышал, как моя бабушка умирала от рака. Ей было тяжело, но она умерла в кругу родных и близких, и в самом конце она только встрепенулась и — все.

Комм:
«Во сне умерла» - может, всю ночь умирала, просто уже речь отнялась и не могла шевелиться… Чудовищным может быть такой ночной тет-а-тет…

Или: да, вокруг были родные, но такие далекие! Это насмешка…  «Может, мое умирание их приблизит ко мне?» «Не могут же они не выполнить мою последнюю волю?»
 
3 книга:
Всё, я отплываю. Оттолкнулся ногами от берега и вытянул тело. В теле блаженство. Берег, ты же больше досаждал мне, но теперь я тебя прощаю, будем считать, что это было недоразумение; пусть этой    ночью встретятся мои огоньки с твоими огоньками. Темно вокруг и тихо, но очень приятно и весело…

Комм:
Эта цивилизация вот-вот так опостылеет, что дачками и турпоездками уже не обойдешься – люди будут кардинальней отплывать…  Допустим, вместо самоубийства, будь у меня такие позывы, я бы лучше рискнул от цивилизации отвязаться побольше… (ад самоубийства выбирают выбравшие рабство, но потом и еще затюканные; двойная несправедливость как двойная ноша; это как если бы за твою работу тебя же еще и избили…; 95 процентов самоубийств, наверное, совершаются в состоянии аффекта…)

2 книга:
И ощущаешь: мы посланы в мир, как и Христос был послан. Крест, который Он нес, и мы несем – это крест жизни. Мир наш – есть точка превращения. Нам дано ровно столько жизни, сколько и смерти. Бог в небе и в нас. Тебя нет – ты точка борьбы Бога и дьявола, ты выбор. Выбери Бога и в твоей точке Он победит дьявола.

Комм:
Без смерти под ногами ты не сможешь оттолкнуться высоко…

Когда болею, я не противлюсь смерти, я ей покорен – но выбираю все равно жизнь. Я как безмозглая овца, когда болею…

Чем больше твой размах, тем сильней тебя, как колокол, слышно. И вот: раньше я оттягивал веревку колокола в сторону жизни, а теперь, видимо, буду оттягивать ее и в сторону смерти. У смерти больше силы теперь… (Хотя жизнь мне так мало дала, что у нее явно должок остался; раньше времени не стоит себя хоронить – многие старички и в 65 бодрее, чем я даже в 20 был!)

ЦИТАТЫ, Барин:
но в хрип гортанный скомкана пружина –
                в патронник вновь загонит смерть затвор,-
                не разбирающую - женщина, мужчина;               
                Осталось шевельнуть вихлястым, змейным
                крючком, что часто мокрый (пот простой)

Комм:
Автор - омерзительно вихлястый, потный, бесполый убийца? Похоже, у него оргазм, когда он с пистолетом… Змея подколодная…

Инет:
Эвтаназия совершенно не нужна. Она лишит человека  бесценного опыта своей смерти, не даст человеку перетерпеть страдания, чтобы смириться до конца.

Комм:
Но разве хотя бы женщины, хотя бы в прежние века не были смиренны?

«Смирись, сдуйся, а то в лодку Харона не полезешь…; а то в райские домики и автомобильчики не поместишься…»

Смирись, чтобы стать легким и обтекаемым – это нужно для полетов… «Гордыни выступы тяжелы как гири»…

Мой отец был бескрыл, но совсем не тяжел, а мать слишком гордо  бьет  куриными крылышками…

3 книга:
…Я уже должен плыть, но что-то не чувствую воду. Наверное, как всегда, погружаюсь, чтобы завтра проснуться на другом берегу,  и -  снова пересекай остров. Повернусь-ка я набок, раз так, хотя на боку  ничего не увидишь уже. Лягу на дне, среди коричневых. Законы физики: слишком трудно тонуть, лежа на спине...

Комм:
Ночью на боку уже ничего не подумаю, а днем после известных хлопот уже ничего не напишу…

Фашистская коричневая жизнь и смерть – не черная (демонически черный цвет дали полиции и охранникам, чтобы их хоть немного боялись?), но, конечно, и не белая с красным галстуком (ангельским облачением детишек обманывали, коммунизмом – взрослых…)

Большинство предпочитает коричневую фашистскую деловитость, но иные все-таки слишком романтичны и пафосны и ради красной жизни готовы пролить сколько-то красной крови… Это обычно молодежь…; но и каждая страна имеет свой период романтики (в Россию суровую она, конечно, пришла с опозданием)

2 книга:
Как гибнет подлесок. Взрослым становится лишь прошедшее отбор. Младенцы-ангелы –  их смерть для нас ужасна, но ангелам легче уходить из этого мира в тот, где они, быть может, и были и будут теми же ангелами.

Комм:
Как люди среди деревьев, Бог среди людей гуляет? В качестве столь же большого, но невидимого дерева… (и в Его мире мы все неподвижны)

ЦИТАТЫ, Тарасова:
Мне о жизни бы да о смерти...
И куда меня носят черти
На зелёных своих ногах?

Комм:
Да еще ведь достаточно интересных книг про жизнь и смерть не написано, вот людей и сносит с мысли…

Инет:
Представьте себе, что всю жизнь человек был грешником, и умер быстро и легко. Его не ждет ничего, кроме ада.

Комм:
Его не ждет ничего, кроме зависти одних и даже проклятий других?!

Вообще, грешником быть не страшно, страшно – преступником… (т.е. таким человеком, который делал зло большое – причем и другим, а не себе только) Я верю, что Бог грехи прощает – их даже Путин легко людям прощает! Это же лишь шероховатости! (Они, конечно, сильно тормозят,  много дымят, снижают КПД, обедняют, делают маленьким, мало полезным, сдутым шариком… - но ведь не более! Награды почти не получим, но и наказаны не будем – одни лишь сожаления совести…)

Думаю, богачи перед смертью  вовсю с наркотиками балуются, кайфуют… Да и не перед смертью – от кокаина, по-моему, раньше времени не умирают? …Кстати, Боливия с кокой должна быть жутко веселой, энергичной и умной страной?! Туда все должны эмигрировать с целью изучения местных традиций! По крайней мере, всем уставшим, выдохнувшимся людям надо ехать туда… Обычный туристический отпуск в какой-нибудь Турции мне бы  слабо помог… Разве продление жизни, повышение счастья, стахановский труд не оправдают мою «наркоманию»?

3 книга:
«Душа, я в тебе и ты во мне, душа; душа, давай поговорим; ведь все нас обижают, душа, только ночью и можно отдохнуть и даже легонько поплакать...»
Или: засыпая, лежал с напряженно-неподвижным лицом, смутно думал об отпорах, таил обиду, потом взрывался, например, так: «че?! че, ты сказал?!”
Или склонял разочарованно голову набок: «жизнь обещала - но что же я вижу? Я стоик на кресте;  себя жалею,  других жалею, но как печально, что все мы так жалки…»

Комм:
Обижен на смерть и вот уже слезы – вода из скалы…; достаточно усталости и вот уже слезы…; достаточно слез, и вот уже текстов цветы…

2 книга:
Смерть как взрыв, а внешне - хлопок; и: либо взлетает Светящийся ангел, либо, хлюпая, брызгая, опадает помойный осадок.

Комм:
Если облить помоями белого ангела, то он десять лет будет от них отмываться…; каждый пролет над помоями у него вызывает новый приступ болезни…;  также он может охрометь навсегда…; а смерть его действительно вспышка…

ЦИТАТЫ, Уэльбек из благоухающей Франции:
Я знаю одно: такие, как мы есть,    мы смердим, ибо насквозь пропитаны эгоизмом, мазохизмом и смертью.

Комм:
Чем лучше наши духи – и наша пресса -  тем больший смрад мы можем себе позволить, не нарушая приличий…

Инет:
Агония и болезнь при жизни, как наковальня, как жерло, могут помочь человеческой душе измениться при самом конце жизни так, как кузница меняет форму железа.

Комм:
Сильных, меняющих впечатлений при жизни не было, так, слава Богу, при смерти будут…

Смерть – это коэффициент, на который наша жизнь будет умножена…; думаю, больше единицы он не бывает…; речь идет лишь о том, как много мы потеряем из прожитой жизни… (но я ведь и так знаю, что в ней были сплошные потери и пустые места?)

3 книга:
Я мыл полы весь день - после работы  вымылся, выжался, вытерся насухо... - и теперь я вот эта половая тряпка. ...Это я засох; пересохло все, да еще и, конечно, с буграми, узлами; а тут порвано - был конфликт; а как по центру изношено, заметили? Мне теперь надо боком, надо ухитряться жить краями. Слушаешь разговорчивого собеседника, выражаешь заинтересованность, а сам незаметно край подставляешь. И льет его речь, как дождь ночной, стучит по жестяной трубе... Но как все же трудно жить с выжженным центром! Как трудно вставать утром! Расставляешь ноги пошире... Все делаешь осторожно и коряво, как несмазанная черепаха... Иногда махнешь рукой на все свои владения, притулишься где-нибудь в уголочке, бросив все остальные свои углы - ведь у меня и есть одни углы. ...Пытаешься задремать, расслабиться, но эти черные углы смотрят на тебя, пугают, дышат холодом... Иногда соберешься с духом и направишься туда, перебирая полуватными ногами и бодрясь деревянными руками - и, тем более, глиняным лбом -  войдешь, как ни в чем не бывало, включишь свет. Сразу закричит все здешнее запустение... Да и что делать? Красить стены, чтобы встречали меня все эти ядовитые радости, веселые как мухоморы. А сначала навести порядок... Зря пошел я в этот угол. Много ли человеку надо; мало ли что, что числятся за ним эти углы. Как теперь выселить всю эту обшарпанность? И каким яблоком  пустоту заесть? Свет-то  выключил и,  кстати, что-то дороги обратно не найду...

Комм:
Раньше даже углов боялся, а теперь и самой смерти - вроде не очень… И все выжженные места снова заросли, да еще и гуще прежнего (алкоголем ведь не выжигал молодые побеги…) И с запустением свыкся… (если оно вообще возможно в нашу информационную эру, да при путинском натиске…)

2 книга:
По сути, человек не воспринимает свое тело как таковое, а лишь как приложение к душе: причиняет оно боль душе или наслаждение. Живи, пока текут крови реки. Трудно видеть мертвое тело тому, кому трудно отделить душу от тела. Ты душевен, раз так боишься смерти.
Щупать свое тело как скатерть. Воспринимать тела других как страшные и прекрасные маски. Пришли в масках! Пришли в теле, как в водолазном костюме. Как марсиане.

Комм:
Низводить все: скатерть до одноразовой салфетки, тело до скатерти, дом до домушки. Огромное количество материи меня атакует, но мне нужны лишь сигарета и спичечный коробок…

Живи, пока ты нужен земному шару – сегодня здесь, завтра за тысячи километров -  или хотя бы экрану – тоже калейдоскоп… («Ветры сильней на планете задули – людей начинают сдувать» «В экранах калейдоскопы совсем сумасшедшие – лишь тренированные могут выдержать натиск»)

ЦИТАТЫ, разоблачительница Егорова:
После Андрюшиной смерти  Шура как-то сказал, что был его учителем - это же смешно, чему он мог его научить? Своему "таланту" плести закулисные интриги, охаживать глупых  женщин, эксплуатируя свое красивое лицо и использовать их в своих гнусных  целях. Как прозорлива и умна была Мария Владимировна, мама Андрея, называя Ширвиндта "железной маской",

Комм:
У всех евреев одни и те же смертоносные «таланты», инстинкты, манеры…

Инет:
В смертельной болезни ты начинаешь жить иначе: изменяется круг интересов, круг чтения, ты начинаешь другое смотреть, слушать, другое изучать. Изменяются и отношения с людьми, с близкими, с новыми знакомыми, с которыми сталкиваешься в жизни.

Комм:
Комики тоже умирают… И позитивисты…

3 книга:
Кто же это все городил, а потом забросил? Памятник он, что ли, себе ставил таким макаром? или тоже пытался что-то понять... Обнадежился излишне и отважился  строить. А потом сбежал; или сломило его; какая-нибудь балка упала, и хорошо, если не на голову. Он всю жизнь потом повторял: «хорошо,  не на голову!» - просто нарадоваться не мог. ...И не должен я ломать, ломать - не строить; да и куда мне, инвалиду, ломать; а тем более строить. «Согреть бы теплом все это, когда наступит лето...»

Комм:
Природа не провоцирует мысли о смерти – даже холод ее только бодрит, даже кора ее вызывает нежность. А вот дела вначале бодрят, а в конце часто ты не удовлетворен ими. «Суета сует» - знаменитая мысль, с которой уже помереть нетрудно…

2 книга:
«…А тот парень умирает. Рак. Он – слесарь и застудил, наверное, бок под автобусами. Мучается, не знает. 4 месяца высокая температура. Не проходит и всё, а болеть – пока ничего не болит. Слабость только, а был здоровенный. Исхудал. Стал раздражительный, не очень-то подойдешь. А что жена у него? – пустота. Скажет ей, ища утешения: «сядь рядом» – она сядет и сидит, молчит. «Что, нечего тебе сказать? Ну иди тогда» – уходит. …Я бы ему сказала, что есть грех, потому что есть сатана…» /«Какой грех! Разве об этом надо! Надо о том, что жизнь не кончается, что есть Бог!..»/
Предсмертье – это сильный шанс. Вот я понимаю, но суета жизни берет свое, а ему только скажи – и получится. Словно включили прожектор в ночи и высветили тебя, суетливо копошащегося.
…Но пойдет к нему не мой трепет, а мамино рвение, Бог грозный и сатанинские козни, и требование «смирись» /«смирис»/ - хватают тебя ухватистой крестьянской рукой за волосы и пригибают вниз.

Комм:
На лицо уже не помню… На нашей улице, наверное, уже все взрослое поколение из моего детства перемерло. Время – коварная вещь; терпеливая, с виду безмятежная, почти неподвижная; максимально незаметно подползает – как львица к антилопам…

Какое, все-таки, счастье, что Бог дал мне Дело! Неважно, что не помогают и не подхватывают – я-то знаю, что оно настоящее. А настоящее себе пробьет дорогу… - надо лишь посадку сделать.  Иначе перед смертью был бы жалок – в шлепанцах, в кроватке, в туалете на очке, с хныканьем и мелкими капризами…

ЦИТАТЫ, разоблачительница Егорова:
Голубкина на каждом углу кричит, что у Андрея было
      столько женщин, что одного их перечисления хватило бы на целую книгу. А
      как-то со сцены заявила: "Все знают, как он ко мне хорошо относился. 12-го
      числа в Риге я ему массаж делала, а 14-го он умер". Она же сама себя
      высекла, как унтер-офицерская вдова, он умер 16-го августа. Не помнить
      день смерти собственного мужа - грех. Ей просто на него наплевать. Плучек
      к своему юбилею приказал снять в фойе театра портреты Андрея Миронова и
      Анатолия Папанова. Был еще "друг дома" критик Поюровский. Мария
      Владимировна ему очень доверяла, при жизни назначила своим
      душеприказчиком, а после ее смерти он тут же переиздал книгу "Андрей
      Миронов глазами друзей", в которой совершенно необъяснимым образом вдруг
      появились статьи Голубкиной и Плучика. Я напомнила Поюровскому, что Мария
      Владимировна этих людей не терпела

Инет:
Когда человек болен, он перестает мыслить с позиции силы. Он ценит возможность хоть какой-то поступок совершить самому. Он лучше понимает, что состояние здоровья, которое мы считаем нормой, — это дар, это чудо.

Комм:
Ценит… - 3 дня? 2 недели? Научить душу страданиями так же трудно как высечь плеткой воду. Только почти беспрерывные, постоянно возобновляемые страдания в этом смысле могут помочь (причем, сильные – а то я про свой застарелый геморрой на недели забываю). Иначе бы и смерть была не нужна! Лишь в ее присутствии, на ее фоне человек жизнь ощущает как чудо…

3 книга:
«Ззадубел как подъемный кран. У нас, работяг, жизнь такая, что и после пол-литра не всякий раз отмякаешь…»

Комм:
Отмякать задубелому вредно – отмякают болячки и можно легко умереть. Легко жить либо в холодном (задубелом), либо в горячем состоянии – а тепленький должен прятаться в тепличках, постоянно следить за здоровьем, ходить по больничкам…

2 книга:
Возможно ли муравью  вместе со всеми не строить свой муравейник. Иду по улице,  как в затерянном пространстве /время уже затеряно/…
Позавчера читал про идеи /Эпштейн/ - и захватили идеи. Вчера узнал о смерти знакомого – и объяло её грозное дыхание, обновив мысль о жизни. Сегодня читаю историю – и растворился во времени. И всё до крайних степеней.
А ведь это и есть та профессорская модель жизни в убежище: вот мои книги и больше мне ничего не нужно. В нашу пост-эпоху это всё более и более соблазнительно. Может, всего-навсего, мешает твой жестковатый, негармоничный характер. Меня и в убежище постоянно корежит и заносит, достаточно какой-нибудь малости, вроде телевизора или газеты. Нет, важнее то, что у тебя не тихое убежище, а сумасшедший дом и просто нет средств, чтобы жить как хочешь.

Комм:
Сами смерти до поры до времени громыхали только в отдалении, но всей остальной бренности и болезненности жизни у меня и вокруг меня всегда было с избытком; и я даже думаю, что это норма, что сообщество каких-нибудь молодых лучезарных качков, «прожигателей жизни» - это нечто из сказок, реклам… Уж распри-то людишки обязательно устроят! Денежные проблемы у них обязательно будут! Как и похмелье или, допустим, растяжение мышц…

ЦИТАТЫ, разоблачительница Егорова:
Дети прочтут и проклянут эту  правду вместе с ее автором (Таней Егоровой), но у их родителей появится уникальная  возможность расплатиться с долгами при жизни, не таща с собой в небытие этот грязный скарб - грехов, предательств и вранья.
Таня Егорова такой же участник этого циничного   актерского карнавала, и в этой смертельной пляске она не жалеет себя и в  сотый раз повторяет - ах, если бы. . . если бы. . . если бы. . .

Комм:
Если ты точно будешь умирать, может, с тобой хотя бы кто-то из близких «расплатится», но если ты будешь только «сильно болеть» или тебя в реанимацию спрячут, то ты сгинешь на раз, два, три и даже не пикнешь… (тем более,  после инсульта или если альцгеймера схватишь…)

Инет:
если человек правильно судит о себе, то умирая, он начинает вспоминать, как он вел себя по отношению к другим людям. И понимает, что сейчас, вдруг, получает от многих людей, о которых он вообще забывал, тепло, поддержку, сострадание, помощь. Его это потрясает. У него появляется время проверить свою совесть. Его совесть говорит ему: «Ты ведь так не поступал, для этих людей ты не делал ничего. Они все это дарят тебе. Почему? Да просто потому, что они почему-то тебя любят, умеют тебе сострадать. А ты?» И ты, возвращаясь к себе, понимаешь свое недостоинство, и у тебя появляется благодарность не только к Богу, но и к людям, которые тратят на тебя время, пытаются тебе помочь. Это могут быть совсем незнакомые или те, о ком  ты даже забыл думать или сам с ними когда-то поступил плохо. И в этот момент такая  благодарность может избавить человека от всей гордости, от той позиции силы, которую он считал нормальной для себя, от невнимания к другому человеку. Чем более ты понимаешь, как ты можешь страдать, как ты не можешь владеть своим телом, тем больше ты к другому человеку исполняешься этими чувствами. Ты видишь помощь и поддержку со стороны других, причем среди них есть и те, кто болеют вместе с тобой и ещё хуже тебя болеют и страдают. Среди них есть мужественные добросердечные люди, которые вместо того, чтобы заниматься своими проблемами, здесь же, в палате, помогают тебе. Разве это может не изменить человека?

Комм:
Если я все сделать успею, клянусь, я буду умирать напевая и о избытка чувств всем больным вокруг примусь помогать…

А вообще, и болезней для подобного «воспитания» было бы достаточно – слабость, по крайней мере, точно смиряет, а боли поневоле делают мужественней…

3 книга:
Перед всяким мероприятием происходит собрание, где составляются и уточняются списки: «я в списке, товарищ, разрешите пройти» - «Пардон...»; «Вы в списке?» - «Должен быть, должен быть...»  - нервно потирая руками - «Щас проверим...»;  «Где списки? Постой, где списки, тут еще пять членов, куда они запропастились?» – «Я их видел у Марьи Иванны, но это было еще до последних согласований» - «Тьфу ты черт, обождите товарищи». «...Теперь только после обеда, возможно, даже не раньше пяти...» - «Как, ведь мы же в списке?» - «Тут все в списке, чего вы кричите, я-то при чем?!».

Комм:
И в больницах списки, и в морге… Как стать личностью, если ты еще не из всех списков выпал? Как стать волевым, если и живешь и умираешь за компанию… С виду покорно плыть в стае, но мудро усами шевелить… - я забыл, кто это был, но на меня с детства производили впечатление такие стариканы-мудрецы… К формальностям надо относиться прохладно-вежливо – так намного дольше проживешь… И  на приличия не стоит тратиться  - иногда ведь прямо рвешься, из сил выбиваешься, чтобы «соответствовать»! (или наоборот, чтобы через понты выделиться)

2 книга:
По соседству ломают старый двухэтажный бревенчатый дом. Оттуда доносится убийственный грохот и тревожные крики: «Назад! Назад!!» - «Держи!» Как будто близок смертельный несчастный случай.

Комм:
Ломать не строить - но и убиться легче…

ЦИТАТЫ, Мелихов:
Массовая культура — это дубина народной войны.  Там по-прежнему есть место подвигу, великой любви, побеждающей смерть,   великой ненависти, красоте... Все это очень примитивно, но это примитивные формы романтизма, вечного искусства, которое творит идеалы. И так их концентрирует, что они властвуют над умами дольше, чем любой реальный человек.

Комм:
В молодости великая любовь побеждает смерть, а в старости великая смерть побеждает любовь и ты с легкой усмешкой прощаешься со своей постаревшей подругой…

Инет:
Часто мы путаем тяжелые страдания, которые делают человека капризным вынужденно, и такой «каприз черствости», когда совесть в человеке почему-то не начала его будить. Я очень боюсь ошибиться между этими двумя вещами, потому что видел, как человек одновременно просит прощения и не может остановиться. Говорит: «Вы меня простите, что я такой». И тут же мгновенно начинает требовать, потому что ему очень плохо, страшно, тяжело, и он уже не знает, что делать с собой.

Комм:
Может, чьи-то жизни Богу настолько неинтересны, что он их, как книги, досрочно закрывает. «Книг слишком много – даже Богу  невозможно  их все целиком прочитать»… Чего обижаться? Разве мы так уж стараемся оказаться интересными Богу, чтобы Он нас, как ценную книгу, берег и защищал от несчастного случая?

3 книга:
…Потом это уже списки усопших, великих усопших, великих в той или иной области, в то или иное время, в той или иной степени. И усопших в том или ином кресле, в то или иное послеобеденное время... И в той или иной степени:  кто-то захрапел, а кто-то просто задремал прилично.... И всякий в списке знает, что между последним в списке и теми, кто вне его, дистанция огромного размера - это все равно, что расстояние между пассажирами и провожающими на вокзале, когда уже отходит поезд и самолет взлетает.... Но только провожают одни домашние, да и то многие из них в своих списках. А если и есть неудачники, так многие из них так прытки, что успевают вскочить в какой-нибудь совсем неизвестный, упущенный тобою список раньше, чем ты  отправишься на  этот самый заслуженный отдых... - в Ялту, на море. Так что пусто на вокзале, кажется, только один я никуда и не уехал. Ночь, запах мочи отъехавших; милиционер подходит, шутит: «бомжуем?»

Комм:
«Евроремонт и смерть» - великая была бы книга… Или: «Переезд после смерти в Европу». Посмертная реализация самых заветных желаний… Что бы я захотел?! Вечных купаний?! Возможности наконец-то пообщаться с умными людьми?!

2 книга:
Я  не хочу удаляться от людей /в некие «башни Духа»/, буквальное же общение в этом мире невозможно… Невозможно было и во времена Христа – и поэтому Он был обречен на страдания, непонимание и смерть.  К чему я, кстати, тоже не готов  - тогда как в духовном смысле готов и страдать, и терпеть, и умирать. Христос открыл человеку возможность стать богом для того, чтобы он  сумел сам справиться со своей душевностью.

Комм:
Просто духовные страдания мне более привычны – они же едва ли не ежедневны. А смерть духовная так же ужасна, как и физическая; меня именно как покойники ужасают духовно мертвые люди – и я явно лучше умру физически, чем стану таким же манекеном…

ЦИТАТЫ, злобноватый еврейский эмигрант Шленский:
Американцы не проливают над своими
замечательными благами вожделенные слюни и умилительные сопли, свойственные
нашей русско-еврейской эмиграции, не устающей рабски благодарить и славить
американское правительство за неслыханное колбасное изобилие. Посмотришь на
такую вот эпическую Сару Моисеевну, покупающую в “русском магазине” те самые
деликатесы её мечты, которыми коммунисты обещали потчевать её при коммунизме, и
становится тошно. А если подойдёшь поближе к этой выразительной очереди с
семитическими лицами и знакомым неповторимым акцентом, ощутишь желудочные
запахи, услышишь клокотание слюней, уловишь прерывающийся от гастрономических
восторгов тембр голоса, которым дожившая до коммунизма покупательница просит
отрезать кусочек того и шматочек этого, то непременно вспоминается Освенцим и
Бухенвальд. “Каждому своё”, как справедливо утверждает немецкая пословица.
Кого-то сожгли заживо, а у кого-то вся жизнь свелась к пусканию обильной слюны
на копчёности, солёности и прочие деликатесы. И то, и другое одинаково страшно и
противно, и непонятно даже, какая смерть страшнее для души - от адского огня
немецкого крематория или от запаха и вкуса американского колбасного рая. Разные
нации и государства истребляют евреев разными способами, кто как умеет.

Комм:
Навет на еврейские слюни… Они наоборот скажут: это вы, гои, к колбасе непривычны; клокочете завистью от того, что мы вволю покупаем лучшей колбаски… Но вообще это тема: как умирает «колбасный» еврей? Наверняка до последнего  рассуждает о возможности выздороветь – и запредельной науке (цена уже не имеет значения!) Звонит самым разным знакомым – и знакомым знакомых - врачам (и втрое глубже, чем я, роется в медицинском инете!) Принимает целые груды таблеток –  причем, о каждой прочтет целый том…Опять же, требует самой лучшей еды, любимой бранью и склоками себя отвлекает…

Инет:
Самая тяжелая навязчивая мысль — понимание того, что ты бесповоротно оторван от всех людей. Ты оказываешься в положении, когда происходит «поворот». Ты привык к тому, что вокруг тебя люди: любимые, хорошие. Они могут тебе помогать, поддерживать, утешать. Но если ты болен, и болен смертельно, — вот операционный стол, кто из этих людей сможет тебя избавить от него? Никто. Живём вместе, но умирает каждый сам за себя.
Вместе с тем, происходит не только разрыв прежних связей, но и образование новой связи — между тобой и Богом. В этот момент может произойти принятие Бога как отца, родителя, от которого в первую очередь зависит твоя жизнь, который тебя любит и все эти разорванные и потерянные связи рано или поздно восстановит и поможет тебе. Поэтому ты начинаешь молиться по-настоящему, когда никто не может тебе помочь, и чувствуешь — Бог всё ближе, ближе, ближе…

Комм:
Я и так от людей оторван, а с Богом связан… Мне даже кажется, что связь с людьми и оторванность от Бога – вещи  настолько иллюзорные, фиктивные, надуманные, внушенные! Просто об этом принято говорить, ведь внешне мы видим людей, а не Бога… Внутри мы видим только Его! (или дьявола) – а людишки там лишь как призраки и муравьи… Даже о тех, кто мне наиболее дорог, я не очень-то могу себя заставить думать в их отсутствие – и думать вообще… О себе-то не очень думаешь – только о своих делах, только в связи со своими делами и обстоятельствами…

3 книга:
…Сам-то Христос творил все эти чудеса без аллегорий, но с тех пор мир изменился, от грани мира физического подошел к грани мира духовного и теперь всё физическое есть аллегория духовного. …За этой гранью размножение христов, превращение их в целый народ  - «Я в вас»...

Комм:
В городском, с мертвой природой, материей мире, где люди уже почти перестанут рождаться физически, наверное, размножатся духовные сущности. Многие будут как я – жутко интеллектуальны и бездетны. Все как детей будут пестовать свои теории, фантазии, Миры – и те будут великолепны… (Или же примутся переселяться на землю – где сначала им придется воевать с комбайнами  не хуже, чем с танками… Война базаров против магазинов! Я точно буду за базары!)

2 книга:
Нужно знамя. Кстати, когда я читал про военные сражения мне всегда была немного странной значительная роль и даже само наличие этих детских игрушек. В драке они же немыслимы. Освященная знаменами драка, смерть как в детской игре, иступленная защита фикций, воодушевление фикциями, языческое божество, только и могущее, что заставить дуболомов  встать в шеренгу.

Комм:
Священная война, священная жизнь… смерти священной мешает стать боль, слабость, неприятные процедуры и запахи… И все же она святая, конечно, раз каждого делает  сначала отшельником, а потом и совсем не от мира…

ЦИТАТЫ, Богомяков:
Даже анархобиокосмисты Святогора, добивавшиеся права на индивидуальное бессмертие и бытие в космосе, предполагали, очевидно, какие-то комитеты, распределяющие очередность воскрешения из мертвых и отправки в космос без скафандра.

Комм:
Космос – это мертвые владения дьявола,  и Бог - это малыш, поднявший на нашей маленькой планетке бунт в этом мире безбрежной смерти… Если Космос Его задушит, то весь мир опять будет мертв абсолютно (Бог спрячется в какой-нибудь трещинке?! Как первобытный человек, будет собирать ягоды и жечь костры…)

Инет:
Это как те слова, что Христос сказал апостолу Петру незадолго до вознесения о его миссии: «сейчас ты идешь, куда хочешь, но будет время, придут другие люди, возьмут тебя за руки и поведут туда, куда не хочешь». Вот когда умирание происходит, то это такой же страх, как если тебя закрутили на каком-нибудь чертовом колесе, с которого ты просишь, чтобы тебя сняли, а тебя никто не слышит.

Комм:
Вынужденный поход на смертельно опасную операцию… Пока самая большая операция у меня – удаление аппендицита (кстати, было жутко – в операционной у предыдущего больного как-то неправильно текла кровь; и вообще там было как в морге; и мне стало дурно, когда во мне ковырялись… Я наверняка буду испытывать дурноту перед смертью…)

3 книга:
…«Нет никакого осуждения людям, живущим зимою духом, а летом телом»…

Комм:
Живя и телом, и духом две жизни проживешь и никогда  не устанешь - и не соскучишься даже в одиночестве, потому что будешь нов самому себе… (жены же – бремя; как и дети…)

Евреи и мусульмане делают своему члену обрезание – не пророчество ли это о том, что избранный народ будущего будет делать члену своему отрезание?! Евнухи наверняка не только прекрасно поют (тем более, если их не гнобить, а напротив, дать жить отдельно целым народом) А с другой стороны пусть будут многодетные семьи; только малодетные семьи – с абортами и сексом с презервативом – мерзость пред Господом…

2 книга:
Повторяю: я сам не стал лучше и спасаюсь только делом, трудом. Претерпеваю труд, как вериги «холодного» покаяния. Если бы было больше любви, то меньше было бы нужно труда. «И малейший в Царствии Небесном больше его», скрученного, уплощенного, мучительного. Если вы, делая, чувствуете радость и свободу, то вы не трудитесь, а творите. И, напротив, занимайтесь вы каким угодно «высоким искусством», но если это трудно, то это труд, а не творчество. Результаты труда всегда таковы же, как и он сам: столь же /много или мало/ скрючены, уплощенны и мучительны. Ещё привычка, штамп – это они дают «гладкие» вещи. Труд, если не стремится обрести легкость творчества, неизбежно приходит к легкости привычки, штампа, пустоты. Не может человек долго выносить трудность, просто нет у него на это сил. Терпеж, т.е. испытание на прочность - это потенциально смертельное испытание…

Комм:
Если справляешь с трудным – тешишь гордыню, если пробавляешься легким – имитируешь занятость. Т.е. так или иначе, но всего лишь растрачиваешь данный потенциал, молодые силы, атомную энергию своего внутреннего мира. Может ли бороться со своим затуханием пролетающая искра? Ей надо влетать во все более насыщенные кислородом миры… (Пока у меня именно так получается…)

ЦИТАТЫ, Малицкий:
Угадать со смертью как раз перед приездом племянника, чтобы не пухнуть тут месяц в пустой избе,

Комм:
В забытой деревне как на том свете… В одиночестве – после полувека общения – то же… Попытка общаться с другими людьми вроде эмиграции; учишь иностранный язык, ведешь себя смирно, как приезжий…

Инет:
А не возникает ли ощущение какого-то отдаления: семья останется, у них начнется своя жизнь, жена выйдет замуж за кого-то ещё, а я вот уплываю, — и некое охлаждение на этой почве?

Комм:
У них начнется своя жизнь - но ведь тоже скоро закончится… И о потере «жены относительной» невозможно сильно жалеть…

3 книга:
Религиозным надо говорить о культуре, а культурным о религии для того, чтобы они стали шире и потенциально сильнее, но это задача стратегическая, ведь можно нанести вред, расширяя человека – он еще и с этой-то широтой не справился…

Комм:
Смерть – это целое измерение человека; без знания тяжелых болезней и  смерти человек никогда не будет объемным. Поэтому если рядом с тобой никто не умирает, то надо про смерть хотя бы правильные книги  читать, слушать рассказы…

2 книга:
Вовка отрастил бороду и усы и как-то вдруг изменился на внешность. Стало меняться и его поведение… Такой красивый, печальный, впалый семинарист, гуманитарий с печатью нереализованности и, не дай Бог, ранней смерти. Но его большой любопытный нос и сластолюбивый рот противоречат трагедии.
Всё происходит как-то вдруг: вдруг уезжает кто-то и вдруг сходятся, вдруг умирают и вдруг сходят с ума - но и вдруг испытывают озарение или хотя бы подобие прилива сил. Ведь все заняты собой, свою судьбу бы разгадать, где уж чужую, которая есть загадка двойной сложности.

Комм:
Расспросить бы его, на какие периоды он делит свою жизнь (и как вообще ее осмысляет?! Неужели никак…; неужели не скажет ни одной небанальности… В духовном смысле все технари – гробы, евроремонтно окрашенные…)

ЦИТАТЫ, Буццати:
Солдат чувствует тяжесть мертвого тела, непомерную, свинцовую тяжесть.
  Голова, лишенная опоры, страшно откидывается назад. Рот, хоть на нем и лежит ледяная печать смерти, чуть приоткрывается.
      - Поддержите ему голову! - приказывает он с глухой яростью, словно покойник - он сам.

Комм:
Шинели военных как саваны…

Инет:
Пушкин заповедовал своей жене: держи по мне траур столько-то лет, а потом обязательно выходи замуж, надо поднимать детей.
Брак навсегда заключается. Он мог бы сказать: ни за кого не смей идти, неси свой крест, встретимся на небесах и так далее. А он ей сказал: «Если умру, подожди несколько лет, помолись, а потом выходи замуж обязательно».

Комм:
«Год обо мне подумай, еще год нового мужа поищи»? Но ведь это все от характера и обстоятельств зависит. Тем более, что Пушкин очень походил на обезьяну и брак с ним наверняка хотелось поскорей забыть, «заесть». (Стихами он ее заманивал?! И был ведь ебарь, будь здоров ей расчесал ****енку… Слабо верится, что со своим Ланским она уже до брака не встречалась; да и с императором…)