В плену лозунгов гл. 3 Гастроном

    Мама достала банку консервов «Килька в томате», что продавалась в любом продмаге без ограничений, и вскрыла перочинным ножом. Тем временем я разложила по тарелкам рассыпчатый круглый картофель. Разрезала на половинки, посыпала солью и полила постным маслом.   
    – Вкуснотища! – воскликнула сестрёнка, хватаясь за вилку.
    Не успели до конца насытиться едой, как заглянула соседка:
    – Надя, в «Гастроном» сгущёнку завезли, побегу очередь занимать!
    – Клава, и нам займи!
    – Ладно! – прозвучал ответ её уже за дверью.
    – Девочки, живо встаём! Аня, возьми зонт! За окном смотри, как поливает.
    – А его нет на вешалке.
    – Вот так всегда у нас! – всплеснула мама руками. – Как только мы собираемся куда-нибудь, так начинаются проблемы. Люба, где зонт? Ты же вчера им кота гоняла.
    – Не знаю, – улыбнулась маленькая озорница.
    Мама, ругаясь на вечный бардак, вытащила зонт из-под кровати и скомандовала:
    – Девочки, быстро за мной! 
    И запихнув «авоську» в оттянутый карман вязаной кофты, выскочила за дверь. Такую сетчатую сумку обычно каждый имел в кармане: «Авось куплю что-нибудь по дороге». Прижавшись друг к другу, мы бежали под красным зонтом, а ветер выворачивал его наизнанку и возвращал в прежнее положение. У входа в «Гастроном» мама попыталась сложить зонт. Как назло, тот не складывался:
    – Что же это такое? В самый неподходящий момент сломался.
    Пожилой мужчина, проходя мимо, выразил своё недовольство:
    – Гражданочка, неужели не видите, что людям мешаете пройти?
    Мы посторонились. Время шло, а зонт упорно не желал уменьшаться в размерах. Тогда мама подняла его над головой и смело шагнула в торговый зал. Беспорядочная толпа беспрерывно гудела вдоль стены, где висел плакат: «Ничто не даётся так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость».
    – Надя! Надя! Я здесь! – крикнула тётя Клава, приподнимаясь на цыпочки и махая нам рукой. – Люди, пропустите их, они здесь стояли!
    – Как это стояли? Я их не видела! – возмутилась розовощёкая тучная дама в беретке, преградив путь животом. – Женщина, куда вы прёте, да ещё с зонтом?
    – Извините, – растеряно пробормотала мама и остановилась.
    – Да простите же их! – крикнула ей тётя Клава. – Они занимали за мной! Вон тот мужчина в болоньевом плаще и кепке может подтвердить. Скажите, товарищ, ведь я говорила вам, что за мной заняла женщина в синей кофточке и убежала за детьми?
    – Да, говорила, – ответил он и продолжил читать книгу.
    Пришлось этой недовольной дамочке, похожей на бочку, пропустить нас. Мы еле-еле пропихнулись через сплочённую баррикаду. Очередь быстро пополнялась новыми лицами, приходилось всё время отступать назад и мучительно ждать начала продажи сгущёнки. Кто-то рядом обсуждал газетные новости, кто-то вспоминал общих знакомых, а кого-то возмущала людская давка и ссорился по поводу и без повода. Наша мама крутила зонт над головой, не оставляя попыток сложить его.
    – Уберите зонт! – послышался раздражённый голос всё той же дамы в берете. – Из-за вас невидно, что впереди происходит.
    – Рада бы, да не могу – ответила мама, поворачиваясь к ней лицом, и нечаянно задела берет.
    – Да что же это такое? Вы мне глаз выколите! Отнесите зонт на подоконник!
    – Ишь, чего выдумала! А если украдут?
    – Да кому он нужен, к тому же сломанный.
    – Как это кому? Зонт почти новый, надо лишь отремонтировать. 
    – Проще выкинуть, чем ремонтировать.
    – Вижу, у вас столько денег, что куры не клюют.
    – Сколько есть – все мои!
    Слушая их, я была готова сквозь землю провалиться, казалось, все смотрят только на нас и смеются. В этот момент продавщица громко объявила залу:
    – По две банки в «одни руки». Деньги готовим заранее!
    В «одни руки» – значит, каждому покупателю дадут только две банки сгущёнки. Зная эти негласные правила, люди приходили целыми семьями, даже с грудными детьми. Очередь шумно всколыхнулась, определяя, кто за кем стоит. Все начали доставать кошельки из глубоких карманов, подсчитывая рубли и мелочь. Тётя Клава, извлекая монеты из кошелёчка, пожаловалась на мужа:
    – Представляешь, Надя, позвала Василия за сгущёнкой, а он: «Ненавижу в очередях стоять», а я ему: «Как за водкой стоять, так первый бежишь».
    – Что делать, Клава, все они такие. Смотри, одни женщины да дети вокруг стоят, а мужчин, раз-два и обчёлся.
    Наша очередь двинулась, как единый слаженный организм мимо рыбного отдела, где шла торговля с тремя покупателями. От скуки я начала рассматривать на полках трёхлитровые банки с берёзовым соком и горы рыбных консервов: «Сардины в масле», «Килька в томате» да «Салака». На витрине лежал мороженный хек не первой свежести, а за прилавком виднелась большая бочка, от которой доносился солёный запах селёдки.
    Шаг за шагом миновали мясной отдел, где за стеклом витрины лежали заветренные говяжьи кости да куриные шейки с крылышками. На прилавке лежал длинный кусок сала, покрытый толстым слоем красного перца. Продавец острым ножом нарезал сверкающие белизной тонкие ломтики сала. Уложил их на толстый кусок бумаги и, кинув на весы, мгновенно подсчитал сумму за товар. В секунду завернул плотным свёртком и, получив деньги, отдал одинокому покупателю.
    Как только мы оказались напротив кондитерской секции, Люба выскочила из очереди и прильнула к витрине. В эмалированных лотках красовались: халва, овсяное печенье, ванильные пряники, шоколадные конфеты и карамель, густо обсыпанная сахаром. Нетерпеливо переступая с ноги на ногу от предвкушения сладкого, она крикнула, не выговаривая букву «р»:
    – Мама, купи «Класную Шапочку»!
    – Какая «Красная Шапочка»? Очередь подходит! Иди ко мне, я куплю тебе сгущёнку, она полезнее конфет.
    – А я «Класную Шапочку» хочу!
    – От конфет зубы болят, – сказала я, уводя её от ароматно отдела.
    Не получив желаемого, сластёна вернулась к молочному отделу, где стояли пирамиды из плавленых сырков «Волна» и «Дружба», кефир в бутылках, молоко в треугольных пакетах, сметана в стеклянных баночках и творог в пачках. С открытием, здесь можно купить молоко и сметану на разлив, а творог – на развес, что дешевле упакованной продукции. Но сейчас шла в ход сгущёнка, которая за пару часов исчезнет с прилавка. Тётя Клава взяла две банки, но не спешила расплачиваться, разглядывая вмятину на одной из них:
    – Пожалуйста, поменяйте банку.      
    – Менять не буду.
    – А может, всё-таки замените?
    – Она не протекает, берите и проходите! – отчеканила продавщица в ожидании денег. – Ну, что уставились на меня? Вы будете платить или нет?
    Видя замешательство у прилавка, дама в берете, выглянула из-за плеча мужчины с книгой и нервно крикнула:
    – Гражданочка, не задерживайте очередь!
    Тётя Клава не стала спорить и заплатила. Нам же досталось на троих шесть банок сгущёнки. Мы выскочили из душного магазина и, вступив на мокрый асфальт, вдохнули полной грудью вечернюю свежесть. Дождик закончился и теперь мама укрывалась зонтом не от дождя, а от косых лучей солнца. Я и Люба беззаботно перескакивали через лужи, радуясь теплу, а наша соседка всю дорогу жаловалась маме на своё невезение:
    – Надя, почему мне вечно не везёт, как будто проклятая? То нужного размера обуви нет или же с браком куплю, то одежда не того цвета достанется, а то вовсе товар перед самым носом закончится. И так всю жизнь. Поэтому я и работаю в ателье, чтобы самой шить одежду.
    – Клава, мне кажется, ты всё преувеличиваешь.
    – Тогда скажи, почему из тысячи банок только мне досталась с вмятиной?
    – Ну что? Нашла, чему горевать. Вот, когда детей кормить нечем и одежду не на что купить, тогда и надо расстраиваться.
    У тёти Клавы на глазах сразу появились слёзы – детей у неё никогда не было. Мама, спохватившись, что брякнуло не то, смущённо произнесла:
    – Прости меня дуру бестолковую. Хочешь, поменяю твои банки на свои?
    – А зачем? Легче мне от этого не будет.
    Не зная, чем успокоить близкую подругу, мама с раздражением дёрнула замок у проклятого зонта. Произошёл резкий щелчок и тот внезапно сложился.
    – Вот так и жизнь наша, то хочет складываться, то нет, – в отчаянье сказала мама.
    Тётя Клава обняла её, и они рассмеялись.