Бумеранг. Святочный рассказ

 
                Посвящается Володе Торговкину



                Как хрупко всё!
                Мгновение и вечность! ...
                Любовь Савельева.



      Начало этой истории было положено страхом, цельность событий, их течение, неподвластны человеческому разумению, как и то, что она могла ежемгновенно быть порушена, превращена в тлен, затеряться в череде будней унылых.
 
      Зная о моём пристрастии к поэзии, друг подарил сборничек стихов скульптора Вадима Сидура, мастер был тяжело болен, врачи запретили работать с глиной, тогда он стал делать свои проекты из пуха и писать стихи.  Впервые так явственно я почувствовал вселившийся в меня страх. Вопрос согбенный тяжёлыми веригами, чем стал бы заниматься, случись подобная аказия, не покидал меня. Желание писать спотыкалось о способности, много читая, понимал сколь они малы и всё же выбор сделал в пользу сочинительства. Так-как это «творчество» предназначалось исключительно для себя, к науке написания стихов отнёсся без нажима.

      Профессию гончар, в народе шутки ради, глинщиком обзывают, а по мне ласковей и слова не придумать. Всю жизнь состою на службе у глины, да исход явился, мало потребы в горшках. Многие собратья гончары игрушку перекинулись лепить, дабы сводить концы с концами, и я подался. Подфартило, лепные мои потехи стал приобретать человек, знающий толк в народном ремесле.

      Как- то, ожидая, пока я упакую отобранные игрушки, он углядел на столе тетрадь с моими стихотворными каракулями, попросил их почитать. Чего греха таить, боязнь потерять такого заказчика, пересилила стыд, отдал. Каково же было моё удивление, когда при следующий встрече, он предложил их напечатать:
     -Зачем глумитесь надо мной?
      Раздражённо проговорил я.
Помолчав, он стал излагать свой довод:
     - Талант, это дар. Не зависимо от его величины, человек не вправе уподобляться собаке на сене, а потому, если, благодаря даже крошечному таланту можно принести радость другому человеку, надо обязательно, обязательно это делать.
Стоять на своём мне не позволило данное ране согласие на проведение персональной выставки в рамках фестиваля гончаров. Времени оставалось в обрез, некоторые работы требовали повторного обжига, сложившиеся обстоятельства взяли верх, я согласился.

       К сроку успел. Погрузил работы, стал трогаться в путь, но дорогу преградил мой благодетель.  Улыбаясь, он достал из багажника небольшие бумажные саркофаги, в которых возлежали книги с напечатанными моими стихами. Возвращаться примета плохая, дары присовокупил к выставочному багажу. В суете совсем забыл о них, вспомнил, когда помогавший монтировать выставку, держа сборничек стихов растерянно спросил.
     - А это куда?
Так в моих руках впервые оказалась довольно красиво оформленная первая книга моих же стихов, на радостях, несколькими экземплярами одарил своих помощников.

     Наступил торжественный момент открытия выставки, звучат елейные слова, приготовленные к такому случаю. Зычный голос ведущей:
      -Слово предоставляется, действительному члену Российской академии художеств, народному художнику России, профессору МГХПА имени С.Г. Строгонова кафедра стекло и керамика, Любови Ивановне Савельевой.

      Стою, трясусь, как заячий хвост.
В наступившей тишине, раздаётся не громкий, ладно поставленный голос:
      -Здесь собрались мастера, поэтому говорить о выставке не буду, увидите и оцените сами. Мне, случайно попала книжечка стихов автора представленных здесь работ, я вышла сказать, перед вами поэт.

       После такого монументального выступления, мне захотелось сбежать, провалиться сквозь землю, закричать, что ещё я вышиваю крестиком, танцую цыганочку с выходом. Зло, кипевшее во мне, требовало выхода, я нашёл способ как избавиться, а вместе с ним, ставшими так ненавистными мне, ни в чём не повинными книгами.  Я, выложил их на столик возле смотрительницы, через час все разобрали, не осталось ни одной.
 
       Каждый поступок подобен бумерангу, неважно запущен забавы ради, либо в том был умысел, он вернётся, причинённая им боль заставит устыдиться за «фантазии, рождённые сном разума». Об этом, подумал просматривая подшивки старых журналов Декоративное Искусство, увидев на обложке работу автора тех самых «возвышенных похвал моего стихотворчества». Как и тогда, девять лет назад, чувства стыда и обиды будто потревоженный ил на дне пруда проступили через толщу лет. Не открывая, рука непроизвольно отложила журнал. В эти минуты я походил на человека пытающегося укрыться от дождя в воде. Не могу сказать сколько прибывал в этом состоянии, когда же, успокоившись открыл журнал, замер соляным столпом. Нет, не работы тому были причиной (они были прекрасны!), меня привели в восторг волшебные линии рисунков, которые сопровождала чарующая музыка слов. Если у Моди, линия в порыве страсти, раскинув руки бросается в объятия логоса русской поэтессы, то стихографика Любови Ивановны кровиночка того, что на русском севере именуют «обжа», это некое пространство художественного творчества, внутри которого сосредоточен космос народного искусства. Завершённость и замкнутость являет образ самодостаточной художественной системы, в которой неразлучны форма, ритм, логос, но и в этом, казалось бы, совершенстве душа в ожидании;
«… Всё жду- откроется та дверь
   заветная.
   А что за ней?
   Ну что за ней- за ветхою.
   Завешено
   Заглажено
   Завещано
   За рощею
   За ветками
   За вечностью …
                Л.И. Савельева

          Тихо, на цыпочках вхожу в мир, созданный удивительным поэтом -художником, очарован её умением «надышать на страницы чёрный причудливый иней букв, складывающийся в стихи, дорисовывающие рисунки, и умеющая создавать рисунки, дописывающие стихи» так писал Евгений Евтушенко о стихографике Любы Савельевой.

Я чувствую,
Я мыслю,
Я живу.
Я часть природы.
Часть её творений.
Она вошла в меня-
Я у неё в мозгу.
Весь мир - создание
И существо мгновений.
Огромный мир
Открыт как океан.
Он давит на меня,
Душой моей владеет…
Не мыслю вне его-
Пусть это всё- обман.
Как выразить?
Быть может просто-верить!
                Л.И. Савельева.

          Читаю, всматриваюсь не перестаю корить себя. Судьба одарила знакомством с таким удивительным поэтом, художником, я же вместо благодарности приютил в своём сердце обиду, пестовал да холил будто сУмму приятную для кармана. Захотелось попросить прощения, вместе с этим желанием ужалила мысль, а что, если произошло непоправимое, возраст, да такая болезнь прокатилась по всей земной коре. Звоню знакомому преподавателю в Строгановку.
       -Нет, слава Богу жива, а вот мужа похоронила. К сожалению, она больше не преподаёт.
Таков был ответ и обещание узнать номер телефона. Когда закончился запас веры, что его получу, пришла ожидаемая эсэмэска. Набираю номер, удача! Называю имя, фамилия, понимая, что они ей ни о чём не говорят, волнуясь зачем- то добавляю, автор сборничка стихов «Мои небесные врата». Чувствую, язык будто примёрз к нёбу, молчание кажется долгим, его прерывает приятный голос в трубке:
       -Простите, чем буду вам полезна?
Духу хватило лишь спросить, где, если это возможно, приобрести её книги стихов. Услышав:
       -Пожалуй, ни где.
С моих губ срывается:
       -Извините, до свидания.
       -Минуточку. Послушайте, завтра я буду в Питире на открытии выставки, если вы сможете подъехать, я вам привезу.

        О, Господи! Нет границ Твоей доброты ко мне. Удивительный музей стекла на Елагенском! Удивительная выставка! Среди этого великолепия стою с бесценным подарком, рядышком с удивительным художником-тружеником. Она наклоняется, виновато улыбаясь, почти шёпотом:
       -Что-то я от безделья подустала, пойду присяду.
 И это в тот момент, когда я приготовил ручку для автографа… Я ещё раз благодарю за подарок, так-как моя мастерская в деревне и нужно успеть на последний автобус, прощаюсь. По дороге домой многомерной силой гнетёт сомнение, вдруг, моё человеческое участие будет истолковано иначе. С такими не весёлыми мыслями открываю альбом, и вижу буковки, будто ласточки, усевшие на проводах, щебечут.

                Николаю Подрезову, от души.   
                Любовь Савельева.


 Графическая заставка из книги "Мои небесные врата"- работа автора.
 Моди - так звали друзья Модильяни.