Живи, страждущий. Повесть. 80-е годы. Глава 15

 

            (Реквием по умирающей стране. 1988 год)

    Дома его встретила дочь Аня.
    Стогов совсем забыл, что у неё каникулы. Хотя забыть было трудно.., лето. И попытался открыть своим ключом. Но дочь опередила, и только что из постели, тёплая, напуганная, широко раскрытыми глазами глядела на отца.
    - Что с тобой, пап? - Она чувствовала неладное, хотела помочь раздеться, но Стогов не дал. Он нежно отстранил её тёплые руки.
    - Не надо, Аннушка... Замараешься, видишь, грязи сколько.
Стараясь не топтать, не сорить, возле порога скинул с себя промокшие тряпки и сырыми ногами прошлепал в ванную, оставляя на линолиуме грязные следы.
    - Аня, приготовь что-нибудь, есть хочу, - прозвучал приглушенный дверью голос.
    Дочь засуетилась, загремела сковородой. Такое она видела впервые,и на неокрепшее сознание это действовало.
    Когда Стогов, раскрасневшийся, со слегка отекшим лицом вышел из ванной, не раздумывая и больше ничего не говоря, накинулся на еще парящую глазунью, забывая прожевывать горячие куски. Через пару минут голод притупился, и он стал есть спокойнее, разборчивей, щадя желудок.
    Наконец заговорил, и заговорил как прежде:
    - А мать где? - знал где, но все равно спросил.
    - На работе.., сегодня четверг, где ж ей быть. - Она встала, дорезала хлеба, подлила чаю и снова села возле отца. Подперев ладонями голову, украдкой рассматривала сильно загорелое лицо отца. Для начала лета, к тому же дождливого, это казалось неестественным.
    - Что случилось, пап? Ты так быстро вернулся из командировки... Что с тобой..?
Мама всю ночь не спала, таблетки не помогали, а утром пошла такая разбитая... А тут ты тоже... - Аня забросала отца вопросами и, не дождавшись ответа, вновь спросила:- А дипломат твой где, ты же с ним уезжал?
    Стогов вспомнил: "В самом деле я уезжал в командировку, вызывали в Москву по новым условиям хозяйствования," - он взглянул на часы, - "Сегодня только 14-ое... Так быстро я не мог вернуться." - и улыбнулся, как ловко оказывается все выходит. Но чуть погодя болезненно нахмурился:" А на работе что скажут, там же ждут..? "
    Но и это волновало не так. Куда сильнее тревожило другое:"А что скажут там, в Главке, ведь его сам зам лично вызывал на совещание, и явиться надлежало обязательно..Что теперь будет там, что светит ему, Сергею Дмитриевичу? "
    Он глубоко задумался, не замечая мешающих вопросов дочери.
    Но придумано было давно, и совсем не им, а тем юным водилой, подобравшим Стогова на трассе. Стогов только не решался, не хотел, больше того, боялся, да боялся опять врать. Он знал, если сейчас соврет, хоть в малом, хоть в крошечном, то внутри все разладится, заскребет как прежде, и вновь он потеряет себя, свою внутреннюю свободу, которую так долго искал.
    Он заговорил невнятно, тяжело, с трудом подбирая слова.
    - Знаешь.. , дочка.., - хотел открыть этой чистой девочке, своей родной дочери, все что с ним приключилось, чему и сам-то толком не верил, но после затянувшегося молчания принялся плести совсем другое.
    - Ограбили меня...Слышь,Аннушка...Сел в скорый, в купе, на "Сибиряк", и где-то через час, а может и больше... Ничего не помню... Помню, пил чай... А потом как отрубило...
    Он помолчал, изображая мучение воспоминаний.
    - Очнулся возле рельс, на откосе... Я сначала ничего не понял, попробовал встать и вместе с камнями скатился с насыпи, вон ободрался весь..
    Стогов сам не ожидал такого поворота. Вранье затягивало какой-то губящей силой. Оно уже давно нащупало потайные ходы в его организме и правило им. А Стогов не знал: каково оно, кто оно и где его искать, и поэтому не знал, как уничтожить.
    Он замолчал, напрягаясь внутри, гоня из себя непрошенную гостью, а точнее хозяйку, мысленно выругался на свое безволие и в который раз повторил про себя:
    "Наврал я все, Аня... Прости, дочка... Я расскажу, я сейчас все расскажу, все как было..," - но вслух промолвил.
    - Потом долго не мог встать, даже крикнуть не мог, хрипел только, да и сейчас. Сама слышишь... И никого.., целый день... Затем потерял сознание. Сколько пролежал, не знаю, а как очнулся, ночь была. Смог встать.
    Он опять замолчал. Но уже не терзался недосказанным. Отступать было некуда. Даже ненавидеть себя перестал. И спокойно закончил:
    - Вот так всю ночь и шагал, добрел до трассы. Еле добрел...
    Аня только успевала разевать рот, ничего кроме вздохов из него не выпуская.
    - Пап, да как же так... А в милицию, ты сообщил в милицию? Да за тебя, да знаешь, что за тебя с ними сделают..?
    Стогов невесело ухмыльнулся и помотал головой.
    - Пап, надо быстрее, их поймают, обязательно поймают. Ты позвони дяде Саше, нет, сиди, я сама. Он приедет, он им даст.
    Она разошлась не на шутку. Казалось странным: из такого хрупкого тела выливается столько неподдельной ярости.
    Отец встал и сильной рукой остановил ее.
    - Не надо, дочка. Не надо шума. Все нормально. Сейчас отлежусь, и все будет в порядке... Украли у меня мало, всего-то этот паршивый дипломат, ну и черт с ним... Надо подумать хорошенько, а там я разберусь.
    Стогов отпустил дочь, сам прошел в спальню и предупредил:
    - Я отдохну, ты не буди... Кто бы не звонил.
    Аня вновь засуетилась, это было совсем не похоже на нее. Но и отца не каждый ведь день  грабили. Она проворно расправила кровать, и, раздевшись, Стогов грузно сначала осел в нее, а затем, блаженно растянувшись, тут же заснул.