Прощание с двориком

В тихом безымянном дворике, сдувая дым с воздушных одуванчиков, привожу свою жизнь в порядок. Беспокойно-бессмысленно я разыскиваю прибежище совести, ведь когда ты в движении – искусы искусства продолжают тебя волновать. Я уже не рекомендую землякам приобретать улыбки, а витрины-дразнилки обхожу стороной. Недуги заслуг не омрачают мой сон, но беспросветным утром фантомы фактов тут как тут. Потомки мудрого Богдана продолжают кормить киевского спрута плотью собственных детей, и мне грустно, что я ничего не могу изменить. Грозы гремят над страной чередой, подтверждая прогноз неутешный пророка. Бесполезны библейские тезисы, ибо в умах землян всё больше заторов. Потянуться б израненной ранью, сосчитав звонкие позвонки, и наложить светлое вето на козлиные козни техасского интеллектуала касательно иракской нефти. Ещё заманчивей – ведь логики я давно бегу – ладонью прикоснуться к своей неокрепшей плеши и, обгоняя облака, перенестись в сельскую глушь. Деревенский живительный воздух старательно переработает миазмы разума в долгие выдохи медленной меди. Гуд настырных насекомых перемешается с многоголосием пернатых, оперение которых напомнит мне цвет твоего платья. Ты надела его на свиданье с трубадуром трущоб, и семейство камелий я бесстрашно тебе подарил. Видение предельно молодеет, устремляясь в нарастающее завтра. Бесчисленные оттенки зелёного сплетают наивный венок, и стандартные мурашки радостно проносятся по клавишам тела. Заветные приветы близят срок взаимного интима. Сиреневое марево находит ищущие губы, и аллилуйя поцелуев творит ноктюрн любви нескладный. Погружаясь в набухшую влажность, забываю о собственной глупости, ибо имя её несказанно. Завихрения нежности откровенно-беспечны, и лёгкий ветерок нашёптывает рассветную сказку детства. Мгновение медлит, как Гамлет, и неясно к чему мы придём в настоящем. Нагое благо выскальзывает из объятий, и образные галлюцинации неспешно гаснут. О наслаждение пробуждения! О промелькнувшие изгибы дорог! О робкие пробелы пространства! Я снова в келейном плену дворика, где соседский мальчишка, узнав о подписании Киотского протокола, рисовал в альбоме солнце. Глубины глухи, ведь никто не обеспокоился моим отсутствием. Пытаясь вычислить координаты счастья, я самозабвенно удалялся в запредельные сферы и его подлинные очертания оставил на бумаге. Пусть не всегда рука была тверда, как гегелевские триады, но священный ритуал ритмики не отдан на откуп восторгам торгаша. Давку у книжных прилавков из-за моих творений окрысившиеся выси, конечно, не допустят. На чистоты частотах, о хлебе позабыв насущном и бред презрев литпремий, я с двориком отроческим прощаюсь и – пребывая в ней – я к Ней стремлюсь в безмерье. Туда – где зной выпивает фонтаны, а глаза зажигают радугу для любимой. Туда – где будущее безымунно, а вежды надежды подымаются на Восток. Туда – где наследник котомки постигает ход вселенских крыльев, а ресницы светила вдохновляют первопроходца. В скопленье разноверящих племён дышу на ощупь, во времени дрейфую ирреальном и ереси несрочные рождаю...