Шестой

Хочу летать! До коликов! Но как тут? -
когда на сердце гнёт - печалей булдыган.
Ещё хочу… - как зуд! - послать… в нокаут
кремлёвских клоунов за русский балаган.

Хоть разорвись: душа вспорхнуть готова,
а тело гнёт своё - сжимается в кулак.
Бог морщит нос: а ну-ка кыш, оторва! -
Куда податься? разве что… в кабак.

Там всё путём - пускают даже в робе,
 и в маскхалате с грозной буквой Z,
а водку наливают - по породе:
с суконной мордой… Наши ведь везде?

«Чего изволите?» - в глаза спросили.
«Всего достаточно. Хватило за глаза».
Какого мне ещё рожна… в России? -
«Покоя! чтобы душу зализать».

«Где мой шесток? Где столик для бескрылых?»
«По чёрной лестнице ступайте на чердак» -
сказали так, как будто правду скрыли...
И в самом деле… знать мне на черта?

Хотелось сверху посмотреть… как в детстве,
разок-другой полюбоваться… есть на что,
как говорят в России, - наглядеться…
а после ткнуться в нашу грязь ничком.

Я не брезглив - душа у русских в ботах -
под ноги не смотрю, ступаю, нос задрав.
Не привыкать! по гатям на болотах.
Ничё! Ничё! - уже принюхалась ноздря.

Я здесь завис, как часовая гиря, -
у старых ходиков кончается завод.
Кукушка свой занудный панегирик
откуковала… Гирю пыльный пол зовёт.

Но что-то всё мешает… гонит с пылью.
Завеяться ещё? ещё один разок!
Хочу летать… Одно крыло пропил я,
другое сломано, растоптано кирзой,

«чтоб неповадно…» - в стае для бескрылых
брезгливо указали пальцем на шесток.
Сижу-курю… с печально-гордым рылом
Который год пошёл уже? Кажись, шестой -

с тех пор, как ты оставила все дрязги,
на нашей кухоньке посуду не домыв,
и выплеснула скучный мир из таза,
с тех самых пор, как ты, цигаркой подымив

на древнем колченогом табурете,
вдруг подхватилась, и завеялась… в зенит,
раскинув… крылья, в стоптанных баретках…

Твой голос в левом ухе всё ещё звенит.